Пенитенциарная психология  сегодня…

Е.А. Самойлова. 

“Нужно всегда помнить, что преступный 

мир изобретателен и изощрён. Среди 

уголовников есть не мало людей очень 

одарённых, которые без всяких компьютеров 

и социологических опросов безошибочно 

оценивают своё окружение и делают 

тончайшие прогнозы. 

Они прекрасные психологи…” 

(Ю.А. Алфёров “Пенитенциарная социология”)

В настоящее время в обществе постоянно происходят микро - социальные «взрывы»: серийные убийства, каннибализм, убийства первых встречных, в том числе, детей и стариков, без всяких к тому причин, бегство солдат из воинских частей с оружием и боеприпасами, жестоко и походя расправляющихся с однополчанами, кровавые насилия в семьях, социально «вполне благополучных» и т.д., и т.п. Просто бессмысленные преступления, которые совершают психически здоровые люди, и которые «психологически непонятны», как не понятны и с точки зрения здравого смысла. Здесь же наркомания малолетних и педофилия, поджоги, взрывы жилых домов, погромы рынков, при тщательной психологической экспертизе, отнюдь не на этнической почве. Массовые беспорядки и истерии, по законам психических эпидемий (например, в Щелковском районе Чечни), совершение убийств с особой жестокостью, расчленение трупов и глумление над ними. 

Все эти, и множество других явлений, которые с невиданной никогда ранее в истории России, агрессией, обрушились на нашу страну, как мор. 

Эти явления, обозначившиеся со второй половины ХХ-го века, указывают на то, что произошла качественно новая криминализация общественного сознания, не зависящая ни от правящего режима, ни от господствующей идеологии, ни от религиозных и культурных традиций. России «привита чума», поразившая одинаково «бедные» и «богатые», «открытые» и «закрытые» общества. Проблема немотивированных преступлений, которая давно уже и во всем цивилизованном мире обрела характер массовости и стереотипной повторяемости - серийности, до сих пор не осознается учеными, как новое явление человеческого существования. Как суть неведомой новой и глобальной криминализации. 

Важной задачей для пенитенциарного психолога является выявление того, как этот пенитенциарный мир влияет на остальное, условно, пока здоровое общество. Почему это произошло именно в наше время, чем обусловлено, к чему приведет, и, главное, можно ли остановить развитие этого социального явления. Вернёмся к началу. Начнем с самого понятия юридической психологии - пенитенциарности. 

Смысл пенитенциарности во все века и у всех народов предполагает одно и то же. А именно: 1) наказание преступника путем изолирования от общества или лишения свободы или жизни, 2) возможность искупления вины, 3) возможность раскаяния преступника за содеянное. Пенитенциарность, таким образом, изначально оппонирует презумпции невиновности. 

Пенитенциарность в обществе представлена институтом (системой) мест лишения свободы: тюрьмами, лагерями, колониями. В «Большом энциклопедическом словаре» за 1991 год, к пенитенциарной системе относят также центры задержания подозреваемых в совершении преступления или нарушителей паспортного режима. Это неверно, потому что пенитенциарная система предполагает места заключения людей, имеющих вынесенный приговор. Так, камера в отделении милиции не является пенитенциарным учреждением. 

Тоже самое и в отношении пенитенциарного субъекта. Ими не являются люди, находящиеся в заключение, которых подозревают в совершении преступления и берут под стражу на период следствия и суда. Только после вынесения вердикта виновности, человек превращается в пенитенциарного субъекта. И обретает пенитенциарную психологию, «черпая» ее содержание из социальной психологии. 

Подчеркнем, что многие социально-психологические вопросы, которые в настоящее время не имеют ответов, встанут непременно перед пеницитарным психологом как некая данность, недетерминированная никакими преморбидными личностными качествами. Будет ли психолог работать с осужденным, находящимся в тюрьме, или с освобожденными из мест заключения «бывшими» преступниками. При этом пенитенциарный психолог не имеет никакой иной цели, кроме превенции нового преступления. 

Подчеркиваем, что человек, вышедший из тюрьмы, остаётся пенитенциарным субъектом и на свободе. Достаточно примеров того, как бывшие преступники повторно шли на преступление ради возвращения в, уже ставшее для них «нормальным» пенитенциарное сообщество. При этом не имеет значения насколько серьёзно наказание или на какой срок преступник изолируется от общества. Человек, однажды ставший пенитенциарным субъектом, остаётся им на всю жизнь. Превенция нового преступления оказывается категорическим императивом, находящимся по ту сторону всякой психологии. И вещью в себе для психологии, что оторвана от мотива. 

Родственники, имевшие постоянную связь с осуждённым, сами латентно «включаются» в жизнь пенитенциария - субъективной и объективной реальности нынешних социумов. Все мы, в известной степени, люди, которые находятся в ауре пенитенциарного сообщества. Родственники осуждённых, не совершавшие преступлений и, следовательно, не получавшие приговора и не нуждающиеся в искуплении, также оказываются психологически и фактически вовлечёнными в пенитенциарий. С юридической точки зрения они не являются пенитенциарными субъектами, а с психологической - ни чем от них не отличаются. Сын сидит в тюрьме, а мать его сидит дома. Становиться ясно, что психологически пенитенциарность расширяется за пределы пенитенциариев. До невидимых (виртуальных) границ качественного нового социума. 

Есть и еще один существенный признак, который должны учитывать пенитенциарные психологи. Так, если в свободном обществе люди обладают всеми составляющим общественного сознания (от расовых, этнических, религиозных, идеологических, культурных и нравственных традиций). То в пенитенциарном обществе клиенты психолога предстают, прежде всего, как лица-носители массового или группового сознания. Несмотря на всю свою индивидуальность, клиент пенитенциарного психолога есть, в точном смысле слова, человек толпы. 

Клиенты пенитенциарного психолога зачастую являются пограничными субъектами, и легко подпадают под различные «механизмы» манипулирования сознанием. В том числе они легко «сбиваются» в криминальные толпы. Человек толпы - реципиент. За его спиной «прячется» невидимый «донор». 

Однако не стоит забывать, что пограничный субъект это человек, у которого нет психического заболевания, никогда его не было, и, в 99% случаев, не будет. Поэтому, в точном смысле слова он социопат. Подчёркиваем ещё раз, что социопатия не психическое заболевание. Более того, среди пограничных субъектов бывает не мало личностей, творчески одаренных. При чем, в разных областях. 

Психология современного социопата чрезвычайно близка психологии пенитенциарного субъекта. Изобретательность и изощрённость - основные качества и той, и другой. 

Но есть и различие. Социопат имеет лишь две формы поведения. Это - девиантную и делинквентную (то есть отклоняющееся от нормы поведение, и преступное поведение). Пенитенциарный субъект имеет одно поведение - режимное. 

Повторим, что социопаты, эти человеки толпы, особенно просто и легко находят себя в некой провизорной массе (Ортега-и-Гассет) – латентной криминальной толпе. Это не случайно, поскольку, с одной стороны, такие лица обладают повышенной степенью внушаемости, а с другой - являются отличными проводниками аффективного заряда и поэтому быстро психически заражают других людей. Больше того, в силу особенностей своего характера они удерживают аффективное напряжение. 

Социопаты не способны к самоконтролю в конкретной ситуации и не критичны по отношению к своим действиям и поступкам в обществе окружающих нормальных людей (действия и поступки которых мотивированы и психологически понятны). 

Криминальные толпы как явление порождены процессами, происходящими в обществе, суть выражения новой социальной жизни. Это, в настоящее время, не спонтанно возникающий и бессмысленный бунт Габриэля Тарда и Густава Ле Бона. Это не сборище агрессивно настроенных людей с помраченным аффектом сознанием, таким как злость, ярость, отчаяние, страх, дисфория. Современная криминальная толпа - это институт общества как альтернативный образ жизни. Альтернативный - здоровому образу жизни, вытекающему из исторических и культурных традиций того или иного этноса. 

Современная криминальная толпа преступна по своим немотивированным действиям, и, если так можно выразиться, скрыта от общественных глаз. Безусловно, преступны те, кто, так или иначе, способствует возникновению институтов криминальной толпы, создают прямо или косвенно предпосылки для их появления в обществе. По любым критериям, в современном обществе функционируют некие разносчики «заразы», создатели «инфекционного очага» - криминогенной ситуации. 

Заряженная сильным аффектом, криминальная толпа чревата психической эпидемией. «Заразность» криминальной толпы проявляется в том, что она легко захватывает в свой «круг» всех, кто оказывается рядом. По существу, сопротивляться криминальной толпе невозможно. 

Вспомним погром в 2002 году в Москве, связанный с проигрышем наших футболистов в матче против Японии. По сведениям из разных источников в нём приняло участие от 5 до 15 тысяч футбольных болельщиков. Было сожжено восемь и повреждено еще 40 автомобилей. Они разбили 36 витрин магазинов, кафе, ресторанов, грабили уличные лавки, бесновались на станциях метрополитенов, повредили несколько троллейбусов, швыряли пустые бутылки в таксофоны, не обошлось и без жертв с летальным исходом. Это - классическая криминальная толпа, в духе Ле Бона. Недавние события в Париже - действие института криминальной толпы. «Латентной Сорбонны». 

Массовая криминализация людей это социальное явление. Здесь работа пенитенциарного психолога будет направлена на лиц, переживших состояние «психического овладения», сложнейший для понимания с т очки зрения здравого смысла, феномен. Речь идет об аффективно расстроенном сознании, в основе расстройства аффекта при этом лежит сенсорная дезинтеграция. Клиенты пенитенциарного психолога, если в момент общения с ним находятся в ясном сознании, являются вполне вменяемыми гражданами. Но, как показывает практика, человек, перенесший хоть раз в жизни расстройство сознание, пусть даже в самой простой форме - в виде обморока, на всю оставшуюся жизнь остается субъектом, латентно дезинтегрированным. Как Фауст, у которого «две души и обе не в ладах друг с другом». Такие люди - потенциальные субъекты всевозможных ситуаций, в которых воля и эмоции человека оказываются под чужым (чуждым) воздействием. При этом люди, пережившие расстройство сознания в криминальной толпе, клинически не являются психически больными. Они «больны» социально-психологически, и поэтому нуждаются не в лечении, а в изоляции. Так, пенитенциарность становится подлинной сутью альтернативного образа жизни. Общество - зоной. Пенитенциарный психолог - социальным врачом. 

Единственно, что отличает пенитенциарного психолога в работе с клиентом, то что, будучи субъектом криминальной толпы, его клиент, несмотря на невменяемость, в своем поведении проявил себя, как человек инобытия, альтернативы. То есть, в данном случае, пенитенциарному психологу придется ответить на вопрос, что есть норма жизни? И - есть ли? 

Теперь не важно, один или в толпе человек совершает преступление. Важно, что преступление совершено, как поведение. Остается определить степень случайности в данном поведении личностного или социального качеств. И - предрасположенность к данному образу жизни. 

Для решения этого вопроса, пенитенциарному психологу будет необходимо, поставить своему клиенту дифференцированный диагноз. А именно, является ли он социопатом, или его поведение - норма жизни в нормальном обществе? Является ли социопат преступной личностью, оказывается праздным вопросом. Не овладевает ли им, социопатом (человеком толпы), состояние автаркии (самоудовлетворение от сознания совершаемого преступления как альтернативы внутреннее несостоятельной и психологически дезинтегрированной нормы жизни)? Галлюцинации, бред, напряженный аффект, слабоумие у социопата - вот что заменяет «мотив» преступления. Но вся эта психопатология не явна, ибо латентна. А, на поверхности находящаяся психология не понятна с точки зрения здравого смысла. 

Однако, в компетенцию пенитенциарного психолога не входит доказательство преступности человека толпы. В его компетенцию входит доказательство неизбежности преступления. При этом, совершенно не важно, что эта неизбежность совпала с совершенным человеком толпы преступления. Не совершив данное преступление, социопат совершил бы другое преступление, не явно, латентно. 

Клиенты пенитенциарного психолога могут и не быть преступниками, как не были ими осужденные по доносу, без вины виноватые. Но, если преступление доказано, то пенитенциарному психологу нужно найти в своем клиенте, совершившем данное преступление те психосоматические или пространственно-временные параметры, в пределах которых его клиент совершил преступление как социальный субъект - человек новой формации - института криминальной толпы. Если пространственно-временные параметры лишь оформляют преступление, не являясь их внутренней структурой, то при иных пространственно-временных параметрах, в обоих случаях, рецидив неизбежен. Это исключает другое преступление. Его место заменяет серия однообразных преступлений. Рецидивист - классическое понятие, давно вытесненное понятием серийный преступник (будь то грабитель, насильник, убийца, не важно) важно, что за этими ипостасями современной преступности стоит он один - человек толпы, производное института криминальной толпы как социально-психологической реальности. В латентной и, даже, виртуальной формах. 

Исключает важный «внутренний» механизм преступления. А, именно, мотив, психологически понятный. Преступление как-то незаметно потеряло свой смысл. Выше названные параметры смысла пенитенциарности приобрели вид категорического императива, что находится по ту сторону не только добра и зла, но и всякого удовольствия и удовлетворение. Фрустрация - вот новый социально-психологический механизм, работать с которым придется современным пенитенциарным психологам. 

Итак, проблема новейшей криминализации общественного сознания прекрасно видна на примере немотивированных преступлений. Эта криминализация (не этническая, не идеологическая, не религиозная и не властная структура) давно уже и во всем цивилизованном мире обрела характер массовости и глобальности. 

Во всех странах и континентах появились люди, у которых никогда в жизни не было синдромов психических расстройств, не были их и у их ближайших кровных родственников. Но эти субъекты, благодаря своему (серийному -sic!) поведению, преступающему все нормы, стандарты и законы человеческого общежития, не могут, с точки зрения классической психологии (здравого смысла) считаться, тем не менее, психически здоровыми людьми. В противном случае само понятие психического здоровья нуждается в радикальном пересмотре. 

Эти «новые люди», где бы они ни жили: в России, США, Европе, в Африке или Азии, какой бы расе они ни принадлежали, обладают весьма одинаковыми личностными свойствами, определяющими их способ существования. Вся эта огромная масса новых человеков, если оценивать ее количество глобально, характеризуется двумя формами их обыденной жизни: дивиантностью или диленквентностью. 

Итак, мы осуществили попытку, показать современную проблематичность статуса пенитенциарности. То есть, как синдрома, в котором проявляются глубокие структурные изменения общественной жизни, при полной потере здравого смысла - последней защиты от социальной агрессии или апатии. Деморализованное и «открытое» общество, мстит духовным насильникам преступлениями, которые являются психологически не понятными. Итогом этого непременно становится социальный акт, имеющей один латентный мотив - самоудовлетворение преступлением. Это - когда общество дезинтегрировано, а его социальная психология в коматозном состоянии. 

Латентный - здесь скрытый и теоретически не могущий быть обнаруженным.