Большая липа против моего дома. 2025. Картон. Пастель. 80х52см.

Цветущая вишня на поле одуванчиков. 2025. Картон. Пастель. 80х60с

 2024 - 2025. Картон. Пастель. 60х80 см (на заказ)

Последние осенние цветы.  Ноябрь 2024. Картон. Пастель. 75х70см.

Осень на берегу Дуная (5).  Мой дом. 2023. Картон. Пастель. 64х50см.

Осень на берегу Дуная (4). (Из серии). 2022 - 2023. Картон. Пастель. 80х50см.

Осень на берегу Дуная (3). (Из серии). 2022. Картон. Пастель. 90х54см.

Осень на берегу Дуная (2). (Из серии). 2021 - 2022. Картон. Пастель. 80х50см.

Осень на берегу Дуная (1). (Из серии). 2021 - 2022. Картон. Пастель. 90х50см.

1992 - 2017. Картон. Пастель. 100х70см.

Пишу портрет, написанный давно,

ещё во времена Буонарроти,

постигшего сомнительность основ,

где до сих пор непознанное бродит,

пытаясь чувства воле подчинить

и красоту уменьем подытожить,

в кистях скрывая умственного нить,

холста которой ожидаешь прожиг...

Но он на то и гений, что — творец,

и не ему не знать ли об удаче,

ещё в начале видящей конец,

как и в конце — начальную задачу

разумное и доброе создать,

чтоб им однажды с вечным поделиться,

и наперёд с уверенностью знать,

что чувство бесконечно будет длиться,

отважно неподвластное уму,

ни воле, ни, тем более, расчёту,

скорей, сменив богатство на суму

и истинным — признание с почётом...

И потому опять пишу портрет,

хоть — весь в сомненьях и — совсем не гений,

и про себя в других ищу ответ,

прошедших все этапы Возрождений.

Куст сирени,  освещённый солнцем. 2000. Картон. Пастель. 102х126см.

Сирень расцветшую лиловость

по переулку разбросала,

с весной заигрывая снова,

слегка кокетничая.  Стало

невмоготу ей в круге света

скучать от «гордого терпенья»

в порыве ультра-фиолета

к «забытому — цветному — зренью»,

к забытым трелям соловьиным,

столь редким для Мещанских улиц,

в усталой серости повинных

и монотонных, словно ульи,

с потоком  вечного espresso

московского Сoncerto grosso...

Она спешит сбежать от стресса

и, развевая гроздья-косы,

летит проулком Васнецова

и дальше — по родной Мещанке,

чтобы во всей красе махровой

ворваться «барышней-крестьянкой»

к Екатерининским бульварам,

пройтись аллеями нежданно

и, понимая, что — не пара,

прильнуть к любимому каштану...

5 мая 2014. Москва.

Городок у реки (Белоомут). Июнь-декабрь 2016. Оргалит. Масло. 70х100см.

Над белоомутной Окой

стою и вглядываюсь в небо,

где кто-то машет мне рукой

и облаков заводит невод

в надежде выловить меня,

опять «попавшегося в сети»,

легко свободу променяв

на жизнь непознанного йети

и, как маньяк, из года в год

упорно «строящего планы»

и слепо ищущего брод

в потоке чувств бредово-странном,

несущем вслед за синевой

сквозь облаков неукротимость

и  продолжая «вечный бой»,

себя отдав судьбе на милость.

Август 2016. Сельцы. 

Окно в сад. Озерицы. 2015. Оргалит. Масло. 120х100см.

Пейзаж — окно... Поникла занавеска.

Без сквозняка  колышется едва.

Ей аргументов не хватает веских,

чтоб ощутить всю прелесть естества...

Две рамы по бокам — почти ворота

в священный мир, в домашний райский сад

открылись золотым июльским гротом,

восторженностью наполняя взгляд...

Чуть дальше — изумрудная тропинка

к калитке повиликовой ведёт

и ос, своим ambre медово-винным

старательно заманивая, ждёт…

Аллея яблонь, слив и  старых вишен

застыла окружением немым.

Их жёлтый флёр не кажется здесь лишним,

замешанный с небесно-голубым.

И в довершенье — беспредельность неба

с плывущей стаей сизых облаков,

и солнце, проникающее слева

всё оживить теплом... Пейзаж готов...

9 июля 2014. Озерицы.

Пионы среди листьев дикого винограда. 2015. Оргалит. Масло. 80х70см.

Пунцовым светом вспыхнув шало,

в контрасте с изумрудным звоном,

из бубенцов раскрылись шалью

пурпурно-алые пионы.

Они колышутся под ветром,

себя восторженно даруя

и разливаясь алым спектром

в лимонно-стронциевых струях.

Блестят в них блики перламутра

росы, налившейся агатом,

едва родившиеся утром

и осмелевшие к закату.

Цветы играют  в страстный бархат

с парчой, атласом и шелками

ещё без устали и... страха

уйти, распавшись лепестками...

Июнь 2015. Озерицы.

Озерицы. Восход над Окой. 2014 - 2015. Оргалит. Масло. 85х140см.

Будоражат  восхода краски.

Полотно напряглось в валёрах,

предлагая за солнце таксу,

утону я в лучах которой.

Из-за туч полыхают блики

ярким алым, почти в полнеба:

первый всполох — верховнй спикер —

изгаляется... Так и мне бы

разгореться и сердцем брызнуть,

разлетелось чтоб в мелких солнцах...

Для любимых не жалко жизни...

был бы кадмий, лазурь и стронций...

4 февраля 2014. Москва. 

Портрет  Александры. 1992. Картон. Пастель. 92х69см.

На Итларь. К.А.Коровину посвящается. ( Серия «Любильцево»). 2003. Картон. Пастель. 37x110cм.

"...Нет, я еще не видал никого, кто бы любил во мне мои создания. Они как-то отдельно от меня... Есть такие, которые мои картины любят. Ну, а меня самого за мои работы никто никогда не любил. Напротив, я чувствую, что я какой-то не такой, как надо... Я художник, так сказать, немного отверженный... Я всегда не то, что бы хотелось окружающим..."

К.А.Коровин.

***

Охотино... Нерль серебрится,

Алеет закат за холмом...

Гляжу на знакомые лица

И  незабываемый дом...

На лес что уходит к востоку,

Гле Итларь из тюркских времён

Доныне, подобно пророку,

Слагает мне песню о том,

Как бредил великий художник

Восходами в лунную ночь,

Как, страстный рыбак и охотник,

Стремился из города прочь:

К просторам до боли щемящих

Охотинских пыльных дорог,

К пейзажам, в которых обрящешь

Себя на пожизненный срок,

К весёлым журчащим стремнинам,

Живущим в прозрачной воде,

К оврагам, лугам и долинам,

Которых не сыщешь нигде,

К своим живописным признаньям,

К родимой природе окрест...

А умер художник в изгнании,

В дали от любимейших мест...

Охотино. Нерль серебрится.

Темнеет закат за холмом...

Кругом незнакомые лица,

И сломан покинутый дом.

Март. 2012. 

Маки. 2013-2014. Оргалит. Масло. 65х86см

МАКИ

"Миллионы алых нежных лепестков дрожат на ветру,

пытаясь прикрывать свои махровые чёрные сердцевины.

Словно им стыдно."

(И.Марчак)

Словно им стыдно...

Словно им больно...

К ветру приникли,

вздрогнув невольно.

Краской покрылись

от удивленья,

миру открыты —

мира творенье.

Нежно волнуют-

ся лепестками —

алыми брызгами,

а не цветками.

Чуть изогнулись,

к солнцу поднялись,

всем улыбнулись,

с небом сравнялись.

Маковым звоном

залито поле.

Вот оно —- счастье.

Вот она — воля...

Июнь 2012. 

Мальвы. 2013. Оргалит. Масло. 86х65см.

Я ПИШУ ЗОЛОТИСТЫЕ МАЛЬВЫ...

Я пишу золотистые мальвы -

отголосок прошедшего лета -

с бархатистостью гойевской Альбы,

с запоздалостью чистого цвета...

Колокольца под солнцем сияют,

завлекают игрой перламутра,

желтизну позолоты меняя

на блистательность раннего утра,

а, быть может, на отсвет заката,

промелькнувший нечаянной вспышкой,

расточая последнее злато

от щедрот, уготовленных свыше,

как и мальвы, цветущие возле

покосившейся старой ограды...

Они выросли, помнится, после

той грозы, разродившейся градом

на ночном переломе июля,

полыхнувшей пророческим светом...

Вот пишу и не знаю, смогу ли

возвратиться в прошедшее лето...

25 октября 2013. Москва.

Портрет Ю.Александрова. 1986-87. Бумага. Пастель. 81х54см.

ЮРИЙ АЛЕКСАНДРОВ

                                     А.Паранскому

Во мгле туманной тихо солнце серебрится,

По пыльным крышам разливая серый свет.

Давно стоит ноябрь, но всё мороза нет,

И пасмурно глядит окраина столицы.

Истлела вся листва, исчезли даже птицы.

За окнами лишь сучьев тёмно-сизый бред,

Но в этих комнатах остался слабый след

Давно прошедших дней, и свет с картин струится.

Фактурные холсты, пушистые пастели

Во мраке комнаты мне что-то тихо пели

О небе, чистых красках, прозе и стихах...

Тусклеет день в окне. Картины на стенах:

Леса, равнины, снег, блеск солнца и метели -

Уводят мысль в мечту о лучших временах.

1987

Люпины. 2010-2013. Картон. Пастель. 70х100см.

ЛЮПИНЫ

«Люпины» застыли прощальным признаньем,

мечтою прощальною и воскресеньем,

проникшись случайно  полученным знаньем.

Его не увидишь обыденным зреньем,

которому видится то, что не нужно,

а нужное скрыто — блюдёт недоступность.

Поэтому силишься тяжко,  натужно

понять невозможное, веря подспудно

желанью объять необъятность... Напрасно...

Не следует мериться мерой корысти,

пытаясь уменьшить свою сопричастность,

но время ушло и распутались мысли...

Настала пора ощущать  неизбежность,

лелея возможность явиться с повинной

и просто дарить запоздалую нежность

под ласковый шёпот притихших «Люпинов»...

 1 марта 2013. Москва.

Натюрморт с магнолией, северным пейзажем и гитарой.

1985-2013. Оргалит. Масло. 63х65см.

ЧТО-ТО В КРАСНОМ С ЗЕЛЁНО-РОЗОВЫМ...

Я пишу, я пишу натюрморт:

что-то в красном с зелёно-розовым -

как пастозно-мазистый торт

весь в стихах, но пропитан прозою.

Прозаично-стихи-йный мир

предо мной, словно шар, вращается.

Ренессанс, классицизм, ампир

в нечто странное превращаются.

Колорита сплошная суть

про битюмность забыла начисто.

Пролегает тотемный путь

от пра — красок в иное качество.

И иллюзии вечный смысл,

в беспредметность предметов спрятанный,

усмиряет витийства пыл,

строя жизнь не мытьём, а катаньем...

Так, рождаясь за слоем слой,

проявляется то, что прожито -

удивительная гастроль

в неизвестность по мне проложена

в постижении бытия,

пропитавшись стихами с прозою...

В чём-то красном замешан я

и в зелёном с немного розовым...

Сентябрь 2013.

Валенки. (Интерьер дома в Пангодах).  1985.  Бумага. Пастель. 83х59см.

Портрет Маши.  1991. Бумага. Пастель. 83х59см.

Портрет В.Михеева. 1992. Картон. Пастель. 82х57см.

Белый натюрморт. 2007-2008. Бумага, Пастель. 38х52см.

БЕЛЫЙ НАТЮРМОРТ

Вот чашка белая. Она пьяна

От счастья и непостиженья

простого как бы наполненья

Формы... Пускай и выпита до дна...

А рядом с нею банка с краской.

Белила там под белой маской.

Венецианский маскарад

Они устроили... Я рад

Тому, что мы сейчас играем

И постоянно выбираем

Ту жизнь явления, когда

Её не видно. Но всегда

Туда проникнуть можно, если

Пытаться выяснить, узнать,

Увидеть, захотеть признать

И усомниться дерзко:  здесь ли

Загадка прячется от глаз,

Что неподвластна и не раз

Сбивала с толку, втихомолку,

И, пролезая, как иголка,

Впивалась в воспалённый мозг,

Перетекая словно воск

Из мысли в сердце, в душу, в зренье,

Слагаясь в средства и уменье

Постичь основы бытия,

Понять, где — что, где — жизнь, где — я.

Потом доходит до коробки.

Она — заноза, крышка, пробка,

Открыть которую пора.

И продолжается игра.

Три белых, белых, белых масти:

Одна — синей в какой-то части,

Другая кажется желтей,

А третья — фиолетовей...

К тому же — фон... Он тоже — белый.

Он сломлен, хоть казался смелым

И сам старался победить...

Об этом можно бы забыть,

Но... непонятность отрезвляет,

И постоянно заставляет

Идти за смыслом, суть храня,

Её отчаянно маня

Из тесной клетки на свободу...

Так уточняется природа,

И создаётся символ-цвет.

И раскрывается портрет:

Его настрой, его бравада...

Пожалуй, больше и не надо,

Хоть я немного удивлён,

Решая, — он или — не он?

Завершена работа, нет ли?

Неужто выбрался из петли?

Как удалось найти ответ?

Смотрю... и ощущаю свет.

И недоумеваю снова:

Работа — вот всему основа,

Пускай устал, но очень горд.

Написан белый натюрморт!

13 июля 2012. Озерицы.

Над Окой. Озерицы. В.Д. Поленову посвящается. 2002-2004. Картон. Пастель. 80х 140см.

ПОЗДНИЙ АВГУСТ

Изумрудности бронзово-солнцевой

я добавлю к полей отрешённости

и немного лимонного стронция,

по традиции в лето влюблённого...

Умбру в землю добавлю ядрёную,

чтоб контрастом лежала на зелени -

виноградною жжёной чернёною

очерчу (хоть такое не велено)...

Синь небес разбелю я белилами -

до оттенка  неспелого яблока,

а лиловость займу в тоне сливовом

вместе с палевой нежностью таволги...

К бузине я прибавлю карминности,

заиграла чтоб в красочном омуте...

Светло-розовым, цветом невинности,

облака засияют на кобальте...

И у пижмы  последнего золота

попрошу и подкрашу им проседи.

Пусть сверкает, пусть выглядит молодо

поздний август — предшественник осени...

Поле с кустами пижмы. Озерицы. 1998. Картон. Пастель. 59х89см.

ШАГНУЛ...

Шагнул... и запахло прогорклой полынью,

и летом запахло  промытым, прозрачным,

окутанным ласковой утренней синью,

пришедшей на смену дождливости мрачной...

Шагнул... и запахло широким простором,

и полем, заросшим бесхитростной кашкой,

и жизнью такой удивительно новой,

совсем не похожей на сумрак вчерашний...

Шагнул... и оставил былое за пижмой,

за золотом рунным  чуть-чуть побуревшим,

стремящимся, чтоб ни случилось, но выжить

и помолодевшим, и похорошевшим...

Иду... а навстречу — весёлый цикорий

кусочками неба на свет развернулся,

разливами речки, приливами моря

и как-то по-дружески мне улыбнулся...

А следом за ним — иван-чаевы кущи.

Они поседели дождливым июлем,

но стали мудрее, спокойней и пуще

влюблённее в жизнь, хоть немного взгрустнули...

И таволга, таволга рядом запела,

наверное, вспомнив  про лучшие годы,

про бурный дуэт с соловьём acapella,

когда вместе с пеньем кончались невзгоды...

Шагаю по травам заложником жизни,

друзей вспоминая, ушедших далёко...

Навстречу мне  солнце внезапно как брызнет...

И ярким туннелем пахнуло с востока...

Посвящается А.Меню. 1992-2003. Картон. Пастель. 96х73см.

А.МЕНЮ

(Убит 9 сентября 1990г. в пос. Семхоз Московской области)

Был я там - в толпе, не понимая,

как подобное могло случиться...

Принимает кто-то, отнимая,

унося с собой погибшей птицей,

оставляя скопище сомнений

у притвора в преданности паствы.

Поминанье Александра Меня -

не пароль для избранности касты...

Верность делу, вере и отчизне -

вот избранье истинности Божьей.

Правдо-славье не заменишь тризной,

потому что постигаешь кожей

грязь под незапятнанностью чести,

оговор за чистою душою,

невозможность расплатиться местью

пусть совсем пустячной, небольшою...

И живёшь, как можешь и как дышишь

(не стремясь быть первым или вице),

радуясь способности услышать

и что  - veni, vidi, хоть  - не  vici...

Иерусалим. Оливковая роща.1996. Картон. Пастель. 50х65см.

Олив чернёные стволы,

Сионские ворота...

Стою  растерянный, застыв,

В преддверьи поворота

К тому, что древности древней -

К заветному Кедрону -

В долину бедствий и царей

Захоронений тронных...

Гора масличная... Где сад -

Преданий гефсиманней...

Там - то ли рай... А, может, ад,

Меняющий сознанье?

И до Голгофы — пять шагов,

Хоть, вся ушла под землю...

Предательств путь, увы, не нов...

Но кто-то не приемлет

И вновь в лицо бросает срам,

Слепящий под луною...

Я здесь стою и не предам:

Поговори со мною...

4 апреля 2013. Москва.

Иерусалим. Старый город. Площадь у Стены Плача. 1996. Картон. Пастель. 50х70см.

Вид на Троице-Сергиеву Лавру. 1997. Картон. Пастель. 63х112см.

СЕРГИЕВ ПОСАД (Из цикла "Ярославка")

Эх, Посадище, эх, усладище...

(По старинке зову Загорском).

Стал ты мне дорогим товарищем

С красотою своей неброской.

Эх, Посадище, эх задорище...

В междузимье и в лета — меж

Очертил средь лесов урочище

Преподобнейший Радонеж,

Обласкал, как Хотков — Абрамцево,

Благодатный даря елей,

В детство скинул заспинно-ранцевым,

Чтоб припомнил и был смелей;

Маковецким украсил Храмищем —

Вот юдолище, так юдоль.

Хоть и нет давно, но я — там ещё

И от воли ищу неволь

В запредельности златоглавия,

В синей звёздности куполов,

Уносящих в самодержавие

Из внезапно возникших слов.

Лавра с Троицею рублёвскою

Окружила, взяла в полон

Житиё-бытиё московское —

Возле Сретенья перезвон,

Погрузивший в дела старинные:

От удач до жестоких драм…

Эх, Посадище, стёжкой длинною

Пролегает дорога в Храм…

Портрет Аллы. 1993. Бумага. Пастель. 73х52см.

Весенний день в Сокольниках.1997. Картон. Пастель.70х51см.

РАДОСТНОЕ УТРО

Мартовским котярой улыбаюсь солнцу,

Небу голубому и синичкам...

А пойду-пройдусь-ка по морозцу

В парк любимый... Накидаю птичкам

Семечек и резанного сальца,

Дабы не скучали и резвились,

Белочек побалую скитальцев,

Раз к моим Сокольникам прибились...

Поброжу по солнечным аллеям

Средь родных берёзовых устоев...

Что бы ни случилось - не жалею...

Эта жизнь чего-нибудь да стоит!

2 марта 2013. Москва.

Вид на Петровский монастырь.1997. Картон. Пастель.70х51см. (Из серии "Москва")

ВАЛЬС ОСЕННЕГО ЛИСТОПАДА

Красные-жёлтые, жёлтые-красные

листья в отчаянном вальсе кружат.

Ломкие, тонкие, пылкие, страстные

магии ритма отдаться спешат...

Красные-жёлтые, жёлтые-красные

падают, падают, падают ниц:

неповторимые, самые разные —

сотни загадочно-сказочных лиц...

Падают-плавают в танце пленительном —

эк, закружила же их карусель

в небытии виртуозно-сомнительном

на перепутье от встреч до потерь;

на рубеже отрешённой беспечности,

где до финала рукою подать

и где былое встречается с вечностью,

дабы сомненья забвенью предать;

где непонятность граничит с банальностью,

а невозможность вполне удалась,

и несуразность (сродни гениальности)

с неповторимостью разобралась;

где в листопадной смешной заполошности,

за чехардой без руля и ветрил,

веет простым от немыслимо сложного

скрытого смысла на счёт: раз, два, три...

Листья с отчаянным вальсом прощаются,

знать, истлевает судьбы волосок,

но, как и в юности, снова влюбляются

в Жизнь... хоть ещё... хоть чуть-чуть... хоть разок...

2012 - 2017. Москва.

Астры. 2003. Картон. Пастель. 70 х 51 см. (Серия).

Расцвели задумчивые астры...

Поздний август подарил мне чудо

цвета фиолетового с красным

в память дней, где я уже не буду,

как бы ни хотела жизни осень

прошлое опять вернуть к началу,

к временам, когда никто не спросит

ту, меня которая не знала,

о совсем растерянном мальчишке,

влюбчивом, доверчивом и страстном

и себя растрачивавшем слишком,

каждый раз не той дарившем астры...

28 августа 2014. Озерицы.

Астры и бархотки. 2005. Картон. Пастель. 70 х 71см.

Зима. Калистово. (Воспоминание о Калистово). 1993. Бумага. Пастель. 52х73см.

КАЛИСТОВО (ИЗ ЦИКЛА "ЯРОСЛАВКА")

Набрали красок и вина

И в Калистово "дунули"...

Необычайно ночь нежна

Под палевыми Лунами...

Веранда... Искрится снежок,

Застыв ультрамариново...

Бокалов нежный говорок

Плывёт, звеня малиново...

И "живописная" братва

(Из гениев непризнанных)

Готовит пуншевый отвар,

Проверить чтобы сызнова

Его волшебный аромат

На Калистовой просеке.

Тут — всё, как надо... Грустный сад

Оставлен хмурой осени,

А здесь - веселье и мороз

И заводные  песенки...

И ничего, что безголос,

Зато со струнной лесенки

Слетают звуки в самый раз,

Застряв целебным вкладышем

Средь всех присутствующих нас...

И жизнь ложится на душу...

Вид на Кремль с Большого Москворецкого моста. 1997. Картон. Пастель. 66х104,5см.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

ФОТО НЕКОТОРЫХ ДРУГИХ РАБОТ

МОЖНО ПОСМОТРЕТЬ ТУТ

http://www.artlib.ru/index.php?id=11&fp=2&uid=9744