Стихи 2016 (январь-февраль)
Стихи 2016 (январь-февраль)
ВСЕ СТИХИ
НЕ РИМСКИЕ КАНИКУЛЫ
Удрать однажды из дворца,
и выйти в люди.
Начать прелюдию с конца
без детских штудий.
Сменить регламенты на сон
простой девчонки.
Уйти в загул, отринув трон,
увлекшись гонкой.
Не побояться дерзкой быть
в сомненьях нудных.
Презреть молву и просто жить,
став неподсудной.
Забыть традиций антураж,
сокрыть улику
и приручить судьбы вираж
в конце каникул.
2 января 2016. Москва.
ПРИКОСНОВЕНИЕ
Шуршит бумагой скомканной листва
под чистым свеже-выпавшим покровом,
накрывшим пеной для сезонных ванн
отживший символ старого, а новый —
уже активен и уже хорош —
сверкает белоснежностью, танцуя
среди стволов, унять пытаясь дрожь
снежинок в сладострастных поцелуях,
но от прикосновения с рукой
он замирает, отдаваясь коже,
найдя любовь и ласковый покой
на одарившем чувственностью ложе.
3 января 2016. Москва.
АКТРИСА
«И отвечала по-актерски...»
(Н.Хаткина)
Всю жизнь — на сцене! В вечной антрепризе
ты покоряешь искренностью зал,
меняя акты от пролога к тризне
под звуки «Браво!» и оваций залп.
Выходишь на поклон, лукаво щуря
сиянье глаз, улыбками делясь,
а после, удалившись, нервно куришь,
с реальностью налаживая связь.
Актёрство и судьба неразделимы.
Поди пойми, где — правда, где — игра,
а где прозренье... Сценаристом мнимым
очерчена невидимая грань.
Ступаешь поневоле, как в тумане,
запутавшись в дороге, и в себе,
и в мишуре, которая так манит
и охраняет якобы от бед.
Тяжёлый жребий, выпавший на долю
души, влюблённой в исповедь и жест
и беззащитность прячущей за ролью
другой себя, себя несущей крест.
8 января 2016. Москва.
ПАРАД
Украшу окошко и стол свой на кухне цветами
и лампочек кучу развешу весёлого цвета,
а после устрою парад храбрецов-оригами,
которых сложу из страничек прошедшего лета.
Поставлю рядком их, плевать, что миражно-бумажных,
и каждому дам порученье припомнить о чём-то
таком, что явилось больным и мучительно важным,
о том, что случалось, быть может, совсем безотчётно:
о смыслах дурацких, запрятанных в сердце подальше,
о глупых поступках, оправданных страхом и ленью,
о пошлых словах, обречённо наполненных фальшью,
и фальши бездумной под маской улыбчивой тени —
о разном, бессвязном, чего бы не видеть, не делать,
чему бы совсем не родиться, а быть неизвестным,
чего бы не знали ни ум, ни душа и ни тело
с сознанием утлым и лезущим всюду не к месту...
Я буду парад принимать, подбодрившись немного
от veritas вечной, сокрытой на донышке винном,
а после отправлюсь шагать по пылящим дорогам
просроченной памяти и в не просроченных винах.
Вернусь, как сурок, на странички прошедшего лета,
и лампочки мне промигают сигнал к возвращенью.
И буду физически здесь я, но мысленно — где-то,
где точно воздастся... а, может, случится прощенье…
9 января 2016. Москва.
ПИР ВО ВРЕМЯ...
Написано под впечатлением от стихотворения,
прочитанного сегодня (10. 01. 2016) ночью.
***
«Страшное имя — Вальсингам.
...
Песня Мэри — и песня Вальсингама.
Любви — и Чумы.»
М.Цветаева
«Кровавой Мэри»* вновь кровит стакан,
заполненный отчаянной тоской,
сжирающей похлеще, чем капкан
зловещей жизни, бывшей — городской.
В развалинах её проходит пир,
где Вальсингам раздаривает смех.
Здесь бог войны — жирующий кумир,
а кости со стола — еда для всех.
Пылает красным соком горизонт
в мерцании рождественских свечей,
зовущий прихожан чумы на фронт.
Ведь жить с «Кровавой Мэри» — горячей.
Вдруг тихий звук послышался в ночи.
То — Мэри песню вспомнила свою.
И потекли печальные ручьи
мелодии, утерянной в бою.
Но носится над пропастью кураж,
сплетая в танце оголтелость тел,
похерив песню прободеньем в раж,
пока они у смерти не у дел.
Забыли, что давно взошла звезда,
и что огонь `её сжигает свет...
Я пью за Мэри, чтоб прошла беда!
Когда надежды нет, и жизни нет!
* - под «Кровавой Мэри» здесь подразумевается и напиток и символ разрушения, беды, мрака, смерти... — символ войны.
10 января 2016. Москва.
ПО ПРИВЫЧКЕ
А он писал картину и смотрел в окно
на слишком молодящуюся зиму
и был уверен безусловно лишь в одном,
что память сердца неисповедима,
как странный скорбный путь, дарованный тому,
кто крепко верит в избранность от Бога,
не давшую пропасть, бесследно утонув
в мечтах, пока своей идёшь дорогой;
и неисповедим положенный мазок
из месива терпения и боли,
отжившей свой, судьбой положенный ей срок
и в колорит попавшей поневоле;
и неисповедимы кисти всех мастей
с палитрой, обезумевшей от красок,
вступивших в дерзкий спор с отчаяньем страстей,
понятным для художнической расы;
и так же холст беспечный неисповедим,
в стремленьи белым походить на зиму,
но вечно попадая в осень вместо зим,
что до смешного неисповедимо...
Чуть слышной дробью в подоконник бил снежок.
В кормушке грызли семечки синички...
А он писал картину, как умел, как мог,
опять мечте отдавшись по привычке...
15 января 2016. Москва.
ЗИМНЕЕ УТРО НА ВОКЗАЛЕ
На жёлтом небе серые дома
мерцают желтизной прозрачной охры.
Под жёлтой мглой желтеющий туман
скрывает поездов прощальный окрик.
Желтеет семафоров синева,
и рельсы жёлтым красятся манерно.
Раскручивает жёлтый cinema
рассветный миг размеренно и верно.
И мир вокзальный, приняв желтизну,
стал жёлто-серым с чуточку лиловым,
меняя облик сквозь охряный zoom
до той поры, когда проснётся новый
морозный день, где снежным серебром
закрасится желтеющее утро.
А пожелтевший временно перрон
вернётся в жизнь седеющим и мудрым.
15 января 2016. Москва.
ТЕБЯ Я ВЫДУМАЛ...
«Через года и месяцы выдумал я тебя...»
Ю.Визбор
Тебя я выдумал конечно же,
но этой выдумке я рад
и сквозь года храню по-прежнему
твой удивлённо-строгий взгляд,
и рук несмелое касание,
и лунный отблеск на плечах,
и хрипоты правописание
в любовь расчерченных ночах,
и послевкусие прогорклое
от слёз, разбавивших «Хе`рес»,
и провиденье слишком зоркое,
которым правит чёртов бес,
и предотъездные прощания,
и слов ненужных чехарду,
и не встречаться обещание
с невольно вырвавшимся: «Жду...»
16 января 2016. Москва.
ДЕФИЛЕ
В белой шубе, в белоснежной шапке,
высший шик представив гардероба,
снегопад не валко и не шатко
дефиле устроил вдоль сугробов.
От бедра вышагивают ели
недоступность пряча в пышных ветках,
а кустарник дышит еле-еле,
для показа выставив горжетки.
Замерли ансамблево берёзки,
в пуховые вырядившись шали
и простые платья в блёстках броских,
haute couture с pret-a-porter мешая.
Клёны в свитерах из белой шерсти
и шарфах пушистых белых-белых
открывают стиль спортивных версий
для коллег решительных и смелых.
И дубы выходят стройным рядом,
щеголяя удалью и статью
в белых фраках и бросая взгляды
на рябин, зардевшихся не кстати.
Дефиле стремится к апогею.
Кутюрье прощается неспешно
и уносит снежность, душу грея
будущим творцам потоков вешних.
Мерно гаснет занавес парада.
Буйство белых красок иссякает.
На асфальте парковой ограды
дефиле кончается... и тает...
17 января 2016. Москва.
ПОРОЙ
Порой какая-то деталь совсем малюсенькая с виду
заменит юмором печаль и всепрощением обиду.
И раззудится вдруг плечо, и жизнь покажется прекрасной,
и даже в мыслях ни о чём всё будет радостным и ясным!
17 января 2016. Москва.
НЕ УПРАВЛЯТЬ ТЕЧЕНЬЕМ МЫСЛИ...
«Он управлял теченьем мысли и только потому — страной...»
Б.Пастернак
Не управлять «теченьем мысли и только потому — страной»,
а воспарять душою в выси и забывать, что ты — иной,
совсем иной, другой, инакий, по сути — тот же вечный Жид
и собираешь те же знаки в лице насмешек и обид,
и так же путаешь устало со злой реальностью мечты —
забавный путаник вокзала, где посетитель — только ты
и где, на лавочке пристроясь в углу под шелест сквозняков,
свой alter ego вечно кроешь, который ловко был таков,
неуловимым Джо умчавшись скакать по прериям страстей,
пытаясь всё начать сначала с ворчуньей, стелящей постель
и проводившей в путь-дорогу (покуда пыл твой не угас),
себя считая недотрогой и отдаваясь каждый раз,
поверив на слово бродяге, пускай, не принцу, но зато,
бредущему под звёздным стягом и познающему простор
полей и рек, лесов и долов и зачарованных небес,
когда не знаешь лучшей доли, чем постигать секрет чудес,
разлитых в воздухе закатном или в рассветном, что — равно,
и воспевать любовь по кадру. Ведь, это — жизнь, а не кино...
Не управлять «теченьем мысли», а наслаждаться ей тайком
и вслед за ней стремиться рысью, поскольку мысль и есть твой дом —
единство формы с содержаньем — пространство взятое в залог
у сверхземного мирозданья — неподводимому итог.
18 января 2016. Москва.
ПРИКИНУВШИСЬ ЛУНОЙ
Наполовину диск под коркой слюдяной,
наполовину лик растерянный и грустный,
как тот фонарь, прикинувшись луной,
висит над городом люминисцентным сгустком.
На голубое межпланетный мастехин
нанёс мазок белил с поспешностью манерной,
забыв, что сам — когда-то родом от сохи
и не сторонник потакать шагам неверным,
а любит с детства помазистее пройтись,
оставив след пастозно-чувственный на теле
небесной ткани, где в сомнении завис
полночный спутник, видный в полдень еле-еле...
Он растворился, он почти совсем померк
в разливах красок голубых и светло-жёлтых,
но, тем не менее, плывёт упорно верх
в сопровожденьи бело-розовых эскортов.
И вдруг, опять воскреснув на мгновенье лишь,
он исчезает, воплотившись в non-finito
из нежного sfumato от земли до крыш,
мерцающего в окруженьи снежной свиты.
22 января 2016. Москва.
СОН
А я сегодня летал во сне
и, будто Карлсон, ходил по крышам,
и было вовсе не страшно мне,
но только я ничего не слышал.
Я пробирался среди антенн.
Качались мачты в порывах ветра,
а между ними в бетоне стен
проход светился неоном: «Гетто».
Меня втащило туда рукой —
змеёй тянувшейся из прохода,
вдруг ставшей длинной такой трубой
с цветастой надписью «С Новым годом!»,
в лучах которой поток людей
передвигался беззвучно к цели
и мрачным взглядом во тьму глядел,
где звёзды съёжившиеся тлели.
«Последний кто здесь?» — промолвил я,
попав в колонну людского горя,
и понял, это — одна семья
послушно движется в крематорий —
без слёз и плача, в ночной тиши,
обняв друг дружку, ступает молча...
А кто-то в чёрном судьбу вершил
и зубы щерил в оскале волчьем.
Клубился в небе багровый дым,
а на востоке заря алела.
Я был со всеми совсем один...
А дальше — пропасть... И всё сгорело…
12 февраля 2014 - 25 января 2016. Москва.
В ТУ ЖЕ РЕКУ...
Шукшинским чудиком живу,
влюбляюсь в жён чужих зачем-то,
всю жизнь летаю наяву
и тщетно жду Свентану-Звенту.
Брожу по травам босиком,
не по годам впадая в детство
в седьмом десятке лет всего,
забыв про цели и про средства.
Хочу достичь прозренья будд,
меняя осени на зимы,
а мрачный вид на Hollywood-
ский внешний лоск неотразимый.
Друзей прощаю и врагов,
а неудачам улыбаюсь,
стараясь жить «без дураков»,
но в дураках оставшись - каюсь.
Вийон, пожалуй, в чём-то прав,
что у ручья поник от жажды
не в силах свой умерить нрав,
чужим к себе являясь дважды.
И даже Родине своей
не мог в любви он объясниться,
зато другим дарил елей,
припомнив дом, который снится.
Без парадоксов нет меня,
нет чувства, памяти, нет воли,
нет искромётного огня
и клиньев, спившихся до кольев...
Но есть почти что райский сад,
где прорастают счастья споры
и где мне точно кто-то рад,
забыв сомнения и споры.
А потому вхожу опять
всё в ту же реку по привычке,
считая дважды-два за пять
и с нужных слов сорвав кавычки.
27 января 2016. Москва.
МАНДЕЛЬШТАМУ
«И потому эта улица
Или, верней, эта яма
Так и зовется по имени
Этого Мандельштама...
........................
Уходят вдаль людских голов бугры:
Я уменьшаюсь там, меня уж не заметят,
Но в книгах ласковых и в играх детворы
Воскресну я сказать, что солнце светит.»
О.Мандельштам
***
Ну как ни думать, как ни вспоминать
этапный холод, где пока я не был,
и в кулаке зажатую тетрадь
с желаньем то ли бездны, то ли неба
и стансов о воронежской мечте,
которые спасали, не спасая,
соломинкой прочувствованных тем,
навеянных потерянностью рая,
где миндалём цветущим жил росток...
Пророчили губительные рифмы,
и, завещая имя лет на сто
вперёд, его соединили с ритмом
биенья сердца, рвущегося ввысь
за проволоку сучью на свободу
от длиннопалых длиннозубых крыс,
которым люди — мусор, куча сброда —
питательная чёрная среда
без тел, без лиц, без отчеств и фамилий
и без надежды, призванная ждать
десятилетья, сложенные в мили,
когда переиначат смерть на жизнь,
и робу арестантскую на славу,
и правда не излечится во лжи
серийного убийцы-жизнедава...
Росток миндальный превратился в ствол,
расцветший, словно в скинии пророка,
но выигравший большее из зол
в отечестве убийственного срока.
31 января 2016. Москва.
ПИШУ ПОРТРЕТ
Пишу портрет, написанный давно,
ещё во времена Буонарроти,
постигшего сомнительность основ,
где до сих пор непознанное бродит,
пытаясь чувства воле подчинить
и красоту уменьем подытожить,
в кистях скрывая умственного нить,
холста которой ожидаешь прожиг...
Но он на то и гений, что — творец,
и не ему не знать ли об удаче,
ещё в начале видящей конец,
как и в конце — начальную задачу
разумное и доброе создать,
чтоб им однажды с вечным поделиться,
и наперёд с уверенностью знать,
что чувство бесконечно будет длиться,
отважно неподвластное уму,
ни воле, ни, тем более, расчёту,
скорей, сменив богатство на суму
и истинным — признание с почётом...
И потому опять пишу портрет,
хоть — весь в сомненьях и — совсем не гений,
и про себя в других ищу ответ,
прошедших все этапы Возрождений.
1 февраля 2015. Москва.
ТУНДРА. УТРО...
Тундра. Утро. Зеркальный блеск
солнца в снежности бело-ярой.
Из метафор создав гротеск,
новый день возрождает яркость.
Искры снега горят в гало,
от окружий земля кружится,
оставляя зиме в залог
удивленье в застывших лицах.
Перламутром сверкает фирн.
Резбегаются брызги-блики
хрусталями, готовя пир
под светилом ньютоно-ликим.
Ночь полярная отошла.
Белоземье справляет тризну,
объявляя весны аншлаг
и опять пробужденье к жизни.
1 февраля 2016. Москва.
СЖАТОЕ ДО ТОЧКИ
«Язык пространства, сжатого до точки...»
О.Мандельштам
Язык пространства, сжатого до точки —
проекция вселенной на меня
с височной болью, точно молоточки
стучат внутри и требуют огня,
чтоб сжечь порочный круг воспоминаний
и превратить непрошенное в тлен —
в сжигающее холодом изгнанье
пути всё понимающего дзен.
За шторами шагает чёрный призрак —
усталый и замёрзший карагач,
который наблюдать за мною призван,
пока идёт безвыигрышный матч
ночных команд бессонницы и неба,
одетых не по рангу в черноту
дизайнером межветочного лего,
похожего на месиво из струн.
Оно стучит о тонкие перила
балкона, воспарившего в ночи.
И этот стук становится мерилом
всего, что угрожающе молчит
и просится в застывшее убранство,
шкафами отделённое от стен,
где проходили годы странных странствий
по странам из внетемия и тем,
постыдных по своей ничтожной сути:
откуда, с кем, когда и почему —
застрявших на всегдашних перепутьях
и навсегда обживших ночь и тьму.
Два стука, породнённые стихами,
живут себе внутри и вне меня,
покуда боль и ветер не стихают
с мерцающим огнём, но без огня.
2 февраля 2016. Москва.
ХОЛОДНЫЙ ВЕТЕР
Холодный ветер рвёт тугие ветки,
прижавшиеся к поручням балкона,
их alter ego укращая ветхий
и дух свободы, спрятавшийся в схронах
ночного неосознанного бреда,
играющего с памятью в пятнашки —
забава, превратившаяся в кредо,
забывшее о времени, предавшем
доверчивую суть души и тела,
не верящую утлому сознанью,
пытавшемуся глупо, неумело
чужой судьбы завоевать признанье
и рассказать, наверное, банально
о чём-то незатейливо наивном,
пришедшем непростительно фатально
и потому казавшемся причиной
того, что неминуемо случится,
ведь промысел господен — неминуем,
историю разыгрывая в лицах
и поминая прожитое всуе...
А ветру всё неймётся за окошком.
Ему-то что, он — ветер, сильный вроде
и волен жить в метаниях истошных,
мечтая о покое и свободе.
15 февраля 2016. Москва.
ФЁДОРУ РОКОТОВУ
(С выставки Ф.Рокотова в ГТГ)
Взволнован зал. Пророчеством звучит
его к портретам обращённый ропот.
И лишь поэт мечтательно молчит,
отдавшись неминуемому року
и преданности ласковых кистей,
шуршащих по задумчивому грунту
среди толпы, срывающей со стен
призывы к возрожденческому бунту
и воскрешенью преданности душ
сердцам открытым и открытым душам,
когда давно не мальчик ты, а муж,
готовый понимать других и слушать
и превращать картины в голоса,
ожившие в бесчувственную пору,
соединяя с грешным небеса
симфонией для мастера и хора.
24 февраля 2016. Москва.
***
Ф.Рокотов. Портрет неизвестной в голубом платье с жёлтой отделкой.
ДОРОЖНОЕ
И дождь по крыше поезда стучит.
И ночь летит навстречу и молчит.
И рельсы струнами басов гудят,
под стук колёсный о судьбе твердя.
И капли рваный выбивают ритм
вернувших в годы детства «рио-рит».
И стёкла черноту тревожно рвут.
А где-то, как всегда, любимых ждут.
24 февраля 2016.