«- Любишь Шагала?

- Люблю. Такой и должна быть любовь — плывущей по тёмному синему небу.

- С козой, играющей на скрипке.

-  Ну да...  без козы-скрипачки и счастья не бывает...»

(К/ф «Notting hill»)

Я сидел в саду под яблоней и правил текст, когда что-то замелькало передо мной, и  на руку села бабочка-шоколадница. Красавица  сначала расправила крылышки, потом, как книжицу,  сложила, пошевелила длинным хоботком и замерла. Я аккуратно, чтобы не повредить, взял её  двумя пальцами за крылья и подбросил в воздух.

- Лети, нечего тебе тут делать, - сказал я и хотел возвратиться к работе, но бабочка, описав круг, опять села на руку и проделала ту же процедуру, что в первый раз: расправила крылья, сложила, так же пошевелила хоботком и  замерла.

- Это что ещё за фокусы? - удивился я. - То же мне — нашла взлётно-посадочную полосу.

Я опять подбросил бабочку, но она снова, полетав немного, пристроилась на руке.

- Тебе чего, больше сесть некуда? -  я собрался в очередной раз  подбросить  гостью, как вдруг услышал:

- А мне у тебя нравится.

- Что? - я завертел головой в поисках источника голоса, но когда повторилось: « А мне у тебя нравится, и не верти головой. Это — я говорю», понял, что тонкий, почти детский голос и даже  не голос, а голосок, исходил именно от бабочки.

- Это - ты? - спросил я, обращаясь к существу, сидящему на  руке, тут же сообразив, что такого не может быть.

- Ну да, а чего ты удивляешься?

- Но ведь бабочки не...

- Не говорят?  Говорят, ещё как. Просто вы, люди, не хотите нас слышать. Во всяком случае — большинство из вас.

- А есть кто-то, кто слышит?

- Конечно! Ты же, вот, слышишь, -  длинные усики активно заходили из стороны в сторону, а потом по коже руки прошёлся хоботок, словно ощупывая и проверяя  надёжность площадки,  на которой бабочка устроилась.

- Кажется, слышу, - сказал я неуверенно. - И как тебя зовут? - пролепетал я, тут же поняв нелепость вопроса.

- Светка, - в голосе бабочки послышались кокетливые нотки. - А что?

- Да ничего... просто сказал первое, что пришло в голову.

- Жалко, я думала, познакомиться хочешь... приударить...

- Приударить? За тобой?

- А я что, не достойна? - гостья минуту помолчала и продолжила, - т. е. разумеется, я — не человек, но я же — какая-никакая, но — барышня. А мне говорили, что люди именно так знакомятся... Спрашивают сначала, как зовут, то да сё, слово за слово, ну и...

- Что — ну и?

- Ну и — всё такое. Чего спрашиваешь? Маленький что ли? Сам не знаешь?

- Знать-то знаю... но с бабочками?

- А что — с бабочками? Разве нельзя в бабочку влюбиться? И разве я — не хороша? - Светка расправила крылышки и медленно повела ими. - Смотри, какая красота. Вам, людям, такое и не снилось.

Крылья бабочки, и впрямь, были необыкновенны. Великий художник сотворил их, приложив все свои умения, старание, вдохновение и вкус — всё, возможно, лучшее, на что был способен. На рыжих,  совершенно симметричных, переходящих от ярко-оражевого к бледно-жёлтому крыльях, выделялись  чёрно-коричневые пятна-завлекалочки, которые окаймлялись такой же чёрной полосой. Тельце красотки было покрыто нежнейшим светло-шоколадным пушком. И всё это хрупкое и изящное создание покоилось на длинных, стройных ножках.

- Ну и как я тебе — рассмотрел? - казалось, что бабочка прочла мои мысли.

- Красавица, ничего не скажешь.

- А характер... Ты ещё моего характера не знаешь. Умница. Красавица, умница... и хозяйственная...

Я смотрел на Светку и слушал, раскрыв рот, что она несла. Её хоботок ласково снова прошёлся по коже руки.

- Приятно?  Я ещё не так могу...

Прикосновение Светкиного хоботка было почти не ощутимым, словно руки  коснулась тоненькая нить. Но мне, честное слово, показалось, будто меня погладили. И так ласково, бережно...

- Ну и чем ты тут занимаешься? - спросила Светка, подняв одну из лапок и почесав своё элегантное бархатное брюшко.

- Да вот... пишу...

- Это я и сама вижу. А  что пишешь?

- Роман.

- Роман? - Светка сменила лапки и почесалась уже с другой стороны брюшка.

- И о чём же, если не секрет, твой роман?

- Ну как тебе сказать? - я задумался. Рассказывать бабочке содержание  романа мне казалось совершенно нелепым, и потому я коротко ответил, - о любви.

- О любви? - кажется мой ответ озадачил Светку. - О любви... - Светка хмыкнула, - что ты можешь знать о любви?

- Как это что? Да ты сама знаешь, что такое любовь?

- Я-то? - Светка хмыкнула ещё раз. - Да кому же и не знать, как мне... ты, писателишка задрипанный...

Светкина наглость повергла меня в недоумение.

- Ну конечно, - я старался быть спокойным, - художника обидеть каждый может. Даже такая козявка паршивая, как ты.

Кажется, мои слова задели Светку, потому что она ничего не ответила, а как-то задумчиво повела хоботком и, медленно перебирая ножками, развернулась от меня.

- Обиделась? - спросил я. Мне стало жалко бабочку. - Не сердись... Ты — не козявка. Вон какая красавица...

- Обижаться? Вот ещё... - фыркнула Светка. -  На всех обижаться, пыльцы не хватит... Ну ты  тоже... не сердись. Ладно? Это я — так.  По глупости. Просто ты заговорил о любви, а мне досадно стало. Что вы, люди, о любви знаете-то? Ползаете по земле, словно муравьишки, суетитесь, как зовут — спрашиваете, ну и прочее... А любовь-то она вон где, - и Светка подняла хоботок и сама чуть привстала на передних лапках, - на небе. Только там. Ты посмотри какой простор, какая чистота, синева какая... Душа так и поёт, так и рвётся... Вот где любовь... И солнце... Ах какое солнце... Ласковое, доброе, лучистое... Как пригреет, так сразу я на свет появляюсь. Вот — любовь... А у вас?...  Суета одна...

Я поднял голову и посмотрел в небесную синеву, которая висела словно необъятное покрывало над садом, над полем, раскинувшимся за изгородью; над рекой, протекающей за полем; над другими полями — там, на противоположном берегу реки, уходящими к горизонту, где фиолетовой кромкой темнела полоса  леса. По небу скользили  облака, между которыми носились непоседливые ласточки, и кувыркались жаворонки, разливающие по округе свои нескончаемые трели... И всё это небесное благолепие, всю эту благодать Божию согревали лучи ещё не жаркого июньского солнца...

- Да... ты права. Там хорошо. И, конечно, настоящая любовь —  только там. Где же ей ещё быть?... А помнишь? - я хотел спросить у Светки про Шагала, про его летящих по небу влюблённых, про козу, тоже парящую в небесах и играющую на скрипке, но осёкся, понимая, что, если спрошу, то это будет выглядеть полным бредом...

-  Ты хотел спросить про Шагала? - снова, как будто прочитав мои мысли,  произнесла Светка. - И, наверное, про летающих влюблённых и  козу, играющую на скрипке...

Я был ошарашен.

- А как же? - продолжила бабочка. - Только так. Только когда любишь, тогда и летаешь. Тогда... - Светка мечтательно повела усиками, - тогда и счастье... А без козы-скрипачки и счастья не бывает...

Ответ Светки меня  потряс. Я смотрел на чудо, сидящее у меня на руке, переводил взгляд с неё на небо и думал, что никогда уже не попаду туда — в эту бездонную синеву. Никогда не буду летать над крышами домов, над лесом, над полем, над рекой... И никогда не услышу пение и одновременно плач скрипки в исполнении скрипачки-козы... От этих мыслей подступила тоска, и какой-то ком поднялся и встал в горле, сдавливая его и напоминая о том, чего не будет уже никогда...

- А хочешь, я научу тебя летать? - голос гостьи вернул меня  к прерванной беседе.

- Меня? Как? У меня же нет таких замечательных крыльев как у птиц и даже как у тебя. Я не могу летать и никогда не полечу.

- Неправда, - голос Светки стал звонким и сильным, - просто ты не хочешь.

- Как это — не хочу? Хочу.

- Ну, значит, не сильно хочешь. Если чего-то очень сильно захочешь, обязательно сбывается. Ты же читал в книге: «И воздастся вам по вере вашей...» Вот... хотеть надо очень сильно и верить...

- Да я очень, очень, очень-очень сильно хочу... Но как?

- Это так просто. Вставай, - Светка слетела с  руки и запорхала вокруг меня. - Теперь положи свой ящик.

- Это — не ящик. Это — компьютер. Там мой роман.

- Какая разница... Он-то летать не сможет. Уж это — точно.

Я выключил компьютер, положил на кресло, в котором сидел, и встал.

- И что? Теперь руками махать?

- Я же сказала — писателишка задрипанный... Ну ладно, ладно... только не обижайся. Будь взрослым, но не забывай при этом, что когда-то ты и ребёнком был...

- Хорошо, не буду обижаться, - сказал я, почти готовый обидеться. - Что делать?

- Да ничего особенного. Просто раскинь руки, посмотри в небо и, ни о чём не думая, следуй за мной. Всё получится само собой.

Светка поднялась над яблоней и оттуда звонко крикнула:

- Ну что же ты, давай. Не бойся. Взлетай.

Я раскинул руки, как сказала бабочка, поднял голову к небу, которое словно магнит стало манить и тянуть к себе, и вдруг почувствовал, как земля уходит из-под ног и остаётся где-то там, внизу. Я не верил своим глазам, но сознавал, что лечу.

- Вот видишь, - рядом со мной оказались крылья шоколадницы, - ты смог, смог. Я же говорила, говорила. Главное очень захотеть, и всё получится.

Я опустил голову и увидел удаляющееся кресло, яблоню под которой кресло стояло, оставшийся лежать на сидении компьютер с неоконченным романом о любви... У меня закружилась голова, и я потерял на мгновение равновесие.

- Ой, падаю...

- Что ты...- я услышал Светкин тонкий голосок, - это тебе показалось. Ты летишь, летишь. И не бойся ничего. Я ведь — рядом, я — с  тобой. И если что, всегда помогу... Я — с тобой.

Я посмотрел на летящую рядом кроху, и снова ком встал в горле.

- Милая, - подумал я, - ну чем ты можешь мне помочь? Чтобы любовь вернулась? Так она никуда и не уходила. Просто спряталась, притаилась и чего-то ждёт... А, может быть, тебя она и ждала. Такую  маленькую, лёгкую, почти невесомую, но заставившую меня полететь...

Мы летели со Светкой над полем, пересекли реку, под нами снова оказалось поле... А потом пошли крыши деревенских домиков, над одним из которых вдруг поднялась молодая пара —  держащиеся за руки юноша и девушка. Они помахали нам  и полетели в сторону видневшегося вдали леса, где высоко в небе возникла чуть заметная точка. По мере приближения эта точка всё увеличивалась и увеличивалась в размерах, пока не превратилась в зелёную козу, играющую на скрипе. Скрипка пела, перекликаясь с пением жаворонков, и ей  подпевали держащиеся за руки юноша с девушкой, откуда-то взявшиеся другие пары, ласточки, стрекозы, бабочки...  Запели и мы со Светкой...

Мы пели о чистом небе, о солнце, о воле, о радости, о счастье... Мы пели о любви — той самой любви, когда летаешь. О любви, которая, конечно же, не бывает без козы-срипачки, и которую повстречать можно только здесь — в этой нескончаемой бездонной синеве...

25 июня 2012. Озерицы.

***

        Прошёл год после моего странного знакомства с бабочкой по имени Светка и нашего с ней совместного удивительного полёта. Сколько всего случилось за это время. Были и печали, были и радости.  Длинная и дождливая осень сменилась переменчивой и капризной зимой.  За зимой долгожданно, как ни банально,  вступила весна, которая по началу одаривала солнечными тёплыми денёчками, затем откатилась обратно в зиму, а потом ухнула со всего размаха и уже не останавливалась, пока не пришло лето, отодвинувшее повседневные городские дела до осени. Я упаковал для работы  компьютер, собрал рыболовные принадлежности и уехал в деревенский дом.

     Несколько дней  потребовалось на приведение хозяйства в порядок, после чего  наладил старый дорожный велосипед и отправился проведывать окрестности.

     Всё было, в общем, как всегда. Те же поля с уходящими к горизонту лесозащитными полосами, та же меандрирующая широкая река с осыпающимися и, пусть на чуть-чуть, но отступающими каждый год берегами, то же высокое небо с  пролетающими неспешно цаплями, тревожно-кричащими чайками, озорными ласточками и парящими  в поисках добычи ястребами. Всё обычно. Это радовало и давало ощущение незыблемости и разумности устройства  окружающего мира да и целесообразности себя в этом мире.

     Я съездил к железнодорожной станции и убедился, что магазины, расположенные на площади около неё, тоже на месте; проведал местный рынок с поднявшимися до почти столичного уровня ценами; заехал в раскинувшийся недалеко от железнодорожного полотна лесок, где уже поспевала малина, а на опушке  краснели ягодки землянички; повернул обратно и направился через посёлок к высокому холму, с которого открывался вид  на поля,  на  лес вдали и на реку, петлями уходящую в ту сторону горизонта,  откуда по утрам показывался пунцовый диск солнца.

    Постояв некоторое время на вершине холма, я спустился к проходящей недалеко асфальтовой дороге и по ней покатил  в сторону плотины, где обычно рыбачил. Слева и справа от дороги тянулись распаханные луга, с одной стороны упирающиеся в реку, а с другой в озеро. Вокруг озера куполами возвышались старые вётлы, и я, заглядевшись на них, не сразу сообразил, что рядом со мной что-то происходит. Я повернул голову и обомлел. Параллельным курсом в нескольких метрах от меня летело...  даже не знаю, как сказать. Облако? Туча? Стая?  Летели бабочки. Сколько их было? Сотни, тысячи? И все, как одна, - шоколадницы. В местных краях я уже сталкивался с подобными явлениями — некими экологическими взрывами. Но те встречались, как правило, в лесу, в местах, отдалённых от населённых пунктов. А здесь - прямо около трассы. И что уж совсем удивительно, они летели с той же скоростью, что ехал я и совсем близко. Создавалось ощущение, что это скопище шоколадниц меня сопровождает. На какое-то мгновение от удивления я даже перестал крутить педали, но тут от стаи отделилась одна из бабочек, подлетела ко мне и села на руль.

     - Ну, чего задумался? - прозвенел тоненький и показавшийся мне знакомым голосок.

     - Светка? Ты ли это?

     - А то.

     - Как же ты узнала, что я приехал?

     - Да вот, узнала, как видишь.

     - Но ты же...

- Да знаю, знаю. Хочешь сказать, что бабочки так долго не живут? Живут, ещё как. К тому же не забывай, что я не простая бабочка, а... - Светка на мгновение задумалась.

- А какая? - невольно вырвалось у меня.

- Какая? Дай подумать. Я - избранная.

- Кем?

- Ну не знаю. Кем-то. Может, и тобой...

В этот момент велосипед въехал в одну из колдобин, которыми был покрыт ветхий и уже много лет нуждающийся в ремонте асфальт, и меня подкинуло в седле.

     - Ой, - вскрикнул я и чуть не выругался.

     - Чего кричишь? Подумаешь, эка невидаль. Ну колдобина, ну старый асфальт, давно не ремонтированный. Можно подумать, что первый раз видишь и попадаешь. Это тебе не небо, где... - Светка слетела с руля и села на козырёк моей бейсболки. - Помнишь, как мы летали?

     Конечно, я помнил. Год прошёл с того необыкновенного дня, но я всё помнил. И как сидел в саду под яблоней, держа на коленях компьютер и сочиняя очередной роман, который так и остался незавершённым. Как ко мне на руку села красивая  тёмно-коричневая бабочка. Как я  несколько раз подбрасывал её  в воздух, стараясь прогнать, но она  упорно возвращалась ко мне на руку, словно на давно облюбованную взлётно-посадочную полосу аэродрома. Как потом бабочка заговорила со мной, и я никак не мог поверить в реальность происходящего. И как  я, благодаря моей новой знакомой, поднялся в воздух, и мы полетели... Я всё помнил. Помнил её - кроху, порхающую вокруг меня и готовую помочь, поддержать меня в любое мгновение. И наш полёт. И козу, парящую над лесом  и играющую на скрипке. Я помнил, как мы оказались в окружении ласточек, стрекоз и бабочек; в окружении летающих влюблённых пар — юношей и девушек, держащихся за руки и поющих под скрипку какую-то необыкновенную песню. И как эту песню запели мы со Светкой... Я всё прекрасно помнил...

     Погрузившись в воспоминания, я влетел в другую колдобину и чуть не свалился с велосипеда.

     - Ну что же ты? Какой неловкий, - Светка закружилась вокруг моей головы. - Смотреть всё-таки надо, куда едешь. Так и разбиться можно. Тоже мне велосипедист выискался.

     Я ничего не ответил, только чертыхнулся пару раз и потёр ударившуюся о раму велосипеда коленку. Так и правда можно разбиться, подумал я и нажал на педали. Бабочки, сопровождавшие меня всё это время, зависли  рядом, создавая своими многочисленными крылышками лёгкий ветерок и едва уловимый звук, напоминающий удивлённый ропот. Когда я поехал,  бабочки последовали за мной.

     - Куда направляешься? - Светка опять уселась на руль, пошевелила усиками, словно определяя, в нужном ли направлении едем, затем сложила крылышки и, перебирая лапками, развернулась в сторону движения.

     - К плотине.

     - И что ты там потерял? Себя?

     - Почему себя? - вторая часть  вопроса несколько смутила меня и заставила задуматься.

      А на самом деле, чего я туда еду? Посмотреть, как вода скатывается с уступа? Так это я не раз видел. Ничего выдающегося в этом зрелище не было. Купаться я не собирался. Тогда зачем? Кажущийся  наивным вопрос вдруг оказался не таким простым. Неожиданная мысль возникла в сознании - я бежал. Бежал из пустого дома, от одиночества, от тоски, которая давно поселилась в душе и, хоть не была такой разрывающей, как несколько лет назад, но никуда не делась — саднила незаживающей ранкой и постоянно давала о себе знать. В очередной раз я отчётливо понял, что мои занятия, работа, обязанности есть всего лишь средство убежать от себя, от своей незатихающей боли, которая  вызвана другим человеком, возможно даже не подозревавшего об этом, вернее — не подозревавшей. И причиной тому была не угасшая, несмотря на то, что прошло несколько лет с нашей последней встречи и состоявшегося разговора, любовь. Она крепко держала меня в своих оковах и не отпускала ни на минуту. Говорят, время лечит. Возможно. Возможно для кого-то это  так. Но меня оно не лечило. Да и от чего? Я не был болен. Наоборот, физически я себя ощущал превосходно. Просто однажды посетившее и захватившее чувство по-прежнему переполняло и просило выхода, которого не находило. И это мучило и угнетало...

     - Почему себя? - я повторил вопрос.

     - Мне так кажется. Ошибаюсь? - усики бабочки активно зашевелились и заходили из стороны в сторону, словно маленькие антеннки, ищущие нужную волну.

 - Нет, не ошибаешься. Угадала.

 - Я не угадываю. Я знаю.

 - Знаешь?.. Знаешь... Что ты знаешь? Что можешь знать? - иронично заметил я. - А впрочем... Кстати, а куда ты летишь? - мне хотелось сменить  тему. - И эти бесчисленные бабочки. Кто они?

     - Это — мои детки, их возлюбленные, детки деток и возлюбленных, детки деток деток и  так далее. А летим... - Светка замолчала, подбирая слова. - А летим туда, - и она указала усиком в сторону виднеющейся вдали голубой полоски леса. - Мы же с тобой туда уже летали.

     - Неужели козу слушать?

     - Козу... И не только...

     - А что ещё?

     - Ещё? - Светка опять задумалась. - Ещё со мной прощаться.

     - Как это — прощаться? Ты же — избранная.

     - Избранная. Но всему приходит своё время. И избранным тоже. Вот прилетим туда, послушаем козу-скрипачку, потом дам возможность очередному потомству появиться на свет и уйду...

     - Куда это ты уйдёшь? - невольно вырвалось у меня, но я тут же понял, что  сморозил глупость. Ох уж  мой язык. Иногда казалось, что он живёт своей собственной жизнью, так как порой городил такое, что мне потом долго приходилось стыдиться сказанного.

     - На кудыкину гору. Ты что — дурак? Такие вопросы задаёшь. Не знаешь, что ли, куда люди уходят?

     - Так это... - чуть было снова не сморозил я, на что Светка только пошевелила усиками.

     - А знаешь что?

     - Что? - Светка расправила крылышки, подставив их изрядно припекавшему солнцу.

     - Можно с вами?

     - Куда?

     - Туда, - я махнул рукой в сторону голубой полоски. - Тоже хочу козу слушать.

     - Летать-то не разучился? - в голосе бабочки послышались ироничные нотки.

     - А я с тех пор и не пробовал. Но ты же рядом. Поможешь.

     Я отчётливо вспомнил тот прошлогодний летний день,  cебя, поднимающегося над яблоней, уменьшающееся в размерах кресло с лежащим на нём компьютером и  звонкий голосок порхающей вокруг меня Светки: «Ты летишь, летишь. И не бойся ничего. Я ведь - рядом, я - с  тобой. И если что, всегда помогу... Я — с тобой.»

     - Ты не забыл, что летаешь  только, когда любишь? Только тогда.

     - Не забыл. Я...

Бабочка не дала мне договорить.

     - Знаю, можешь не продолжать. Я про тебя всё знаю. Ещё с прошлого года... А велосипед куда денешь? Жалко. Вещь всё-таки.

     - Так я же потом обратно на нём...

     - Э... обратно-то не получится.

     - Как это?

     - Вот так. Только туда. В небо. И навсегда.

     - Но как же?

     - Выбирай. Тебя никто не заставляет, - бабочка развернулась на руле в мою сторону, и мне показалось, что она пытливо вглядывается в мои глаза.

     - Выбрал, - неожиданно для себя сказал я. - Выбрал. Ведь настоящая любовь только там, на небе? И с козой, играющей на скрипке. Как ты тогда говорила? «Без козы-скрипачки и счастья не бывает»? Точно. Не бывает. Лечу с тобой. Хочу, чтобы была любовь, настоящая. А где же ей быть, как не на небе?

     - Тогда вперёд. Быстрее.

     Я со всей силы нажал на педали, и мы помчались сначала по асфальту, потом съехали с него на просёлочную дорогу и понеслись через поле, заросшее тысячелистником, колокольчиками, ромашками и цикорием, сопровождаемые тёмно-коричневым облаком бабочек -  Светкиным семейством. Мои ноги отчаянно работали, а Светка сидела на руле и своим видом, своими усиками, устремлёнными вперёд, напоминала фигуру, вырезанную на носу парусного судна, мужественно встречающую накатывающуюся волну.

     Когда мы подъехали к опушке, Светка слетела с руля и произнесла:

     - Тут. Подожди. Я не долго.

   Она пролетела вдоль кромки поля и, выбрав самый высокий  куст цикория, уселась на один из ярко-голубых, словно маленький кусочек неба, цветков. Её окружили бабочки, и весь куст превратился в большой  шар, состоящий из коричневых и голубых точек, внутри которого Светка оставляла очередную частичку себя. Через некоторое время шар разлетелся на тысячи маленьких порхающих осколков, а  с цветка слетела главная героиня события — Светка. Она приблизилась ко мне и уселась на руль, расправив крылышки.

     - Ну вот. Главное дело сделано. Теперь можно и в путь. Поехали.

     - Куда?

     - Вон к тем берёзам, - и Светкины усики повернулись в сторону находящейся в нескольких сотнях метров берёзовой рощи. - Там так хорошо. Смотри, какая трава высокая, шелковистая  и берёзы плакучие. Красиво...

     Светка замолчала, сложила крылышки и замерла, будто в ожидании. Я сел на велосипед и покатил прямо через поле к роще. В ней остановился, аккуратно положил велосипед на траву и опустился рядом. Я смотрел на молчащую и всё ещё сидевшую на руле Светку, затем перевёл взгляд на порхающих невдалеке над высокой, волнами перекатывающейся травой, бабочек, на колышущиеся ветви плакучих берёз и дальше —  вверх, на синеющее в просветах между деревьями небо.

     Вдруг, где-то в вышине возникла слегка уловимая мелодия. Я прислушался и различил отчётливые звуки скрипки, которые с каждой минутой становились всё ближе и ближе и, наконец, оказались почти над нами.

     - Что это? - спросил я. - Неужели коза?

     - Да, - тихо сказала Светка. - Пора. Ты готов?

     - К чему?

     - Лететь.

     - Лететь? - близость предстоящего события испугала меня. - Уже? Так быстро?

     - А чего тянуть? Серьёзные решения надо принимать быстро. Думать можно долго. А решать быстро. Ты же, вроде, решил?

     - Решил, - неуверенно сказал я и задумался — решил ли? Сказать-то я сказал, а решить? А что, собственно, меня здесь держит? Пустой дом? Близкие люди, которых давно со мной нет? Работа? Моя любовь, которая тут, по всей видимости, никому не нужна? Так что? Что же? Я неожиданно  отчётливо понял, что ничего не держит. Настолько отчётливо, что мне даже стало как-то не по себе. Меня ничего здесь не держало.

     - Решил, - уже твёрдым голосом сказал я. - Решил. Летим.

     - А твой велосипед?  Ты же его любишь.

     - Светка, милая моя Светка. Есть вещи посерьёзнее велосипеда. Но я готов их оставить. Что же тогда о какой-то железке говорить, хоть и любимой? Оставлю тут. Пусть лежит среди травы и берёз. Авось подберёт какой-нибудь хороший человек и получит радость. Вот он удивится. Правда?

     - Правда, - ответила Светка. - А любовь? Твоя любовь к...

     - Так она же останется со мной. Навсегда. Что ещё нужно? Небо, полёт и любовь. Прекрасно...

     - Прекрасно... - грустно ответила бабочка. - Тогда полетели. Нас уже заждались.

     - Кто?

     - Мои детки, их возлюбленные,  влюблённые пары, которых пока не видно, но они — там, в небе летают и поют и коза. Коза, играющая на скрипке. Слышишь, какая пронзительная и  чудная мелодия льётся?

     - Слышу, слышу. Я уже давно её слышу.

     - Тогда оставляй велосипед, прощайся и — вперёд. Помнишь песню: «Вперёд и вверх, а там...»

     - Помню, Светка, конечно, помню. «Вперёд и вверх, а там...»

     Я встал с травы.  Раскинул в стороны руки. Поднял к небу голову и пропел дорогие с юности слова: «Прощайте вы, прощайте. Писать не обещайте, но обещайте помнить и не гасить...» В этот момент я почувствовал, как ноги оторвались от земли, и я начал быстро подниматься.  Мы оказались над деревьями и полетели в направлении  парящей в воздухе и играющей на скрипке зелёной козы, вокруг которой собрались многочисленные пары держащихся за руку влюблённых. Там были не только  юноши и девушки, но и люди весьма почтенного возраста. А около них кружились ласточки, стрекозы и огромное количество бабочек. Я оглянулся и посмотрел вниз. Лежащий в траве велосипед, уменьшаясь в размерах, превратился в маленькую точку и скоро исчез, растворившись в зелени принявшей его травы.

    - Ну вот мы и дома, - сказала Светка и запела. Я ещё раз посмотрел в сторону исчезнувшего в траве велосипеда и, больше не оглядываясь и ни о чём не сожалея, запел вместе со своей спутницей и вместе со всеми.

     И снова мы пели о чистом небе, о солнце, о воле, о радости, о счастье...   А потом, не переставая петь, помахали всем собравшимся над лесом:  я — руками, неожиданно ставшими очень похожими на крылья, а Светка — своими маленькими шоколадного цвета крылышками — и полетели дальше, удаляясь от земли, от леса и от козы, играющей на скрипке.

     Мы устремлялись в бесконечность и пели о любви — той самой настоящей любви, когда летаешь. О любви, которой, конечно же, не бывает без козы-срипачки, и которую повстречать можно только здесь — в этой нескончаемой бездонной синеве...

Июнь — июль 2013. Озерицы.