Янгал-Маа
Станислав ЗОЛОТЦЕВ • "Пришел черед желанный..." (Наш современник N2 2002)
Станислав ЗОЛОТЦЕВ
“ПРИШЕЛ ЧЕРЕД ЖЕЛАННЫЙ...”
В книге “Мадур-Ваза победитель”, представляющей собой вольное переложение поэмы “Янгал-маа”, выполненное Сергеем Клычковым (Москва, “Наш современник”, 2000), много заветов, напрямую к нам, нынешним, обращенных. Вот, пожалуй, самый непреложный и самый стержневой из них:
Будьте милостивы к мертвым,
Смерть и вас на перепутьях
Караулит терпеливо...
Все, рожденное, не вечно:
Все живет и умирает,
И родится в новом свете
В царстве дальнего Торыма.
Все умрет, и день вчерашний
Не придет и не вернется!
Только сильные шаманы
Возвращаются на землю,
Но уже в другом обличье
И с другими именами!
А вот мансийская песня прощания - фрагмент эпоса "Мадур Ваза победитель" в версии мансийского поэта Ювана Шесталова:
Мы уйдём, покинем землю,
Чтобы больше не родиться.
Нам на быстрых конях-лыжах
Не скользить за соболями.
Наши лодки как могилы
На песке сгниют тоскливо.
И в деревнях опустелых
Будут жить одни лишь мыши.
Каждая ее страница зачаровывает и примагничивает воображение и душу немыслимым многоцветьем своей палитры, звенящим и певучим многозвучием строк, словно бы не пером созданных, а впрямь вырастающих из северной, но такой яркой, жаркой и многогласной земли. Из таежной и болотистой, речной, озерной и к океану студеному уходящей земли. Из тундры. Из Янгал-маа...
На реке, где неподвижно
Лес янтарный отражался,
Солнце на покой клонилось,
Золотистой головою
Припадая к дымным кедрам,
Обдавая лес и берег
Жарким, огненным дыханьем...
А заключительные строки этой строфы, изображающей таежный закат, кажется, решены феерическими средствами современного кинематографа с его “сюром” и смещениями нескольких планов реальности:
Скоро ночь немою птицей,
Круг сужающей в полете,
Опустилася на землю.
Краски алого заката
Потемнели, остывая,
Лишь пунцовая полоска
Там, куда упало с неба,
Словно срезанное, солнце,
Чуть заметно трепетала.
Нельзя не поразиться столь экспрессивной энергии в цветомузыке этих строк!
Тут, в самом деле, какую страницу ни открой, встретишь чудо:
...И в полуночи таежной
Свет луны висит меж веток,
Как натянутые нити
Пряжи тонкой, серебристой
Между небом и землею!
Лес великий, полный тайны! —
...А подвижничество, надобное для появления такой книги, началось за много десятилетий до выхода издания, которому посвящены мои заметки. Еще в 1918 году на страницах “Сибирских записок” была опубликована огромная поэма “Янгал-маа”, созданная русским педагогом и фольклористом М. П. Плотниковым, который написал ее на основе преданий, сказаний и легенд народа манси (прежде звавшегося вогулами). Конечно, многолетний труд этого собирателя сокровищ мансийского народного творчества иначе как духовным подвигом не назовешь. Трудно себе представить, сколько скитаний по становьям и зимовьям охотников и рыбаков, сколько долгих вечеров в дымных чумах, слушая сказителей, предпринял и провел скромный, безвестный, но безмерно одаренный и сильный духом русский просветитель... И все, что было им записано и собрано, всю громаду разнообразных сказок и мифов он должен был свести в сколь-либо единый сюжет, хранящий и главные деяния эпических действующих лиц, и живописные подробности, метафорические повороты интриг, вплоть до народных примет. Это ли само по себе не является эпическим деянием!
И все-таки текст “Янгал-маа”, воссозданный Михаилом Плотниковым на русском языке, был бы обречен остаться всего лишь тем, чем он по высшему счету являлся — добротным и достоверным пересказом ствольного ряда северных мифологических мотивов, своего рода подстрочником, хотя уже и в хорошей стихотворной форме.
Был бы обречен, ибо сибирский фольклорист и знаток эпоса манси, обладающий многими способностями, был лишен дара высокой поэзии. Но мы должны быть благодарны М. Плотникову уже и за “Янгал-маа”. Ведь не будь этого текста, не родилась бы его вольная обработка — “Мадур-Ваза победитель”, вдохновенное и прекрасное творение Сергея Клычкова, одного из лучших русских поэтов ХХ столетия... Не родилось бы тогда хоть вот это, редчайшим и поистине божественным психологизмом отмеченное (и лишь под пером тончайшего лирика-психолога, а не народного сказителя способное явиться на свет) описание верховного бога вогулов и других северных народов, который встречает героя, пришедшего в его небесное царство после свершения многих подвигов и одоления множества препятствий:
...И в глазах его прозрачных,
Синих, словно там за ними
Небо вечности синело,
Чуть заметная усмешка,
Еле зримая улыбка
Равнодушно появлялись
И мгновенно исчезали:
Жизнь и смерть поочередно
Из прозрачных глаз глядели
На чудесного пришельца...
Так вдохновенно поет прекрасный юноша, гусляр Ваза, в своем многотрудном пути. А вот что говорит герою вогульский мудрец-заклинатель в финале поэмы — и в конце его пути, завершившемся, несмотря на все совершенные подвиги, отнюдь не торжеством победителя, говорит в утешение:
Путь далек, но мы вернемся,
Мы найдем живую воду...
И они ушли в неведомое... , “но уже в ином обличье и с другими именами”.
Многие мотивы “Янгал-маа” были созвучны тогдашнему состоянию Клычкова , которое хотя бы вот в этих строчках чувствуется:
Сколько хочешь плачь и сетуй,
Ни звезды нет, ни огня!
Не дождешься до рассвета,
Не увидишь больше дня!
В этом мраке, в этой теми
Страшно выглянуть за дверь:
Там ворочается время,
Как в глухой берлоге зверь!
Подумать только: не встреться Клычков с арестом, застенками и чекистской пулей — им мог бы быть переведен и “Манас”, он уже начал работу над киргизским эпосом. И дошедшие до нас фрагменты клычковского переложения свидетельствуют: будь та работа доведена до финала, русским читателям не пришлось бы верить “на слово” до сих пор жителям и литераторам-акынам земли Ала-Тоо, которые с детских лет твердо знают, как волшебно-гениален их главный национальный сказ... Но не дождался “Манас” Клычкова, как не дождались своих истинных перелагателей на русский язык многие другие эпосы и своды фольклорно-сказовых преданий, созданные народами России и мира. Для того чтобы стать таким перелагателем, надо быть сказителем самому. Надо вдохновенно любить Слово...
И вот — “пришел черед желанный”, издан этот, быть может, самый потрясающий по своей художественной силе из всего моря переводов поэзии на русский язык в минувшем веке труд Сергея Антоновича Клычкова.
“Мы найдем живую воду...”