…Однако могучая «Философия Общего Дела», написанная более ста лет назад,
в лейтмотив духовной жизни человечества так и не превратилась.
Мы же, вновь пытаясь объединить людей в познании силы, умертвившей «отцов»,
в общем, даже не дали себе труда задуматься над причинами такого «противоестественного» ретроградства.
И даже более того!
Наша попытка оградить себя от любых возможных влияний со стороны
предыдущей мыслительной деятельности человечества была вполне осознанной.
Для этого первые намётки теории КО мы строили на «пустом месте»,
специально избрав методологию «обыденного сознания» (см. с. 23).
Теперь же, когда, видимо, достигнут уже некоторый промежуточный результат,
пора наконец попробовать вписать плод своей самодеятельности в контекст предыдущих наработок.
Работать будем, как и ранее, в основном перефразируя и лишь изредка
цитируя специалиста по интересующей нас теме.
В качестве «опорного материала» используем уже упомянутую книгу С._Семёновой (53),
профессионально погружённой в наследие Николая Фёдорова.
Как свидетельствует названный исследователь,
тексты, оставленные инициатором самовозрождения человеческого рода,
«питались прежде всего христианской эсхатологической традицией» (53, 178).
Учения первых веков Новой эры, возникшие в русле этой традиции,
углублялись и оттачивались в столкновениях с изощрённой диалектикой язычества:
эпикурейцами, стоиками, неоплатониками.
Именно эта полемика с критиками идеи телесного воскрешения
оказалась мощным катализатором парадоксальной логики христианских мыслителей,
невероятные прозрения которой оценить по заслугам смогли только последующие века.
«По духу Фёдорову ближе всего та линия в христианской эсхатологии,
которая, составляя её высшее религиозно-философское достижение,
тем не менее как бы пресеклась на учении свт. Григория Нисского» (53, 178).
Ближайший предшественник святого, знаменитый Ориген,
чьё имя упоминалось уже в связи с идеей Богочеловека (с. 77),
воспринял эту идею от своего учителя, Климента Александрийского (см. с. 295),
и вообще богословов Александрийской школы (см. с. 303), в недрах которой она, очевидно, и зародилась.
Правда, учению Оригена присущ был ряд крайних спиритуалистических уклонов,
касающихся вопроса о теле воскресения, а также идея предсуществования душ.
К сожалению, с последней идеей, «действительно нехристианской» (53, 179), - комментирует специалист, -
в представлениях собравшихся в Константинополе иерархов неотделимо сросшимся
оказалось и учение о всеобщем спасении (или а_п_о_к_а_т_а_с_т_а_с_и_с_е).
«Хотя оно имеет вполне самостоятельное значение и, по сути, глубоко христианский характер» (53, 179).
В результате V Вселенский собор (553 г.), заботясь об освобождении христианства от ересей,
вместе с водой выплеснул и ребёнка.
Общеотрицательное соборное определение вычеркнуло идею апокатастасиса из круга проблем,
подлежащих дальнейшему осмыслению христианской Церковью.
Увы, но идеологические шоры продолжают обуживать
кругозор этого социального института и по сей день.
Хотя учение Гр. Нисского и было уже очищено от всех еретических акцентов,
он оказался последним отцом церкви, разрабатывавшим данный вопрос.
С определёнными изменениями Фёдоров перенял воззрения свт. Григория,
которые «никогда не были догматически опровергнуты,
хотя торжествовало в веках ортодоксально-школьное представление "последних сроков"» (53, 178).
Но даже если бы церковным официозом и были квалифицированы они как ересь,
то «ересью» были бы примерно такой же, как Новый Завет — по отношению к Ветхому.
Поскольку Фёдоровский подход, сфокусировав наши нравственные усилия на воскрешении предков,
явился свидетельством такого же качественного скачка, как и тот,
который совершила духовность человечества после прихода Христа
(и опять же независимо: исторического или вымышленного).
Своим появлением Фёдоров до максимума довёл христианский тип эсхатологии, зафиксировав,
как и явление Сына Божия, факт достижения людьми принципиально нового уровня этического развития.
Ранние, до-Фёдоровские эсхатологи, также понимая смерть тела как его распыление в мире
на мельчайшие частицы, лишь ограничивались попытками как-то различить «естественнонаучные»
способы опознания частиц с одинаковой метой.
Однако само же воссоединение их в едином воскрешаемом теле
безоговорочно считали актом исключительно силы и воли Божией,
которой наше ограниченное понимание ставить пределы свои не может никак.
Революционность активнохристианского подхода состоит в передаче
божественных прерогатив непосредственно человеку,
деятельных проявлений от которого ждёт теперь Мир.
Для обоснования реальной достижимости выдвигаемых задач Фёдоров обращается
к тому теоретическому стволу, вокруг коего группировались учения апокатастасиса.
Эта восходящая к самому Аристотелю традиция строится на догадке,
что каждая из частиц, на которые после смерти распыляется тело,
неизменно сохраняет на себе печать отмеченности строго индивидуальными «душевными» знаками,
указывающими на её предыдущую принадлежность.
Заметим кстати, что эта интуиция наших предшественников опытного подтверждения пока не получила.
По крайней мере, учёт того факта, что организм может отличить «свои» клетки
от пересаженных в него чужеродных (напр, при переливании крови),
вряд ли может считаться иллюстрацией правоты древних.
Этот подход не учитывает того, что степень дисперсности некротической дезинтеграции белка
на много порядков превышает тот порог, спотыкаются о который наши трансплантаторы.
…А стало быть, развивает гипотезу пророк Общего Дела, воскрешение человека равносильно собиранию
одинаково промаркированных частиц.
Но ведь теперь каждая из них вполне может одновременно принадлежать
телам сразу нескольких человек, составляющих родовую последовательность.
Поэтому эсхатологическая интуиция собирания отмеченных душой частиц праха
превращается у Фёдорова в предначертание новой возможности.
Быть может, разложившиеся элементы тел умерших проще окажется синтезировать? (Так же решили и мы, с. 25).
Разумеется, на основе «познания и управления всеми молекулами и атомами внешнего мира»…
Следующий, «наследственно-генетический» путь исходит из того,
что, очевидно, в наследственном веществе каждого человека уже хранится вся информация обо всех его предках.
Не только эта, но и все возможности, провидимые мыслителем,
предполагают обязательность тщательной реконструкции всего генеалогического древа человечества.
Не эту ли программу безотчётно выполняют люди,
бережно сберегая память об усопших родных или жертвах недавних войн ?
Основатель идеи рукотворного апокатастасиса в любом случае настаивает
на требовании досконального изучения всех прежде живших людей,
необходимого для любовного восстановления их мысленных образов,
предваряющего реальное воскрешение.
Приводятся философом и перенасыщенные подробностями прожекты
«строительной деятельности» неких лучей, которые сперва «фокусируют вибрации молекул праха»,
потом собирают их в «цельный лучевой образ» умершего,
а уже затем выводят его из-под земли и материализуют (см.63: т.2, 274).
Однако думается, что подобные иллюстрации практической осуществимости проекта предназначаются
их автором в большей степени для «эмоционального штурма» читательской аудитории.
Конечно же, и сам Николай Фёдорович не очень уверен в практической пригодности своих фантазий,
а уж по прошествии столетия их тем более трудно выдать за серьёзные построения учёного мужа.
Но после этого голосом пророческой мудрости,
резонирующим будто со дна бездны,
формулирует мыслитель три непреложных ступени
нашего восхождения к Эдему бессмертия.
…А ведь и правда, дальнейшее продвижение человечества должно заметно ускориться именно при удлинении
сроков активной деятельности каждого из поколений, всё ещё продолжающих своё непрерывное обновление.
Но, кроме этой чисто технической целесообразности постепенного замедления ротации кадров,
Фёдоров обосновывает и принципиальную этическую неизбежность,
с которой непрерывное увеличение продолжительности жизни (вплоть до бессмертия)
оказывается первым условием подъятия человеческого духа на новый уровень качества.
Ведь качественный скачок, согласно диалектике Гегеля,
всегда подготавливается плавным ростом количества.
Отрадно то, что эту задачу продления собственной жизни люди и так решают
достаточно успешно, не нуждаясь ни в каких макростратегиях.
Так, по статитстике начала ХХ века, человек в среднем жил всего 47 лет
(в основном за счёт огромной детской смертности).
Однако в середине этого века произошёл перелом:
средняя продолжительность жизни начала стабильно расти примерно на 2 процента в год.
Между прочим, рост этот почти всецело обязан успехам здравоохранения.
То есть достигнут благодаря совершенствованию как раз тех «мануфактурных игрушек»,
увлечение которыми Николай Фёдорович
считал верным признаком ошибочности сделанного людьми выбора.
Что касается второй ступени – добровольного отказа человека от пожирания другой жизни,
то здесь, пожалуй, пока можно только мечтать о той гуманитарной революции,
которая произойдёт, когда химия, — как уповает Ж. Ренан
в своей «Истории происхождения христианства» (1863-83),
— когда химия найдёт средства подражать работе растений.
Выделяя угольную кислоту из воздуха, мы сможем производить пищевые продукты лучше тех,
которые до этого получали из растительных и животных организмов.
«Тот день, когда человек будет избавлен от необходимости убивать, чтобы жить, в тот день,
когда исчезнет ужасное зрелище, которое представляют мясные лавки, — этот день будет также отмечен
как прогресс в развитии чувств» (цит. по 53, 162).
Действительно, для осуществления этой мечты
нам нужно обратить свои производственные устремления
к той высшей идеалии, решить которую религия желала всегда [см. с. 94].
(Правда, порочными, «как считают безбожники», средствами).
Конструируя ЭКО, мы исходили из того, что единственно действенным путём решения этой проблемы
нашим современником является не голословный призыв к развороту своей духовности,
а реальное достижение новым продуктом экономико-вкусовых преимуществ над привычным питанием.
Всё же на грубые внешние воздействия нам свойственно реагировать гораздо более остро,
чем на тонкие, лишь порой смутно тревожащие нас изнутри.
Вместо поголовного самоограничения, подразумеваемого Фёдоровским подходом,
вместо глобального мазохизма, практически совершенно нереального в мировом масштабе, —
наша редакция ЭКО выбирает уверенное поступательное движение всего познавательного комплекса,
озабоченного только ростом степени своей сбалансированности.
Мы считаем, что определённый этап такого развития,
который для нынешней фазы техноэволюции станет итоговым,
непременно и практически «независимо от нас»
превратит автотрофное питание в более привлекательное.
Точно так же, как совсем незаметно,
как‑то «сама собой» начала расти продолжительность жизни.
За недостаточность чисто волевого определения конкретной направленности работ,
пока одобренного лишь общегуманистическими соображениями,
выступает и сама Методология науки.
Мы не можем в деталях заранее знать этой искомой нами «направленности» !
Так, в своё время весьма смутно представляли себе (а теперь заведомо утрируя),
что нужно было сделать конкретно, чтобы снизить стоимость железа, ценившегося тогда дороже золота.
Падение его курса явилось объективным процессом,
подготовленным, с одной стороны, всем развитием научного знания,
а с другой стороны, диктуемым элементарным законом рентабельности.
Правда, в случае перехода на автотрофное питание закон этот
хотелось бы видеть не в роли индифферентного Молоха,
но, конечно, в качестве величины, производной от этических нормативов социума.
Признавшей их примат.
А для этого, в-третьих, и необходим тот поворот нашей познавательной активности,
который Фёдоров обозначил как христианизация науки.
По всей видимости, именно эту задачу и стремится в первую очередь решить ЭКО.
Под этим надо понимать радикальное изменение самого типа общественного прогресса,
возможным которое видится за счёт смены идеала, притягивающего к себе наше движение.
Нынешний предел наших стремлений к «сиюминутно-максимальной» производственной отдаче
предлагается заменить ориентацией на снежные вершины,
в основном означенные пока только в религиозных идеалиях человечества.
Процесс восхождения на эти вершины означает развитие,
направляемое стремлением к высшей иерархической цели эволюции Разума.
А для этого двигатель развития – «наука, т.е. исследование и преображение мира, –
величественным оргảном звучит мысль Фёдорова, – должна быть всеобщей, делом буквально каждого».
Потребностям и способностям познавать, исследовать и преображать,
надлежит «стать одним из родовых качеств человека,
как сейчас определения "смертный" (что вполне оправдывается)
и "разумный" (что должно ещё только в полной мере оправдаться,
тогда отпадает и первое определение) » (цит. по 53, 171).
Конечно, до превращения исследования мира во всеобщую потребность
нам пока ещё далеко, но ведь движемся мы именно в этом направлении.
По крайней мере, просто грамотность сегодня уже стала всеобщей.
Несбыточная мечта просветителей прошлых времён !
Как и всё в век НТР, интеллектуализация населения возросла скачкообразно.
* * *
Сегодняшняя система ценностей жёстко задаётся нашим «идеалом»,
абсолютизирующим актуальное бытие.
В границах этой системы человек зафиксирован в состоянии
вынужденного продолжения погони за принципиально недостижимым максимумом комфорта.
И всё это на фоне беспокойного осознания неотвратимости падения в пропасть необратимого распада.
При этом наука, то есть основная созидательная сила современности,
вместо работы, направленной на вывод каждого из нас в новый, бессмертный эон бытия,
с немалой результативностью способствует нашему выводу и вообще за пределы этого бытия.
Развязку коллизии мы, конечно же следуя за Фёдоровым, видим во включении человека в иную,
многими уже подзабытую, но всё же для человечества традиционную, религиозную систему ценностей.
Тут его устойчивость этика КО стремится обеспечить посредством совмещения
идеальных целей и рационально доступных нам средств их достижения.
Такое совмещение предполагает отказ от безоговорочного благоговения перед Его Величеством Фактом.
Которое, впрочем, для наук естественных, исследующих саму физическую фактуру Мироздания,
несомненно, важно по-прежнему.
Однако части общественных дисциплин, быть может,
пора уже освободиться от безоговорочного диктата зримой очами реальности?
Не пора ли гуманитариям сфокусироваться на представлениях об эталонном,
дỏлжном, по-настоящему достойном нас состоянии мира?
Ведь Идеал этот людьми уже приблизительно выработан.
Не пора ли уже начать его конкретизацию?
Настало время иным подходам заменить стадию абстрактной зыбкости нашего Идеала !
Приступая к созданию настоящей версии ЭКО, мы исходили из того,
что «аргументация» отказа в праве модели этого идеала быть стабильной лишь по причине того,
что нет ей пока коррелянта в действительности, вряд ли способна выдержать критику.
Видимо, как раз сейчас настало время превратить «сомнительный»,
а потому и не учитываемый плод футуристических построений
в напряжённо исследуемый наукой объект.
Интеллектуальные элиты всех стран !
Для включения «футуристического» Идеала
в категориальный аппарат науки в качестве объекта
первой инстанции рассмотрения — соединяйтесь !
А дальнейший анализ, похоже, совместит задачу христианизации науки
с перенесением на конкретику синтеза общенаучной познавательной парадигмы
части принципов и методов, характерных пока только для технических наук.
Пока что, как представляется, такие подходы использует лишь «социальная инженерия».
Которая до сих пор, кажется, даже не может оформиться в самостоятельную дисциплину.
2.3.1. Биоэволюция или техноэволюция ?
На текущем этапе развития своё господство над стихиями внешнего мира
человек оттачивает исключительно за счёт совершенствования протезов,
развивающих его способности и усиливающих органы чувств или эффекторы
(от палки-копалки до экскаватора, телескопа и компьютера).
И эта ситуация кажется нам совершенно естественной .
Однако активное христианство такое положение вещей считает «неправильным».
Конечно, его создатель учитывает, что наша направленность на техническое творчество,
создавшая машинную цивилизацию, позволила осуществить и даже «перевыполнить»
самые сказочные мечтания о коврах-самолётах и сапогах-скороходах.
Но Фёдоров при этом не на шутку обеспокоен неизбежными и, как он полагает,
«гибельными» последствиями этой «позорной» зависимости человека от плодов своего труда.
В перспективе он отчётливо видит наше полное интеллектуальное и физическое «порабощение».
...Скорее всего, это «порабощение», как и многое,
выделившее нас из животного царства, также заложено в человека по определению.
Ведь началось оно ещё с совершенно естественного стремления,
спасаясь от холода, закутаться в звериную шкуру.
Фёдоров же, проектируя всеобщее воскрешение,
принципиально отказывается от технократического пути,
все надежды возложив лишь на путь «органического самосозидания».
Под этим он понимает приготовление человеком того орудия,
которое необходимым окажется для воскрешения, непосредственно из органов собственного тела.
Т.е, в частности, и «звериную шкуру» предлагает выращивать на себе.
Очевидно, что такое приготовление может пониматься мыслителем
единственно как результат ускоряющей биоэволюцию селекции.
Мы же при зачатии ЭКО, попросту не видя иного пути, понимали глобальную реанимацию
в основном как макрозадачу технического прогресса.
Теперь мы пытаемся обосновать свой выбор.
По сути, альтернативы перед нами не стояло вообще.
Выбирать нам было просто не из чего потому,
что решение это давно уже за нас принято.
Должно быть, окончательный вердикт завизировал тот Генеральный Конструктор,
в лабораториях которого, в условиях строжайшей секретности
в единственном экземпляре изготовлен был чертёж первого колеса.
Действительно, начало движения по намеченному Фёдоровым пути,
то есть выбор линии онтологического самосозидания,
означал бы для человечества добровольное перечёркивание
многих тысячелетий более или менее успешного развития.
Этот выбор был бы равносилен сжиганию в едином кострище
всего нажитого по дороге добра: как вещественного,
так и духовного — и возвращению к той давно пройденной бифуркационной точке,
в которой тропа цивилизационного развития разделилась на два рукава.
Но если и лежал там камень, то явно без надписей.
И не колебались «витязи на распутье»: миновав этот камень,
наши предшественники даже того не заметили.
Выбор их был ненарочитым и естественным.
Видимо, как раз после этого им и пришлось спешно сколачивать то самое КБ,
возглавил которое сам Генеральный.
Причём Фёдоровское решение означало бы не только возвращение к этому камню,
но и теперь уже принудительный поворот после него в сторону,
естественным выбором единожды забракованную.
Менее предпочтительную, а то и вовсе запрещённую.
Но, несмотря на это, активное христианство не пожелало смириться
с фундаментальным волеизлиянием человечества, на достаточных,
видимо, основаниях, заклеймив этот выбор как «языческий».
Создатель этой разновидности активноэволюционной философии считает:
«Развивая технику, человек ни в коем случае не покушается на собственную природу как таковую,
он священно блюдёт её норму и границу, оставляя себя самого как есть,
ограниченным и физически и умственно» (53, 167).
И точно, транссексуалов при Фёдорове ещё не было.
Ни экзоскелета, ни ЭВМ, ни идеи "терминатора".
Правда, какая-то врождённая ограниченность не позволяет человеку
без длинного ряда «предварительных набросков», множества проб и ошибок,
неудач и промежуточных успехов — так усовершенствовать ту же, допустим,
клепсидру (водяные часы), чтобы прямо сразу переделать её в электронный хронометр.
Для этого нам пришлось пройти сквозь многовековой,
мучительный процесс технического совершенствования.
Однако важно то, что само это совершенствование не просто
«не должно быть главной ветвью развития возможностей человека»,
это по Фёдорову (53, 168), но как раз и ...было всегда именно ею.
Оставаясь, однако, при этом ...лишь средством.
Но никак не целью конечной.
Ибо даже чисто филологически: «технический» — синоним слов «поверхностный»,
«процедурный», «формальный», но ведь антоним к «первостепенный».
Техническое творчество кажется специально созданным для развития нашей
«демиургической» способности к целенаправленному рождению
несуществовавших прежде объектов, обладающих предписанными заранее свойствами.
Так постигаются нами законы целесообразного творения вообще — того творения,
одним из результатов коего непременно окажется
«достаточно ёмкий, совершенный и просто сверкающий резервуар»,
загрузить в который было предложено выше (с. 31)
информационные массивы наших личностей.
Создание такого биопротеза и средств последующего нашего «переоблачения»,
засвидетельствовав достижение определённого уровня развития науки,
окажутся важными вехами на пути общевидового становления.
Однако, в принципе бесконечное стремление к созданию «совершенного биопротеза»
нам всё же придётся заменить достижением «достаточного» совершенства.
Ясно, что обочина пути, ведущего к этой промежуточной цели,
окажется уставленной рядом всё менее ущербных моделей.
Должно быть, устремлённые в Грядущее обитатели будущего, наши ещё не столь отдалённые потомки,
будут менять едва примятые или просто вышедшие из моды образцы как одноразовые сорочки.
Именно таким видится путь нашего Становления.
Становления не только коллективного, но и личностного.
В точке его условного «окончания» сольются мощные потоки нашей эволюции:
биологической и технологической, коллективной и индивидуальной.
Если на этом наш отрыв от природного мира завершится,
то дальнейшая эволюция материи в человеке, несомненно, будет продолжена.
2.3.2. «Назад» или «вперёд» ?
Восстановление «отцов» Фёдоров представил почти интимным актом,
сугубо личным, внутренним делом каждой семьи,
питаемым исключительно самовозобновляющимся огнём родственной любви.
Эталоном была объявлена конфуцианская модель почитания предков [см. п. 2.1 Манифеста: (с. 34 )],
ищущая, однако, деятельной реализации.
Творец активного христианства исходил из того, что основанный на вытеснении
природный порядок бытия всегда направлен на торжество целого — биологического вида,
а в общем случае жизни.
Развитие последней понимается нами как стремление войти в «возраст сознания»,
вполне очевидно достигнутый пока только человеком.
Кстати, то, что мы безапелляционно коронуем себя званием «венца природы»,
действительно, достаточно строго обосновано тем однозначным соответствием,
которое наблюдается между уровнем сложности организмов, составляющих эволюционный ряд,
и массой их головного мозга.
Любопытно, что это явление «цефализации» было открыто в том же 1851 году,
когда Фёдорову явилось откровение активного миропонимания.
[ Удивительное ощущение от сравнения с Предисловием:
Ведь многомировая интерпретация квантовой механики точно так же
"совершенно случайно" оказалась ровесницей термина «клиническая смерть»
« СОВПАДЕНИЕ » ? ].
Правда, ХХ век узнал о некоторой односторонности такого подхода.
Например, как утверждает зоолог Лори Марино из университета Эмори (Атланта, Джорджия),
«Дельфиний мозг во многих случаях больше человеческого...».
Правда, учитывая размеры тела, он, конечно, всё же второй по массе.
Зато извилин имеет гораздо больше!
Кстати, многие исследователи публично выступают за то, что «таких умных животных,
обладающих развитым самосознанием, способных даже планировать будущее и передавать опыт,
нравственно недопустимо не только убивать ради пищи, но и просто держать в неволе».
Только вот… даже просто избавиться от термина «животные» нам пока всё равно сложно.
Будущее требует быть распланированным.
Мы строим прожекты на завтрашний день, на окончание трудовой недели и года.
Подчиняемся ритму задумок своих: «ДАёШЬ ПЯТИЛЕТКУ ДОСРОЧНО!».
Изредка мелькает явно заблудшая мысль о том, чтò же будем делать на пенсии?
Ну а теперь наконец настал черёд начать разметку и перспектив посмертного быта.
Между тем, если типичное животное существует всегда лишь для своего вида и ради вида,
то самосознание толкает индивида на противопоставление себя — целому.
То есть разум, будучи просто «удачно открытым» средством межвидового отбора
(или, по крайней мере, так напоминая его),
уже имеет как бы «антиприродную» направленность.
Правда, следствие этой разумности, то есть нравственный закон — наша «верховная власть» —
вновь диктует нам требование отказа от приоритета собственной особи.
Похоже, что достигаемое в ряде случаев самоотречение свидетельствует о том,
что некий вектор «этической направленности», будто совершив полный поворот по некоторой резьбе,
снова оказывается в положении, параллельном предшествующему.
Но при этом поднимается на следующий этаж эволюции материи к духу.
И нам кажется, что сознательной эта эволюция становится лишь в человеке.
Однако следствием 1го этапа обретения материей самосознания оказывается,
как ни странно, осознание трагической бессмысленности природного,
то есть смертного порядка, породившего это самосознание.
Правда, разрывает замкнутый круг полной безотрадности тот
основной принцип нашего существования,
который настойчиво толкает нас на преобразование
всякого неугодного нам положения вещей
в новое, всё более и более приближенное к идеалу.
Стадия развития материи, отмеченная появлением самосознания на 2м этапе,
означает окончательное оформление в её недрах,
вербализацию того импульса к продолжению совершенствования,
который до этого был скрытым.
Появлением человека природа оповестила мир, что создала наконец творение,
предназначившее себя к отмене существующего типа связи вещей.
Согласуясь с физическим законом возрастания энтропии (признак необратимости)
природный процесс «движется только вперёд».
Но, несмотря на всю расплывчатость этой формулировки,
Фёдорову удалось наполнить её конкретным содержанием, отыскав ту субстанцию,
за движением которой можно пронаблюдать.
Это — родовая любовь.
Не ограниченная практически ничем, доходящая до самопожертвования любовь родителей
к детям направлена всегда только в будущее вида (почти как у «типичного животного»).
А все наши принципы гуманности, человеколюбия и прочее, как и сама разумность в целом, –
суть те же, что и у термитов (более тонкие, понятно), но — только средства выживания вида.
Кажущаяся естественность наших нравственных принципов
возводит намертво привязанные к ним психо-эмоциональные установки,
заверенные геномным набором, в ранг общемирового закона.
Оттого только вперёд, вдоль природного градиента,
направлены и определяемые ими душевные отношения
с обслуживающими их разумными выкладками.
Но человеку, требует Н. Фёдоров, для того чтобы на деле стать не просто разумным,
но и духовным существом, необходимо безотлагательно предпринять волевое усилие
и порвать с породившим его миром природы.
Перегрызть пуповину, направив стрелу своего релятивного внутривидового времени вспять,
навстречу естественной природной реке.
Такой обратный ход эволюции, противоположный слепому току неразумной материи,
практически означает, как полагает мыслитель, незамедлительное
начало целенаправленного культивирования любви к предкам.
Посредине общины предлагается разместить кладбище и Музей.
В последнем из которых (да и в первом, конечно, тоже) должны храниться результаты
всех опытов просвечивания генеалогического древа человечества изучающей любовной памятью сынов.
Хотя понятно, – подчёркивает пророк воскрешения, –
«истинный же культ предков не в славе, а в деле» (63: т. 1, 130).
Видимо, практики будущего, занятые реализацией принципов намечаемого нами учения,
легко согласятся принять эту установку на предварительную «рентгеноскопию»
вековых колец генеалогического древа.
Вероятно, что она окажется такой же необходимостью,
как и геологическая разведка перед бурением скважины.
Сомнения вызывает лишь своевременность планируемых эмоциональных движений.
Наша версия ЭКО заменяет «противоестественный» (разве что лишь в таком тотальном понимании)
культ – стремлением к максимальному примирению нынешнего природного человека с тем законом,
который его породил.
Мы считаем, что человек этот, пока ещё смертный, — вообще настолько несовершенен,
что Фёдоровское требование, предъявленное уже к нему: забыть о себе и о детях своих,
но печься об умерших – является воистину сверхчеловеческим.
Признав его преждевременность, мы решили отказаться от акцентирования того,
что прилагаемые усилия способствуют спасению всех, кто жил до нас.
С призыва вернуть жизнь предкам мы перенесли упор на стремление каждому современнику
указать путь, способный привести к достижению индивидуального бессмертия
непосредственно его самого.
Возможно, что «своя рубашка» окажется тут ближе не только к телу,
но и к тому Делу, которое призвано объединить и возвысить воистину всех.
Понимая этическую эволюцию как противонаправленную естественно-природной,
мы, ведомые Фёдоровым, точно так же видим её состоящей, в том числе, и в отказе
от животно-эгоистического приоритета собственной особи.
Однако, стремясь упорядочить предстоящие эпохи,
просто предлагаем отодвинуть основные вехи этой эволюции за тот рубеж,
когда глобальное воскрешение станет свершившимся фактом.
Видимо, далее нас ожидают непростые перипетии борьбы со своим эгоизмом.
Но исход этой борьбы уже предрешён.
Предстоящий успех обеспечен будет нашей отличной дорожной экипировкой,
начать обдумывать которую мы предложим «теоретическому эковедению» уже в следующей главе.
Должно быть, определённым итогом этих размышлений окажется выход
на эталонные параметры биопротеза, которым предстоит сделаться такой же классикой,
каковой для современности стали пропорции античных статуй.
Как и Н.Ф. Фёдоров, мы считаем, что увековечивание каждого пришедшего в мир
достижимо только при ориентации на Идеал,
лишь при нормировании нашей тяги к Богоподобию.
Однако в качестве рабочей модели выбираем перманентное продолжение уже начатой эволюции,
подготавливающее столь резкий разворот против течения исподволь.
== С Л Е Д У Ю Щ И й Т Е К С Т ==