Алешкевич Тамара Владимировна

Когда началась война отец не успел мобилизоваться, так как на пятый день войны в поселке уже были немцы. Владимир Иосифович был партийным, ему срочно нужно было уходить, потому что фашисты бы его не пощадили. Он хотел увезти с собой семью. Но мама понимала, что они будут ему обузой. Поэтому отправила его одного, а сама с детьми осталась в Красной Слободе. Матери одной пришлось поднимать двоих детей в военные годы.

Мама от соседей узнала, что люди в лесу строят убежище. Она попросила, чтобы  взяли и её с детьми, но родственники отказали: «Из-за твоего партийного мужа и нам приходится прятаться». Ей пришлось положиться на судьбу. 

Узнав от партизан, что из Семежева, где была комендатура, едут полицаи, люди закрывали дома и уходили прятаться. Все добро оставалось, забирали только самое ценное, что могли унести. Местные мародёры пользовались этим и, пока дома стояли пустые, всё более-менее ценное выносили. Такая беда случилась и с нашей семьёй. Когда в очередной раз мы вернулись домой, нас встретили выбитые окна и пустая хата. На двери висел замок, но грабителей это не остановило. Через окна вынесли даже стол и кровати. Уже потом люди подсказали маме, что часть нашего «скарба» находится на улице Чкалова. Часть вещей удалось вернуть, но самое ценное злодеи успели спрятать.

Еще одна история врезалась в память. Во время оккупации в Красной Слободе началась эпидемия дизентерии. На улице Чкалова, в здании больницы, расположился немецкий госпиталь. Врачом был немец, а остальной персонал был местный. Они и подсказали, что всех больных первые 2-3 дня якобы лечат, а потом умертвляют. И здесь же за огородами тела сжигают, укладывая в огромные штабеля. Всё это происходило на «Богусковщине». Так называлась низина за огородами Чкаловской улицы, где теперь находится улица Партизанская. Там был лужок и болотистая местность с ручейком.

На беду и я заболела дизентерией. Соседка, Женя Журавель, была санитаркой в немецком госпитале. Она подсказала маме, что врач будет делать подворный обход и всех больных дизентерией заберут в больницу. Так и случилось. Пришёл  врач, увидев больную, приказал меня госпитализировать. Мать бросилась в ноги немцу, стала плакать и просить не забирать дочку в больницу. Немец осмотрел меня, убедился, что иду на поправку и разрешил оставить дома.

Были и другие семьи, которых обманули полицаи и нажились на них. Сидор Кирдей, (по уличному «Банев»),  обещал свою защиту еврейским семьям в обмен на золото и ценности. Получив их, он выдавал семьи немцам. Нажился Сидор за годы оккупации на чужом горе, насобирал много добра и,  не дожидаясь конца войны, вместе с семьей уехал. После войны он оказался в Австралии, где купил небольшой заводик. После войны его дочь Валентина приезжала на родину матери. В Красную Слободу приехать не решилась. Слишком много зла причинил людям её отец. Часто пьяным он выходил на улицу и кричал: «Смерть красным вошам! Черное лядо мы превратим в красное». Это он намекал на кровь коммунистов.

В оккупации тяжело было всем, но больше всего фашисты преследовали семьи коммунистов и евреев. Многие еврейские семьи были расстреляны еще в первый год войны. Остальных уничтожили потом. В живых остались только те, кто попал на фронт или успел эвакуироваться. Всего в Красной Слободе было уничтожено около тысячи евреев. Рядом с нашим домом, в переулке, жила еврейская семья: муж с женой, дочери  Бася и Тамара,  младший сын Мойша. В эту семью к дочкам стали ходить немецкие офицеры. Девушки были совсем молоденькие, но родители не стали препятствовать в надежде, что кавалеры спасут их семью от расстрела. Соседи говорили: «Уходите, немцы вас в живых не оставят. Ваши же «зятья» вас за руки на расстрел и выведут». Так и случилось. «Зятья»  вывели родителей и дочерей, посадили в машину, повезли на расстрел. О том, что в семье есть ещё сын, фашисты не знали, потому что, когда они приходили, Мойша прятался в небольшой комнатке за кухней. Когда семью стали грузить в машину, мальчик выпрыгнул через заднее окно и спрятался в картошке. Потом его нашли соседи и переправили к партизанам.

Зимой 1943 года через Красную Слободу шли мадьяры со стороны деревни Мозоли по улице Слуцкой. Зная, что мадьяры очень жестокие, люди хватали самое ценное и уходили в лес. Мы, боясь за жизнь, взяли корову, более-менее ценное из того, что осталось и отправились в Толмачевский лес. Уже подморозило, выпал первый снежок. Вечерело. Надо было как-то устраиваться на ночлег. Мама накинула на корову постилку, которая свисала до самой земли, под корову посадила детей, чтобы им было теплее, а самой  деваться было некуда. Так всю ночь и простояла. На следующий день к нам подошёл пожилой мужчина и предложил помощь: свой шалаш. Они с женой жили тут уже не первый день. Шалаш был добротный. Пол выстлан еловыми лапками. Сюда же, на эти лапки, мы легли спать, крепко прижавшись друг к другу. Мужчина предупредил: «Главное не бойтесь. Здесь полно змей. Когда почувствуете, что они ползут под вами - не шевелитесь. Они не тронут».

И вот, когда  согрелись и стали засыпать, я почувствовала, как зашевелилась змея. У меня хватило мужества лежать спокойно. Утром, когда проснулись и подняли еловые лапки, то увидели там много змей, которые приползли погреться возле человеческих тел.

В этом лесу пряталось много семей. Образовался настоящий лагерь. Многие были с коровами.  Коровы мычали, ревели. Люди боялись, что немцы их найдут. Приходилось уводить таких коров в деревню, чтобы фашисты не нашли место, где прячутся люди. У нас корова была умная, тихая. За неё не боялись.

Люди жили в тяжелейших условиях: в шалашах зимой. Негде было помыться, сварить кушать. Мужчины построили маленький домик с русской печью, где все готовили, туда же ходили помыться, а ночевать уходили опять в шалаш. С маленькими детьми в таких условиях жить было настоящим адом, поэтому мать решила найти жильё в деревне. На окраине стояла маленькая  хатка. До войны в ней жил начальник военкомата Мразин с семьёй. Когда началась война, свою семью он эвакуировал, а мать осталась. К этой женщине на постой и попросилась мама. В деревне Толмачево было много семей полицаев, поэтому каратели сюда не приезжали. Здесь можно было не бояться.

После войны отец вернулся домой. В семье родилась еще одна дочка и я помогала маме ее растить. Потом уехала учиться. У меня было много увлечений. Больше всего нравилось петь, я много выступала на концертах, мне советовали заниматься вокалом всерьез. Но после болезни почувствовала, что петь больше не могу. Сразу расстроилась, а потом стала серьезно заниматься спортом, тем более для этого были все данные.

К сожалению, сказалось холодное и голодное военное детство – детей Бог не дал. Всю жизнь проработала в «Беларуськалии», жила в Солигорске. Но в выходные дни всегда ехала домой – в Красную Слободу. Я и теперь весь дачный сезон провожу в родительском доме – здесь сад, огород, родные стены, есть к чему приложить руки, о чем позаботиться».