Тень

Я рассказывал про Игоря Филиппова...

Как мы познакомились? Разгоряченный нескромным одинцовским петтингом, я плыл по темному театральному коридору. Проходя мимо зеркала, бессознательно посмотрел в него, закрепил на лице самодовольную, самовлюбленную улыбку. Подожди-подожди! Меня что-то заинтересовало в глубине отражения, я обернулся, чтобы лучше рассмотреть, и увидел, что ко мне навстречу двигались, оживленно беседуя, Набоков и... незнакомый, привлекательный friend.

Они прошли мимо, изучающе меня рассматривая. Набоков бросил на ходу:

— Это — Игорь Филиппов. А это — Вова Ходаков, секс-символ нашего театра. Настоятельно рекомендую!

Игорь мне игриво подмигнул, я в ответ сделал жеманный реверанс. Я проводил его заинтересованным взглядом.

Игорь... Я так редко вспоминаю о нем, потому что он единственный не оставил о себе отрицательных воспоминаний. Он, в своей претензии неразделенной любви, умудрился сохранить легкость, очарование и, самое главное, достоинство.

Игорь Филиппов неудержимо стремился жить, он так стремительно бросался в каждое новое мгновение, словно оно должно было стать его последним земным мигом. Он так спешил радоваться, словно часы его тикают, и скоро бал закончится, и карета превратиться в тыкву. Откуда всплыла эта дурацкая «Золушка»? Я бы хотел сравнить жажду жизни Игоря Филиппова с чем-нибудь иным. Ну, как будто бы сделка с Дьяволом ограничивала его во времени, и вот наступит день и час, когда он будет вынужден покинуть «сей край чудесный».

Он успевал петь в Большом, сниматься в кино и на телевидении, ставить Набокову спектакли, играть во всех возможных антрепризах, рассыпаться в щедротах направо и налево, любить, дружить, приятельствовать. Его динамичность, его фееричность, его темп были неподражаемы.

Понятно, почему я его не полюбил: он был слишком идеален. Да-да, а мы любим гнилое и червивое!

Игорь Филиппов одного роста с Набоковым — чуть выше среднего. Он был удивительно пропорционально сложен — со сцены он казался гигантом из-за своего идеального сложения. Он был мужественным и грациозным, невероятно пластичным, каждое его движение точно являлось результатом некой космической хореографии, каждый поворот корпуса был осмыслен и определен.

Из-под круглых черных глаз тонкими стрелками, легкими морщинками расползалась улыбчивость. Неизменно гладко выбритое лицо украшали родинки породистой собаки.

Порода? Нет, Игорь — человек без национальности, точнее без роду и племени, без принадлежности к какой-либо человеческой группе, человеческой системе. Достойный Демон этих маленьких людей, он умел исполнять желания, он знал миллионы удивительных фокусов.

А еще он был добрым, я не встречал существа добрее его. Просто он всегда был удовлетворен. Ему не за что было бороться, не нужно было никого обгонять, он мог быть вторым, не ущемляя себя, даже не задумываясь о некоторой незавидности этого второго места. Второстепенность не мешала ему жить, не стесняла его движений. И, самое главное, действительно его нисколько не умаляла. Он знал элементарный закон природы: если смотреть под определенным углом, тень значительно больше того, кто ее отбрасывает. Да, он с легкостью изображал тень Набокова. Их соединение было сродни любви с первого взгляда, только любовниками они не стали. Хотя Набоков всегда умел скрывать то, что хотел скрыть. Игорь был его другом, а также балетмейстером, актером, денщиком, массажистом, телохранителем. Такая у них была игра.

Я пробовал играть по правилам Игоря Филиппова, по крайней мере смог избавиться от stars-ти, от звездной болезни, понятно. Да, сейчас я радостно встречаю новичков любых масштабов — и в театре, и на съемочной площадке. Сумасшедшим, поклонникам и любителям я кажусь приветливым и благодарным. И вообще, я всегда открыт для общения. Что из того? Речь-то не об этом. О первом и втором месте.

Я жабрами глотал воздух успеха, я цеплялся когтями за славу, я из кожи лез вон, чтобы стать Первым и Великим, Единственным в своем роде, Удивительным и Неповторимым.

А Игорь — нет.

Чем еще я ему обязан? Это он первый раз угостил меня порошком. Мне было жутко весело, я так, наверное, вообще больше никогда в жизни не смеялся. Я именно тогда понял, что Игорь — лунный Демон. Я видел, как горели красными прозрачными точками зрачки его вдруг удлинившихся и окосевших глаз, видел, как его кожа потемнела, как фигура потеряла четкие контуры, как он пульсировал и пружинил, как он отрывался от пола. Я тогда сказал: «Демон!» И убежденно указал на него пальцем.

Демон... Очарование первой галлюцинации! Она живет в памяти всю жизнь. Но вместе с памятью остается и осознание. Я знаю точно, Игорь Филиппов — добрый Демон. Он только играл в то, что он человек, ему было интересно с людьми, ему нравилось их дурачить и морочить. И Набоков знал, кто такой Игорь Филиппов, Набоков дал ему возможность пожить среди людей. Все их спектакли — многослойная мистика. Даже спецэффекты, примитивные у других режиссеров, у них вдруг делались неожиданными и волшебными. Короче говоря, Набокову страшно повезло с таким помощником. Страшно... повезло.

Это некролог. Игорь Филиппов исчез из нашей жизни в одно мгновение, неожиданно, как и появился. Ему перерезал горло двинувшийся мозгами торчок. Пришло время исчезнуть. А я тут ни причем.

О боги! И зачем я так?.. Все мое дурное настроение только оттого, что я не могу разродиться. Это как задержка месячных у женщины. Вроде она, женщина, знает, что по времени уже пора бы... А нет! И весь этот ужас ПМС, депрессия-агрессия. Страх, ожидание! А вдруг я беременна? (А вдруг я вынашиваю что-нибудь запредельное?)

Сравнения! Я смеюсь над самим собой. И все-таки это несколько отвлекает, начинает подключаться воображение. Процесс! Самое главное!

Сравнения! Вот ДЖИН-ТОЛИК, например, — это уменьшенная, местная копия Игоря Филиппова. Да?