«Когда сказано всё...»

     До Нового года оставалось совсем немного времени, и Олегу хотелось успеть закончить работу  над «люпинами» до его наступления. Уже минула неделя, как он положил последний мазок, но всё ходил вокруг, присматривался, переносил мольберт из одного конца комнаты в другой, выискивая  неточности и ошибки. Он думал, что чего-то  не видит, не замечает. Однако проходили дни, и он убеждался в том, что  картина «сделана», и всё — на своих местах. Планы точно выстроены, композиция держалась прочно откуда бы он на неё не смотрел, и колорит был, как ему казалось, безупречен. Это была не краска. Это был цвет: глубокий, насыщенный, местами почти символический — то, о чём он говорил Юне, чему пытался научить  учеников, что хорошо видел, чувствовал, знал, понимал и к чему стремился. Цвет мерцал, переливался и манил к себе, затягивал в своё  пространство.  Особенно Олегу нравились  цветы. Он же сам их написал и  при этом не понимал, как и из чего они сделаны. Как они такими получились? Яркими, сочными, разнообразными, фактурными, иногда почти физически ощутимыми, а иногда уходящими куда-то далеко к горизонту и растворяющимися там на границе с то ли сине-зелёным, то ли сине-оранжевым, переходящим почти в тёмный ультрамарин небом... Ему давно хотелось, чтобы его картины были внешне простыми и понятными, но чтобы за этой простотой скрывалась та сложность, та неоднозначность смыслов, которые и делают произведение по-настоящему серьёзным и глубоким — живым.

     Он уже перенёс картон на подрамник;  подготовил из тёмного золота, выполненную под старину широкую  раму, к которой в преддверии окончания работы  несколько раз прикладывал   картину, стараясь представить, как она будет выглядеть в законченном виде, и остался доволен. Он выдерживал себя, не торопясь окончательно закрепить картину в раме, понимая, что именно тогда будет поставлена точка не только в работе, а в очередном этапе  жизни, и в следующем, наступающем году начнётся новый. Он не сомневался в том, что этот новый этап будет связан с Юной, что он её обязательно увидит и случится то, о чём  когда-то написал:

И верить снам, и верить в то, что будет -

Тому, что не случится никогда...

Что утром кто-то вновь тебя разбудит,

Обнимет, поцелует... И тогда...

     А пока ему казалось, что наступает конец  утомительному расставанию, так надолго затянувшемуся.

     - Сегодня у меня непривычно тихо,  а вообще, в доме целый день — музыка. Не могу без неё. Разная: классика, рок, джаз... Сегодня нашёл интересный сборник. Много Жобима и, почему-то, моя любимая  «Рапсодия в голубом» Гершвина, причём в его же исполнении  —  никогда не слышал...

     - Изысканные у Вас запросы: Жобим, Гершвин...

     - Да я — сама непритязательность и скромность...

     -  Как поживаете, Ваша скромность?

     - «Наша скромность» со страшной силой хочет есть. Посему со всей присущей «нашей скромности» нескромностью жарит свиную отбивную и сглатывает что-то там, в нетерпении глядя на румяную корочку... А как —  Наше Солнечное Сиятельство, баронесса фон...

     - У меня всё менее плотоядно, но тоже вполне жизнерадостно. Желаю приятного аппетита. Не отвлекайтесь.  Недавно прочитала один стишок. Мужчина пишет от лица женщины. Чушь потрясающая.  А на него — столько хвалебных отзывов... Ужас...

     - А зачем Вы это читаете? Бежать надо, «задрав штаны». Себя не жалко? Тратить время, чувства свои и глаза... Сейчас я Вам настоящее покажу...

Н.Думбадзе «Я, бабушка, Илико и Илларион»

     - А я стихи вчера написал! - вдруг  выпалил  я.

     - А  ну, прочти! - Илларион   от   неожиданности  выронил  кусок  ветчины.

Я нерешительно взглянул  на  Илико.  Илико  поперхнулся  вином  и посинел,  как  петушиный  желудочек.

     - Валяй, валяй, теперь уже все равно! - сказал он.

     - Что ты сказал? - спросил, отдышавшись, Илико. Илико и Илларион переглянулись.

     - Ну-ка, прочитай, пожалуйста!

Я достал  из  кармана  лист бумаги,  встал, выпрямился, протянул  вперед левую руку и как можно громче начал:

Враг коварный, враг проклятый,

Он на нас ползет войной!

Не бывать ему с победой,

Мы дадим смертельный бой!

Герои наши не дремлют.

Гремят наши пушки и танки,

А если потребует Родина,

Я смело пойду в атаку!

закончил я и с трепетом стал ждать приговора.

     - Мда-а-а...  Написано  довольно  того...  громко! - сказал Илларион после получасовой паузы.

     - Это  еще  ничего, можно прочесть и тише... Но что с ним теперь будет.? - ответил Илико, с сожалением глядя на меня.

     – Скажи-ка, давно тебя тянет к стихам? – спросил меня Илларион.

     – Уже месяц! – сказал я.

     – Где же ты был до сих пор, несчастный, вовремя не мог сказать, что ли? А теперь что делать будем? Бабушку твою бедную жалко мне, а я-то раньше знал, что в один прекрасный день ты все равно с цепи сорвешься! – сказал Илико и махнул рукой.

     – Ну и как, легко они даются тебе?

     – Ничего… За день сочиняю восемь-девять таких стихов! Бумаги нет, а то больше написал бы!

     – Мало! – сказал Илико.

     – Бабушка знает про твое стихоплетство? – спросил Илларион.

Неожиданный вопрос застал меня врасплох.

     – Нет.

     – Ну так и не говори ей. Хватит старушке и другого горя… У тебя есть еще стихи?

     – Есть. О любви…

     – А ну, прочти!

Я нерешительно взглянул на Илико.

     – Валяй, валяй, теперь уже все равно! – сказал он.

Я достал из кармана второй лист бумаги и начал потише:

Ночь,

Луна плывет по небу,

Снег и ветер, час ненастья.

Я люблю гулять средь ночи,

Слезы лью я, слезы счастья.

Не могу сомкнуть я очи,

Ошалел совсем я, братья!

Молчание длилось добрых пять минут. Илико и Илларион смущенно переглянулись.

     – Что ты скажешь? – спросил наконец Илларион.

     – Последняя строчка хорошо написана, с чувством…

     – Но он говорил, что стихи – про любовь. Почему же о любви нет ни слова?

     – Стесняется парень!

     – Это же стихи, Илларион! В стихах всего не скажешь! – попытался разъяснить я.

     – Во-первых, это такие же стихи, как я шах персидский! А во-вторых, если стихи про любовь, нужно хоть упомянуть про эту любовь.

     – А ну тебя! Человеку не спится, он бродит по ночам и с ума сходит: что это, по-твоему, если не любовь?! – разозлился я.

     – Ну, знаешь, дорогой мой. Илико всю свою жизнь был сумасшедшим, и бродит он больше ночью, чем днем, так он тоже влюблен? Как ты думаешь? – сказал Илларион.

     – Эй ты, старик, языку волю не давай! – вскочил Илико. – Мальчишка нацарапал какую-то чушь, при чем тут я! Спрячь сейчас же свою мазню, негодяй! – набросился он на меня.

     – Погодите, сперва разберем стихи! – остановил его Илларион. – Вот у тебя сказано: луна по небу плывет, и тут же – снег, буран. Как же это? А?

Неожиданный вопрос застал меня врасплох.

     – И еще. Вот ты говоришь: бессонница у тебя, ветер, снег, ненастье, мир рушится. Чему же ты радуешься? От какого такого счастья у тебя слезы льются, болван?!

     – Да что вы в стихах понимаете, из ума вы оба выжили! – обиделся я.

Илико разлил вино. Илларион поднял стакан, привлек меня к себе и сказал ласково:

     – Другая у тебя, дорогой мой, беда… Знаю я, отчего люди становятся поэтами… Когда я был мальчишкой, вроде тебя, я тоже сочинял стихи. Помнишь, Илико?

Без нее я жить не буду!

Застрелюсь я! Где патроны?

Огонь любви меня сжигает,

Свет не мил мне без Матрёны!

Илико утвердительно кивнул головой и захихикал.

     - Тогда я и тебя принял за сумасшедшего, но потом все прошло… Так и с ним будет!

     – Вот так-то, сынок… А стихи ты пиши! За это людей не наказывают… Твоей девчонке, если она такая же дура, вроде тебя, может, и понравится. А не понравятся – не горюй. Эта маленькая пташка – любовь – только что снесла яичко в твоем сердце. Пройдет время – вылупятся птенчики, оперятся, полетят. А потом – айда… Будешь бродить по свету влюбленный… За твою любовь, мой мальчик!

     Я стоял смущенный, с опущенной головой и молча слушал Иллариона… И мне казалось, что он бережно держал на ладони мое сердце и читал всё, что там было написано.

***

     Вот — настоящее... искреннее... доброе... А — то... Пожалейте себя.

     - Но ведь есть очевидные вещи. Когда невооруженным глазом видно: плохо, бездарно, безвкусно, пошло.  Я ведь не прошу, чтобы все люди Пастернаком восхищались. Понимаю: кому-то —  Пастернак, кому-то — совсем другое...   Я в недоумении...

     - Опять Вы меня удивляете. Нет очевидных вещей. НЕ-ТУ! Для Вас очевидно то, что многим, возможно, не очевидно. И наоборот. Убивать, как известно,  — «не хорошо». При этом находится куча людей, которым — хорошо. И на этом были построены известные режимы... Врать — «не хорошо», и при этом...  Знаете, как сказал Ремарк? «Культура — тонкий слой, смываемый потоком дождя...» Не переживайте из-за ерунды.

     - Да... Наверное, Вы правы..

     - Это — нормально. Есть Вы, есть ещё несколько человек. Достаточно. Нельзя требовать от людей невозможного. Надо быть собой, делать, что можешь и радоваться жизни.

     - Вы правы... Глупости все это.

     - Умница. Красавица. Вообще, так странно... вроде разговариваем, вроде и рядом... а на самом деле... Гримасы  «цивилизации». А с другой стороны вспоминаю, как раньше письма месяцами ждёшь. Воистину, человек — существо ненасытное.

     - Да... Раньше были письма. А теперь — так, записочки. Помню, в почтовый ящик заглядываешь — не виднеется ли там что-нибудь беленькое?

     - На почту каждый день ходил. Конверты ждал. А сейчас жду Ваш электронный адрес на экране. Скучаю по нему.

     - Скучать  нельзя.

     - Скучать надо.  Ну что это за человек, который не скучает? Так... ничто!

     - Из-за тепла у нас по утрам туманы, и от этого у меня  кружится голова. Давление, что ли, падает? Вчера, говорят, бури были магнитные. Вот и кружится.  Да ну её.  Как поживает небо? Строится? 

     - При Вашей  бурной жизни (с ожиданиями, руганиями, бутербродиками, кофейком с коньяком...) надо иметь очень крепкое здоровье и нервы. Главное — здоровье. И, конечно, же — никакого спорта (физкультуры)? М-да... Понимаю, что все эти мои м-да — в никуда.

А небо приобрело человеческое лицо. Медленно, к сожалению. У меня — всё медленно. Небо с человеческим лицом. Каког`о? Пожалуйста, будьте к себе бережны.

     - Сегодня ночью мне приснился мой университетский учитель. Умная, ироничная, обаятельная, просто невообразимая. Её нет. А я скучаю... Сейчас вот Вам пишу и вдруг вспомнила: когда она болела, я очень просилась к ней приехать, навестить её. А она уже никого не принимала. Я ей послала SMS-ку: мол, приеду. И она прислала длинную ответную: «спасибо за добрые слова... помощь пока не нужна... я не в форме, пока не приезжай...» Это была последняя её SMS-ка. Посмотрела в телефоне дату — 11 ноября.  И вот в ночь с 11 на 12 она мне приснилась.  Мистика.

     - Это — не мистика. Это — те самые связи, которые и есть настоящие. Независимо от расстояния. Была у меня знакомая — замечательная женщина — куклы делала. Одно время мы с ней долго не виделись — она болела. Потом, как-то, я ей позвонил и сказал, что соскучился и хочу приехать. Она ответила, что не очень хорошо себя чувствует, и договорились, что через неделю я подъеду. Через неделю рано утром мне позвонили и сказали, что её не стало. Мне её не хватает. И ещё есть люди, которых мне так не хватает... Много не хватает...

     А сегодня мне  приснилась  моя старая квартира...

В ГОСТЯХ У ХУДОЖНИКА

Во мгле туманной тихо солнце серебрится,

По пыльным крышам разливая серый свет.

Давно стоит ноябрь, но всё мороза нет,

И пасмурно глядит окраина столицы.

Истлела вся листва, исчезли даже птицы.

За окнами лишь сучьев тёмно-сизый бред,

Но в этих комнатах остался слабый след

Давно прошедших дней, и свет с картин струится.

Фактурные холсты, пушистые пастели

Во мраке комнаты мне что-то тихо пели

О небе, чистых красках, прозе и стихах...

Тусклеет день в окне. Картины на стенах:

Леса, равнины, снег, блеск солнца и метели -

Уводят мысль в мечту о лучших временах.

     - Отличное стихотворение. Многомерное, живописное. С настроением. Вам посвящено?

     - Мне.

     - А я вернулась с шоппинга. Накупила всяких женских штучек, два детективчика и яблок. Завтра буду валяться на диване и читать. Погода стоит бесподобная. Ноябрь у нас в этом году — загляденье.

     - В шоппинге, детективчиках, яблоках, ноябре. Тоже зашёл на базар и купил роскошный мускат и очень вкусные груши. Спрашиваю: откуда виноград? - из Италии. А груши ? - из Аргентины. Хорошо, говорю, устроились. Ничего нашего, отечественного. А мускат и правда   роскошный.  Красивый и вкусный...

     Вчера просто свалился. Сам не понимаю, с чего так устал. И сегодня немного разбитый. Не отдохнул. Ну да ладно, «барышня» моя бьёт колёсами. А «если женщина просит», то...

     - Мускат... Груши... Сибарит! Привет капризному организму. Что это он чувствует себя разбитым? Может, Вы его слишком изводите? Смотрите, эти женщины (в т.ч. Ваша Жозефина) до добра не доводят. С ними надо посдержаннее, а то разбалуете —  проблем не оберетесь.

     - Не хочу! Не хочу посдержаннее. Не хочу «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей...» И кто сказал, что так надо? Я считаю, что в жизни надо говорить больше хорошего и делать больше хорошего, вообще, а уж дорогому человеку-то — особенно. И любить, как можно больше. И не бояться показывать свою любовь. Не стесняться говорить о ней. А помните, Вы как-то сказали: «и касаться»... Вот-вот, именно. И касаться. И я же об этом. Держать человека, как хорошую охотничью собаку, всё время чуть впроголодь? Недоговаривая, недолюбливая...  И зачем? Это — не моё. Других — возможно. Никто меня никогда не убедит, что хорошее надо скрывать, приберегать на чёрный день. Его может и не наступить — этого «чёрного дня». Жизнь так коротка...

     - Магистр гендерной психологии! Вот смотрите  фото...

     - Очень красивая...

Что есть красота

И почему её обожествляют люди?

Сосуд она, в котором пустота,

Или огонь, мерцающий в сосуде?

     - Я тут —  совершенная пацанка.

     - Обожаю пацанистую женщину.

     - Ну что Вы. Женщина должна быть гламурной, изящной...  А тут такое безобразие.

     - Что значит должна? Кому должна? Что должна? Женщина ничего никому не должна. Это — во-первых. А, во-вторых, Вы, баронесса, ничего в женщинах не понимаете. Ну и вкусы у Вас.

     - Ну всё, я больше не буду. Я не знала, что Вы так сложно  реагируете. Я  не подумала, что Вы эти фотографии будете внимательно рассматривать. У меня даже мурашки пошли. И мне хотелось Вашу фантазию перенаправить в другое русло. Перенаправила...

     - Слушайте, баронесса. По-моему, это Вы сложно реагируете. Я реагирую нормально. Как вполне здоровый (ещё) мужчина, которому очень нравится женщина. Ну, может быть, чуть с долей юмора. А Вы, что, хотели бы, чтобы я реагировал как... (кто?.. надо подумать...) как холодильник? И только попробуйте это Ваше «всё, больше не буду». Будьте! Вот сейчас читал Ремарка и прочитал фразу, которая касается Вас. «Её лицо было озарено изнутри». Это — про Ваше лицо.

     Юна,  милая, я понимаю, что  веду себя совершенно  по-мальчишески. Не сердитесь на меня. Нас разделяет так много километров, что… Немножко заскучал, ну что поделаешь,  так уж я устроен. Не страшно. Живой значит. Ещё поработаю часок и пойду в мои любимые Сокольники. Надо немного побродить среди деревьев. Если Вы когда-нибудь приедете и  найдёте время и со мной повидаться, то я Вас свожу в Сокольники на мои любимые аллеи... А помните, я Вам писал, когда Вы болели?

     -  Вы тогда ещё о моем больном горле все время спрашивали. Это было очень трогательно и так для меня непонятно.

     - А что же тут непонятного?

     - Даже затрудняюсь объяснить...  Мне было плохо тогда, и это мало кого интересовало. Все просто с разной степенью терпения ждали, когда я восстановлю свою работоспособность  и снова буду выполнять привычные функции, поскольку моя болезнь принесла множество неудобств: и в бытовом, и и в профессиональном планах.

     - Да вы, оказывается, самых обычных и естественных вещей не понимаете или не знаете.

Мне не понятно, как это «и мало кого это тогда интересовало», как это — «привычные

функции»? На службе  ещё понятно, а дома?

     - Привычные функции? Ну, например, обеспечить наличие супа и котлет...

     - А... котлеты... 

     - Вы решили, что я тогда подозревала Вас в неискренности?

     - Вот я смотрю на Вас, баронесса... Прочитали уйму «умных» книг по философии, культурологии, психологии... Ну и что? А к жизни, как оказывается, это не имеет никакого отношения. Вас такие банальные вещи удивляют: самые простые человеческие и очевидные.

     - Меня удивил не сам факт проявления «человеческих и очевидных» чувств, а то, что они возникли в таких странных, я бы сказала, виртуальных обстоятельствах.

     - А чего здесь такого виртуального и странного? Один человек волнуется о другом, с которым знаком, между прочим больше года и больше года уже ведёт с ним переписку. 

Меня тоже удивил факт появления чувств в таких странных обстоятельствах. Поверьте, ещё больше... И я уже неоднократно об этом говорил. На то они чувства, чтобы возникать не тогда, когда понятно, а наоборот. Когда понятно, это — разум и логика. Ну что поделать? Возникли, и слава Богу. И лично я очень рад этому. А уж как и почему?  Это пусть историки искусств потом разбираются. А то, что они, т.е. чувства, ещё не исчезли спустя больше года знакомства, Вас не удивляет?

     - Удивляет. Да и вообще... Вы у меня вызываете сплошное удивление. 

     - Удивляет, что один человек волнуется о другом и скучает?

     - Женщина должна быть глуповатой, как... поэзия.

     - Женщина должна быть! Не люблю попроще. Очень нравятся красивые и умные. Красивые и глупые — нет... Вчера ко мне заезжал мой товарищ и сказал: «Ну ты же всегда выбираешь самый сложный вариант...» Это — мне. А я и не выбираю. Они меня сами выбирают. У меня выбора нет!

     - О том, что поэзия должна быть глуповатой, Пушкин сказал. Я только параллель провела. Самый сложный вариант выбираете?  Слава храбрецам... Ах да, это он Вас  выбирает... Наверное, чем-то Вы для него привлекательны, для этого сложного варианта. Ищите ответ в себе. Думаю, потому что Вы тоже ой как непросты.

     - Вот какой-то человек, пусть даже и Пушкин, чего-то сказанул, а потом это возводится в ранг догмы... А Пушкин в этот момент, может быть, думал о понравившейся ему барышне (скорее всего), и произнёс первое, что пришло в голову. Вот так внезапно сказанное превращается в наимудрейшее изречение.

     - Пушкин сказал всерьез... Как поживаете?

     - Чёрт подери меня совсем. Погряз в своей занятости. Вот несколько дней не... чего?  не писал, не читал... ( ну про видеть — уж и не надеюсь, понимаю иллюзорность почти «детских» мечтаний) и очень соскучился.  Вы спрашиваете, как я поживаю? Ответ — без Вас... Как Вы? Как себя чувствуете?

         - А Вы, оказывается, человек исчезающий. Только что приехала домой. Замерзла, хотя, вроде бы, и оделась по погоде. Никак не могу привыкнуть к этой холодрыге. Зима, а совсем недавно... Не хочу загадывать наперед, но я, возможно, приеду весной.  Ну посмотрим.

     - У нас — мороз. Сегодня — минус 20. Честно говоря, я такую погоду люблю. Но только со снегом. Пока его нет. Напялил свои валенки, рукавички...  Тепло. Главное — хорошо одеваться. Вы не хотите, чтобы я исчезал?

     - Конечно, не хочу. Не исчезайте.

     - Боюсь, что Вы так и не поняли. Я — человек не исчезающий. Я — человек очень по Вас скучающий  и отчаянно борющийся с собой и с Вашим отсутствием. Мне стоит большого труда Вам не писать. И очень я грущу, когда нет писем от Вас. И Вам, Вашей жизни  не хочу мешать. И я понимаю, что ничего другого и не будет. А исчезающий человек, скорее,  — Вы.

      - Ну вот, отстрелялась, кажется, на сегодня. Перед Новым годом у нас тут всё вверх дном...

     - У Вас, как конец недели, месяца, года, так стрельба  вовсю. Только и читаешь: отстрелялась... отстрелялась... отстрелялась... Прям, стрельбище какое-то, а не студия.

     - Да, это Вы хорошо подметили со стрельбой. Помните?

Ах, ничего, что всегда, как известно,

Наша судьба - то гульба, то пальба...

 Это - о нас.

     - Как самочувствие?

     - Самочувствие - нормальное. А вот настроение —  не очень. Уходит год и остаётся в сердце каким-то осколком.

     - Неужели этот прошедший год для Вас останется осколком?

     - Да... Много потерь и невосполнимых...

     - Как бы мне хотелось сделать так, чтобы в Вашей жизни было как можно меньше потерь.  К сожалению, все мы теряем. И люди уходят. Любимые люди уходят... Год выдался странный. С одной стороны — очень радостный, а с другой — горестный. Старайтесь радоваться жизни. Ей Богу, она — хорошая штука, хоть и бывает не очень ласковой.

      Ну всё, работа над «люпинами» закончена. Уже наклеил на подрамник. И раму привёз.   Долго выбирал материал. Не совсем то, что хотелось бы, но лучше не нашёл. Я на своих картинках не экономлю. Должны выглядеть роскошно. Не только внутри, но и снаружи... Пока выжидаю, присматриваюсь, а через несколько дней буду в раму вставлять и ставить точку. Огромную. Вот такую...

     Как я хочу, чтобы Вы оказались тут...

     - Ну я ведь говорила, весной, скорее всего, приеду. Жду фото «люпинов в раме». Правильно, на искусстве нельзя экономить.

     - Весна у нас когда? Вы видели ещё такого терпеливого человека? Это я о себе, между прочим... Пришлите мне ещё какие-нибудь Ваши фотографии. Хочу, чтобы Вас было много. Очень важно, когда появляется любимый и дорогой человек. Это — самое важное в жизни. Всё остальное — потом...

     Завтра пойду за ёлкой и буду наряжать. Люблю наряжать. У меня ещё с детства целый ящик игрушек, есть даже довоенные. Наряжу, потом деда мороза ватного поставлю под ёлкой, а рядом подарки положу. Себе. Мной же мне и купленные. Что у Вас на студии?

     - Великолепные получились «люпины». Очень тонко, изящно, прозрачно... Блистательная работа. Здорово, что завершили сейчас. Летом бы они не воспринимались так ярко и празднично.

     На студии у нас — серпентарий.  Выхода два: или уходить, или переждать.

     А я думала, что Вы уже сидите под елкой, вдыхаете аромат хвои и пьёте Ваш любимый ром (как Вы его пьёте?).

     - Только не горячитесь. Спокойно.

     - Да я и не горячусь... Наблюдаю... Да ну их всех. А уходить пока рано.  Ну что ж, — борьба за существование и естественный отбор. Порядочность, образованность, великодушие по нынешним временам  совершенно не в моде и не рентабельны.

     - «Порядочность, образованность, великодушие» не меряются экономическими категориями. И слава Богу.  Будьте собой. Я бы Вам много, что мог сказать по этому поводу, но в письме трудно. Да и надо ли? Вы сами всё отлично понимаете. Мне очень нравятся порядочные, образованные, великодушные, умные и красивые. Очень. А всё остальное мне очень не нравится. Ох... не нравится мне всё это...

     - Эти неприятности на работе — такая ерунда.  Все будет хорошо.

     - Милый Вы мой человек... Вы мне, как Вашему сыну говорите (или себе?), забывая, что мне лет немного больше. Мне бы, конечно, очень хотелось, чтобы «всё было хорошо» (что значит «всё»?). Но... А посему пусть просто  БУДЕТ...

     - Пусть БУДЕТ! Будем жить. И встречать Новый год! …

     «Когда сказано всё...»

     Олег сидел в здании аэровокзала и ждал вылета своего рейса. В его распоряжении было много времени.  Когда-то он постоянно летал из одного конца страны в другой и аэропорты с их жизнью, обычаями, нравами и даже запахами  хорошо знал. Практически не существовало мест на территории страны, куда бы не забрасывала его геологическая судьба. Он даже шутил, что самолётами, вертолётами и вездеходами пользуется чаще, чем метро. Так оно и было на самом деле. Случалось, он просиживал в аэропортах по нескольку дней в ожидании лётной погоды,  особенно на севере, где постоянно мели метели, стояли туманы и не видно было ни то, что взлётной полосы, а пальцев вытянутой руки. Недели он мог проводить на какой-нибудь буровой или в отдалённом полярном посёлке в надежде на спецрейс или милость природы...

     Сейчас он находился в новом, тёплом, комфортабельном помещении. Здесь всё было устроено по последнему слову. Играла тихая музыка, диктор приятным женским голосом объявлял регистрации, прилёты и отлёты.  Рядом на стене зала висели таблички с указателями. На одной белела крупная надпись: WI-FI. Олег достал компьютер и проверил почту. Новых писем не было — он всех предупредил о своём отсутствии. А от Юны быть не могло. Она ждала его в своём городе. Олег посмотрел новости, погоду, а затем стал читать переписку последних предновогодних и первых дней Нового года,

     - Елку купили? У нас — теплынь... Весной пахнет... А мне надо писать о зиме, о Новом годе...

     - С утра  сбегал за ёлкой, и сейчас она оттаивает в комнате. Вечером наряжу. Будет готовность номер один к встрече Нового года.

     - Купили? Здорово. Представляю, как пахнет хвоей и праздником... Недавно приехала домой. Такой суматошный день... Съемки, потом студенты пришли зачет сдавать. Сразу две группы. Теперь вот падаю с ног. Кое-как приготовила ужин.

     - Хочется  сказать Вам какие-нибудь добрые слова.  Поскольку я — крайне несдержанный человек, то не могу ни похвастаться. Получил сегодня удивительный, чудный новогодний подарок. Мне его одна  роскошная барышня подарила... Знаете, что она сделала? Собрала фотографии моих «люпинов», которые я делал во время работы и ей посылал, и смонтировала из них фильм под названием «Рождение картины». И музыка... Где она нашла такую? Так органично... И картинки... ну вполне приличные... некоторые — просто хорошие. Смотрел и наслаждался... Вот такая есть роскошная барышня. Можете позавидовать... РОСКОШНАЯ БАРЫШНЯ!

     - Уже завидую... Интересно, кто бы это мог быть?

     - Милая и любимая моя, БАРОНЕССА!

Вот и подходит к концу этот странный год. Остался последний денёчек.

Вы сегодня всё вычистите, вымоете, приготовите, нарядите  и...  устанете...

Я Вам желаю в следующем году.

Во-первых, и это очень важно, чтобы не было никаких хворей: ни физических, ни душевных.

Чтобы всё у Вас получалось и удавалось.

Чтобы с Вашего лица не сходила Ваша очаровательная улыбка.

Чтобы Вас окружали  любящие Вас люди, и чтобы все они были здоровы.

Чтобы жизнь была Вам в радость.

И чтобы Вас не покидала ЛЮБОВЬ!

     - Олег!

Поздравляю с наступающим Новым годом.

Здоровья Вам и Вашим близким, уверенности в завтрашнем дне, согласия с самим собой, реализации творческих замыслов, осуществления желаний. Пусть все получится.

«Люпины» — шикарны. Поздравляю с блистательной работой. Пусть судьба хранит Вас. С Новым годом! ОБНИМАЮ И ЦЕЛУЮ!

     - Ну вот и наступил Это долгожданный Новый год. Милая... Эти «люпины» я посвящаю Вам. Я их начал из-за Вас. Делал сначала с упоением, а затем терпеливо из-за Вас. Само Ваше существование заставляло меня их делать. Всё — из-за Вас. Это был Ваш год.

СПАСИБО ВАМ! 

     - Привет! С Новым годом! Ну как проходит первый день нового года? У нас сегодня снег... Здорово!

     - Первый день Нового года — очень славный. Как всегда рано встал и отправился в мои любимые Сокольники. Народу — никого, и — куча снега. Морозно. Ой, славно! Находился. А вечером наберу подарков и к друзьям поеду. Традиция.

     - Да, прогулка по заснеженным Сокольникам в первый день Нового года  это — супер. А я  недавно проснулась и на улицу даже носа не высовывала. Любовалась на снегопад из окна.  От шампанского немного болит голова.  Счастлива, что ничего делать не надо.

     - Ух и соскучился... Что я сделал... напёк картошки и поставил все свои бутылки, а рядом рюмки. И в каждую налил из каждой. Вот славненько. Тут и шампанское, и водочка, и ром,   и коньяк, и анжуйское (моё любимое: белое и розовое)... А какова смесь? Знаю Вашу реакцию. Вы, конечно, скажете — УЖАС! А мне... хорошо-то как... Пошёл допивать из оставшихся... А что? Никого не трогаю...

     У меня есть идея.  Что, если я  приеду? Хочется Вас, наконец, увидеть. Что скажете? Если — против, то не приеду. Не хочу  никоим образом мешать. Если скажете «Да», то приеду.

Как  первый рабочий день в Новом году?

     -  Первый рабочий день был «лечебным». Наши мужчины требовали продолжения банкета. Это УЖАС... Приезжайте. Я буду рада.

     - Вы сможете несколько дней быть со мной? 

     - Да, постараюсь.

     - Всё, беру билет и лечу . С прошлого тысячелетия на свидания не летал. И, вообще, ну что это такое? Столько времени знакомы и ни разу не увидеться. Посм`отрите на меня... и ничего не ёкнет. И у меня. Вот забавно-то будет. Тогда и выпьем за то, что «Вы больны не мной, и я —  не Вами».

     - Это, конечно, не подвиг... Но что-то героическое в этой поездке есть...

     В  тот же день Олег купил билет.