Холодным зимним днем 1941 года из Ширмека в концлагерь Дахау выехал грузовик. Среди пяти заключенных Свидетелей Иеговы были Адольф и пожилой служитель Мюлузского собрания по имени Губер. Эсэсовец уставился на седовласого мужчину, указал на дымоход и усмехнулся: «Идиот, это будет твой выход!» Губер, которому было больше 60 лет, спокойно ответил: «Это почетный выход!»
Нацисты предложили Свидетелям Иеговы и другой выход: они могли подписать документ об отказе от веры и присяге на верность нацистскому государству. В награду они были бы освобождены, но должны были доносить на своих единоверцев в гестапо, что привело бы к дальнейшим арестам и тюремным заключениям. Но нацистам редко удавалось получить такие подписи, даже под пытками.
Как и всех остальных заключенных, Адольфа лишили удостоверения личности, заменив имя номером — 28 818. Мягкого миролюбивого художника сразу же отправили на каторжные работы в штрафной отряд.
Адольф носил пришитый к форме заключенного лиловый треугольник — знак, которым нацисты отличали Bibelforscher «Исследователей Библии» (так они продолжали называть Свидетелей Иеговы). Но то, что должно было быть знаком позора, в конечном итоге оказалось полезным: Свидетели Иеговы узнавали друг друга по этому треугольнику и поддерживали друг друга.
Первые три месяца Адольфу не разрешалось получать письма. По ночам его терзали вопросы без ответов: как его жена? Как дочь? Только по воскресеньям он мог получить небольшое облегчение, делясь духовными мыслями с некоторыми другими Свидетелями, такими как Флорин из Бельгии. Наконец ему разрешили написать несколько строк и получить короткую записку от Эммы.
Зимой свирепствовала эпидемия брюшного тифа, которая опустошила лагерь. У Адольфа началась сильная лихорадка. Врач-эсэсовец приказал ему самому надуть тонометр, но у Адольфа не было на это сил. Из-за этого врач так сильно ударил его по лицу, что выпали оба передних зуба. Адольф впал в глубокую кому. Когда он очнулся, то увидел, что вместо старых товарищей по бараку были все новые заключенные. Он пролежал без сознания 14 дней.
Когда комендант лагеря разрешил заключенным получать продуктовые посылки из дома, стало немного легче. В первой посылке от Эммы были бутылка рыбьего жира и немного глины. Эсэсовцы стали издеваться над Адольфом, говоря: «Твоя жена прислала тебе землю еще до твоих похорон!» Но он знал о необычайных целебных свойствах глины и ел ее понемногу каждый день. Он смог полностью выздороветь.
В посылках было еще более сильное лекарство. Эмма нашла способ спрятать кусочки бумаги с выдержками из запрещенного журнала «Сторожевая башня». Она переписывала текст мелким шрифтом на тонкую бумагу, туго ее сворачивала и прятала между двумя печеньями, которые склеивала медом.
Когда капо (староста барака, сокращение от немецкого «kameradschaft-polizei» — помощник полиции концлагеря) вручил Адольфу первую посылку, сверток был почти пуст. Адольф стал есть единственное печенье и нашел спрятанный листочек бумаги. Только тогда он понял, почему капо предупредил его, что нельзя получать сообщения. Значит этот человек заглянул в посылку Адольфа, прежде чем передать ее! Адольф ответил жене несколькими зашифрованными словами: «Спасибо за витамины! и: «Пожалуйста, пришли мне больше новостей от мамы!»
Как-то раз один эсэсовец заговорил с Адольфом о бомбардировке города Мюнхена, рядом с которым находился концлагерь. «Какого вероисповедания был пилот?» —спросил тот. Адольф воспользовался возможностью, чтобы сказать ему: «Я не знаю. Но я уверен в одном, он не был Свидетелем Иеговы!»
Этот эсэсовец стал доверять Адольфу и использовал его для охраны, чтобы не попасться, когда выпивал. В канун Рождества все эсэсовцы собрались вокруг огромной рождественской елки и пели песню «Святая ночь». В ту ночь в казармах СС каждый военный прятал запрещенную бутылку алкоголя под сиденьем своего стула. Эсэсовец привел с собой Адольфа и усадил его за стол так, чтобы он служил ширмой от глаз коменданта. Каждый раз, когда эсэсовец наклонялся, чтобы выпить, Адольфу приходилось наклоняться вперед, чтобы скрыть того из виду. Некоторые эсэсовцы выходили и возвращались в окровавленной одежде, распевая еще громче: «Он родился, божественное дитя…». Адольф переживал свою «привилегию» как страшную пытку.
Союзные войска совершили еще одну бомбардировку Мюнхена, в результате которой был поврежден дом того эсэсовца. Он получил новую мебель и попросил разрешения использовать заключенного Адольфа для ее покраски. Истосковавшийся по творчеству художник не только покрасил шкафы, но и украсил их баварскими мотивами. Эсэсовец, увидев талант заключенного, решил, что сможет на этом заработать. Он надеялся получить разрешение освободить Адольфа из лагеря, чтобы тот работал на него. Эсэсовец рассказал Адольфу про свой план открыть магазин и наладить торговлю шарфами и фартуками, и пообещал привезти к нему жену и дочь.
Адольф рассматривал такую перспективу с осторожностью, задаваясь вопросом: «Будет ли это помощью Эмме и Симон, чтобы избежать ужасного давления, которому они подвергались ежедневно?» Он знал, что им приходилось терпеть. Комендант часто вызывал Адольфа в кабинет, чтобы выслушивать полицейские отчеты о его непокорной дочери, которая упорно отказывалась произносить «Хайль Гитлер!» в школе. Недавно она была подвергнута допросу в гестапо и приговорена к отправке в нацистский исправительный дом. Каждый раз, когда Симон отказывалась подчиняться приказу, который считала противоречащим своей совести, Адольфа вызывал к себе комендант Дахау, и эсэсовцы издевались над ним за «плохое поведение» его жены и дочери.
Однако сердце Адольфа наполнялось радостью, потому что он понимал, что Симон остается преданной своей вере. В одном письме он написал дочери: «До тех пор, пока мы следуем нашему сердцу, мы не теряем радости, потому что обладаем собственным судьей — нашим сердцем. Именно эта радость дает уверенность, что наше понимание добра — верное. Это также и якорь для нашей жизненной лодки, которая благополучно пронесет нас по бурному морю».
Но сам Адольф чуть не утонул под волнами плохих новостей, которые еще больше всколыхнули «бушующее море». Комендант лагеря снова вызвал его, на этот раз сообщить, что решение мюлузского суда исполнено: в начале июля 1943 года его любимая дочь была оторвана от матери и заключена в исправительном доме в Констанце для перевоспитания. Не прошло и двух месяцев, как Эмму арестовали и интернировали в лагерь Ширмека. Это также означало, что Адольф больше не мог переписываться с ней, потому что правила запрещали любой обмен письмами между заключенными лагерей. Его единственной связью с внешним миром была Евгения, сестра Эммы.
В то время как сердце Адольфа радовалось непоколебимой преданности жены и дочери вере, он впал в глубокое уныние из-за ареста близких. Он потерял все силы. Постоянный голод, каторжный труд, непрерывное давление с требованием подписать документ об отречении и осознание того, что Эмма проходит через подобные мучения: все это привело Адольфа на грань физического и морального упадка.
В таком состоянии он стоял в очереди в душ, когда услышал разговор двух других заключенных. Перед ним один мужчина спросил другого, какой текст Библии пастор выбрал для него на конфирмации. Тот ответил: «Надейся на Господа всем сердцем твоим и не полагайся на разум свой». Слова были подобны бальзаму на израненное сердце, подобны голосу ангела — как раз то, что нужно было Адольфу, чтобы укрепить свою решимость выстоять, несмотря ни на что. Следующее испытание не заставило себя долго ждать.
Адольфу было приказано явиться в штаб. Когда он вошел, ему показалось, что его ждут почти все дежурные эсэсовцы. Комендант получил просьбу эсэсовца, который хотел открыть магазин, разрешить Адольфу работать за пределами лагеря, к чему тот благосклонно отнесся и собирался выдать разрешение. Но, прежде чем оформить необходимые бумаги, он сказал Адольфу нарисовать кукол на целом штабеле деревянных ящиков. При этом он добавил: «Мы не перевозим кукол. Это боеприпасы». Адольф отказался, сказав, что он не будет работать на войну и не будет лгать даже кистью.
Эсэсовцы покатились со смеху. Обрадовавшись, что нашли предмет для развлечения, они начали импровизированную сценку: один играл «Иегову», другой — «Иисуса». Адольф не мог долго выносить это кощунство и сказал спокойно громким голосом: «Пожалуйста, господа остановитесь, Иегова — это имя Всемогущего Бога!». Наступила полная тишина. Они, ошеломленные замечанием, постепенно поняли, что заключенный осмелился выступить против могущественных эсэсовцев. Комендант крикнул: «Вон!» Адольф подчинился, убежденный, что его повесят. Дни шли, а ничего не происходило. Но «оскорбление» не было забыто: Адольф узнал, что пришел приказ сделать из него Versuchskaninchen, «подопытную морскую свинку».
Его перевели на территорию лагеря, где врачи СС проводили опыты над заключенными, подобно печально известному доктору Менгеле из Освенцима. Заинтересовавшись тем, как Адольф вылечился от тифа, они пришли к выводу, что у него хорошая иммунная система. В их глазах он был идеальным подопытным для испытания вакцин против малярии для немецких войск в Северной Африке.
На сгибе руки Адольфа, прямо над веной, был прикреплен небольшой контейнер, чтобы зараженные комары могли легко им питаться. Контейнер оставался прикрепленным к руке днем и ночью. В течение шести недель они регулярно меняли комаров и брали образцы крови несколько раз в день. Поскольку у Адольфа не развилась болезнь, ему было приказано присоединиться к «отъезжающему грузовику». Все знали, что это значит. Но эсэсовец, который хотел нанять Адольфа для работы, как раз проезжал мимо, когда тот залезал в грузовик. Вскоре после этого появился врач и сказал Адольфу спуститься вниз. Он сказал, что испытания еще не закончились, и тот должен остаться в лазарете еще на несколько дней.