Из доклада Вышинского 1937-года.

«...подписывая  приговор  о расстреле,  мы  все  равно никогда  не  можем быть  абсолютно уверены, что  казним виновного,  а лишь с некоторой  степенью приближения,  в  некоторых предположениях,  в  известном смысле. Отсюда —  самый деловой вывод: что напрасной тратой времени были бы поиски  абсолютных улик  (улики  относительны), несомненных свидетелей  (они могут  и   разноречить).   Доказательства   же   виновности  относительные, приблизительные, следователь  может найти  и  без улик и без свидетелей,  не выходя из кабинета, опираясь не только на свой ум,  но  и на свое партийное

чутьё, свои нравственные силы ...  и  на  свой   характер ...»

     И только  в  одном  Вышинский не дотянул,  отступил  от  диалектической

логики: почему-то ПУЛЮ он оставил АБСОЛЮТНОЙ...»

А.И.Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ»

***

Награда — 9 грамм всего лишь,

и прав на переписку нет,

когда не знаешь больше боли,

а в голове — слепящий свет.

И доказательств здесь не надо,

сказали — враг, так, значит, — враг.

Из трупов сложат баррикады,

и победит врагов ГУЛАГ,

устроив шествие репрессий

без панихиды по телам,

но с воспеваниями в прессе

и воздаяньем по делам...

«Другой такой страны» не будет,

где смертью дышит человек,

и где убийца неподсуден

который год, который век;

где жизнь, забытая любовью,

пьянит заблудшие сердца,

и где напиток с братской кровью

сжигает души до конца...

***

«В ангельски-чистых ризах»*,

в рыжий не дуя ус,

дьявол свои сюрпризы

прячет под смертный груз,

всех наряжая в чёрно-

осатанелый цвет,

ягельно-сизым штормом

застя небесный свет.

Чешет одна гребёнка

малых и стариков,

пытки меняя с толком,

лязг полюбив оков,

и, раззудясь в искусе,

мерзость во всю познав,

жизни жуёт со вкусом

приобретённых прав

вешать, стрелять в затылок

и насмехаться всласть,

видя в руках обмылок,

трупом  готовый пасть...

Боже, скажи на милость

и за каким грехом

продана честь, а сила

гнусность творит легко?

И почему в собратьях

вечно лютует злость,

славя законы стаи?

Чтоб сволочней жилось?..

Не нахожу ответа:

что, почему и как?

Только страшит заветом

архипелаг ГУЛАГ...

*  —  «Планомерное истязание миллионов предпринималось всё-таки впервые в

человеческой  истории  и при  всей  силе  своей власти  Сталин  не мог  быть

абсолютно уверен в успехе. На огромном материале опыт мог пройти  иначе, чем

на  малом. Мог произойти непредвиденный взрыв,  геологический сброс или хотя

бы всемирное  разглашение. Во  всех случаях Сталин  должен  был  остаться  в

ангельски-чистых ризах.» (А.И.Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ»)

***

ПОМНЮ...

Помню, помню, как я думал

в ресторанчике у моря:

«Где же ты, мой верный «штурман»,

пьёшь ли горькую у Вори?

А, быть может, спозаранок

за грибами в лес нагрянул,

душу пестуешь — подранка,

выбиваешь пошлый «глянец...

Где ты мой отважный «боцман»,

мой любитель песнопений?

Проникаешь в каждый отзвук

неопознанных явлений?..

Мой любимый «шкипер» грозный -

сокрушитель женских судеб,

отдыхаешь, видно, возле...

от житейских разных сует?...

Ну а ты, «матрос с «Кометы» -

незадачливый влюблённый -

неужели ждёшь ответа

от берёзки, вроде клёна...

Где вы, вся моя команда

с затонувшего «фрегата»?

Мне бы крикнуть вам: «Атанда!»,

загрустившие «пираты»,

бросить тех, кто нам — не ровня,

позабыв тоску на воле...»

Вспоминал о вас, я помню,

в ресторанчике у моря...

***

ПАМЯТИ ЮРИЯ ВАСИЛЬЕВИЧА ЯКОВЛЕВА

Иван Васильич* поменял профессию,

прервав судьбы намеченный маршрут.

Задумчива прощальная процессия...

Но свет — на сцене... И он снова — тут!

Всё так же завораживает голосом,

всё в те же улыбается усы

и залихватски вскидывает голову,

поручиком* всея Руси прослыв.

Всё так же (да и чёрт бы с ним — с крыжовником),

насмешливое счастье* упустив,

безЛиково с иронией* тяжёлою

по-мышкински* отчаянно грустит...

И к Сахалину чеховской дорогою*

стремится, удивляясь, не спеша...

Сам — ниоткуда*, но с привычкой строгою

присесть под «ку» с планеты  Кин-дза-дза*...

О сколько их, сроднившихся с эпохою                      

не сыгранных, а прожитых ролей

на выдохе... со зрительскими вздохами

актёру — Королю из королей...

Иван Васильич поменял профессию.

Беда прервала жизненный маршрут...

В молчании прощальная процессия...

Но свет — на сцене... И он снова — тут!

* - некоторые роли Ю.В.Яковлева: Иван Васильевич (к/ф «Иван Васильевич меняет профессию»), поручик Ржевский (к/ф «Гусарская баллада»), А.П.Чехов (спектакль «Насмешливое моё счастье»), Ипполит (к/ф «Ирония судьбы, или С лёгким паром!»), князь Мышкин (к/ф «Идиот»), А.П.Чехов (т/в авторский цикл В.Лакшина «Путешествие к Чехову»), Поражаев (к/ф «Человек ниоткуда»),  пацак Би  (к/ф « Кин-дза-дза!»).

***

«ТОСТ ЗА ЖИЗНЬ!»

В.Н.ЯХОНТОВУ

Снотворное, на всякий случай газ,

и — сквозь окно  прыжком семиэтажным*...

И никого нет  рядом, кто бы спас

и успокоил... Далее — неважно...

А что же важно? Важно то, что  жил,

читал, творил и... трусости боялся,

и несказанно мужество любил,

которого потом и испугался ...

Холодный страх, предчувствующий смерть,

коверкает доверчивые  судьбы,

вгоняя впопыхах в земную твердь

и тех, кто — под судом, и тех, кто — судьи...

Мололи жернова под спецзаказ,

сработав виртуозно-эпохально...

А кто случайно выжил, под завяз

крест получил за всех  - напоминальный...

Какие тексты!... Пиршество! Кураж!

Берггольц, Горбатов, Пушкин, Маяковский!...

Рассчитанный на будущность  багаж

рассыпался в туман, в щебёнку, в крошку...

Но все же память, преданная Инь,

придумала от изгнанности средство

и, верностью рассщедрясь,  «Тост за жизнь!»**

оставила для избранных в наследство...

* - Владимир Николаевич Яхонтов покончил с собой, выбросившись из окна седьмого этажа (1945), предварительно  выпив очень много снотворного и открыв в квартире газ.  По воспоминаниям Надежды Мандельштам, «Яхонтов выбросился из окна в припадке страха, что идут его арестовывать».

** - одна из последних его композиций, построенная на фрагментах  из произведений  Горбатова,  Гроссмана,  Берггольц,  Толстого, Пушкина в сочетании с музыкой Баха, Бетховена, Листа, Рахманинова, Шостаковича, называлась «Тост за жизнь» (1944).

***

СМОТРЮ МУЛЬТФИЛЬМ...

Ю.Норштейну

Ассоциации мешаются в сознании...

Мелькают кадры, титры слишком быстрые...

Застыл перед экраном, но внимание

моё не здесь, а где-то там — за Истрою...

Палата старшая, свобода, своеволие,

порой не сдержан или слишком резкий...

Один, как будто в древней Анатолии,

брожу в лесу.... Тут лагерь пионерский...

Волчком укрылся в сумрачной чащобе

и напеваю песенку о лете...

Сейчас наш лагерь  превращён в трущобы...

(Гайдара вспоминается: «Пусть светит»...)

А раньше — сад (панамки и сандалики)

с названием «Зосимовая пустынь»...

Весь кашково-ромашковый я — маленький —

не понимал, и чем же это вкусным

так пахнет от прозрачной медуницы,

и подставлял ладошки, чтобы лилась

в них радость через рыжие ресницы...

Не разбираю: то ли было, то ли снилось...

И солнце утомляло по полудню...

И — старый дом... И — райских яблок точки...

И — лес у Скалбы... И — седые грузди...

И у соседки — ласковые дочки...

А у калитки — вечная канава,

в ней головастиков ловили и тритонов...

Банальнейшая детская забава

вдруг навалилась тяжестью трёхтонной...

Смотрю мультфильм Норштейна «Сказка сказок»,

и сам как будто в прошлом растворяюсь:

столетник на окошке в битой вазе,

а  рядом кот урчит, наверно, притворяясь,

что только что — с охоты за мышами...

Под стёклами — наш двор во тьму ходит,

где вечерами вместе с корешами

в «Двенадцать палочек» играем, и всё водит

друг - Пашка — голубятник и задира...

Ему бы делать новые присады,

а он рисует ножичком «квартиры»

и папироску курит от досады...

Смотрю мультфильм Норштейна... «Сказка сказок»...

Прошедшее в  сюжеты превращается,

раскладываясь  мозаичным пазлом,

и жизнь обратно в детство возвращается...

***

А.МЕНЮ

Посвящается протоиерею А.Меню.

(Убит 9 сентября 1990г. в пос. Семхоз Московской области)

Был я там - в толпе, не понимая,

как подобное могло случиться...

Принимает кто-то, отнимая,

унося с собой погибшей птицей,

оставляя скопище сомнений

у притвора в преданности паствы.

Поминанье Александра Меня -

не пароль для избранности касты...

Верность делу, вере и отчизне -

вот избранье истинности Божьей.

Правдо-славье не заменишь тризной,

потому что постигаешь кожей

грязь под незапятнанностью чести,

оговор за чистою душою,

невозможность расплатиться местью

пусть совсем пустячной, небольшою...

И живёшь, как можешь и как дышишь

(не стремясь быть первым или вице),

радуясь способности услышать

и что  - veni, vidi, хоть  - не  vici...

***

Посвящается А.Меню. 1992-2003. Картон. Пастель. 96х73см.

(Работа - под стеклом, потому в нём отражаются посторонние предметы).

***

«ЖИЗНЬ*»

Тревога в каждой ноте и восторг,

Смятенье и безудержная нежность,

Отчаянье и постоянный торг

С собой о соучастьи неизбежном

В бессмысленной попытке изменить

Себя и чувства, рвущиеся в пропасть,

Которые не в силах укротить

Ни время, ни пространство, ни никрополь,

Трагедия прощанья и... весна,

Меняющие душу и сознанье,

Поскольку  есть последняя** ОНА

И вечное, как «Жизнь», напоминанье...

Любовь сокрыта всюду между строк,

Кровоточащей вскормленная грудью, -

Досада, вдохновение и... рок...

И бесконечным эхо:  «De profundis!»

* - Стихотворение посвящено любимому произведению - 6-й симфонии  П.И.Чайковского. В начале работы  Пётр Ильич хотел дать ей программное название «Жизнь».

** - 6-я симфония - последняя. Её премьера состоялась за девять дней до смерти.

***

ПАМЯТИ ИРИНЫ ПОДЧУФАРОВОЙ

Опять старуха косит...

Не кончился покос

Друзей моих-колосьев...

Наверное, всерьёз

Она взялась за дело,

И ей не привыкать

Предательски, умело

Чужую жизнь ломать...

Скрутить подгнивший стебель

И намертво согнуть

Косой ли, сапой с целью

Отправить в скорбный путь —

Свой Виа Долороза

Длиной в предсмертный час —

Последний жизни «прозит»,

Не выпитый за нас...

В стакане  слишком пусто...

Пронзительна  тоска...

Отчаяния сгустком —

Надгробная доска...

***

Постою у обрыва и парусом белым

Поплыву, погружаясь в бескрайность полей,

Вспоминая друзей, покоряющих небо,

Уходящих всё чаще из жизни моей...

Улетают внезапно, сурово — навечно

В неразгаданный омут — бездонную синь...

Как без них непривычно, а жизнь быстротечна,

Непонятно-печальна без Янь и без Инь...

Сигаретным дымком разгоняю усталость,

И в стакане осталось немного, чуть-чуть...

Посидеть бы всем вместе, хоть самую малость

И сказать напоследок: «Пусть сложится путь...

Пусть невзгоды минуют, и беды минуют,

А удача настигнет, как радостный смех...

Хорошо, что искали... Нельзя только всуе,

Ведь обрящет, кто ищет. Так — с песней, и — вверх...»

Но слова повисают в безмолвии утлом,

Да и парус мой белый намок от дождей...

Вот и кончилась ночь... В наступившее утро

Я вступаю один, без ушедших друзей...

***

1988-89. Картон. Пастель. 90х70см.

***

УШЛА ИЗ ЖИЗНИ «ЛЕДИ ИЗ МЕТАЛЛА»...

Ушла из жизни «Леди из металла»,

Поставив точку... Перейдён рубеж,

Когда чего-то важного не стало,

И публика увидела манеж

Пустым, беззвучным, жалким и поникшим...

А прежде здесь кипела бурно страсть,

И безбилетным, всё-таки проникшим,

Не раз случалось насмеяться всласть

Над глупостью, наказанной отважно,

Над пошлостью безудержной вражды:

То правым всё покажется неважным,

То в левых вовсе не было нужды...

Безумство власти — облечённость властью,

И это — обречённости сродни.

Утихли споры... Вот тебе и здрасте...

Казалось — вместе, а теперь — одни,

Поскольку слишком  важного не стало...

И публика покинула манеж...

Ушла из жизни «Леди из металла»,

Поставив точку... Перейдён рубеж...

А.Паранский. Портрет леди М.Тэтчер.1992. Картон. Пастель. 95х73см.

(В 1994 г. портрет был преподнесён в дар г-же М.Тэтчер)

***

А ЗОРИ ЗДЕСЬ БЫЛИ ТИХИМИ...

Памяти Б.Васильева

А зори здесь были тихими,

И грозы  — враждебно громкими...

Невзгоды летели вихрями,

Пытаясь крылами ломкими

Задеть, растревожив намертво

Узором прощально-саванным,

И сном  вечно-присным — завертью —

Закрыть все причалы плаванья...

Но светит маяк доверчиво

Тому, кто, порой, нуждается

В приюте ненастным вечером

И в вере, что не кончается

Добро, бескорыстье с честностью,

Удача в пути - наградою -

Во имя любви и верности...

А большего и не надо бы...

***

ДРУГУ

Опять знакомою тропой

Иду я на погост...

Витиевата жизни нить,

Конец банально прост...

Ещё вчера ты песни пел,

Звучал за тостом тост…

Витиевата жизни нить,

Конец банально прост...

Красив, удачлив, весел был,

Улыбка – в полный рост...

Витиевата жизни нить,

Конец банально прост...

Всегда любил и был любим,

Не прятался от гроз...

Витиевата жизни нить,

Конец банально прост...

Не будет радовать весну -

Скончался «певчий дрозд»...

Витиевата жизни нить,

Конец банально прост...

Воспоминаний - горький след,

Как на душе нарост...

Витиевата жизни нить,

Конец совсем не прост...

***

СЕСТРЕ

Ну вот тебя и не стало...

Боролась с судьбою сложной...

Усталая засыпала

С улыбкою осторожной —

Боялась спугнуть удачу,

Запрятавшись в прибаутки,

Пытаясь решить задачу,

Где не было места шутке...

Отчаянье (за обедом)

С растерянностью (на ужин)...

И на ночь — немножко дела,

Чтоб знать, что кому-то нужен

И дорог... И не забыта...

Ну как же обидно всё же,

Что мало совсем прожито,

И ты ничего не можешь

Не сделать и не исправить...

Стосилье прощальным  махом,

Который сродни отраве,

Сметается страшным раком...

Последнюю встречу помню

И слёзы перед картиной...

И смех твой, который сломлен

Пронзительностью рутины...

Крепилась, что было мочи,

Старалась не падать духом

И силилась жить на ОЧЕНЬ,

Себе говоря: «НИ ПУХА!..»

А нынче тебя не стало -

Убийственна непреложность...

В беду, что врасплох застала,

Не верю, как в невозможность...

10 февраля 2013.

***

НАТАЛЬЕ ВЛАДИМИРОВНЕ МАНЧЕВОЙ

Н.В.Манчевой -

моему институтскому преподавателю и другу

с поклоном, уважением и любовью.

Восторженность — настойка на крови...

Смеётесь Вы, когда иные плачут...

Всегда не по расчёту — по любви

Живёте и не можете иначе...

Не можете смириться до сих пор

С унынием, бездействием и скукой,

Считая, что смирение — позор

И «сын ошибок трудных» - не наука:

Дерзать, но понапрасну не дерзить,

Стремиться только ввысь, вперёд и прямо,

Творить без задней мысли — поразить,

А если поразить, то слишком рьяным

Желаньем быть всегда самим собой,

И верить в невозможную возможность

Оттягивать естественный «отбой»,

С судьбой вступая в спор неосторожный...

ЗаМанчевая искренность пути,

ЗаМанчевая избранность традиций,

За Манчевой старается вести,

Оттачивая жизненность позиций...

***

САНЫЧУ...

Саныч, ты давно уже не с нами...

Да и мы — не то, чтоб молодеем...

Годы сносит времени цунами,

Разбивая планы и затеи...

Как тебе — парить под небесами,

Поднимаясь с облаками выше?..

Что не пьёшь с тех пор, мы знаем сами,

А вот как живётся, чем  ты дышишь?

Там, поди, всё кажется инаким,

Не таким, как прежде — плоским,  мелким...

Насмотревшись всласть на зодиаки,

Постигаешь тень застывшей стрелки?..

Почему  из мелочной обиды

Строится барьер непониманья?..

Если б зрить движения планиды,

Может быть, полезным стало знанье?

Книги, фильмы, музыка, картины...

В них ли есть осмысленность рожденья?

За бытийной цепкой паутиной

Трудно видеть перевоплощенье,

Осознание себя в самом себе же,

(Кто ты, почему, чего ты хочешь?)

На блестящем жизненном манеже,

Где, как клоун, горестно хохочешь

И где плачешь, с приступами  смеха,

Изучая избранный сценарий:

Для кого-то — сущая потеха,

Для кого-то — трагидийность арий...

Многое так сильно изменилось,

Непонятным стало, чужеродным,

Что тебе, наверно, и не снилось

В плаваньи межоблачно-загробном...

Исчезают праведные смыслы,

Новые сменяют их жестоко...

Пыль столбом, а царство — коромыслом.

Наших нет, когда чужие сбоку.

Ну да ладно... Всё о злом, о боли...

Просто, без тебя тоскливо, пусто...

Сесть бы за родной кухонный столик,

Выпить водки с квашенной капусткой,

Посудачить, как всегда, о бабах:

Кто и с кем и почему — не с нами...

Знаешь, это было бы не слабо

Оказаться вместе между снами,

В навсегда ушедшей бурной жизни,

Дни её ничем не восстановишь...

Только жгут и путаются мысли,

И уже ничем не остановишь

Сумрачную вязь воспоминаний,

Рушащую планы и затеи...

Саныч, Саныч... Бестолковость знаний

Не заменит главные потери...

***

РИЛЬКЕ - ЦВЕТАЕВА

«...Но этот робкий порыв, когда одному из нас станет

невмоготу, когда он возжаждет деянья, —

жест этот мстит за себя — он смертелен. И всем нам известна

эта смертельная сила: ее сокровенность и нежность,

и неземной ее дар — наделять нас, смертных, бессмертьем...»

(Р.М.Рильке «Элегия»)

***

Рильке — Цветаева — неотцветаемо!..

В непостижимости — недостигаемо,

Незабываемо и узнаваемо

В вечности от повседневности к Каину

Чрез мракобесья бесчисленных Иродов,

Преодолев издевательства выродков,

Путь проложив от земного и грешного

До пониманья святого, неспешного

К чувствам, достигшим высот поднебесия

И воспарившим к созвездиям песнею,

Выстояв перед одесную бурею

И совладав со штормами ошуюю...

Став долгожданной звенящей Элегией,

Вспыхнувшей яркостью Лировой Веги и,

Посягнув на венец мироздания,

Стихнув в руинах людского страдания...

Но не пропало, воскресло и сызнова

Заворожило влюблёнными смыслами,

Памятью, дерзко восторги дарующей

И постоянно волшебно чарующей

Непродражаемым в недостижимости,

Непререкаемым в непогрешимости,

Что как вселенная — непознаваемо:

Рильке - Цветаева — неотцветаемо!

***

ПАМЯТИ НАТАЛЬИ ХАТКИНОЙ

«...У нее есть несколько поэтических автопортретов, ироничных и безжалостных, но одновременно полных чувства женского достоинства.

Я написал предисловие к самой первой книжке Наташи еще в 1981 году, уже тогда понимая, что в русскую литературу пришел настоящий поэт. Попробуйте-ка забыть хотя бы эти две строки – не получится: «Как я тогда просила:

– Господи, дай!

– На, – отвечал, – только будешь нести сама».

(Из рассказа Евгения Евтушенко о Наталье Хаткиной)

***

Это же Старушка-Ха(*)

с виртуозностью стиха!

Помню-помню: Хамовита,

и Хитрюга, и закрыта,

и - Хорошая такая,

и, в Хозяйстве понимая,

для другиХ одета в маску:

«В букве Х есть тайна... сказка...»...

В детстве ты была упряма,

и тебя пугала мама,

говорила страшно ночью:

«Щекотун вдруг защекочет...»,

и не скрыться у отца

от щипцового Щипца...

Знаешь, сам бы испугался

щупальцового Щипанца...

Помню горестную утку

и смешную прибаутку,

что шапчонку сшила зря,

а потом сказала: «Кря»...

Кря так кря... Одна дорога,

как в «Воздушную тревогу»,

одурев, услышать вой

у судьбы над головой...

А ещё (все были живы)

на бульваре ели сливы,

и сидели чинно йоги

у ларьков, как будто Боги,

отрешаясь, мысли слив,

от покупки спелых слив...

Как тогда ласкал твой взгляд

запоздалый листопад...

А ещё присяду чинно

и припомню, как мужчиной

быть отрадно в Женский день.

Это знает каждый пень.

Даже брат, поэтом ставший,

знавший всё и понимавший,

давший мне простой совет,

чтоб терпел и ждал рассвет...

Помню-помню, как открылось...

Не исчезло, не забылось...

Обратилась как-то к мужу

вынести ведро наружу...

Беззащитное нутро,

знать, не вынесло ведро.

До сих пор ведро стоит

и о чём-то говорит...

Говорит, порой хохочет,

в смыслах разобраться хочет.

Разобравшись, смысл трактует,

идеальное смакует:

«Вот идеал: застенчивый герой,

Снующий по квартире с пылесосом,

Который в прошлой жизни был матросом,

Способным на жестокий секс порой.»

Ну это — так, смешки. Иное дело -

служить последним знаменосцем войск

любви, смотрящим смело,

где счёта нету посрамлённым,

поруганным её знамёнам,

и где стоишь одна на поле бранном,

и где играет ветер над тобой

полотнищем истерзанным и рваным...

Да... Верно-верно, было-было...

Ещё я знаю как ходила

в «заплечные»... Мороз был жуткий.

Неслись беспечные маршрутки,

и в веселящейся одной

от...здили и так - босой и голой -

выбросили в снег...

Была потеха из потех...

И  я помню, как сердце стучало,

стыла в жилах усталая кровь:

«Неужели никто не подхватит?

Неужели никто не прокатит?

Неужели никто не заплатит,

Не заплатит никто за любовь?»

Эх... Денёчки, снегурочки, ёлочки...

И стремительно шёл Новый год...

И нарядный, одетый с иголочки,

удивлялся всему верный кот.

И, молитвы печальные выстроив,

ты бросала растерянный взгляд

не куда-то там в бок или выспренно,

а на строчек задумчивый ряд:

«Надо посуду вымыть, а тянет разбить.

Это отчаянье, Господи, а не лень.

Как это трудно, Господи, век любить.

Каждое утро, Господи, каждый день.

Мне сквозь окно замерзшее мнился рай.

Тусклым моченым яблоком манила зима.

Как я тогда просила: "Господи, дай!"

- На, - отвечал. - Только будешь нести сама.»

Помню-помню про всё...

И про девичье

непростое студентов родство,

как крутилась почти что по беличьи,

укрощая своё естество:

«Студентки лезли вон из кожи,

чтоб был мерзавец заклеймен.

Была им истина дороже,

а мне дороже был Платон.

Он не платил за общежитье,

он презирал сухой закон -

девиц невинных соблазнитель,

антисоветчик и шпион.

Был он за то из комсомола

привсенародно выгнан вон.

...Но всех на свете истин голых

милей мне голый был Платон.

Храню в душе я память чудных

и упоительных ночей.

Платон! Любовник мой беспутный!

Теперь мне истина милей.»

И ещё про любовь я помню...

Не про ту, где знамёна рвут,

а про ту, что сперва теряют,

а потом всё зовут, зовут...

«Ты, кого нет со мною рядом,

и не будет, как раньше - на "раз-два-три!",

подари мне шарик со снегопадом

и тепло октябрьское подари.

В этом шарике - домик на два окошка,

огонёк мерцает, уютно так

в нашем снежном прошлом ты дышал мне в ладошки,

а я думала, дура: «Какой дурак!»

Да, как многое я запомнил,

хоть тебя и не знал никогда...

Просто память мою заполнил

стих, прочитанный мной тогда,

когда сам полюбил, быть может,

в самый, самый последний раз...

Он чего-то во мне итожил,

изгоняя слезу и сглаз...

Это было напоминаньем,

о безвременьи и годах,

промелькнувших сплошным признаньем

и воскресшим в твоих стихах:

«Стучат колеса, вдаль маня,

И жизнь так хороша.

Но в мысли: "Как там без меня?"

Извертится душа.

Прими как дар два чудных дня,

Сроднись с иной виной.

Не думай: "Как там без меня?"

Подумай: "Как - со мной?"»

«Я - маленькая собачка (любимое занятие - лаять на слонов), та, что до старости щенок. У Бога в рукаве. Спасибо.» (Наталья Хаткина)

***

(*)- «Почему старушка? По возрасту и самоощущению. Почему Х? (В задумчивости протирает очки). Я - Х-орошая, Х-амовитая и Х-итрая. Хотела написать еще Х-озяйственная, но мало ли кому чего хочется, а не получается?

И потом, в букве Х есть некая несерьезная тайна. Типа «всегда быть в маске - судьба м-а-а-я-а!» (Из ответа Натальи Хаткиной читателю.)

2011

***

Использованы слова, отдельные фразы, отрывки из стихотворений:

«ЧУДОВИЩА», «КОГДА ЕЩЁ ВСЕ НАШИ БЫЛИ ЖИВЫ…», «КРЯ», «ВОЗДУШНАЯ ТРЕВОГА», «НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА», «ВОТ ИДЕАЛ...», «ПОСЛЕДНИЙ», «ПЛЕЧЕВОЙ РОМАНС»,

и целиком стихотворения Натальи Хаткиной:

«МОЛИТВА НА КУХНЕ», «ТОВАРИЩЕСКИЙ СУД», «ДОМИК СО СНЕГОПАДОМ», «КОМАНДИРОВКА».

***

НАТАЛЬЯ ХАТКИНА: 2.09.1956 - 14.08.2009

***

ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ СТИХОВ ВАРЛАМА ШАЛАМОВА

«Стихи — это боль и защита от боли...»

(В.Шаламов)

«Стихи — это боль и защита от боли»,

Стихи безнадёжно грустны...

Стихи — как побег из неволи к неволе

От осени и до весны,

От лета к зиме - в то, что длится годами,

И в то, что ещё не сбылось;

Что было не с нами, а, может быть, с нами,

Когда от тоски не спалось...

Стихи завещают, стихи укрощают...

Стихи, как повязка от ран...

Стихи на себе твою блажь вымещают,

Спасая от проклятых стран...

«Стихи — это боль...», но они же и радость,

Поскольку ты сам их родил...

Стихи — это горечь, досада и жалость,

Что кто-то их предотвратил...

Стихи как служенье, как непостиженье

Того, что не знал никогда —

Того, что  так чувствуешь при униженьи —

Беспомощности и стыда...

Стихи — как судьбою  отравленный почерк,

Как стук  нерасслышанный в дверь...

Стихи — как таблеточный замкнутый очерк

От вечности и до потерь...

Стихи — это нежность, стихи — это странность,

Стихи  не предать, не согнуть...

Стихи — это истинная первозданность

И свой не разменянный путь...

Стихи — как награда за нужных сто граммов,

За необходимый  ответ...

За то, что сберёг, и за то, что — Шаламов...

«Индивидуальный пакет»...

5 июля 2012. Озерицы.

***

ЧЕРУБИНА ДЕ ГАБРИАК

Затейник Макс придумал Черубину -

Коварная любовь тому виной.

И разлетались сразу херувимы

Под Коктебельной чувственной луной,

И ароматом Крымским сладко-пряным

Наполнился гостеприимный дом,

Где родились стихи, и к «сёстрам-травам»*

Прильнул любвеобильный купидон.

Забавный мальчик с колчаном и луком

Наметил жертвы и «разбил хрусталь».

«Рассказанная сказка» стала мукой,

И «розой» закровоточила «даль»...

«Да, целовала, знала и любила»

«Губ сладкий» обречённый, горький «след».

И до изнеможенья доводила

Рука, которой утончённей нет...

О, этот «мёд» во время странной «встречи» -

Он также странен как троих союз.

И у любви бывает тоже вечер,

И расторжима неразрывность уз.

«И Черный Ангел» - вечный охранитель

Застыл у гор «с пылающим мечом».

«Святое имя Черубины» повелитель

Сам зачеркнул стремительным лучом

И отнял дар божественный поэта,

Разрушив миф, который воплотил

В прелестный образ. Видимо, об этом

Он позабыл... Так не хватает сил

Творцу, порой, на то, чтоб увенчали

Его усилья мирра и елей.

«Есть два креста, то два креста печали,

Из семигранных горных хрусталей...»

* - здесь и далее использованы выдержки из стихов Е.Дмитриевой

Май 2012

***

АРСЕНИЮ ТАРКОВСКОМУ

«Река Сугаклея уходит в камыш,

Бумажный кораблик плывет по реке,

Ребенок стоит на песке золотом,

В руках его яблоко и стрекоза...»

Вот так же и я, когда маленьким был,

Любил стрекозу на лету ухватить,

Расправить ей крылья и долго смотреть,

Как бьются они на ветру и звенят...

Затем на ладонь положить и считать

Прожилки в  тончайшем прозрачном крыле...

Не веря, что может оно полететь,

Подбрасывал в воздух и с криком — Лети -

Бежал, что есть мочи, стараясь поймать...

А после валился в траву и стихал,

Под ласковым шёпотом нежной волны,

Которая мягко  качала меня...

А  в небе — почти чернота синевы,

И - облака, как табун лошадей,

Куда-то зовут и всё манят вскочить

На них и умчаться в неясную даль...

В саду, среди яблонь, - любимый гамак.

И яблоки низко так, рядом висят:

Подтянешь одно и надкусишь, затем

Другое, а следом ещё, и ещё, и ещё...

Они звались райскими, прямо, как жизнь

Среди  синевы, облаков и реки...

Среди иван-чая, травы и стрекоз...

Среди райских яблок в далёком  в саду ...

«И всё навсегда остаётся таким...

А где стрекоза? Улетела. А где

Кораблик? Уплыл. Где река? Утекла.»

Апрель - май 2012.

***

БЛЕЗ САНДРАР

«Почему я пишу?

Потому...»

Блез Сандрар

***

Почему я пишу? - Потому,

Что такой и на всех не похож.

Почему я пишу? Оттого,

Что устал от завистливых рож.

Почему я пишу? Отчего?

Кто же знает? - Такая судьба

Увела меня из ничего

И ведёт неизвестно куда.

Почему я пишу, и зачем?

Знать бы, сам посмеялся до слёз.

Как дурной, невоспитанный щен

Где ни попадя тычу свой нос.

Почему я пишу? Чтобы зрить,

Чем отмерена мне полоса,

Чтобы не пресмыкаться, а жить

И чтоб чувствовать птиц голоса.

Чтобы радость от жизни — взахлёб,

Свежий воздух врывался в окно,

Чтоб воздвигнуть стихов небоскрёб,

И чтоб страстно пьянило вино...

Почему я пишу да, и кто

Заставляет писать, словно бес?

Потому, что - Сандрар. Потому,

Что зовут меня попросту — Блез.

Март 2012.

***

ПОСВЯЩЕНИЕ АРНОЛЬДУ ШЁНБЕРГУ

О, эта «Ночь просветления»*,

С музыкой  соприкасания...

Обожествлённость творения -

Как сокровенность Писания.

Звуки гармонии избранной

Плавно сливаются в красочность,

Пряча холодную выспренность

В замысловатую сказочность.

Скрипка слышна чуть задумчиво,

Душу тревожа пленительно.

Рушится мир неуступчивый,

И наступает стремительно

Новый, покуда непознанный -

Призрачный, странный, заманчивый.

То ли из прошлого созданный,

То ли грядущий, обманчивый.

Вновь романтизмом повеяло

В век бесконечной циничности.

Рушатся мифы-сомнения

Сотканные схоластичностью.

Как Пеллеас с Мелизандою**

Слились в едином томлении,

Так растворились в лавандовом

Запахе поиски гения...

Кистью волшебной наносится

Утро тишайшее, нежное...

«Ночь просветления» уносится

В вечность, в рассвет, в неизбежное...

***

* "Ночь просветления" - струнный секстет, сочинённый Шёнбергом в 1899 году.

** "Пеллеас и Мелизанда" - симфоническая поэма Шёнберга (1902-1903 годы).

Январь. 2012.

***

БОККЕРИНИ

http://video.mail.ru/mail/alsanales/8928/8931.html

***

Музыка Боккерини.

Залит партер светом.

Рядом красотка в мини,

Только меня с ней нету.

Я улетел в небо -

Плавать над облаками.

Звуки - из прошлого в не быль -

Рвут синеву волнами.

Ввысь поднялись скрипки.

Вторят альты глубже,

Виолончелистой сшибкой

Голову стиснув тут же.

Мне б улететь вовсе

От маяты и от  «мини».

Взмахом смычка - «товсь»,

И - за тобой, Боккерини.

В трансе ряды стихли.

Под ослепительным светом

Носятся струнные вихри.

Где я? Меня нету.

Я улетел в небе

Плавать из сине-синем...

Только не утонуть мне бы

C музыкой Боккерини.

Ноябрь 2011