Hollywood

Нафотографировавшись всласть у масштабной таблички «HOLLYWООD», мы ехали по Голливудскому бульвару, я на раздолбайском «Харлее», Набоков в навороченной открытой тачке. Транспорт мы взяли напрокат, американские товарищи подсуетились, спасибо.

Мы выбрали самый привлекательный и помпезный бар и припарковались неподалеку. Нет, конечно, мы тормознули здесь не оттого, что бар нам показался привлекательным. Наше изощренное внимание привлекла группа верещащих девчушек, окружившая Лео Кипра. Восходящая голливудская звезда, высокий, худощавый, голубоглазый baby охотно раздавал автографы и ублажал поклонниц при помощи фотоаппарата. Запросто! Но и мы не остались незамеченными. Ослепленный вспышкой, Лео с интересом всматривался в заезжих гастролеров. Лео буквально пожирал глазами элегантного Набокова. Рыбак рыбака видит издалека, я и говорю.

Что случилось? Мы приехали в Америку на гастроли!

Я ввалился в гримерную, Набоков был уже в гриме, он переодевался к спектаклю. Я сел за свободный столик, бережно высыпал порошок, и понеслась душа в рай... Набоков не обращал на меня никакого внимания, потому что происходящее было в порядке вещей, что с торчка возьмешь? Но я вполне вменяем, я принес важное донесение:

— Знаешь, кто сегодня будет на спектакле? Лео Кипр! Серенький, я был прав?! На тебя клюнул этот сопливый девчачий идол!

— Вова! Лео — это как раз то, из чего изготовляют идолов. Совершеннейшее бревно! — умело сострил Набоков.

— Циник! — закрывая глаза, простонал я.

Циник... Сегодня Набоков играет «Циников» Мариенгофа. Это мой любимый спектакль, Набоков там супер-супер!

А вот моя любимая сцена: Ольга в исполнении Ольги Двинской положила в рот Владимиру Набокова большой леденец, он скривился от кислоты. Она сказала:

— Ах да, Владимир... Чуть не позабыла рассказать... Я сегодня вам изменила.

Ольга-Двинская вскочила со стула. Владимир-Набоков лег на стол, вытянул вперед руки.

— Ольга, можно вас попросить об одном пустяке?

— Конечно.

— Примите, пожалуйста, ванну.

— Конечно, — улыбнулась Ольга-Двинская.

А мы с Лео сидели в партере. Лео увлеченно смотрел спектакль, хотя и не понимал ни слова по-русски. Он не сводил глаз с Набокова. Я адаптировал ему текст пьесы под активный аккомпанемент недовольных соседей.

Лео Кипр!

Мы жили в отеле, Лео регулярно наведывался к Набокову, но тот не хвастался, а, наоборот, по утрам ворчал что-то неопределенное, я понимал, что дело не движется дальше невинных обнимашек-поцелушек. Просто Лео тогда еще не познал, что называется, мужчины и никак не мог произвести на искушеннейшего в данной области Сергея Набокова положенного впечатления.

И вот однажды ночью Лео ворвался ко мне в номер, он что-то кричал на своем обезьяньем языке, а собственно, мне любой человеческий язык в тот момент казался обезьяньим, потому что я страшно обдолбался.

— Сделай это! Сделай это со мной! Сейчас же!

Я тупо пялился на гневного и непредсказуемого в своей гневливости скорпиона, и я... Что я? Я умудрился возбудиться мысленными рассуждениями о собственной сверхчувственности, о сексуальной патологии его выходки. Самогипноз: «Я — Феликс! Я — Феликс!»

Я сделал это.

Я кинул его на кровать, быстро избавил от тряпок, я вел себя очень активно. Я наступал, он оборонялся. Лео вынужден был принять предложенные условия, я же Феликс, блиннн.

И надо отдать должное, Лео здорово меня отблагодарил. Уже через месяц я отправился на съемки нашего «Диониса»! С Лео для меня начался Голливуд, Кино — с большой буквы. Большое Кино. А с Набоковым у него все равно ничего путного не вышло, так, студенческий трах-тибидох, ерунда. Лео размял члены, потренировался на русских кошках и увлекся кое-кем гораздо более перспективным. Я расскажу, конечно...

Томас Коуз!

Лиственный лес, наступающий на скалы. Камера привела нас на лесную опушку, к роднику. Я играл Диониса, Кипр — молодого сатира, Томас Коуз — Силена, учителя Диониса.

Вокруг меня скакали с пением и криками тоненькие модельные актрисы-нимфы и козлоногие актеры-сатиры. А вокруг них медленно кружил в противоположном направлении Силен-Коуз, сидящий на осле. Он мирно улыбался, изображая сильное опьянение.

Под звуки флейт, свирелей и тимпанов шумная пляска набирала скорость. Коуз с трудом держался на осле, его поддерживал Лео Кипр. И вот кульминация: Коуз опрокинулся прямо в его объятия. Но тут же проворно поднялся, отбрыкиваясь и возмущенно крича:

— Дайте мне, наконец, нормального осла!

Пляска приостановилась. Съемочная группа втихаря хохотала, передразнивая Коуза. Ассистент привел ему новую животину — к дереву было привязано несколько запасных копытных, мирно пощипывающих траву. Кипр ухаживал за Коузом, поправлял его костюм, а Коуз только раздраженно отмахивался. Уморительное зрелище!

Мне достался самый лакомый кусок от их пирога. Гораздо больший, чем кто-либо мог предположить. И я говорю не о кинематографии.