ПОВЕЗЕТ В ОХОТЕ - ПРОНЕСЕТ В ЛЮБВИ
Ваше благородие Госпожа Удача …
Случилось это давным давно более - 50 лет с хвостиком, когда охотоведы 1948 г. набора вернулись с большой практики. В 1953 году им предстояли госэкзамены, распределение и, после месячного отпуска, на работу! С тех пор по меркам человека прошло уйма времени - более полувека, многие отошли в мир иной, другие близки к этому и, тем не менее, все же изменю некоторые имена.
В Московский Пушно-Меховой институт я пришел неплохим охотником, но стерильным в танцах. На Новый год меня натаскивал парень с ветеринарного факультета, но этого оказалось недостаточно, и студентки шарахались от меня, поскольку я лихо отдавливал им ноги. Взирая вдоль стен зала, высматривал, не пострадавших и увидел только лишь маленькую девочку, красавицу с огромными глазищами (как потом говорили студенты фотолюбители) размером 9х12 полными слез, поскольку ее никто не приглашал. Она вытерпела с «благодарностью» несколько танцев…, но это имело в дальнейшем неожиданное продолжение.
К счастью в институте был организован кружок бальных танцев, куда я тут же записался и в нем стал одним из лучших. Уже через два месяца со мной были не против танцевать студентки всех факультетов, но теперь выбирал я и только тех, кто отличился в бальных танцах, а с остальными было просто не интересно. В общем, в отличие от известного стендовика Модеста Калинина (Охота и ох. х-во, 2002, 7, «Фанатики охоты») которому кроме охоты, стрельбы и прочего, даже, не хватило времени научиться танцевать, я успевал везде: стрелял на стенде в московском Спартаке, удивлял добытой дичью студентов охотоведов, занимался фотографией, боксом, поскольку в институте не было хорошего гимнастического зала, приобрел аккордеон и, если не как Александр Пушкин, то уж, во всяком случае, никак не хуже Федора Тютчева мог одновременно любить всех красивых девушек. Однажды меня попросили пробежать на легкоатлетических соревнованиях, поскольку все «атлетические надежды» факультета очень некстати заболели и защищать честь охотоведов было просто некому! Майки для меня не нашлось и выступать на столь престижных состязаниях пришлось, несмотря на сентябрьскую подмосковную прохладу, налегке - в одних трусиках! Перед стартом, поскольку я никогда не бегал и не участвовал ни в каких кроссах, посоветовали постараться не отстать от легкоатлетов - разрядников и значкистов, а я… стал чемпионом Института, оставив всех легкоатлетов других факультетов настолько далеко позади, что пришел на финиш шагом – спешить-то некуда! Причем темп бега был настолько высок, что замыкающий толпу, из более чем в 40 участников, выполнил норму 2 разряда! Мою очень удачную фотографию со стенда чемпионов института чуть ли не в первый вечер изъяли, девочки?
Не помню почему, но однажды ко мне обратился охотовед из прибалтов с просьбой провести приехавшую к нему девушку в общежитие, чтобы она могла там его подождать. Я лишь в опасном месте взял ее под руку, чтобы она не упала на скользком льду и после этого еврейка Бэла, стала ездить ко мне из подмосковного охотоведческого техникума, хотя я никак не провоцировал это. Кроме того, очень красивая блондинка, так настойчиво пыталась привлечь к себе мое внимание, что это заметили друзья её мужа и очень попросили меня не давать никаких поводов… «Почему, - удивился я, - она ведь рассталась с мужем?» «А может быть у них еще всё склеится»,- ответили добродеи!
Врачи по неправильному диагнозу (после операции болевая точка осталась), чтобы исключить рецидив «хронического аппендицита» в предстоящей глухомани (Вы сидите на бомбе замедленного действия), вырезали у меня совершенно нормальный, но приросший к кишечнику, аппендикс, посему операция прошла тяжело, и однажды на танцах мне показалось, что вот-вот разойдется непрофессионально огромный шов. Вышел на улицу отдышаться, придерживая ладонью опасное место, а вслед за мной - красавица и спросила: «Почему Вы не здороваетесь?» И только тут я узнал в ней ту девочку (9х12») с мокрыми глазами, на которую тогда никто не обращал внимания, а теперь!!! Вскоре я был приглашен Лидой Бохоновой на праздники в их компанию в г. Балашиху, что в 2-х километрах от института и вскоре, по принципу средневековья, на удивление, нашлись однокашники, в том числе лучший аккордеонист института, оспаривать в ресталище право на «Дульсинею Балашихинскую»!
Между тем, появилась красивая студентка товароведческого факультета с типично горской внешностью – Госейн Зохра с Кавказа. Злые языки пустили по институту порочащий ее слушок. На танцах познакомились. С фотографировал ее в подступающем к институту лесу, возле берёзки – очень удачный снимок. Он сохранился у меня до сих пор. И вот к тому времени уже женатый студент нашей первой группы, с которым жили в одной комнате, Жура Гюрзан говорит мне: «Женись на Зохре». У меня в то время ветер гулял в голове, и как вот так сразу я мог жениться, и тем более, в душе как мусульманин, всего лишь на одной, ладно, конечно можно, но только сразу на 5-6 -ти! А послушай я сотоварища, жизнь моя пошла бы совершенно другим путем, ибо мне не позволили бы променять Тбилиси, куда я был распределен республиканским охотоведом, на глухоманный Туркменский Гасан-Кулийский заповедник, затерянный в бескрайней пустыне, где я тоже любил и все-таки женился.
Как-то мигом пролетели 5 студенческих лет. Мы завидовали тем, кто еще продолжал учиться. Перед последними майскими праздниками: я, Рафаэль Гаранин (лучший музыкант института) из нашей комнаты и еще трое студентов отправились на охоту в места нашего однокашника Вальки Андрианова в последствии директора Завидовского охотхозяйства, в село Борщи, что под Клином. От конечной остановки автобуса предстоял десятикилометровый путь. Мы конечно, как положено, были в резиновых сапогах, а я еще не преминул одеть на босу ногу новенькие шерстяные носки, что прислала мне тетя Надя – младшая из моих теток. Долго ли коротко ли, но к вечеру пришли в это село с украинским названием. Остановились у Валькиных знакомых, поужинали и стали собираться спать. Только вот у меня незадача: ноги не могу оторвать от пола – огромные водяники просто отрывали кожу от ступней. Наконец осенило: лег на пол и уперся ногами в стену! Вот уж поистине – голь на выдумки хитра. Затемно сотоварищи подались в близкий лес, а я, словно журавль с перебитыми ногами или, как принято говорить, с - крылом, вынужденно остался – теперь я не мог встать на ступни.
Частые выстрелы, доносившиеся из леса, заводили. И я взял ружье, патроны выполз на четвереньках во двор, но на этом мое вдохновение иссякло! Что делать? Охота вскоре заканчивается, а как там будет на работе, да и стендовых патронов навалом и мало того по случаю прикупил еще почти 2 сотни немецких патронов в дюралевых гильзах длиной 65 мм, изъеденных временем и сыростью, заделанных под закрутку и помеченных словом Rex, т.е. семерка для кролика. Не знаю, насколько это правда, но вроде бы это - спецзарядка для Африканских сафари. Лежу во дворе, и такая обида одолевает, что хоть плачь, хоть на карачках ползи в лес! А над двором грачи сновали туда сюда по своим весенним делам: и решил я, что на безрыбье и рак рыба, а на бездичье и грач - дичь! Ведь едят же их французы и, кажется, болгары, поскольку уж больно много возвратов с Черноморского побережья колец снятых с этих врановых птиц!
В то время ружья ни своего, ни стендового у меня не было и приходилось постоянно одалживать у студента нашей первой группы, жившего с нами в одной комнате общежития, известного ныне, профессора Вадима Дежкина его - «двуствольную берданку», т.е. двустволку со скользящим затвором – французское ружье, фирмы «Дарн». Недолюбливал я систему отпирания ружья и взвода курков нижним ключем после того как в школьные годы, пытался добрать лисицу, которая сидела на снегу не далее чем в 20 метрах и зализывала раненный бок, а я в горячке после осечек, следовавших одна за другой, взводил курки и щелкал раз за разом, не замечая в азарте, что онемевший от холода указательный палец во многих местах изрезало злополучным нижним ключом буквально до кости, а лисица – ушла! Ружьё Вадима выгодно отличалось от того школьных времен тем, что для каждого спускового крючка не было специальных отверстий, как у пистолета, а как у нормальных ружей и, что самое главное, эта модель славилась отменным боем, не давала осечек, но правый ствол наоборот был с чековой сверловкой, а левый – с цилиндрической. В общем, это ружье было изготовлено по спецзаказу специально для нагонных охот. И ещё хорошо, что Вадим не жадничал и весной, почти каждый погожий вечер, я отправлялся на вальдшнепиную тягу в лес, который буквально примыкал к общежитию. Не помню, но, кажется, охотиться там было нельзя, но охотоведы нарушали – браконьерили. Ружье Дарн очень легко разъединялось на металлическую и деревянную части. Таким образом, на ремне через шею и под пальто оно не просматривалось.
Итак, попробовал сначала стендовую семерку: по привычке из правого ствола, опять забыв, что он чековый. Птица буквально взорвалась облачком черного пера и комом упала за пределы двора. Второго грача взял из левого тоже чисто, но он упал во двор прямо возле меня – королевский выстрел! Очередь за неизвестными немецкими патронами и они оказались, несмотря на вероятный запредельный возраст очень-таки неплохими. После удачного пятого выстрела возле меня оказались два местных охотника, привлеченные необычным в селе громом и баснословными на их взгляд результатами.
Первый вопрос был: почему я не в лесу и мне пришлось поделиться своим несчастьем. Им очень хотелось посмотреть меня в настоящем деле, и стали всячески уговаривать пойти с ними по их лучшим местам. Там мои коллеги наверно уже все разогнали и, наконец, я не могу идти с такими водяниками на стопах и, кроме того, в левом стволе застряла дюралевая трубка немецкого патрона, оторвавшаяся от шляпки.
Они так горели желанием посмотреть меня на охоте, что принесли простые носки, тапочки 41 размера и длинное шило, с помощью которого удалось смять и извлечь злополучную трубку точно так же, как извлекается папковая трубка, пригоревшая к патроннику и оторвавшаяся от металлической шляпки. Ввели шило между внутренней стороной патронника и внешней частью остатка гильзы – после чего смятую трубку легко извлекли. Устранив задержку, новые знакомые стали усердно уговаривать: одеть простые носки, тапочки и пойти с ними в полдень на охоту. В конце концов, я согласился, но в случае чего выговорил вернуться… а кругом болота и куда я в тапках? Но мои добродеи заверили: «Будем ходить только по сухому».
Худо-бедно сначала понемногу, но потом довольно сносно я разошелся при моем плачевном положении, а первое заветное место было, почитай, рядом – на виду от дома. И как это мои товарищи его просмотрели? Подошли со стороны леса, хоронясь за кустами вербы, к кривой луже, захламленной валежинами и полусгнившими кустарниками. Там после наших окриков шустро поднялось 2 селезня - свистунка и оба были чисто взяты молниеносным дублетом, чем вызвал одобрение поводырей. Один, что по моложе, разделся и достал селезней не хуже спаниеля. Я думал, что все, но они хором сказали, что это – присказка, а главное впереди.
Далее живет очень хитрый косач и они его никак не могут добыть, так как он, взлетая, из одного и того же места, сразу, словно вальдшнеп, прячется за деревья и всегда улетает невредимым! И точно, примерно в том месте, какое указали местные, загромыхал на взлете косач и сразу черной тенью за дерево, а я успел сделать три шага в сторону, оглядел петуха и чисто срезал его, чем вызвал просто неописуемый восторг новых друзей. При этом молодой удовлетворенно изрек крылатое: «На каждого мудреца – довольно простоты!» Не буду утомлять перечнем добытых птиц и потайных мест, но только скажу, что стрелял как Бог и не упустил ни одной птицы. В конце концов, я попросил пощады и сказал, что на сегодня хватит, а на лугу, почти у дома, нежданно - негаданно, буквально из под ног, вылетел дупель, которого от неожиданности промазал рядом, но достал метров с 20-ти вторым. Сегодня это был единственный промах, и как говорят охотники: «стрелял патрон в патрон». Однако если считать как на траншейной площадке стрелкового стенда, тарелка битая вторым выстрелом не считается промахом. В общем, ни одна стреляная птица не ушла. Расстались с новыми знакомыми - лучшими друзьями.
К вечеру, вернулись измотанные моховыми болотами, собраться охотоведы – добыча их, несмотря на канонаду в лесу, состояла всего из двух рябчиков, вальдшнепа и чирка – трескунка. «Гора» моей дичи вызвала восторг и законное удивление: «Как так, ты же не мог ходить?» «Местные вылечили», - обрадовал я! Естественно ребята решили, что завтра пойдем вместе, но я охладил их надежды тем, что еще не готов носиться по клюквенным моховикам. В осенний приезд, на одном из этих болот мы до оскомины наелись клюквы и еще набрали котелок для варенья, а Алик Никульцев оставил мешавшее ему ружье, прислонив к чахлой сосенке, каких тьма кругом, он вечно отличался ленцой. Пора возвращаться, а ружье не найти на ягодном болоте хоженом и перехоженном местными - по следам не разобраться, в общем целый час искали: нельзя оставлять товарища в очередной беде!
По темну, возле леса мы разошлись: коллеги налево, я – направо, пожелав друг другу традиционное: «Ни пуха, ни пера!» Вскоре попалась дорога и по ней прошел метров сто как внимание привлекли неизвестные доселе звуки, доносившиеся откуда то сверху, и приближавшиеся ко мне. Разглядел и обмер: прямо на меня змеилось что то длинное не менее 10-12м, огибая стволы деревьев! Издавая эти звуки, оно медленно «проплыло» мимо и тут только я спохватился и, несмотря на законные опасения, выстрелил этому Змею Горынычу в хвост, который в малой толике отвалился и упал, слабо стукнувшись о землю. Причем это существо никак не отреагировало на гром выстрела, малую потерю и медленно удалилось, змеясь среди деревьев, продолжая издавать те же звуки. Я, держа про запас на всякий - який второй ствол, тотчас бросился искать, отстреленный кончик хвоста и …нашел селезня чирка-свистунка. Получается, за опрометчиво крякнувшей уточкой, увязалась куча кавалеров. Вот уж поистине пруха – такое увидеть приходилось не каждому. Читал, что за одной уткой иногда увязываются 2-3 ковалера, но такое… Пройдя немного услышал тянущего вальдшнепа. Птица налетела невысоко, как говориться, на штык и после «королевкого» выстрела упала прямо под ноги. Накоротке из правого ствола дробь прошла очень кучно и тушка осталась без шеи и головы.
После обеда я вернулся с изрядной добычей и … застал дома заждавшегося меня Вадима Дежкина. Вроде бы он не обещал наведываться и вот на тебе! Оказывается он приехал всего на один день и по моей вине (?), ни разу не выстрелив, ему придется вернуться восвояси. Пошли срочно на охоту вместе и на наше счастье и на несчастье косача заметили его на верхушке сосенки! Вот уж действительно, что на ловца и зверь бежит! Что делала в такое позднее время и так опрометчиво красовалась всем напоказ птица. Нам удалось подкрасться, прячась за редкими сосенками, на дальний выстрел и взяли бедолаху. Не повезло птице, но Вадим на радостях поспешил на автобус и оставил мне ружье – так что еще поохочусь напоследок в борщевских раздольях!
Всему бывает конец – завершилось и последнее, незабываемое борщевское сафари. Во всяком случае, больше я никогда в этих местах Вальки Андрианова не был. Стрелял я тогда как Бог, как редко бывает даже когда стрельба идет, что называется со свистом, но все хорошо не бывает! И по возвращении меня ждал сюрприз!
Однокашнки, особенно, из нашей комнаты просто лопались от переполнявшей их новости! Они не ведали, как я отреагирую, но сдерживаться у них больше не было мочи, а случилось вот что: на выходные к нам в комнату общежития постучалась Зохра (очень смелая девочка!) и попросила вызвать меня. Ее встретили очень хорошо (!), пригласили в комнату. Особенно извивался змеем - икусителем Гюрзан. Он взял мой аккордеон и «сыграл» одним пальцем условное подобие «чижика-пижика», что означало – «а пошли Вы!»... и все по общему уговору все должны были уйти. При этом каждый должен был найти особо весомую причину ухода. Зохра удивилась: «куда это они?» Что было тогда в комнате никто не знает, но вечером в лесу услышав над головой тянущего вальдшнепа, сыграла охотничья страсть, наш змей вскочил, схватился за ружье, но поздно - промазал – ведь все хорошо не бывает!
На очередных танцах я пригласил Зохру и хотел у нее узнать, что произошло, но ее поведение и резкость тона сами поведали обо всем! Студенты сказывают, что Гюрзан увидев нас танцующими сказал, что ее и на двоих хватит?
Спустя 20 лет, на первом Всесоюзном Совещении по куликам мы встретились с Гюрзаном. Разговорились. Он оставил Печоро-Илычский заповедник и осел в Москве. Я показал отличные слайды, сделанные в заморской длительной экспедиции. И тут он огорошил новостью: «Знаешь я разбил семью… и женился на Зохре - ведь у нее мой сын!». «А как твоя старая семья?» «Бросил». «Ну и как она выглядит», что бы продолжить разговор, спросил я, вспоминая, что в студенческое время стан ее был не совсем горских кондиций - потолще кипариса. «Да, все такая же, вот скоро сам увидишь, она должна прийти за мной», - ответил старый приятель. Действительно, он выходил несколько раз, но огорчил: «Не пришла!» Бог его знает: пришла – не пришла, может, испугался змей кабы чего не вышло или нет – теперь меня это не должно волновать. Единственно хотелось все же узнать к кому она тогда пришла в далеком 1953г. Неужто как закоренелая антисемитка еврейка Бэла (!), так и горянка Зохра столь не постоянны. Да почему бы и нет – может быть она такая же как и я: все хорошо не бывает. Повезет в одном – пронесет в другом.
Просматривая очередной журнал - Охота и Охотничье хозяйство (2007, 2, 41), с нескрываемым интересом прочел в подборку о «Джоне Хантере». Хотя я в далеком далеке прочел все его книги, но вот по прошествии уймы лет, нашел сходство наших судеб: и я браконьерил, пока не получил свой первый охотничий билет с детской карточкой вырезанной из общего с матерью фото, в студентах случалось и потом - иногда! Охота также определяла всё: променял столицу Грузии – Тбилиси на дыру из дыр - Туркменский поселок пос. Гасан-Кули, затерянный в бескрайной пустыне, но зато - место знаменитых зимовок водоплавающих и степных птиц. Затем перебрался из сухих субтропиков во влажные – в азербайджанский Кызыл - Агачский заповедник, где зимоки были ничуть не хуже, но нередко оставался там один, без коллег, электричества и порой из-за невероятной тишины казалось, что оглох. Поэтому был отрезан от боровых птиц, но зато воочию узрел то, что описывал Паустовский и Соколов-Микитов. Затем вернулся в Одессу, стал как бы катализатором в оживлении работы отдела природы Историко-Краеведческого музея. Далее с целью возможного выявления в Северном Причерноморье опасных экзотических арбовирусов был приглашен в Одесский Институт вирусологии и эпидемиологии, где защитил кандидатскую диссертацию на стыке 2-х наук: «Арбовирусы, экологически связаные с птицами». Участвовал в полугодовой научной экспедиции, где так же пригодилась моя широкая подготовка, по маршрутам морских судов СССР в Юго- Восточную Азию, тогда из-за арабо-израильской войны - путь лежал вокруг Афики. После слияния Одесского Института вирусологии с Одесской противочумной станцией в Украинский НИ противочумный институт - в нем также охота является важнейшей неотъемлемой частью научной работы сразу 2-х лабораторий. Стал почетным членом УООР а, председателем стендовой секции Горсовета УООР а и был, как и Джон, общественным охотинспектором, пока не уничтожили это весьма полезное образование! Не скрою, теперь, по прошествии уймы лет, в 2007 меня буквально потрясла фотография Джона в широкополой шляпе и особенно его чуть-чуть ироничный взгляд . Я словно голубой буквально влюбился в неё! Но вскоре пришла