Президент России Дмитрий Медведев принял решение о начале строительства «научно-технического центра по разработке и коммерциализации современных технологий». В идеале в России должен возникнуть новый ультрасовременный технополис — город ученых, инженеров и исследователей. Такие «города будущего» строятся по всему миру странами, которые претендуют на мировое первенство в научно-технологической сфере.
Предыстория этого решения и текущая ситуация на новом инновационном фронте нашего отечества выглядят следующим образом.
Впервые о необходимости создания отечественного аналога американской Кремниевой долины (Silicon Valley) президент РФ Дмитрий Медведев упомянул в ноябре 2009 года в своем послании Федеральному собранию. В канун Нового года специальным распоряжением главы государства была создана рабочая группа по созданию «обособленного комплекса для развития исследований», руководителем которой был назначен замглавы администрации президента Владислав Сурков.
В середине февраля г-н Сурков представил промежуточные результаты работы этой группы дал понять, что в самом скором времени следует ожидать от высшего руководства страны конкретных распоряжений относительно порученного ему дела.
И уже 18 марта 2010 года Дмитрий Медведев официально объявил, что «инноград будущего» будет возведен в ближнем Подмосковье, в районе поселка Сколково (Одинцовский район) на территории, занимающей около 370 гектаров.
На удивление быстро определились в Кремле и с генеральным менеджером: во вторник 23 марта на выездном заседании комиссии по модернизации российской экономики в Ханты-Мансийске глава государства представил общественности координатора российской части проекта создания Центра исследований и разработок в Сколкове — председателя наблюдательного комитета и правления группы компаний «Ренова» Виктора Вексельберга.
О том, что на эту должность будет назначен крупный отечественный предприниматель, руководство страны прозрачно намекнуло заранее. В развернутом интервью телеканалу «Вести.24» 21 марта Владислав Сурков отметил, что им должен стать «человек, обладающий опытом развития больших производств, решения многомерных задач. Желательно, чтобы он был представителем частного бизнеса, поскольку чиновнику это дело лучше не поручать».
Господин Вексельберг этим формальным критериям вполне соответствовал: во-первых, он, как известно, отнюдь не бедный чиновник, которого легко ввести в денежный соблазн, а весьма преуспевающий бизнесмен, состояние которого, по последним оценкам журнала Forbes, превышает 6 млрд долларов. И во-вторых, он не боится вкладывать значительные средства в реальные инновационные проекты в самой России: в 2009 году глава «Реновы» совместно с госкорпорацией «Роснанотех» инвестировал 20 млрд рублей в масштабный проект создания на базе новочебоксарского «Химпрома» производства тонкопленочных солнечных модулей.
Более серьезной кадровой проблемой идеологов создания российского технополиса, по всей видимости, будет поиск подходящей кандидатуры на роль иностранного сокоординатора проекта: как заявил сразу после своего назначения Виктор Вексельберг, на это может уйти месяц-полтора.
Вполне возможно, что еще раньше подоспеет набор законодательных и налоговых мер: президент РФ поручил правительству разработать в течение ближайшего месяца предложения по созданию в Сколкове особого правового режима. Кроме того, на апрель запланировано рассмотрение президентской комиссией по модернизации предполагаемых схем финансирования строительства технополиса. Наконец, появились и официальные прогнозы по поводу сроков переходного периода и ориентировочного времени, которое потребуется для возведения нового города и создания базовой инфраструктуры. По мнению помощника президента Аркадия Дворковича, разработка проектной документации может занять еще около года, а строительство объектов на территории технополиса начнется во второй половине 2011 года. В свою очередь,г-н Сурков предположил, что, «если быть реалистом, сама стройка займет от трех до семи лет».
Стремительное развитие событий вокруг этого мегапроекта пока навевает очевидные ассоциации с наполеоновским «Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уж видно будет». Организационные решения по сколковскому технополису принимаются одно за другим, однако особой ясности относительно его будущей конфигурации, похоже, нет ни у кого из кураторов его строительства.
В частности, Дмитрий Медведев, общаясь с молодыми олимпийцами 18 марта, признал, что «нам нужно подумать о том, какие, собственно, функции, какие задачи будут решаться в этом новом “городе Солнца”». Президенту России фактически вторит и Вексельберг, заявивший, что вопросов по проекту у него пока больше, чем ответов.
Свидетельствует ли эта явная непроработанность деталей важнейшего инновационного начинания российского руководства о том, что шансов на его успех не слишком много?
Проще всего, конечно, было бы ответить на этот вопрос унылым кивком головы или, в случае особой нелюбви к новой экономической политике Кремля, сразу же предсказать ее разработчикам неизбежный провал.
Провальные прогнозы, в частности, изобильно присутствуют в комментариях большинства отреагировавших на запуск сколковского проекта западных СМИ, а также примкнувших к ним отечественных ревнителей чистоты и свободы рыночной экономики.
«Кремлевских мечтателей» обвиняют в многовековом пристрастии к излишнему и обременительному контролю, им напоминают об отсутствии в России «либеральной предпринимательской культуры», о катастрофической нехватке ученых и инженерных мозгов, толковых риск-менеджеров и прочих грехах и недочетах.
Однако мы все-таки рискнем в данной ситуации воспользоваться другим афоризмом французскогоимператора-полководца: «В каждом большом деле всегда приходится какую-то часть оставить на долю случая».
Начиная большое дело, никогда нельзя рассчитывать на то, что все сразу пойдет как по маслу. Серьезного результата можно достичь только методом проб и ошибок (это, в частности, аксиома научного поиска). Поэтому, вместо того чтобы пенять на очевидную сырость запущенного в марте проекта нового российского технополиса, попытаемся присмотреться к нему без излишних эмоций и с учетом неизбежно возникающего на ранних этапах осуществления подобных амбициозных затей «фактора случайности».
Отчасти случайным и едва ли оптимальным можно признать, например, процесс принятия решения о выборе места для строительства «города будущего».
Достаточно очевидно, что подмосковный вариант был признан лучшим исходя из сиюминутных прагматических соображений. Сам президент Медведев пояснил этот выбор так: «Будем строить центр в том месте, где у нас уже есть неплохой задел для того, чтобы это сделать быстро. Скорость имеет особое значение, поэтому будем строить его в Сколкове».
Столь желанного ускорения власти рассчитывают достичь прежде всего благодаря тому, что сколковская территория изначально является государственной собственностью, то есть традиционные бюрократические процедуры с переоформлением прав на землю, по идее, будут практически упразднены и строительные работы можно начинать «как только, так сразу».
Еще один аргумент в пользу выбора Сколкова — наличие на этой территории хорошей инфраструктуры и удобных транспортных коммуникаций. Под хорошей инфраструктурой подразумеваются объекты Московской школы управления «Сколково», строительство кампуса которой ведется с 2006 года, а его открытие запланировано уже на осень 2010−го.
Впрочем, пока не слишком понятно, будет ли эта бизнес-школа иметь какое-то отношение к технополису и в чем, собственно, заключаются ее стратегические инфраструктурные достоинства.
Столь тесное соседство иннограда с Москвой — популярная тема для критических комментариев. Так, довольно туманными представляются возможные перспективы территориального расширения будущего технополиса: по сути, особенно расти сверх уже имеющихся в наличии 370–380 гектаров ему просто некуда. Вызывает вопросы и возможная стоимость аренды площадей в этом элитном районе ближнего Подмосковья, хотя в случае, если будущий технополис получит от государства полноценный набор налоговых преференций и особый правовой статус, эта проблема вполне может отойти на задний план.
То, что от Сколкова до Москвы рукой подать, — скорее позитивный момент. Концентрация в столице интеллектуальных кадров чрезвычайно высока, и выманить часть этих элитных мозгов «немного за МКАД» при прочих равных будет гораздо проще, чем, например, агитировать их в массовом порядке переселяться в Сибирь или на Дальний Восток.
Спорным, пожалуй, представляется решение властей начать строительство будущего научно-технического центра фактически с полного нуля: ни на самой его территории, ни рядом с ним нет никаких НИИ, вузов и промышленных объектов, которые могли бы стать интеллектуальным ядром этого проекта.
Отстаивая свою правоту в данном вопросе, Владислав Сурков пояснил: «Наша задача — выйти на другую ступень цивилизации, не сделать евроремонт в нашем советском доме, а построить новую Россию с новой экономикой. И для этого иногда очень полезно вырваться в чистое поле».
Эта идея «чистого поля», безусловно, звучит весьма привлекательно, однако богатая зарубежная практика создания подобных научно-технических центров (будь то технополисы, технопарки или наукограды) пока свидетельствует не в ее пользу.
Мировой эталон регионального центра наукоемких высокотехнологичных отраслей калифорнийская Silicon Valley возникла на базе сразу нескольких крупных научно-исследовательских и образовательных учреждений (университетов Стэнфорда, Беркли, Сан-Хосе и Санта-Клары), бостонский технопарк Route 128 — рядом со знаменитым Массачусетским технологическим институтом, Кембриджский научный парк в Великобритании, как нетрудно догадаться, обязан своим успехом одноименному старейшему университету Европы, французскийСофия-Антиполис строился по соседству с Университетом Ниццы, и эти примеры можно еще продолжать.
Один из немногих контрпримеров — попытка строительства японского «города мозгов» Цукуба (подробнее об этом и о других проектах зарубежных технополисов см. «Silicon Valley и ее подражатели».
Какой бы спорной ни казалась идея строительства российского технополиса a la Петр I, стоит напомнить, что подобные проекты зачастую развивались именно с нуля.
Развернувшаяся в последние дни в российских и зарубежных СМИ кампания против сколковского иннограда показывает, что в стране по-прежнему не готовы к инновационному сценарию развития экономики.
Запуск инновационного процесса в районе Сколкова — попытка доказать, что политическая система страны в состоянии адекватно реагировать на актуальные технократические вызовы. Более того, часть нынешней политической элиты осознает, что система управления страной должна работать на инноваторов, ученых и инженеров.
Аргумент в пользу выбора Сколкова — наличие на этой территории хорошей инфраструктуры и удобных транспортных коммуникаций
Об истории создания американской Кремниевой долины в Калифорнии написано огромное число статей и книг, поэтому мы не станем подробно останавливаться на этом. Отметим лишь, что ее стремительный взлет в 50–70−е годы ХХ века во многом объяснялся тем, что развитие высокотехнологичной промышленной базы в районе Долины началось еще за несколько десятилетий до этого. Важнейшим фактором также стала мощная и регулярная интеллектуальная подпитка новой предпринимательской среды из местных университетов (прежде всего Стэнфордского).
Кремниевая долина возникла достаточно спонтанно, американское государство к этому особых усилий не прилагало. Постепенно сложившаяся там уникальная высококонкурентная среда, в свою очередь, способствовала выживанию лишь наиболее адаптированных к требованиям рынка предприятий: по некоторым оценкам, в среднем в Silicon Valley выживает лишь одна из 20 компаний-стартапов.
Еще одним ключевым фактором подъема Долины стал уникальный венчурный рынок, эффективно дополняющий традиционный фондовый: Кремниевая долина уже на ранних этапах своего развития сконцентрировала в себе более трети всего венчурного капитала США.
В то же время многие исследователи отмечают и тот факт, что решающую роль на начальной стадииинформационно-технологической революции, многие творцы которой оказались сконцентрированными в Калифорнии, сыграли военные контракты и технологические инициативы министерства обороны США.
Как отмечает в своей монографии «Информационная эпоха: экономика, общество и культура» известный испанский социолог и историк Мануэль Кастельс, крупнейшие университеты и научно-исследовательские центры США (как в зоне зарождавшейся Кремниевой долины, так и далеко за ее пределами) «работали для различных агентств министерства обороны над программами, которые привели к фундаментальным прорывам — от компьютеров в 1940−х годах до оптико-электронных технологий и технологий искусственного интеллекта в программах “звездных войн” 1980−х годов. В свою очередь, DARPA, новаторское исследовательское агентство министерства обороны, играло в США роль, схожую с ролью MITI (министерства внешней торговли и промышленности) в технологическом развитии Японии. В течение 1950−х и 1960−х годов существенными рынками для новой электронной промышленности были военные контракты и космическая программа. Молодые инноваторы просто не выжили бы без щедрого финансирования и защищенных рынков американского правительства».
Разумеется, чрезмерно переоценивать роль этой господдержки в феномене Кремниевой долины все же не следует — без особой инновационной бизнес-культуры, десятилетиями пестовавшейся в Долине, и без энтузиазма «гаражных фирм», из которых выросла элита современной IT-индустрии США, «калифорнийского чуда» бы не случилось.
О неспособности его рационально объяснить, в частности, свидетельствует и тот факт, что, несмотря на многократные попытки скопировать американский образец, предпринимавшиеся на протяжении нескольких десятилетий в разных странах мира, полноценного его аналога создать до сих пор не удалось никому. Вроде бы и набор базовых методик применялся практически тот же, и инвестиции в создание «правильной» инфраструктуры текли рекой, а «силиконовые клоны» везде получались какими-то недоразвитиыми.
Более того, не пошло массовое клонирование Кремниевой долины и у самих американцев. Примеров более или менее успешного подражания Долине в США буквально единицы: это уже упоминавшийся бостонский технопарк Route 128 (названный так потому, что основные его научно-производственные объекты расположены вдоль автострады № 128) в штате Массачусетс, техасский технокластер в районе Остина (образованный опять-такина базе двух местных университетов) и, уже с некоторой натяжкой, центр в Сиэтле (созданный при активном участии обосновавшейся там Microsoft), Research Triangle Park в штате Северная Каролина (один из его крупнейших резидентов — IBM).
В странах Западной Европы, которые раньше других взяли равнение на Долину, к числу относительно удачныхее мини-аналогов можно отнести научно-технологический парк Кембриджа в Великобритании (в основном также специализирующийся на компьютерных технологиях), биотехнополис на базе Гейдельбергского университета в Германии, еще один немецкий технополис в районе Мюнхена (специализация — микроэлектроника), арктический Technopolis в северной Финляндии (созданный на базе Университета Оулу и благодаря мощной поддержке Nokia).
Отдельного упоминания также заслуживает, пожалуй, один из наиболее амбициозных европейских проектов — французский София-Антиполис, созданный в районе Лазурного Берега неподалеку от Ниццы.
Основные строительные работы в рамках этого проекта велись в период с 1970−го по 1984 год. Его «крестный отец» — сенатор Пьер Лаффитт, в 1970−е годы занимавший должность директора престижной Ecole des Mines в Париже.
Сегодня София-Антиполис является ядром так называемой Telecom Valley, крупнейшего регионального кластераIT-компаний в Европе, а его мозговой центр расположен в Университете Ниццы.
Именно этот французский «антигород», занимающий площадь 2300 гектаров (то есть примерно в семь раз большую, чем у проектируемого в России иннограда Сколково), наиболее часто рассматривается как образцовый пример европейского научно-технологического парка. Однако, несмотря на высокие места в неформальном международном рейтинге технополисов, даже сам идейный вдохновитель проекта Пьер Лаффитт честно признает, что ему до сих пор серьезно не хватает целого ряда «волшебных ингредиентов», присущих американской Кремниевой долине.
К числу минусов Софии-Антиполиса относится довольно низкий уровень кооперации между основными его резидентам, нехватка малых и средних компаний, и, что особенно важно, той самой рисковой культуры, благодаря которой на протяжении многих лет сытно питаются калифорнийские инноваторы.
Вслед за Европой с начала 1980−х годов началось активное формирование нового поколения технополисов и научных парков в странах Азиатско-Тихоокеанского региона.
Пионерами этого процесса были, безусловно, японцы, которые еще двумя десятилетиями ранее вознамерились было искусственно вырастить свою собственную разновидность технополиса будущего — «город мозгов».
Специализированный научный центр Цукуба был создан примерно в 50 км к северо-востоку от Токио. На его строительство ушло почти 20 лет (с 1962−го по 1980 год). Цукуба изначально рассматривался в качестве национального научного центра, специализирующегося на фундаментальных исследованиях. Его финансирование и строительство осуществлялись исключительно на бюджетные деньги, а частный сектор туда допущен практически не был. В итоге получилась «башня из слоновой кости» — комплекс сверхдорогих научных лабораторий, практический выход которых в виде прикладных разработок был очень низким.
Разочаровавшись в Цукубе, министерство внешней торговли и промышленности Японии в начале 1980−х приступило к реализации нового масштабного проекта «Технополис» — созданию по всей стране разветвленной сети из 19 научных городов XXI века, в которых должны были быть обеспечены необходимые условия для плодотворного сотрудничества государственных и частных компаний, а основной упор делался бы на процесс коммерциализации исследовательских разработок.
Однако создать свои кремниевые долины японцам так и не удалось: на страну очень не вовремя навалился финансовый кризис, и в 1998 году реализация проекта была фактически остановлена.
Более способными учениками американцев в Азии оказались китайцы. Самым успешным хайтек-проектомПоднебесной считается технопарк Чжунгуаньцунь, созданный в северо-западной части Пекина в 1988 году. Чжунгуаньцунь был организован по инициативе Китайской академии наук, основной комплекс зданий которой как раз и был исторически расположен на территории будущего технопарка. Помимо академии ядром нового центра китайской науки и технологий стал ведущий национальный учебный центр — Университет Цинхуа. Важнейшую роль в становлении Чжунгуаньцуня в последующие два десятилетия сыграли «морские черепахи» — китайские ученые и инженеры, обучавшиеся и работавшие в лучших зарубежных вузах и НИИ и вернувшиеся затем на родину.
К 2009 году резидентами этого технопарка, занимающего площадь 232 кв. км, были уже почти 20 тыс. высокотехнологичных предприятий, а общий годовой доход от продаж производимых ими продуктов и услуг вплотную приблизился к 100 млрд долларов.
Помимо китайского Чжунгуаньцуня в Азии также можно выделить индийскую Кремниевую долину в Бангалоре (мощный кластер компаний в сфере IT и биотехнологий), научный парк Хсинчу на севере Тайваня (полупроводниковый кластер) и Сингапурский научно-технологический парк, созданный в 1981 году на базе Сингапурского университета.