Глава 2. НЕОБХОДИМОЕ УСЛОВИЕ.

  Наш  путь в Грядущее, отмеченное осуществлением глобального воскрешения,
начался ещё до  «грехопадения».  

Однако  продуктивным,  по-настоящему  успешным  движение  это  станет
лишь  после,  как  минимум,  разработки  концептуальной  основы, 
призванной  обслуживать  наше  осмысленно-созидательное  приближение  этого  Грядущего.

 Н__е__о__б__х__о__д__и__м__ы__м     
        у__с__л__о__в__и__е__м__ такого  продолжения  истории 
можно  признать  уже  само  объективное   повышение 
вневременной  нравственности  человека,
всё   более   отрывающегося   от   животного   царства. 

 Под впечатлением каких-то последних событий легко возразить, 
что  налицо-то,  мол,  наоборот  –  полнейшая  наша  деградация!

Однако  под  «объективным нравственным ростом»
мы  понимаем  здесь  общую  направленность  процесса,
уверенно  различимую  только  при  взгляде  на   мелкомасштабную   историческую  карту.

Наш  отрыв  от  животного  царства  и  неуклонное  приближение 
к  некоему  идеальному  уровню  ловит  лишь  взгляд,
пренебрегающий   мелкими   флуктуациями   и   бегло   скользящий  
по    археологическим    эпохам. 

Именно этот неоспоримый этический рост с неизбежностью поставит человечество
перед лицом начавшей доминировать нравственной потребности обратить  свои  силы 
на   реализацию   глобального   воскрешения.

Но, по крайней мере,  пока что  (то есть не покидая правычного канона)
преобразовывать внешнюю действительность  всякий раз получалось у нас  
исключительно  благодаря  совершенствованию орудий труда,
использованию  плодов  техпрогресса.  

Иначе  говоря,  завоевание  очередного  нравственного  рубежа
всегда  становилось  возможным  лишь  за  счёт  достижения
соответствующего   уровня   развития   аппаратных   средств.

Стрела  прогресса  нацелена  в  сторону  совершенствования   различных  технологий.

Позитивной  значимостью  обладает  лишь  неоспоримая
тенденция   развития   медицинской   (реанимационной)   техники,
отражающая  возрастание  –  и  возрастание  в  принципе  беспредельное  –
того   времени,   в   течение   коего   смерть   индивида  
понимается  как   обратимая.

W  

Эта  тенденция  играет  роль         д__о__с__т__а__т__о__ч__н__о__г__о     __

  у__с__л__о__в__и__я    
  всеобщего   воскрешения.

То  есть  развёртывающийся  во  времени  рост  нашей  морали 
сопровождается  таким  же  закономерным  повышением  степени 
реальной  физической  способности  наших   потомков  
вернуть   к   жизни   всех   своих   предков. 

Именно к  этому результату приводит нас применение очищенного от эмоций
формального способа мышления.  

Этот способ позволяет нам, хотя и в телескоп, но всё же совершенно отчётливо увидать точку
неизбежного  пересечения  этих  осей  нашего  роста.

А   в   этой   точке  —  не   приуменьшаемый   далью   факт   всеобщей   реанимации. 

На  человека  Грядущего,  нашего  Отдалённого  Потомка, 
сей   долг   почётный   возложен   самой   Историей. 

-*-

Ну  а  для  нас  должно  быть  важным  лишь  то,  
что  ПОМОЧЬ  ЭТИМ   ПОТОМКАМ   МОЖЕМ   И   МЫ_!

МОЖЕМ,   А   ЗНАЧИТ  —  ОБЯЗАНЫ. 

НАШ   ВОИСТИНУ   СВЯЩЕННЫй   ДОЛГ...      

Кстати,  Советская  Конституция  определяла  так  защиту  Отечества.

Теперь  же,  после  более  тщательного  разбора,
все  войны  и  революции  в  реалиях  оказались
только  нашими  детскими  забавами:
пиф-паф  —  и  game over ..,
но  есть  ещё  жизни  в  запасе !
   

* * *  

ТОЧНЕЕ ДАЖЕ, отмеченная тенденция совершенствования реанимационной техники
является только  субъективной предпосылкой   достаточного условия.  

Добиваясь завершённости этого условия достаточности,  мы  осуществили 
такую наглядную попытку  проведения теоретического доказательства возможности
воскресить   умершего   уже   «ощутимо  давно»   человека,
которая  нашему  обыденному  сознанию  представилась  вполне  допустимой.

Само же наличие этой попытки предложим понимать
как  объективную предпосылку   достаточного условия. 

Таким образом, условие достаточности глобального воскрешения получило 
и  объективную,   и  субъективную  предпосылки.

Далее.   Выполнение  условия  необходимости   также   требует  
реализации   двух   предпосылок.

Бегло отмеченная тенденция стабильного роста человеческой нравственности
оказывается   предпосылкой  объективной.  

Императив практического воскрешения  «отцов»  может  стать  для  «сынов» 
непререкаемым  благодаря  работы  именно  этой  констатации. 

Однако, чтобы глобальное воскрешение уверенно произошло наверняка,
в  целях  достижения  структурной  замкнутости  необходимого  условия
от  нас  потребуется  реализация  его  субъективной  предпосылки.

Пока   же   предожим   предварительную   попытку   её   формулирования. 

...То  есть,  ограничиваясь изложением доморощенных соображений,
мы попытаемся наметить кратчайшее направление,
придерживаясь   коего,  человечество  достигнет  искомого  результата.  

Ясно, что путь предстоит нам не близкий. 

А  значит,  человеку  потребуется  своеобразный   «путеводитель»,
необходимый  для  облегчения  ориентации. 

Ч е р н о в и к   т а к о г о   п у т е в о д и т е л я   м ы   и   н а ч н ё м   с о с т а в л я т ь.  

Собственно,   субъективной  предпосылкой   условия  необходимости 
окажется  просто  само  наличие  подобного   «гида».   

Но  только,  конечно,  если  жить  по  нему  будут  все.

Может показаться, что человек будущего вполне обойдётся и без подобной подсказки.

Поскольку, дескать, нашёптываемые нами принципы
и так  совпадают с его собственными устремлениями.  

Это, конечно, справедливо, но ведь путь достижения мы ищем наикратчайший.  

Под  будущим  понимаем  в  буквальном  смысле  уже  день  завтрашний.

А  это  означает  желание  дать  полноценное  ЭКО-воспитание 
уже  непосредственно  следующему  за  нами  поколению  землян.  

Которое   не   просто   складывается   в  условиях  далеко  не  оптимальных...

Самое  главное  в  том,  что  поколение  это  может,
в   ограниченном   смысле,  конечно, 
но  –   может   выбрать   себе   только   те   цели,  
на   которые   намекнём   ему   мы.

Для того чтобы искомым результатом цивилизационного роста стало воскрешение всех нас, 
осмысленно  захотеть   этого  уже  сейчас  должны  все:
как  на   «капитанском  мостике»,  так  и  в   «матросском  кубрике»
(где   частенько   можно   застать   и   штурмана   нашего   корабля).

Именно  рациональное  осознание  того, 
что смерти  (в  привычном  для  «воинствующих атеистов»  понимании)  вообще не существует,
возложит  на  человека  повышенную  ответственность  за  каждую  минуту  пребывания  на  земле. 

 Такое представление будет сплачивать современников, 
ориентируя жизненные установки каждого
на всемерное приближение  невероятно отдалённого –  для всех –  
и в то же время замечательно близкого —   для  каждого:  не  дальше 
чем  наш  поспешный  проход  от  зачатия  до летального —
этого   удивительного   Грядущего.

После  возникновения  ЭКО  история  человечества  так  же  точно,
как  и  биография   индивида,   обретает  смысл,  задаваемый  самим  человеком.

Являясь   системой   самопрограммирующейся,
человек  произвольно  ставит  перед  собой  те  цели,  которые  достигает. 

И   уже,   руководствуясь   ими,  
определяет   направление   дальнейшего   движения. 

Выбранную цель мы превращаем в причину своей деятельности — причину,
расположенную  не  сзади,  до  следствия,  но  впереди,  уже  после  него.

Именно это является, можно сказать,  единственным   
- необходимым  и  достаточным,
- объективным  и  субъективным, 
- понимаемым условно  и  абсолютно  безусловным  
условием,  при  котором  наш  социальный  оптимизм
и  целеустремлённость  окажутся  практически  единственными 
факторами   успешности   приближения   всеобщего   апофеоза!

Наша  «подсказка»  человеку  будущего  желательного  образа  мысли
представляется  необходимым  (субъективно необходимым) 
условием   воскрешения   всех   особей   вида   "человек разумный"  
именно   _п_о_э_т_о_м_у_.

  * * *    

Дальнейшее  содержание  текста  составят  не  вполне  додуманные 
и,  видимо,  существенно  противоречивые  представления  обыденного  сознания  автора,
стремящиеся заложить основы этико-нормативной программы,
обслуживающей   целенаправленное   движение   человечества.

Исходить предлагается из предположения, что, помимо состояния,
соответствующего современности,
нам известна ещё одна из промежуточных точек этого движения.

Которую мы пока что условно  принимаем за конечную цель восхождения. 

Под  этой  точкой  будем  понимать  достижение  цивилизацией  состояния 
абсолютной  реализации 
необходимого   и   достаточного   условий   воскрешения   всех   поколений.

Читатель  приглашается  к  предварительному  обсуждению  вопроса
о  содержании  субъективного  аспекта  необходимого  условия 
реализации   всечеловеческого   воссоединения.

Субъективного — значит,  напрямую  зависящего  от  каждого  из  нас.

Всеобъемлющая  проблема !  

Но  сразу  мы  не  станем  замахиваться  на  отметку,
заведомо  превышающую  возможности  ограниченного  обыденного  сознания.

Откажемся пока даже от попытки создания целостной этической системы,
но предпримем подготовительный манёвр.  

Свои представления, касающиеся принципов формирования внутреннего мира
человека эпохи Конструктивного Ожидания,
мы выразим путём составления простого перечисления жизненных установок,
каждая из которых, взятая сама по себе,
вполне  смогла  бы  стать  основой  синтезируемой  нравственности.

Составив такой набор достойных,
с точки зрения создаваемой системы  ( на взгляд автора! ), 
принципов поведения,  мы получим эклектический винегрет,
в котором сумбурно перемешанными окажутся фрагменты целостных учений,
принадлежащих великим моралистам прошлого.  

Каждый из этих фрагментов должен являться указателем направления, 
приводящего  человека  к  задаваемой  ЭКО  цели.

Дополнительно выдвигаемое условие состоит в том,
чтобы  каждый из  них  ещё  был  в  состоянии  оказать  человеку  поддержку  в   жизни.

Великие моралисты прошлого едины в своём понимании несомненного предназначения морали
выступать в качестве средства достижения согласия в обществе,
выражающего  и  продолжающего  человеческое  право  на  достойную  жизнь.

Стало быть,  конструируемая нами этика должна быть
не просто  «ускорителем прогресса»  (это есть формулируемая ею стратегия),
но  и,  претендуя  на  роль  универсального  регулятора,
являться   также   источником   взаимного   уважения   между   людьми.

То  есть  являться  оптимизатором  жизненной  тактики  человека.

И мы можем полагать, что и задача солидаризации общества окажется системе этой по плечу.  

Причём почти что автоматически!  

Потому что рационально осмысленная цель, поставленная ею перед каждым из его членов, 
всесторонне  согласна  будет  с  нашим  стремлением  к  гармонии.

Ввиду  явной  приблизительности  этих  набросков  позволим  себе  в  ходе работы
опираться  на  единственное  достаточно  случайно  попавшее  под  руку
издание  философа  А. Гусейнова:  «Великие  моралисты» (22).

Свою настроенность на неизбежность воскрешения
ЭКО  связывает с  закономерностью торжества морали,
победы добра над злом, уверенность  в  которой  объединяет  великих  мыслителей  планеты.

Само развитие этической философии,  вся когорта моралистов, увлекавших
за  собой человечество на протяжении двух с половиной тысячелетий,
единодушны в таком понимании исторического сценария.  

ЭКО  опирается на их духовный опыт для нахождения единой основы,
объединяющей   поколения,   подлежащие   воскрешению   во   плоти.

Нравственность предыдущих эпох, прошедших под знаменем этики,
разработанной великими,  однозначно направлена на отрыв от мира сугубо вещной природы.  

Однако критически резкого контраста между материальными и духовными устремлениями
ЭКО не видит.  

Вместо обострения непримиримой конфронтации она только поднимает вопрос
о нахождении  оптимального  меж  ними  баланса.  

Важным признаётся это потому хотя бы, что ни одно из учений великих моралистов
абсолютным духовным поводырём  для  человека,  особенно  современного,  стать  не  способно.

Так, А. Гусейнов предлагает представить, что бы случилось с  банковской, к примеру, системой,
если бы все банкиры вдруг буквально последовали моральным канонам,
изложенным Иисусом Христом в том эпизоде, когда он давал совет богатому юноше
[«всё,   что   имеешь,   продай   и   раздай   нищим» (Луки 18:22)].  

Дело в том, что «возвышенный пафос моралистов был (всего лишь) спасительным противовесом
материальной устремлённости цивилизации» (22, 263). 
Этот пафос только  стабилизировал   наше  скатывание  к  полюсу  материального.

Но само по себе   «скатывание»,   как, очевидно,
непременно признает этика Конструктивного Ожидания,
было   и   остаётся   важнейшим (достаточным)   фактором   достижения   всечеловеческого   единения.

Хотя и нет у нас чёткого критерия того, что и когда идёт на пользу прогресса,
интуитивно субъекту всегда понятно, в каком случае его деятельность направлена на общее благо,
а когда во вред.  

Если только не  заслоняется  он  софизмами,  не  лицемерит  перед  людьми  и  собой.

Подразумевая сейчас не подсознательно индуцируемый самообман,
но осознаваемое расхождение слова и дела,
ЭКО всё так же наглядно объясняет, 
что   вообще   лишена   разумного   обоснования   любая   ложь.

Наше  существование,  взятое  в  любом  из  отношений  своих,
целиком  укладывается  в  окружающем  мире,
н а с к в о з ь   пронизанном  рентгеновскими  лучами  истины.  

Этим  светом  сияет  Грядущее.  

Беспомощны  в  освещении  этом  фальшь  и  дезинформация.  

Ибо  нету  вообще   ничего   тайного.   

Нет  и  не  может  быть  в  принципе.

А человек всё равно разрывается между двух полюсов:
Бог, дух и мораль, с  одной стороны,  тело и плотская природа – с другой. 

Но  «два начала человеческого бытия – моральная необходимость и природная необходимость,
самоотвержение и самоутверждение, – могут функционировать  только  вместе»  (22, 19).

Самоутверждение  означает деградацию в варварство,
а  манящий  вечным  блаженством  идеал   самоотречения 
пока  что  как-то  уж  слишком  диаметрально  противоречит  базовой  нашей  биологии.

Однако  ещё  есть  возможность   компромисса   меж  ними,  нивелирующего  контраст!

Рациональной непреложностью своих построений ЭКО гарантирует,
что   блаженство   реально   достижимо   при   компромиссе   и   только   при   компромиссе,
.  

Если представить общество как  
«соединение природной детерминации и моральной необходимости,
то   история   общества ...  (окажется  поиском)    гармоничного   синтеза   между   ними»  (22, 20).

Похоже,  что  ЭКО  способна  предложить  более  приближенный  к  идеалу
вариант  подобного  синтеза,   нежели  все  предыдущие  попытки,
когда-либо   предпринятые    носителями   обыденного   сознания.

Наглядной неопровержимостью дискурса ЭКО, не навязывая,
подсказывает человеку желательную пропорцию при осуществлении этого компромисса.  

С очевидностью предъявляет ясно обоснованное,
замечательно чётко опредмеченное объяснение тому,
почему  моральная  необходимость  должна  при  этом  главенствовать  над  природной.

«Духовно-нравственные обязанности человека выше его стремления к личному благополучию
...(лишь) в том совершенно особом смысле, что  только через духовно-нравственные обязанности
и  в  их  рамках  человек  может  обрести  личное  благополучие. 

Дилемма морали и счастья снимается благодаря тому,
что счастье рассматривается как следствие морали» (22, 256). 

Можно ожидать:  не  только  как  следствие,  —  заявит  ЭКО,  —  но  и  как  причину.

То есть наше введение новых логических контуров значительно укорачивает путь
к   фактическому   отождествению   морали  —  и   счастья.

В нормативном аспекте  «новая»  нравственность окажется могучей силой,
сплачивающей людей,  готовящей   их   к   миссионерской   проповеди   Фёдоровского   идеала. 

Задача её видится в обеспечении организованного противостояния факторам,
направленным  на  любое  принижение  и  разъединение  людей,  культивирующим  ложь  и  насилие.

Перспективу окончательного торжества добра, на фоне которой
великие моралисты видят живого человека,  этика Конструктивного Ожидания
действительно наполняет реальным конкретно-предметным содержанием.  

Однако, реализация выдвигаемой ею программы требует совершенно
невообразимого ресурса времени, нечеловеческих усилий,
проведения  кардинальных  перемен,  включая   переустройство   космоса  
и   переделку   самой   человеческой   природы.

Оторванная от жизни, далёкая и  абстрактная, 
она  может  так  и  остаться  для  нас  больше   вопросом   общей   веры.

То есть при недостаточной подкреплённости предлагаемой программы
соответствующей воспитательной процедурой  –   осуществимость   её  
среднеобыденным   сознанием   оценена   будет   лишь   как   красивая   сказочка.

Ввиду этого задача разработки гибкой педагогической программы 
на  первый план  выдвигается просто самостоятельно.  

Фидеистическая  компонента   ЭКО    должна  дополнять  дискурсивную 
как  не  менее  важная.

Прихожане прежних конфессий за вечное блаженство 
расплачивались авансом  –  добродетелью земной жизни. 

Наша  система,  так  же  используя  шанс  предоплаты,
перемещает  этот  бартер  из  размытой  области  веры    
в  зону  осмысленного  ожидания, 
в  область  скрупулёзно  обоснованных, 
чеканно    проработанных    производственных    заданий.

По сути,  в основном от традиционной религиозной системы
ЭКО отличается лишь тем, 
что трансцендентный объект преклонения  замещён в  ней  руко-творным.

Творимым  руками  —  в  этом  вся  разница.

Заполняя  собой  все  пустоты 
в  сознании  духовной  идентичности  современников,
вера  в  Грядущее  должна  воспитываться  в  людях  с  раннего  детства,
начинаясь  со  сказок  о  победе  над  Фреоновым  Драконом, 
пожирающим  озоновый  слой.

Сказок  о  маленькой  Алисе,
заблудившейся  в  стране  трансперсональных  пространств. 

Со  сказок  об  умершей  царевне.., 
но  —  всё  же  воскрешённой   влюблённым  принцем!

Который  ради  того  совершил  настоящий  подвиг :  
выучил   всю-всю  таблицу  умножения... 

Н а и з у с т ь ! 

А   потом   ещё,   вроде   бы,   и   не   только   её ‼

Только в этом случае моральное обновление мира,
завершающее собой все другие человеческие цели, 
возвысит наше существование до уровня морального бытия.  

Только   на   этой   основе   человек   окажется   примирённым   с   самим   собой. 

 ЭКО  предлагает  подход,  легко  придающий  жизни  моральный  смысл.  

« Для  человека   (это)   значит  стать  больше,  чем  он  есть   на   самом   деле.   

И   не   просто   стать   больше,   а   вообще   стать   большим...

Мораль   —   это   не   просто   путь.    Это   путь   в   вечность »  (22, 259).

Собственно,  только  такое  понимание  этики  Конструктивного  Ожидания
позволяет  считать  её  принятие  человечеством 
в  качестве  субъективного  содержания 
необходимого  условия  свершения   нашего   Всечеловеческого   Триумфа.

Но,  зажигая  перед  каждым  рационально  осмысленную  жизненную  цель,
ЭКО  нисколько  не  требует  от  него  самоотречённой  аскезы.  

Она  только  объясняет  этому  человеку,  раздираемому  противоречивым  выбором
между  добродетельной  жизнью  и  неким  кратковременным  подобием  счастья, 
что   предпочтительнее   и   почему.

Наглядно  объясняет,  на  пальцах,  —  п о ч е м у.

Рассмотренные необходимое и достаточное условия воскрешения  не  выполняются автоматически.  

Имея субъективные компоненты, они зависят от нашей воли, от того,
какую  жизненную  установку  изберёт  себе  каждый  в  качестве   «водителя  ритма».

То, о чём у Фёдорова    только  при  желании   вычитывается между строк, 
мы заявляем открыто. 

Абстрактный,  в известной мере умозрительный призыв  к   «воскрешению отцов»
превращаем  в  конкретное  руководство  к  живому  действию. 

И  говорим  причём не просто о реанимации каких-то отвлечённых предков, 
но   об  уверенном   достижении  умопостигаемого  бессмертия  каждым  из  нас.

...Теперь, кажется, мы окончательно приблизились к тому,
чтобы, глядя в прошлое этической мысли,  заняться получением крошева
фрагментов целостных этико-нормативных систем.  

Нас будет согревать надежда, что впоследствии из этого месива уже проще
окажется  вылепить  органичную  мозаику  внутреннего   мира   человека   будущего.

Будем понимать при этом, что будущее и Грядущее разнятся так же,
как процесс изнурительного карабкания к заветной вершине
отличается от того долгожданного мига,
когда мы, ещё продолжая проживать
полные  драматизма  моменты  борьбы  за каждый дюйм вертикали, 
с   упоеньем   птичьего   полёта   наконец-то  окидываем   проделанный   путь.

Будущее  есть  процесс  восхождения,  Грядущее   –   это  его  завершение.

Итак,  каждая  из  рассматриваемых  ниже  систем  задаёт 
соотношение  между  нравственными  обязанностями  человека
и  его  стремлением  к  счастью.  

И  каждая  из  них  предлагает  конкретную  программу
нравственно  достойной  и  счастливой  жизни,  
согласной   с   идеалами   ЭКО...

2.1.  Этика  ритуала.   Конфуций  ( см. с. 367 ).         

W

На правах древнейшего из перечисляемых  А._Гусейновым великих моралистов
первую страницу этической философии открывает Конфуций.  

Китайский мудрец устанавливает, что человек является особой реальностью, 
занимающей  срединное  положение  в  мироздании.

Это  позволяет  сделать  основополагающий  для  ЭКО  вывод:

нельзя   понять,   что   есть   человек,

   не  решив  —  каким  он   должен  быть.

«Только обладающий человеколюбием может любить людей и ненавидеть людей», —
считает Конфуций (цит. по 22,30).  

Его этически ориентированный прагматизм говорит о необходимости  
«выдвигать людей прямых  и  отстранять людей лживых –
и, прозревая то, что не бывает людей  изначально дурных или изначально добрых,
получает закономерное завершение: и тогда лживые люди смогут стать прямыми» (22, 29).

Согласно Конфуцию, идеал человеческого существования заключён в древности.  

Именно  эта  норма,  отражённая  зеркально,  является  для  ЭКО  центральной.  

Только Грядущее достойно нашего почитания и преклонения.  

Только Грядущее способно задать нам образец достойного поведения.  

И только вперёд должен быть направлен вектор нравственных усилий человека,
а все помыслы его обращены  лишь на  максимальное 
приближение  к  этому  нормативному  идеалу.

Вековой идеал человечества может быть осуществлён только через
асимптотическое стремление в Завтра
(что,  кстати,  лишь  подчёркивает  высокозначимость  исторических  изысканий).  

Но, предостерегает Конфуций, жажда перемен не должна быть самоцелью.  

Чтобы изменения в  обществе не разрывали связи времён
(как это  случается при социальных потрясениях,  стремящихся  ход  истории  форсировать).

Очевидно, нравственный идеал Конфуция  вполне может способствовать
нахождению  верной  пропорции 
в  совмещении  социального   мира   с   прогрессом,   который   чреват   катаклизмами.

Его учение, не имея стадии абстрактного знания,
от конкретной многосторонности истины логически безупречно переходит
к   практическим   воспитательным   усилиям. 

Древний мудрец последовательно исходит из того, что живущий в человеке конфликт
между моралью  и  эгоистическим,  по-детски недальновидным стремлением к  «счастью»
снимается  только  через   воспитание  и  самовоспитание.

Для   нужд   синтеза   ЭКО   этот   момент   явно   является   ключевым.

Важным понятием древнекитайского учения является представление о благородном муже.  

В наших   терминах   —   об   активном   созидателе   Грядущего. 

Это самостоятельная и самодостаточная личность, всегда способная быть себе судьёй.  

«Место благородного мужа в системе человеческих отношений
можно определить тремя предложениями:
 
- он относится ко всем одинаково;
- заимствует у людей хорошее и сближается с лучшими;
- судит только себя» (22, 40).   

Дела  его  предшествуют  словам.

Так же как и Конфуций, ЭКО видит в благородном муже такое совершенство человека,
которое  переливается  в совершенное  общество.

Благородный  муж  выделывает  себя  в  упорных  трудах.

Но сосредоточием всех совершенств,
персонификацией представлений о совершенном человеке  становится он только тогда, 
когда  уравновешивает  в  себе  природную  естественность  и  приобретённую  воспитанность.

Отсюда  —  огромная,   не   подлежащая   никакому   приуменьшению  
роль  культуры  и  образования.

Великое    значение   воспитания.

Парадоксальную противоречивость введённого представления  об  идеальном  человеке 
Конфуций  разрешает  следующим  образом:

«Благородный муж эмпирически реален  (лишь)  как постоянное стремление
определённых  индивидов  стать  благородными,  соответствовать   своему   назначению»  (22, 39).

ЭКО  должна  подхватить  эту  мысль:
благородный муж - это самозабвенный ваятель Глобальной Соборности, 
наша  идеальная  цель. 

А реально возможным на практике такой созидатель Грядущего 
мыслится  только как постоянное усилие реального человека 
максимально   приблизиться   к   этому   недостижимому   совершенству.

2.2.  «Любите  врагов  ваших».   Иисус  Христос  ( см. с. 374 ). 

W  

В целом этико-нормативная система христианства кажется автору  –   
совершенно естественно,  просто как представителю европейской культурной традиции,  –   
основой   создаваемой   нами   конструкции.

В противоречие с проведёнными выше построениями христианство как будто не входит.  

Хотя о душе в Библии говорится 1700 раз, ни разу не называется она бессмертной.  

Согласно Слову, когда умирает человек, «Выходит дух его, и он возвращается в землю свою:
в тот день исчезают все помышления его» (Пс.154,4).  

Мёртвые не могут знать, что происходит на земле:
«Живые знают, что умрут, а мёртвые ничего не знают...» (Еккл.9,5).

Однако именно Библия зажигает факел надежды:
«Последний же враг истребиться  —  смерть» (1Кор.15.26).  

54 раза называет её Книга книг  «сном смертным» (Пс.12,4).  

«Так человек ляжет и не встанет; до скончания неба он не пробудиться,
и не воспрянет  от  сна  своего» (Иов. 14,10.12).  

Ученики Иисуса свидетельствуют, что Он воскресил трёх человек.  

Одним  из  них был Лазарь.  

Через четыре дня после смерти тело его уже начало разлагаться,
но сказал Христос:  «Лазарь друг наш уснул, но  Я  иду разбудить  его»   (Иоанна 11:11).

Согласуясь с Фёдоровским учением о необходимости осознания людьми
стоящей перед нами задачи,  Слово Божие учит,
что отцы наши мёртвые лишь спят сном бессознательным.  

И, похоже,  никак  не   воспрещает  понимать  себя  так, 
что  только  ожидают  они  момента, 
когда  сыны  их,  в  полной  мере  набравшись  исторической  и  научной  мудрости, 
готовы  будут  вызвать  их  из  могил.  

При этом телеологической предпосылкой ЭКО оказывается одна из трактовок учения Христа
(«активное  христианство»   Н. Фёдорова   (см. с. 376)).

Как представляется, в основном именно христианство должно
снабдить этику Конструктивного  Ожидания  набором  моральных  запретов.

Сформулировав их (преимущественно через деятельность учеников),
Иисус соединил религию и мораль в одно целое: 
«Его религия имеет моральное содержание,  его  мораль  имеет  религиозные  истоки»   (22, 86).

Между тем, то, что все люди — братья, 
ЭКО могла бы объяснить скорее не тем, что все суть дети одного Отца,
а тем,  что  все  мы — отцы  общих  детей,  занятых  нашим  спасением.  

И нам предоставляется возможность ответить на эту любовь!  

Долг  каждого  –  всецело  посвятить  себя   высокому   Служению, 
состоящему   в   ускорении   прогресса,   в   росте   сбалансированности   прогресса.

Подобно тому, как уже сама жизнь Иисуса
представляется испытанием человеческой способности верить или не верить,
так же точно и ЭКО выступает в роли детектора,
тестирующего человека на готовность к такому выбору,
при  котором  вся  полнота  ответственности  ложится  на  того,  кто  выбор  осуществляет. 

Потому что, вообще говоря, никто не знает, насколько строгими
окажутся критерии пропуска в рукотворный рай. 

Нам предоставляется только выбор:  верить  или  не  верить 
в  результаты  собственной  рассудочной  деятельности.

После Христа ложность пути разделения людей на добрых и злых стала очевидной.  

Однако учёт этой очевидности на практике остался труден всё так же.  

Практически  мы  продолжаем  различать  всех  именно  по  этому  признаку. 

Между тем, ЭКО предлагает несравненно более простой и удобный принцип:
ты морален тогда, когда ты деятелен на благо прогресса.

Прочие показатели моральности объявляются производными от основного.  

Но ведь самое главное в том, что пропасть никуда не могут они,
поскольку   просто   впаяны   в   основной   органически.

Раз  ты   последовательно   деятелен  на  благо  прогресса
(и,  главное,  исключительно   ради  блага  прогресса),
то,  по  большому  счёту,  ты  никак  не  можешь  не быть  хорош   в  общежитии!

И обратно:  если ты чуток к окружающим,
то   уже   хотя   бы   этим   одним   ты   близишь   встречу   с   Грядущим.  

В последнем случае механическую связь уловить не так просто,
но дело в том, что важнейшим, быть может,  признаком и фактором, определяющим  
приближение всечеловеческого торжества,  его первопричиной  и  показателем,
является рост концентрации добра по нашу сторону границы, 
разделяющей  реальность  —   и  нереальность.

Идея царства небесного была известна и до Иисуса.  

Он просто встряхнул людей: небесное царство близко!  

«Философия общего дела»   устами ЭКО уточняет, что оно, несомненно, ещё ближе:
ждать   осталось   совсем   немного   –   не   дольше   одной   человеческой   жизни. 

И это при том, что и так  «Царство небесное внутри нас» (Лк.17:21).  

Но тогда тут же встаёт вопрос, что  делать  людям, 
как  вести  им  себя  перед  этой  последней  чертой.

ЭКО так отвечает: уже давно пора закатать рукава и что-нибудь делать для людей.  

И   не   как-нибудь,   а  —  c   полной   отдачей !  

Вслед за Христом  "новая"  этика ставит человека перед лицом космического выбора,
когда,  выбирая  себя,  каждый  выбирает  судьбу  мира.

« ...Жил в одном городе мудрец. 
Все приходили к нему за советами и всегда оставались довольны. 

И, разумеется, был у мудреца завистник, который мечтал его опозорить.  

Поймал однажды завистник бабочку, зажал её между ладоней и так решил:
"Спрошу-ка   я   у   него,   что   у   меня   в   руках? 

А если он отгадает, потребую уточнить:  мол,  а  жива ли  бабочка?

И тут, каким бы ни был ответ, я тотчас поступлю ему вопреки. 

Или  раздавлю её незаметно, или выпущу всем напоказ!".  

Строя  такие  планы, 
завистник  медленно  подвигался  в  очереди  стоящих  к  мудрецу  людей.   

И  вот  настал  его  черёд  задать  свой  вопрос.

- Бабочка, – ответил  мудрец  не  задумываясь.

- Да,   но   ведь   вопрос   в   том,   жива   ли   бабочка?..

Помедлил  с  ответом  провидец, 
посмотрел  испытующе  на  готового  возликовать  завистника...

–  А  это  —  всё  в  твоих  руках ».

Хотя и притча эта не из тех, которые рассказывал Иисус,
но   она   очень   точно   передаёт   центральную   для   христианства   идею   свободы   личности.

Именно это основное зерно христианства, которое одаривает нас возможностью
ничем   не   скованной   предметной   деятельности,   проросло   в   этике   Конструктивного   Ожидания. 

Человек эпохи КО, обретая цель жизни,
получает и возможность совершенно не ограниченного,
свободного  морального  выбора  средств  её  достижения.

«Иисус  не  утверждает  мир  и  не  отрицает  его.   Он  отодвигает  его  в  сторону» (22, 96). 

В какой-то   степени   этика  Конструктивного  Ожидания   повторяет   это   движение.  

Но путь в Грядущее проходит через чистилище,  только через мир.  

Который — считают Иисус Христос и Николай Фёдоров  —  в  самом  себе 
своей  ценности  не  содержит.

Ничтожен он пренебрежимо в перспективе Небесного Царства.  

Первейшим требованием к человеку оба учения считают осознание несущественности, 
второстепенности   всех   мирских   стремлений   и   целей.

Однако и совершенно буквальное понимание такого подхода
нашу  нормативную  систему  устроить  не  может. 

Ведь  даже  аскетическое  отречение  от  мира   также   является 
негативным   проявлением   привязанности   к   нему.

Необходимой манифестацией заботы о собственной душе
оказываются  тут  лишь  внешняя  деятельность,
проявление  активной  жизненной  позиции. 

Только   явная  и  несомненная   работа   на   прогресс:
- научный,
- художественный,
- общественный.  

Окружающая реальность мыслима как существующая лишь благодаря  контрасту 
противостояния:  мира  нынешнего  и  —  Грядущего.

Только  в  одной  точке  сходятся  два  этих  мира:   в   человеческой   воле. 

В самом деле!   

Не  будь  белизны,  ущербным  было  бы  наше  понимание  чёрного.

Без Грядущего –  воплощения Истины –  наш мир явно был бы чем-то иным.  

Каждый должен правильно обозначить масштаб ценностей
и проникнуться убеждением: 
что   высòко   здесь,   то   ничтожно   пред   лицем   Истины.  

Двуедина данная Христом заповедь любви.  

Как может транспонировать её ЭКО?  

У реального человека будущего нет прямого контакта с Грядущим.  

Но   ведь   желает   он   как-то   выразить   своё   к   нему   отношение!  

Для этого у него есть два пути.  

Либо непосредственно, через предметную деятельность
(практическую или теоретическую),  направленную на приближение идеала.  

Либо опосредованно, через любовь,
братское  отношение  к  сотрудничающим  рядом  с  ним  людям.

В  обоих  случаях  —  деятельность,   замешанная   на   братской   любви.

Конечно, более приближенный к реальной ситуации случай заключается в том,
что жизнь погрязших во зле ближних 
может не давать достаточных эмпирических оснований для такой любви.  

Но всё же именно любовь всегда является объективной биологической основой морали,
закреплённой   в   нашем   сердце   ещё   до   всякого   опыта. 

Именно  любовь  есть  то  первое,  бессмертное  начало,
что  придаёт  бренной  мирской  жизни  вполне  очевидный,  неоспоримый  смысл.  

Тот  смысл,   который   без   неё  холодному  здравомыслию 
мог  бы  показаться,   вообще  говоря,  и  просто  отсутствующим.

А  любить  —  вообще   никак  не  возможно  без  соотнесения 
с  идеей  дня  завтрашнего,  плавно  перетекающего  в  Грядущее.  

Ибо  «любовь  есть  и  божественное  совершенство  и  путь  к  нему»  (22, 101).  

Словами и делами Иисус запечатлевает несомненные признаки любви.  

Любовь смиренна, любовь  бескорыстна,  любовь  плодоносна,  любовь  деятельна.

Христианский Бог абсолютен и никому не подотчётен.  

Он свободен; он Сам есть свобода.  

«Нельзя перейти из одного царства в другое, минуя Бога,
не окунувшись в таинство свободы» (22, 118).  

Нельзя  отсюда  перескочить  в  Грядущее  без  того,  чтобы  не  сделаться  свободным.

Христианско-европейская этика есть этика абстрактных принципов 
и  основоположений,  не детализирующая пути становления.  

Она не предписывает  поступков, ограничиваясь  лишь  указанием  направления.

Этика Конструктивного Ожидания является её продолжением
как раз по этому основанию.  

Объединяющий их элемент ригористичности претендует  на  то, 
чтобы   стать   безусловным   мотивом   человеческой   воли.

Противоречивая странность роднит оба учения.  

Состоит она в  практически полном   отсутствии  собственно  учения.  

И  там  и  там   ни  одно   внешнее  предписание  не  может  считаться  безусловной
и самодостаточной  нормой,   но  требует  свободного  и  раскованного  к  себе  отношения.  

Концепт ЭКО, как возможный преемник учения Христа,
ставит человека в положение хозяина  конкретных поступков и норм,  
которые  он  по  усмотрению  своему   может   назначать   и   отменять, 
сужать   и   раздвигать.

Однако моральная цель, которая в христианстве была внутренней,
в ЭКО,  начав обуславливать в основном внешние поступки,
по  тому  же  основанию  совмещается  с  целью  внешней.

2.3.  Двойная  детерминация.   Мухаммед  ( см. с. 369 ).             

W

Здесь мы пытаемся выяснить, какие позитивные моменты может заимствовать ЭКО у ислама.  

Характерная черта его состоит в том, что  в  отличие от христианства 
он учит преимущественно не тому, 
зачем   нужно верить,   а тому,   каким образом   делать  это.  

Следит  в  основном  лишь  за  неукоснительностью  ритуала.

Для нас, между тем, представляется очевидным,
что  не  должна  да  и  просто  не  может  этическая  система  отбирать  хлеб  у  практиков.

Ответственность за качественное перерастание будущего в Грядущее
ЭКО возлагает исключительно на совесть
профессионалов — учёных, художников и педагогов,
дипломатов,   строителей,   хлеборобов   и   даже   военных.

А потому, очевидно, совсем не многие из основополагающих идей ислама 
отыщут  в  ходе  нашего  синтеза  позитивное  себе  применение.

По-видимому,  особенно   «замечательной  (И для для наших целей. – 0.Л.) 
интуицией Мухаммеда» (22, 140)   является  только  идея   двойной  детерминации.

В соответствии с этим принципом, в мире не существует однонаправленных влияний. 
Взаимозависимость  «судья-подсудимый»  непременно  обозначается  парой  встречных  векторов.  

Кажется, что принцип этот готов теоретически обосновать то,
что  мы  зависим  от  Грядущего  точно  так  же,   как   и   оно  зависит  от  нас.

2.4.  «Я  знаю,  что  ничего  не  знаю».   Сократ  (см. с. 371).  

W  

Созданная  Сократом  трёхъярусная  этическая  система  опирается   на 
эвдемонистическую   аксиоматику,    исходящую   из   того,   что...

1.  человеку свойственно избегать страданий и стремиться к удовольствиям.  

Сложные комбинации страданий и удовольствий
как   раз   и   составляют   искомое   нами   состояние   счастья.

2.  Второй слой сократовской этики отмечает, что страдания и  удовольствия
часто слиты между собой неразлучно.  

За   хмельной   радостью   обычно   всегда   следует   горечь   похмелья.  

Перед человеком   встаёт проблема выбора между удовольствиями и страданиями,
между разными удовольствиями,  «а вместе с ней  и  проблема  основания  такого  выбора» (22, 166).

В подавляющем большинстве случаев мы действительно определяем  своё  предпочтение
простым арифметическим подсчётом тех выгод, которые сулит оно  в  перспективе.  

И тут совершенно несущественно, каков характер этих выгод. 

То есть измеряются ли они суммой, поступившей на мой банковский счёт,
или  же  являются  моими  пожертвованиями  в  благотворительный  фонд. 

Главное,  чтобы  получающий  или  жертвующий  остался  доволен.

3.  Наконец, третью опору сократовской этики составляет нормативный постулат,
согласно  которому   человек  может  знать  лишь  то,  что  он  ничего  не  знает.  

(А  на  фоне   почти  Божественного  всеведения 
всюду  в  нашей  системе   присутствующих  Отдалённых  Потомков 
эта   чеканка   звучит   как-то   особенно   звонко). 

Однако дальнейшие нравственные искания Сократа  задаются вводимым дополнительно посылом, 
который уже не воспринимается как бесспорный.  

Согласно  этому  допущению,  добродетельность  жизни  определяется  лишь  знанием  добродетели.

После этого, используя аристотелеву логику,  философ  делает  вывод, 
кажущийся,  между  тем,  софистическим.  

У него получается, что человек несправедливый и преступный - несчастлив при всех обстоятельствах.

Но   особенно   тогда,   когда   он   ...уходит   от   возмездия   и   остаётся   безнаказанным. 

Если верить кинофильмам, серийные преступники,  и  правда, 
зачастую  подсознательно  стремятся  в  руки  правосудия.

Но всё же – налицо тут  очевидное и неприемлемое 
для нашего  беспристрастного обыденного сознания
противоречие  между  полученным  результатом 
и  эмпирическим   «здравым  смыслом».  

Дело, возможно, просто в том, что для некоторых  этически слаборазвитых индивидов  
«благо  для  себя»  слишком  сильно  разнится  с    «благом  всеобщим»…

Итак, на наш беглый взгляд, ЭКО вряд ли согласится с тем,
что  добродетельность  жизни  определяется  только  знанием  добродетели.

Вся последующая этическая мысль, по краймере европейская, исходила из того,
что   это   знание   запечатлевается   в   сердце   каждого   ещё   до   рождения. 

Обосновать сделанный в античности вывод ЭКО могла бы, например, в том ключе,
что, вынужденный обстоятельствами причинить  неудобство  другому, 
сам  я  — именно  от  этого ! —  испытаю   несравнимо   больший   дискомфорт.  

А  как  раз  его-то,  в  соответствии  с  первым  слоем  сократовских  построений, 
я   и   стремлюсь   приуменьшить.

2.5.  «Живи  незаметно».   Эпикур  ( см. с. 375 ).                      W

Этика Эпикура, видя мир в негативе, трактует счастье как отсутствие страданий.  

По всей видимости, для решения стоящих перед синтезом ЭКО задач 
построения древнего автора полезными оказаться могут в  основном тем,
что  тут  весьма  подробно  рассматривается  каждая  сторона  оппозиции   «добродетель  —  счастье».

Под добродетелью Эпикур понимает такое служение людям,
за  которое индивид отчитывается только себе.  

Это   суть   обязанности   за   других   перед   собой. 

Счастье же определяется им как служение себе, санкционированное  мнением  окружающих.

Это  —  обязанность   «перед   другими   за   самого   себя»  (22, 178).

Само же стремление к счастью представлено Эпикуром
как способ разрешения  довлеющей над человеком моральной проблемы.  

Очевидно,  ЭКО  должна  ухватиться  за  эту  мысль.

  Теперь-то мы знаем, как можно, формируя различные стереотипы мышления,
в том числе и образы счастья,  добиваться  каких  угодно  результатов  вообще  от  целых  наций.

Между тем, та Цель, ради которой ЭКО собирается 
осторожно   «манипулировать»   общественным сознанием,
уже  содержит  в  себе  все  другие  благие  и  гуманные  цели, 
какие только  ставил  перед  собой  человек.  

«Оправдать  любые средства»  эта  Цель  не  сможет  именно  по  этой  причине.

Эпикур конституирует тезис о том, что счастье,
понимаемое как следствие  самодостаточности  индивида,   зависит  от  него  полностью.

Однако  с  этого,  очевидно,  момента  формирующие  ЭКО  цели 
требуют  модернизации  античного  учения.  

Поскольку, в свете идеи Конструктивного Ожидания, путь к счастью видится отнюдь не в том,
чтобы жить незаметно, свернув бытие до безмятежного покоя, как  учит  создатель  инверсной  этики.

Путь  к  подлинному  счастью  ЭКО  понимает  как  нелёгкое
собственноручное  строительство   ведущей  в  небо  лестницы  —  того  эскалатора,
что,  приближая  нас  к  мудрости  и  относительным, 
почти  Божественным   «всеведению»  и  «всемогуществу», 
сейчас   уже   начинает   плавно    возносить   к   Богоподобию.

2.6.  «Непротивление  злу  насилием».  WЛ.Н. Толстой  (см. с. 372).

Учение Льва Толстого исходит из абсолютности жизни тела и необратимости смерти,
что диаметрально расходится с центральной установкой ЭКО,
видящей   в   теле   мимолетную   и   мало   что   означающую   акциденцию.  

Несмотря на это решение задачи о смысле жизни, предложенное  титаном  духа, 
остаётся  всё  же  небезынтересным.

Отвечая на этот вопрос, Толстой стремится преодолеть противоречие
«между  неотвратимостью  смерти 
и  объективно  присущей  человеку  жаждой  бессмертия» (цит. по 22, 196).  

Действительно, о последнем наш фактический жизненный опыт сказать не может ничего.  

Но, считает Толстой, ведь так немного стоит сам этот опыт до тех пор,
пока не оправдается он  перед  разумом,  не  будет  испытан  на  логическую  прочность!

Настоящие  «предварительные наброски»  также настраивают нас на то,
что жить требуется, прежде всего, потому, что только так имеем возможность  мы  размышлять, 
а  размышлять  —  необходимо  затем,  чтобы  жить.

Толстой полагает: всё, что ценится нами в жизни,
— удовольствия, слава, богатство и ...дети (?)  —  всё это, подвластное забвенью и тлену,
ничтожно в перспективе бесконечности мира.  

Относительно детей ЭКО  не может согласиться с мыслителем,
ибо  именно  дети  являются  тем  пока  единствеенным  мостиком, 
что   связал   нас  —  и   Грядущее.

Именно  дети  оказываются  передатчиками  прогресса,
который   в  конце  концов  приведёт   цепочку   сынов   человеческих   к   заветному   идеалу. 

Потому что Человек способен вырваться из цепких лап необходимости.  

Не умещается он в рамках собственных поступков.  

Об автономии нашего духа, считает Толстой, 
говорит  хотя  бы  способность  к  внезапным  преображениям.

Даже признавая неизбежность и абсолютную   «окончательность»   смерти,
Толстой требует от человека выработки такого осмысленного к  ней  отношения, 
которое  позволяло  бы  ему  жить  целеустремлённо.

Смысл  этого  стремления  Толстой  видит  в  следовании  воле  Того,
Который  послал  человека  в  мир. 

Божественная воля дана нам в форме   закона любви.  

Этот закон означает для человека, что он должен полностью, 
всецело   и   абсолютно   прекратить   источать   зло.

Или, под злом понимая вообще насилие,
должен отказаться  от применения  силы  при  любых  обстоятельствах.

И  даже  тогда,  когда  объектом  насилия  становится  он  сам!

Как будто всё правильно.  

Но только, ох же, как непросто выполнять этот закон!..  

Что-то   фундаментальное   препятствует   этому. 

Что-то такое, отчего преимущественно настроены мы только на внешнюю сторону бытия
(а  ведь  именно  это  в  точности  согласуется  с  требованиями  нашего  учения).  

Проявлением этой настроенности выступает прогресс,
неспособный,   считает  Толстой,   решить  главной  проблемы,  стоящей  перед  людьми.

Между тем, ЭКО, декларативно совмещая смысл жизни с «конечной» целью прогресса,
даёт удивительно простое решение, превращающее результат размышлений в их предпосылку и основу.  

Да, прогресс, лишённый соотнесения с  «окончательной»  целью своей,
не  в  силах  затронуть  духовных  основ  бытия,  повлиять  на  саму  человеческую  сущность.

Однако отождествление цели прогресса со смыслом жизни, 
принятие этого отождествления как самоочевидной истины  способно  сделать 
человеческое  бытие  осмысленным,  целеустремлённым  и  вообще  возможным 
как   собственно   человеческое   с   наименьшими   издержками.

Объявив смысложизненный вопрос 
принадлежностью  сферы  разумного  знания,
ЭКО   практически   его   ликвидирует.

Но в качестве компенсации за отсутствие точных ответов  на  великое множество вопросов,
связанных с конкретным осуществлением рукотворного воскрешения,
живущее в данный момент человечество  обладает ещё и другим знанием, неразумным. 

Этим  «бесплатным приложением»,  никчёмным с точки зрения своей информативности,
но  благотворно  дающим  возможность  жить,  оказывается  для  нас  вера.

Вера, как понимал её Толстой,
есть осознание человеком такого своего положения в мире,
которое обязывает его к определённым поступкам.  

Вера   обозначает   границы   разума,   устанавливаемые   самим   разумом.

Мы можем воспринимать этот рубеж только с одной стороны, со стороны разума.  

В  этом  смысле  понятие  веры   есть,  согласно мыслителю,  
«удостоверение  честности  разума,  который   не  хочет  брать   на   себя   больше  того,  что  он  может» 
(цит. по 22, 209).

Давая силы к жизни, этика Конструктивного Ожидания выходит прочь
за пределы компетенции разума.  

Но  выходит  лишь  в  той  мере,  в  какой  это  обосновывается  и  санкционируется  самим  разумом.

Параметры этого выхода определяются глубиной рационального осмысления вопросов,
связанных  с   осуществлением   глобальной   реанимации.

В соответствии с учением писателя, смысл жизни слагается из трёх элементов: 
Бог, Свобода, Добро.  

Бога настоящий проект ЭКО отождествляет  с завораживающим Грядущим  — 
тем бессмертным началом,  в  сопряжении с которым жизнь человеческая
только   и   может   обрести   умопостигаемый   смысл. 

Разум может знать, и разум знает, что Грядущее существует,
но пока почти что не в состоянии он высказаться о нём содержательно.   

Постичь  его  может  он  только  на  йоту.

Безусловно предполагаясь, само оно, подобное содержанию чёрных дыр, 
поддаётся только общим определениям.  

Причём   пока   определить   его   исчерпывающе  мы   не   можем   как   бы   «по определению».

Однако вопрос  «зачем я ?»  приводит человека к несомненности знания о нём точно так же,
как несомненно к пониманию  бесконечности числа его приводит сложение. 

Это  человеческое  понятие,  которое  сперва  должно  пройти  проверку  судом  опыта  и  разумения. 

Но одновременно это и вместилище трансцендентного,
то мистическое  основание  жизни,  которое   оказывается   и   предметом,  и   целью  
Познания  —  основного   содержания   нашего   существования,

 как   это   стало   очевидным   теперь.

Согласно Толстому,  принятие идеи Бога задаёт
определённый способ бытия в мире, именуемый Свободой.

Стремление руководствоваться  одной  только  Истиной  —  вот,  что  такое  Свобода.

 ЭКО   последовательно   ориентирует   человека,  живущего   в   этом   пространстве
на   обожествлённое   Грядущее   как   на   предел   разумения   и   полноту   истины. 

Для нас она состоит в сознательном выборе пути, пролегающего, словами мыслителя,
«от истины, более смешанной с  заблуждениями,  к   истине,   более   освобождённой   от   них»  (цит. по 22, 211).

Пребывая в поле зависимости от наполнения этических терминов,
человек может характеризовать своё бытие только различной степенью любви к Богу,
понимаемой   здесь   как   Добро.  

Под   абсолютным   добром   ЭКО   понимает   абсолютную   любовь   к   Грядущему.  

Хотя  практически  на  такую  любовь  из  реальных  людей  
не   способен   никто..,   всегда  ведь  у  нас  остаётся 
изумительная  эта  возможность   —   с_т_р_е_м_и_т_ь_с_я...

Понятия Грядущее, Свобода, Добро уходят содержанием в такую даль,
которая только обозначается разумом, но сразу им не постигается.  

Они ещё не придают жизни смысл, но, являясь формами бытийствующего сознания,
в понятной нам форме выражают его.  

Однако   назначение    этих   понятий   не   только   нравственное,   но   и   практическое.

Как  можно  выразить  свою  любовь  к  Грядущему?

Своё отношение к нему засвидетельствовать могу я,
по самой меньшей мере, своими делами,  направленными на его приближение.  

То  есть  работая  в  сфере:

 
А) науки, 
Б) искусства, 
В) воспитания.

Но, помимо деяний, ещё я имею возможность общаться с ним непосредственно.  

Этим   единственным   «диалоговым»   каналом   является 

  Г) правильное отношение  к окружающим меня людям и,
следовательно,   правильное   отношение   к   себе. 

 Толстой подчёркивает,  что   взаимоотношения с собой
должны  задаваться  только  отношением  к  другим (ср. со с. 26).

Именно в этом случае нравственное, не извращённое отношение к себе
будет  автоматически  гарантировать  нравственное  отношение  к   другим.

Этой  единственно  достойной  формой  взаимоотношений  людей
может  быть  только  сотрудничество,  питаемое,  в  конечном  итоге,  братской  любовью.

Я знаю, что, во-первых, мои коллеги, сотрудничающие со мной в деле приближения Грядущего,
находятся относительно него в том же, что и я, положении.  

А во-вторых, понимаю, что в каждом из нас постоянно теплится искорка того божественного начала,
душой и сущностью которого  всегда  является  любовь.

Это есть любовь ко всему сущему, которое вместе со мной войдёт в  Грядущее,
станет его неотъемлемой частью.  

Ибо все мы — соратники, сподвижники, коллеги в едином нашем Общем Труде.  

Интегральным показателем нравственного совершенства человека
является только его желание  приблизить  Грядущее, лишь  динамика  духовных  стремлений.

Практически нулю равно вложение каждого. 

Соразмеримо оно с лептой одного муравья,
который вместе со всеми строит муравейник  размером  с  Гималаи.   

Поэтому ЭКО может нормировать вклад личности в общее дело социума 
только  в  относительном  его  соотнесении  с  объективно  возможными  ожиданиями.   

Существует  лишь  относительная  шкала  нравственности.

А  значит,  вполне  реалистичным  может  стать  умозрение, 
трактующее,  допустим,  одарённейшего,   ну,  просто  сверх 
всякой  меры  человека,  хотя  и  служащего  идеалам  добра,  
но  с  известной  прохладцей,  —  как  отстоящего
от  Бога  далее,  нежели  тот  «обделённый», 
который  единственно  доступное  ему, 
далеко  не  престижное   дело   выполняет  с  полной  самоотдачей (см. с. 46).

А ещё ведь есть среди нас люди, прикованные с детства к постели,
счастье которых состоит лишь в ослаблении боли.  

Но и они могут высказать  и  обычно  высказывают  своё  отношение  к  Грядущему 
через  то  тепло,  которое дарят своим близким, через ту заботу о них,
которую  выказывают  своими  мужеством  и  стойкостию.

Вполне свободен лишь человек, трезво сознающий, как бесконечно далёк он от идеала.  

Свободен он, в первую очередь, от наиопаснейшего суеверия,  считает  Толстой, 
будто  может  устроить  жизнь  других  людей.

Потому что базисом человека,
служащим источником его нравственных обязанностей по отношению к другим,
может  быть  только  забота  о  чистоте  собственной  души.

...Но  ведь,  попробуем тут что-то вставить,
лучше  всего  работать  над  этой  чистотой  получается у  нас,  пожалуй,    
именно  в  процессе  осуществления  деятельной  заботы 
об   общественном   благе,   о   Прогрессе...

Смысл жизни, рассуждает Толстой,  разумом постигается лишь в том случае,
когда осмысленность уже содержится в жизни того, кто этим разумом владеет.  

В   противном   случае   разум   просто   не   имеет   предмета   для   рассмотрения.

Если это действительно так, то учение о Конструктивном Ожидании  позволяет 
каждому обладателю обыденного сознания сформулировать  смысл собственной жизни
с  предельной экономией средств.  

Но получается,  что вполне удастся это лишь тем, чья  жизнь  уже 
озарена  высоким  служением  Грядущему.

В  этом  случае  ЭКО  лишь  озвучит,  окончательно  прояснит  главную  мотивацию  человека.

Практикуемое тысячелетиями положение, что добрые должны властвовать над злыми,
так и не заполучит теоретически обоснованного критерия
для бесспорного отличия добра от зла  —  до тех пор,
пока сами добро и зло не обретут прямой, ясной и недвусмысленной,
почти   что   сухой   количественной   интерпретации.  

Похоже, что именно такую трактовку готовится  дать  им 
замысливаемая  нами  теория  Конструктивного  Ожидания.

Может  показаться,  что  ЭКО  стремится  задать  такое  изменение  шкалы  ценностей,
при  котором  магистральный  путь  развития  человечества
непременно   украсится   взрывом   числа   разнообразных   подлогов   и   плагиатов.

Но  скорее  всего..,   с  большей  вероятностью  ожидать   можно   не   роста,
а,  напротив,  существенного  снижения
характерного   для   науки   или   искусства   уровня   всевозможных   подсиживаний.

Нравственность человечества,   рационально  поверившего   в загробную жизнь,
во всеведущего и вездесущего, но всё-таки очень   «нашего»   бога,   сможет лишь  возрасти.  

Поскольку,  наверно,  иногда  для  кого-то... 
у  брата  украсть  окажется,  может,   всё  же  чуть  посложнее (?)...

Ведь  одно  дело   —   Лучезарное  Облако  бесконечного  радиуса
с  центром  везде  и  нигде,   растворившийся  в  любви  Всевышний, 
которого  надо  лишь  попросить,  и  он  точно  простит...

И совсем другое — принципиально схожее со мной,
но только бесконечно  ...справедливое  Существо  человеческой  породы, 
потенциально  подверженное  тем  же,  что и я,  вспышкам... 
и  гнева,   и  брезгливости,   а  то  и  вообще  мучительного  во  мне  разочарования...

Точно так же, как есть два способа ориентации в пути – по описанию конкретных шагов и по азимуту, –
возможны различные тактики нравственного руководства.  

Вместо точного предписания, перечисления богоугодных поступков (выбор ислама),
ЭКО (повторяя путь христианства)  избирает принцип движения, 
направляемого  недостижимым  совершенством  идеала.

Через добро и свободу Грядущее раскрывает нам бесконечный смысл человеческой жизни,
оказываясь тем идеальным азимутом, что  притягивает  несовершенство  конкретного  человека.

2.6.1.  К  «закону  любви».

В этом параграфе автор пытается выразить собственное и особенно в себе  не  уверенное  
отношение   к   толстовскому   «закону  любви», 
состоящему   в   принципиальном   отказе   от   применения   силы.

Представляется, что на  современном  этапе  формирования  ЭКО  такой  «закон» 
должен  расцениваться  как  совершенно  неприемлемый.

Ясно, что  рационально  обосновать  насилие  невозможно.  
(Равно  как  и  феномен лжи,  между прочим:  тоже  ведь   «корень всех бед» ).  

Насилие   «несовместимо  с  моралью  и  разумом»  (22, 225).  

Это рудиментарные пережитки доразумной, дочеловеческой стадии нашего развития,
которым,  по  определению,  в  его  последующих  фазах   места  не  остаётся. 

В качестве итоговой нормативной модели идеал Толстого, безусловно, прекрасен.  

Но ведь  пока,  непосредстваенно  нами  воспринимается  он  как  абсолютно 
оторванная  от  жизни  схоластика !

Великий гуманист проповедует отказ от насилия уже сейчас,
подразумевая  отказ  абсолютный,  не  знающее  исключений  непротивление  злу  силой. 

Мотивируется этот принцип тем, что человек всегда склонен видеть правду только на своей стороне.  

Однако объективного критерия для отличия добра от зла мы не имеем.  

А  потому,  мол,  никто  не  может  быть  точно  уверен,  что  защищает  благое  дело.

Подвергшийся  нападению  моралист  будет  сомневаться  в  законности
своего   права   на   вооружённую   защиту   тем   сильнее,  
чем   выше   степень   его   моральности. 

...Возможно, тут Толстой просто абсолютизирует свой ответ на провокационный вопрос: 

 —  А  может  ли,  дескать,  правая  цель  оправдать  ...любые  средства? 

  Ну  и  помимо  того,  ЭКО,  похоже,  готовится  дать 
объективный   критерий   для  различия   добра   и   зла.

Второе.  Признавая смерть тела окончательным и бесповоротным финалом,
Толстой делает вывод об изначальной и безусловной святости человеческой жизни. 

Однако далее мыслитель ратифицирует тезис о том,
что жизнь человека священна как раз не бренным телом, а душой.  

Которая, дескать, «и так бессмертна» (ср. со  с. 45).  

Здесь  обыденное  сознание  автора  прозревает  наличие  некоторой  логической  несовместности.

Кроме того, этика Толстого, запрещая только убийство тела,
признаёт возможность и даже полезность таких форм  «сглаженного насилия»,
перечисление которых начинается с убеждения и спора, а заканчивается судебной практикой. 

 Очевидно, что далее этот ряд  логически продлевается 
до  рассмотрения  дознания  под  страхом  пытки.

Но тогда в системе Толстого становится не совсем понятно,
к какому типу  «сглаженного»  насилия - над телом или над душой? - надо
относить   садистские   извращения,   замыкающие   перечень.  

К тому же мы встретим серьёзные трудности при поиске основания,
по которому не подлежащая амнистии пожизненная каторга или просто зверская пытка
сильно  лучше  моментальной  и  упоительной  в  данном  случае   «высшей меры».

Для  человека,  обладающего  минимальными  суицидально-мазохистскими  
наклонностями,  совсем не сложно принять толстовскую идеологию.  

Но волосы на голове шевелятся, когда пытаешься представить, что будет с обществом,
если  лучшая  часть  его,  самый  авангард  начнёт   «подставлять  другую  щёку».

Тогда, считает Толстой, само участие людей
в  этом  одностороннем  насилии  отвратит  их  от  него. 

Да, возможно, что и отвратит.  

Но   ведь   далеко   не   сразу. 

Ценой же каких жертв генофонда
сможет  добиться  человечество  самоликвидации  насилия?

А  самое  главное,  надолго  ли ?..

2.7.  Благоговение  перед  жизнью.   А. Швейцер (см. с. 302). W

Замыкает составленный пантеон обзор учения Альберта Швейцера.  

Жизнь его, равно как и судьба каждого из великих моралистов,
являет собой достойный этический аргумент,
подтверждающий  реальную  работоспособность  проповедываемого  учения.

Исходил Швейцер из того, что опора на знание, расчётливость и рационализм
может   гарантироваться   только   при   полной   личной   ответственности   индивида.  

ЭКО точно так же стремится воспитать в  человеке такие ценностные установки,
которые  должны  способствовать  построению  жизни  на  основаниях,  задаваемых  мышлением.

Опытом своей жизни Швейцер предложил образец совершенно уникального индивидуализма. 

Однако полуавантюрный принцип самостоятельного действия вовсе не был для него самоцельным.  

Нам известно, к примеру, что под конец жизни этот человек
не отказался от участия в общественном движении борьбы за мир.  

Да, повинуясь только себе, он вынужден был действовать в одиночку.  

Но лишь до тех пор, пока направление коллективных усилий
в окружающем его фрагменте действительности  не  совпало  с  велением  его  сердца.

...Неожиданно для окружающих Швейцер отказывается от карьеры
преуспевающего европейского теолога и музыканта.  

Специально изучив медицину, направляется он в Африку,  чтобы служить людям.

Служить   прямо   и   непосредственно.  

Так   удовлетворяет   он   доминантную   потребность   свою... 

Несомненно, что занятия музыкой и философией давали ему ощущение такого  служения, 
но  только  в  самом  абстрактном  смысле.

Ему же необходимо было выступать воплощением духа цивилизации лично,
явно   и   без   посредников. 

Носитель индивидуального действия, направленного от человека к человеку,
Швейцер сумел организовать свою жизнь таким образом, что каждый предметный его шаг,
оставаясь в русле заданного им первоначального замысла,
всегда   имел   однозначный   и   ясный   характер  (см. 22, 238).

Необходимым считал он это потому, что слишком уж склонны люди к моральной софистике,
помогающей им во что бы то ни стало оправдать любое своё поведение,
непременно   отыскать   весомую   уважительную   причину.  

Защитой от этого свойства психики является лишь объективная беспристрастность самоанализа. 

А   точнее,   только   стремление   к    объективности.  

Потому что на абсолютную непредвзятость применительно  к себе  человек, 
казалось бы,  не способен  в  принципе.

Однако Швейцеру всё же удалось сепарировать способ совершенного самоконтроля!

С анализа внутренней подоплёки поступка,
с морализаторского копания в мотивах
он   переключает   внимание   на   одну   только   внешнюю   сторону   явления.  

Заостряет вопрос исключительно на том, ИМЕЛ  или  же  НЕ ИМЕЛ  МЕСТА
данный факт в материальной  действительности.  

Только  гуманность  очевидных  действий  —  вот   она,  гарантия   от   самообмана! 

Внутренняя  моральность  характеризуется  направленностью 
исключительно  внешней  деятельности.

Ведь, по сути, действительно именно внешний поступок оказывается
итоговой суммой, равнодействующей  всех живущих в сознании и подсознании векторов.  

Поступки    чище   слов. 

К тому  же  поступками  слова  наши   становятся,  увы,  а  когда  и  к  счастью,  далеко не  всегда.

Толчком извне, окончательно определившим резкий поворот судьбы,
стало для Швейцера случайно прочитанное сообщение,
что  в  Габоне  не  хватает  медицинского  персонала.

Но предысторией, обусловившей жизненный выбор, явилось решение,
принятое почти десятилетием раньше.  

В 21 год будущий великий моралист окончательно понял, что не должен считать своё счастье
чем-то   совершенно   естественным.  

Он  воспринял  его  лишь  как  некий  кредит,  срок  расплаты  за  который  наступит  в  30  лет.

Таким путём он желал удовлетворить оба своих стремления:
быть  и  добродетельным,  и  счастливым.

Традиционное мышление одновременное их осуществление признавало невозможным. 

Но Швейцер предложил свой путь решения этой этической головоломки:
добродетель  и  счастье  он  просто  развёл  во  времени.  

Сначала  человек,  приумножая  знания,  развивая  способности,  —   служит  себе. 

И чем лучше это удаётся ему в начале земного пути, тем  плодотворнее 
окажется   служение  человечеству   в   ходе   его   второй   половины.

2.7.1.  Элементарная  формула.            

W  

Общую причину упадка культуры Швейцер-философ видел в утере ею этических ориентиров.

Объяснял это  он поверхностным рациональным осмыслением нравственных нормативов,
недостаточной  укоренённостью  их  в  нашем  сознании.

А это, в свою очередь, —  отсутствием такой элементарной формулы морали,
которая была бы застрахована от всевозможных софистических искажений. 

Швейцер искал лапидарную, простую, очевидную и недвусмысленную
как  «дважды-два»  заповедь,  которую  нарушить  с  чистой  совестью  было  бы   невозможно.

Напряжённо искал формулу новой этики, выходящей за пределы межчеловеческих отношений.  

Этики,  восходящей  до  духовного  отношения  ко  всему  Универсуму!

И в итоге долгих, мучительных размышлений ему это удалось.  

Он всё же заставил выкристаллизоваться такой не знающий исключений принцип, 
блокирующий  все  хитрости  морального  сознания!

Найденный  моралистом  императив  обязывает  человека  

во  всех  случаях,  учитывая  только  прямые  действия
во  всей  совокупности  обозримых  последствий,
всегда  исходить  из  того,  что   любое   проявление   жизни 
безусловно   требует   по   отношению   к   себе   БЛАГОГОВЕНИЯ.

Только такое отношение ко всем проявлениям биосферы
способно придать человеческому существованию нравственную соразмерность,
гарантировать  моралью  обусловленное  развитие  культуры  и  согласную  жизнь  в  обществе. 

Подход этот, требуя от применяющего его индивида нравственной чистоты,
сам  же  и  воспитывает  в  нём  нужные  качества.

С другой стороны, стремление оправдать любое своё поведение
шлифует нашу изощрённость в демагогии,
нивелирующей  несоответствие  наших  желаний  выбранным  себе  нормам.  

К примеру, отправляясь на  рыбалку, я с наигранным оптимизмом внушаю себе,
что подготавливаемое зло с лихвой окупится стабилизацией моего душевного состояния.  

За счёт которой впоследствии я, дескать, ещё окажу делу Жизни  какую-то, 
быть  может,  совершенно  неоценимую  услугу.

...Как решить эту этическую дилемму?  

По всей видимости, теоретически  тут  можно  рекомендовать  лишь  компромисс.

А реализация этого компромисса потребует от принимающего решение
чистоты  и  бескомпромиссности.

Принцип благоговения сознает, что человек — не ангел,
что зачастую зло оказывается просто неизбежным.  

Принцип этот лишь обязывает нас  любое действие,
направленное на  принижение жизни,
злодеянием  считать безотносительно к тому,  мало  в нём  зла  или много.

Если человек отыскал в своём сердце место для слов Швейцера,
то это автоматически вынуждает его со всей изобретательностью
стремиться к  предельному уменьшению действий,
направленных   на   любое   принижение   святости   жизни. 

Побуждает  разум  к  движению  в  поисках  возможности  минимизировать  творимое  зло.

Конечно, порой мы способны бываем и на добро.  

Несём его в мир, когда отпускаем выброшенную на берег рыбу, залетевшее в окно насекомое.  

Или когда, даже если просто играя, помогаем перевернувшемуся на спинку жуку.  

Добро   это   абсолютно. 

Но и зло, творимое нами, абсолютно в не меньшей мере!  

Срывая цветок, обрабатывая шесть соток карбофосом
или принимая антибиотики ( А  ведь  и  микробы  хотят  жить! ), 
мы  нагнетаем  его  в  мир  ежечасно.

Чистоту рассуждений можно продемонстрировать следующим построением.  

Когда я глотаю антибиотик,  то иду, говоря условно, на не  всегда осознаваемый компромисс:
да, сейчас я вынужден загубить столько-то  одноклеточных  жизней,  чтобы  спасти  одну  свою  жизнь.

Но  ведь   поступаю  так  я   лишь  потому,  что  уверен  в  конечном  торжестве  добра. 

Опрокинуться  в  его  сторону  заставлю  весы  я  непременно.  

Знаю  ведь,  что  и  покормлю  ещё  бездомного  пса,  и  остановлю  мальчишек,  ломающих  ветви...

Питая культуру достаточной этической энергией, принцип благоговения автоматически
превращает   наше   поведение   в   поведение   нравственное   во   всех   своих   гранях.

Безусловно, что охватывает он и область отношений с окружающими людьми.

В  этой  сфере  благоговение   замещается  
очень   похожим   на   него   у0в_а_ж_е_н_и_е_м_. 

Умом-то обычно мы знаем отлично, как следовало бы нам поступать,
чтобы  соответствовать  требованиям  дошвейцеровской  морали  межчеловеческих  отношений.

Но вот в поведенческой сфере, в основном и находящейся под юрисдикцией
этого  прекрасно  информированного  рассудка,  согласуемся  с  ними  значительно  реже.  

Однако предельное расширение принципа благоговения
меняет  соотношение  между  рационально  управляемыми 
и  спонтанно  обусловленными  слоями  психики.

Возможно, правда, что ЭКО предложит единственную коррекцию пройдённого Швейцером пути.  

От человека требуется не прилежное соблюдение субординации:
сперва счастье за счёт добродетели, а потом добродетель за счёт счастья.  

Тот факт, что Швейцеру удалось в конце концов достичь совмещения полюсов этического диполя,
универсальностью   не   обладает:   Швейцер   был   уж   очень   талантлив. 

Благодаря этому ему посчастливилось соединить,
казалось бы, несовместимое — самоутверждение и самоотвержение,
индивидуальное благо и нравственные обязанности.  

«Он состоялся  и  как  выдающийся  мыслитель..,  и  как  рыцарь  милосердия»  (22, 241).

Вместо подобного разведения этапов жизни во времени,
вместо  последовательного выполнения двух, кажется,
принципиально противоречащих друг другу программ,
ЭКО,  должно  быть,  рекомендует  путь  их  параллельного,  
одновременного  осуществления.

Несомненно  то,  что  этот  путь  вполне  может  быть  освоен 
посредством  реализации  таких  воспитания  и  самовоспитания, 
которые,  поддерживаемые  всей  культурой, 
в  само  понятие  личного  счастья 
подразумевали  бы  включение  —   на  правах  главнейшей  составляющей!  —  
осознания   собственной   успешности  
в   нашем  Общем  Деле   приближения   Грядущего.

2.7.2.   Рациональное  обоснование  идеала.      W  

Фундаментальнейший факт человеческого сознания гласит:
я  есмь  воля  к  жизни  среди  подобных  ей  воль.  

Воля к жизни  (её наличие)  есть элементарная предпосылка нашего существования. 

Вне зависимости от количества – на сколько превышен минимальный порог – без неё жизнь
была бы невозможна вообще.  

Это, собственно, вообще есть та единственная сила,
которую  наша  природа  только  и  может  противопоставить  давлению  окружающей  среды.

При этом способность мыслить обязывает человека выказывать уважение к Чужой воле
вне зависимости от каких-либо прочих факторов.  

Уважение   к   любому   сгустку   НЕМОЕй  воли.

Уважение, естественно предполагающее и адекватную реакцию со стороны этого сгустка.  

(А  те  же  одноклеточные  или  комары,  например,  такой  чуткостью,  как  правило,  не  отвечают).

Интегральным воплощением этой потребности духа является чувство благоговения
перед жизнью других существ, равное уважению  к  собственной жизни.  

«Человек этичен только тогда, когда для него священна жизнь как таковая: и человеческая,
и всех созданий» – считает Альберт Швейцер (цит. по 22, 338).  

Его система выходит за пределы, ограничивавшие  предыдущую  этическую  мысль, 
именно  в  этом  отношении.

Видя изначальную причину кризиса культуры в кризисе мировоззрения,
великий моралист сосредоточенно исследует историю развития духовности цивилизации. 

Идеал преобразования действительности на этических началах
возник только в Новое время (16-19 вв.),
оплодотворённое идеалом христианской этики любви.  

Именно тогда в умах произошёл окончательный поворот  к  миро-  и  жизнеутверждению.

Только тогда возникло и окрепло убеждение,
что   не   должен   пессимизм   мышления   закрывать   путь   оптимизму  действия.

Вся проблема культуры, как понимал её Швейцер,
заключалась  в  том,  чтобы  рационально  обосновать  этический  идеал.  

Нужно было это потому, что не мог уже сформулированный философами
(прежде всего Кантом и  Гегелем)  этико-гуманистический идеал Нового времени
выдержать натиска мышления, которое в связи с успехами естествознания
предъявляло  всё  более  взыскательные,  строгие  и  тонкие  критерии.

Обосновывая принцип благоговения,
создатель универсальной этики не мог изгнать мораль за пределы рациональности.  

Поэтому исходную точку своих построений он поместил в ту область духа,
что занимает пограничное положение между знанием и верой.  

Именуется  эта  область  мистикой. 

Именно оттуда начинает мыслитель прорыв в неземное и вечное,
осуществимость которого видит возможной лишь на путях последовательного  умозрения, 
строго  логичного  дискурса.

Для рационального обоснования этики благоговения,
Швейцеру  пришлось   выйти   за   пределы   объёма,   содержащего   исходные   данные.

Ещё Аристотель отмечал, что конечная цель этики, добродетель,
лежит не в области отвлечённых знаниях, а в  деятельном пространстве поступка,
своего  рода   «материальном субстрате»   благости.  

Хотя корень этой благости всё равно таится в потаённых мотивировках индивида,
управляющих  его  деятельностью,  -  проявляется  «степень моральности» 
и, так сказать,  «измеряется»   только  деятельными  усилиями  по  воплощению  этих  мотивировок.

И,   поскольку   суть   этики   заключена   в   непосредственном   действии,
поведенческой  ориентации  индивида,  она  вообще, — постулировал  Швейцер, —
вообще   невозможна   как   теоретическое   знание. 

Так  решил  он  эту   «принципиально   неразрешимую»   задачу.  

Подобное понимание этики как программы сугубо внешней деятельности 
учение   о   Конструктивном  Ожидании   принимает   с   особенной   теплотой.

* * *

Принцип благоговения отвечает факту наличия воли к жизни, присущей всему живому.  

Но человек, разумная часть планетарного биоценоза, 
обладает  ещё   и  другой  волей  —  волей  к  прогрессу.

Исподволь, веками копились кванты этой воли, пока масса не стала критической.  

Происшедший кумулятивный взрыв мы не случайно зовём Возрождением.  

Истинным  возрождением  нашего  духа  и  творческой  воли!

Только  потребность  в  создании  материальной  и  духовной  реальности,
отвечающей  высокому  назначению  человека  и  человечества,
могла   обусловить  появление  в  людях  нового  отношения  к  себе  и  к  миру.

Только культурный базис, утверждающий,
что преобразовывать действительность в соответствии с идеалами  —  можно и нужно,
мог  после  этого   естественно  породить  волю  к  прогрессу.

Именно поэтому эпоха Конструктивного Ожидания и представляется  
естественным   продолжением   европейского   Возрождения.

Задавая  «конечную»  (хотя на самом деле, естественно, только промежуточную)  цель нашего роста,
ЭКО  всецело  опирается  на  идею  неограниченного  развития,  идею  вертикального  прогресса.

Являясь двигателем этого прогресса, научное знание только описывает окружающий мир,
получая  как  бы   «строительный  материал».  

Тогда как этика творит новое бытие, содержащее в себе цель прогресса.  

Строит   из   этого   «материала»   прекрасное   «здание».

Имея  дело  с  конечным  и  относительным,  наука  рождается  через  язык.  

А этика, приобщая к вечному и абсолютному, необратимо умирает в словах.  

Она  существует как этическое действие,   «соединяющее индивида
со всеми другими живыми существами и выводящее  его  в ту область неземного и вечного,
которая  закрыта  для  языка  и  логически  упорядоченного  знания» (22, 249).

Однако реализует свою мистическую природу этика
только   через   рационально   осмысленные,   санкционированные   разумом   действия.

А  действующей  силой,  породившей  к  жизни  теорию  КО, 
является  именно  неистребимая  тяга  к  рациональности,  
задавшая   онтологический   каркас   функционирования  нашего  обыденного   сознания.

Обосновав конечную цель Конструктивного Ожидания,
ЭКО   ориентирует  на  неё  индивида,  определив  этим  его  жизненную  стратегию.  

При  этом  поведенческие  принципы  каждодневной  тактики,
очевидно, вполне могут задаваться системой Швейцера,
перенесённой  практически  без  трансформаций.

В отличие от толстовского категорического запрета на силовое противление злу 
этика благоговения  предлагает  несравнимо  более  гибкое  решение, 
которое  мы  можем  применять  уже  сейчас.

От  нас  требуется   только   стремиться   к   минимизации   зла.

Пока человек не может не убивать  (вегетарианцы точно так же поедают
растительные организмы  и от  «мясоедов»  отличаются только  внешне.  Да  и  не  сильно).   

Поэтому  обречены  мы  жить  с  нечистой  совестью.

Швейцер сходится с Кантом в том, что чистая совесть есть изобретение дьявола.  

А это значит, что вслед за глобальным воскрешением всех человеков,
а вероятнее  —  единовременно с оным,
Потомки  будут  решать  задачу  восстановления  всех  загубленных  нами  жизней! 

Ну, может, не вообще всех, конечно, а, допустим,
только многоклеточных организмов  (хотя жизнь без бактерий представить нам, конечно, трудно!).

Вряд  ли  сильно  продуктивной  окажется  наша  оценка  высоты  сего  порога  сложности.

А потому  размышления,  направленные  на  уточнение  этой  высоты, 
нужно  начать  как  можно  скорее  тем  более.

Подобно каждому из рассмотренных учений великих моралистов прошлого, 
целостна  и  непротиворечива  система  взглядов  Альберта Швейцера.  

Но при этом выгодно отличается она от них тем,  что не содержит ни одного компонента,
который   был   бы   для   создаваемого   конструкта   неприемлем.

Сама  же  этика  благоговения  оказалась  подходом, 
наиболее   точно   укладывающимся   в   контуры   стоящих   перед   нами   задач.

         Сокращая  или  просто  пропуская  главы из книги  А._Гусейнова (22), 
но в основном перефразируя текст    (изредка  всё  же  цитируя),
мы  чуть  более  подробно  остановились  на  последнем  учении.
Именно  по   этой   причине.

== С Л Е Д У Ю Щ И й    Т Е К С Т ==