Эмма и Симон встретили морозную зиму без Адольфа. Эмма заворачивала уголь в мокрую бумагу, чтобы он горел медленнее, поэтому в печи оставались несколько угольков до утра. Наутро окна покрывались таким толстым слоем льда, что их невозможно было открыть, и Эмме приходилось использовать утюг, чтобы отогревать оконные петли. Из-за военного времени продукты были строго ограничены, по государственным карточкам можно было купить только самое необходимое.

Всегда практичная Эмма теперь стала настоящим экспертом в искусстве экономии. Она распорола старые брюки мужа, чтобы сшить одежду для Симон, которая стремительно росла. Она также распускала поношенные свитера и повторно использовала шерсть для вязания перчаток, шапок и чулок.

В мороз Симон каждый день приходилось проделывать длинный путь в школу. Она уходила затемно и возвращалась, когда снова было темно. Сильные переживания, которые она испытывала с момента ареста отца, довели ребенка до болезни. По мнению врача, это была понятная реакция организма на стресс. Как-то раз, когда Симон лежала с высокой температурой, Эмме нужно было отлучиться по делам и она оставила дочь со школьной подругой. Через некоторое время одноклассница ушла, потом стемнело, а Эмма все еще не возвращалась. Когда же Эмма вышла на своей автобусной остановке, расположенной напротив полицейского участка, она увидела душераздирающую картину. Симон стояла под фонарным столбом, в пальто, накинутом поверх ночной рубашки, с босыми ногами в туфлях, и отчаянно рыдала, потому что решила, что ее маму арестовали. Эмма испытала острую боль от осознания, что приходится переносить Симон. Мать взяла дочь за руку и тоже тихо заплакала. Придя домой, она вытерла слезы и извинилась перед дочерью за то, что так сильно напугала ее.

К сожалению, это был далеко не последний раз, когда Симон пришлось столкнуться со страхом. Однажды она пришла из школы очень бледная. За отказ приветствовать «Хайль Гитлер!» на нее донесли директору школы. Через несколько дней ей сказали, что ее поведение недостойно ребенка, посещающего Mittelschule (среднюю школу), и ее отчислили на глазах у всех учеников школы. Вернувшись, она сказала матери, что гордится тем, что осталась верна своим убеждениям, как и ее отец. 

В следующий понедельник Эмма пошла с дочерью в Volkschule (начальную школу). Директор, который был фанатичным национал-социалистом, заявил, что не хочет, чтобы в его школе был «бунтарь». Эмма, всегда остававшаяся спокойной и решительной в критических ситуациях, попросила его письменно изложить свой отказ. Она прекрасно знала, что он не посмеет настаивать на своем, потому что школьное начальное образование было обязательным.

Эмма подбадривала и духовно укрепляла дочь. Она часто говорила с Симон о трех молодых евреях, которые при правлении Навуходоносора проявили большое мужество. Они, так же как Симон сейчас, отстаивали свои убеждения перед лицом разгневанного царя, который хотел уничтожить их в огненной печи. И Даниил их товарищ, продолжал проявлять уважение, но оставался решительным и твердым, когда ему угрожали бросить в ров со львами. На примере известных библейских персонажей Эмма надеялась научить Симон, как обращаться с нацистскими «зверями» без лишних конфликтов.

Поскольку Адольфу тогда не было разрешено общаться со своей семьей, он не мог узнать, как его дочь отстаивала христианские принципы. Но Марсель, тетя Евгения и Кёли вместе с Эммой хвалили Симон за благородное решение совести. Никто из них не соглашался произносить «Хайль Гитлер» — приветствие, которое признавало «спасителем» Гитлера, на этот титул имел право только Иисус. Поэтому они побуждали Симон и дальше оставаться твердой на избранном ею пути.

Как только пришло разрешение на переписку, Эмма написала Адольфу зашифрованным языком. «Друзья сада» так она назвала Кёлей. «Письмо матери» означало Сторожевую башню. «Купание» — крещение. «Аман» (библейский враг евреев) вполне подходил гестапо. Проповедь была названа «прочной обувью». Санаторий означал арест. А «хорошие оценки» Симон отражали ее христианскую твердость. Почта строго регламентировалась: письма ограничивались несколькими строчками и отправлялись только по расписанию.

Когда комендант Дахау разрешил заключенным получать посылки с едой от своих семей, Эмма изо всех сил пыталась решить проблему: как найти достаточно продуктов, чтобы наполнить посылку, когда еды так мало? Она купила немного рыбьего жира на черном рынке, а Кёль и Евгения добавили, что могли. Эмма воспользовалась возможностью, чтобы отправить мужу то, что она назвала «витаминами»: она переписала короткие отрывки из «Сторожевой башни» на тонкой бумаге, аккуратно их свернула и зажала между двумя печеньями склеив эрзац-медом (заменителем меда). Для этого она купила самое дешевое невкусное печенье, надеясь, что украдут немного и что-то обязательно дойдет до мужа. Уловка сработала: в последующем письме Адольф поблагодарил ее за «витамины».

Из-за цензуры Эмма не могла рассказать Адольфу, что дочь мужественно преодолела несколько препятствий на своем христианском пути.

Во-первых, Симон допрашивали два так называемых психиатра, которые пытались вытянуть из девочки имена и информацию о подпольной работе. А Эмме пришлось молча наблюдать за допросом, сидя позади своей двенадцатилетней дочери оказавшейся под перекрестным огнем вопросов.

Во-вторых, Эмма не осмелилась написать о слушании в суде Мюлуза, когда судья спрашивал Симон, почему она отказалась отдать нацистское приветствие. Из-за решимости Симон судья обвинил Эмму в моральном развращении дочери. Он вынес решение, в котором говорилось, что ребенка нужно срочно спасать от этого пагубного учения. Он поручил Отделу благосостояния молодежи отправить Симон в исправительное учреждение, чтобы «избавить ее от опасности».

Вскоре после этого две одноклассницы привели избитую Симон домой из школы. Директор стал ее бить, когда она отказалась сортировать металл для поддержки войны. Симон не плакала и не проявляла никаких признаков страха, оставаясь смелой и решительной. Позже в тот же день у нее начались болезненные спазмы, за которыми последовало такое сильное кровотечение, что Эмма испугалась и отвела дочь к врачу. Он объяснил, что Симон становится девушкой, но из-за травмы это событие приняло такую форму. Врач прописал Симон постельный режим на несколько дней. Однако на следующий день в дверях появился полицейский с приказом отправить Симон обратно в школу и пригрозил большим штрафом за каждый пропущенный день. Когда Эмма вернулась к врачу, он умолял ее никогда больше не приходить. Гестапо пригрозило отправить его в концлагерь, если он продолжит лечить Арнольдов.

Симон знала, какое будущее приготовил ей судья. Но Эмма старалась помочь дочери не переживать об этом, она применяла библейский принцип: «На каждый день достаточно своего зла». Она поручила Симон найти документы, которые они могли бы использовать, чтобы отправиться в деревню дедушки, родного отца Эммы, в Италию. Симон нашла деревню на карте в атласе и стала читать про жизнь в Италии, где они могли бы найти убежище. Но эта надежда оказалась иллюзорной.

Эмма знала, что в скором времени Симон отправят в исправительный дом. Она сшила для дочери красивое платье из ткани, для которой рисунок создал Адольф перед своим арестом, а тетя Евгения связала ей крючком перчатки. Эмма решила, что нужно на память сфотографироваться, и они втроем отправились в фотостудию.

6 июля 1943 года две суровые женщины из городского Отдела благосостояния молодежи стояли в ожидании у входа на вокзал. Если они ожидали увидеть нервную женщину, прижимающую к себе плачущего ребенка, выходящую из автобуса, они, наверно, были очень удивлены. Эмма никогда не позволяла эмоциям затмить ее ясное мышление. Симон молча последовала за матерью. Эмма спросила женщин куда они везут дочь и собиралась поехать с ними. Они сказали, что это строго запрещено, но Эмма ответила, что ей нужно письменное подтверждение этого правила. Его они не смогли предоставить. В повестке Эмма прочитала название пункта назначения и купила себе билет. На возражения женщин, что у них есть устные инструкции, Эмма привела довод: поезд не был забронирован исключительно для перевозки Симон, любой имеет право сесть в него, что она и сделает. Поезд покинул Мюлуз и отправился в пункт назначения в Германии с пересадкой во Фрайбурге.

Во Фрайбурге они пересели в старый немецкий поезд с платформами в конце каждого вагона. Эмма попросила вывести дочь на платформу подышать свежим воздухом. Моросил мелкий дождь. Симон начала дрожать и Эмма прижала ее к себе укрыв своим плащом. Постепенно она согревала дочь и утешала, рассказывая истории из Библии, приводя в пример верность отца и давая советы, как вести себя во враждебной среде. 

«Будь всегда вежливой, никогда не упрямься, будь прилежна, подавай пример. Тебе выпала честь носить имя Бога Иеговы. В этой войне страдают все, многие не знают почему, а мы знаем. Когда христианин страдает из-за того, что хочет остаться верным Богу — это честь, и наша жертва имеет огромную ценность в глазах Иеговы!» Эмма заверяла Симон, что Бог ее одобряет, что мама очень ей доверяет и что папа находит большое утешение в ее твердой вере.

Пока они не приехали на станцию в Констанц, Симон разговаривала с обычным для нее оживлением. Но как только она сошла с поезда, то снова замолчала. Они подошли к забору здания и прочитали вывеску: «Wessenberg'sche Erziehungsanstalt für Mädchen» (Вессенбергское учебное заведение для девочек). Это и был исправительный дом. У ворот сопровождающие остановили Эмму и запретили ей входить на территорию. Они схватили Симон и пошли через красивый сад к входной двери.

На мгновение Эмма остановилась, а затем последовала за ними. Когда ей повторили, что это запрещено, Эмма ответила: «Я не вижу никаких предупреждений, запрещающих матерям входить». Все вместе они подошли к двери. На звонок дверь открыла пожилая женщина по имени Ледерле. Увидев Эмму, она пригласила ее войти и сказала, что всегда уважала матерей, которые сопровождают своих детей. Оказалось, что фрейлейн Ледерле еще не могла принять Симон, потому что не пришли ее документы, но она сама пойдет и заберет их из суда. А пока Эмма может отвезти дочь на ночь в гостиницу. «Желательно на другом берегу озера, в Меерсбурге, где отели дешевле», — посоветовала она. Сопровождающие женщины категорически противились решению фрейлейн Ледерле, но она ответила, что полностью доверяет матери девочки.

В Мюлузе Кёли и Евгения были очень обеспокоены тем, что Эмма не вернулась в тот же день, как ожидалось. Но задержка для Эммы была настоящим подарком небес. По крайней мере, теперь она могла представить себе, где будет находиться ее дочь, что принесло ей некоторое утешение. 

Однако, когда она вошла в пустую квартиру, все силы покинули ее. Адольф заключен в Дахау, Симон — в Констанце, Марсель под арестом... Даже маленькая собачка Зита умерла, отравленная злобной рукой.

В конце концов Эмма решила поехать в Бергенбах, несмотря на то ,что она не знала, какой прием ее ждет. Прошло уже несколько лет с тех пор, как их изгнали оттуда, и она больше не видела свою семью. Кроме того она узнала, что ее мать заболела. Собрав все свое мужество, она без предупреждения приехала в Бергенбах, застигнув мать врасплох. Мари пришлось согласиться, что ей очень нужна помощь дочери. Был конец июля и работы на ферме в это время года было очень много.

Перед отъездом из Мюлуза Эмма договорилась с сестрой, что та будет посылать Адольфу посылки с продуктами и «витамины». Теперь Евгении предстояло продолжить опасное дело — копировать запрещенные тексты и прятать их. Она или Адольф Кёль с риском для жизни переправляли «контрабанду» в концлагерь.