Embedded Files
Газета «Литературная Россия» (№14, 8 апреля 1988г.)
В гостях у Вадима Козина
В первые о Вадиме Козине (именно так, без «Алексеевича») Я услышал от своего отца, Василия Петровича Черносвитова, летчика, отвоевавшего три войны — с белофиннами, немецкими фашистами и японскими самураями — и уехавшего из победоносной Москвы на Дальний Восток осваивать северо-восточные воздушные трассы. Хабаровск, Охотск, Магадан, Анадырь и далее, к Ледовитому океану, прокладывал он трассы на «ЛИ-2», «ИЛ-12». В первые послевоенные годы наша семья жила сначала в Хабаровске, затем в Охотске. Тогда в семейной библиотеке появилась книга, которую, как я знал, отец бережет прежде всего из-за дарственной надписи, никакого отношения не имевшей, к авторству; «Васе Черносвитову на добрую память. С уважением В. Козин. Магадан. 1953 г.». Книга была толстая и тяжелая, в ней лежала фотография: Вадим Козин стоит в окружении летчиков ГВФ рядом с моим отцом. С тех пор осталось в памяти — в Магадане есть удивительный артист. И вот через десятилетия оказался я в «столице колымского края». Из беседы с коллегами узнал, что певец по-прежнему живет в Магадане. Нельзя ли его увидеть? К Козину повела меня потомственная колымчанка Любовь Кожеурова. В центре города, в пятиэтажном бетонном доме, в однокомнатной квартирке, мы должны были оказаться ровно в 21,00. Люба пояснила, что «Козин человек ночной, принимает у себя поздно, разговаривать любит долго».
Нажимаем кнопку звонка у чеканной таблички, дверь открывается, и появляется маленький, сухонький старый человек в потертом, видавшем виды жилете, надетом поверх клетчатой рубашки, с аккуратным галстуком в тон. Раздеваемся в узком коридоре, большую часть которого занимают книжные полки, уставленные папками с тщательно подобранными в течение многих лет вырезками из газет. Вадим Алексеевич тут же рассказывает, что «это все статьи о советской и зарубежной эстраде, о культуре, о возвышении, величии и падении певцов, музыкантов, артистов». Коридор буквально завален кипами журналов и газет, сегодняшних и пятидесятилетней давности.'
Сухопарый, очень подвижный, с венчиком редких седых волос, обрамляющих голову, с лукавыми живыми глазами, он, кутаясь в меховой жилетик, извиняется за тесноту. Козин объясняет, почему не хочет покидать эту квартирку, хотя ему предлагают: «Мои тут стены». Он просит власти, коль они о нем «так стали последнее время заботиться», дать двухкомнатную квартиру его соседям, живущим через стенку в такой же однокомнатной, а ему сделать квартиру из двух однокомнатных. «Вот, — он открывает дверь на кухню, — здесь, посмотрите, полки. А на них высыхают и корежатся от непостоянной температуры пластинки и бобины с магнитофонной пленкой, на которых голоса Вертинского, Лещенко, Утесова, мои старые концерты...»
Не успели мы разместиться за столом, как раздался звонок: «Наверно, это мой друг-фотограф, я его пригласил, должны же мы сфотографироваться на память?!» Но, оказывается, пришли с телевидения договариваться с Вадимом Алексеевичем о новой передаче. «Становлюсь популярным,— шутит он, этот человек, которого знает весь мир. —Вот уже и по Центральному телевидению показали в «90 минутах», скоро магаданцы со мной получше познакомятся!»
В 1984 году в Нью-Йорке вышел диск-гигант с записью концерта Козина. Песни и романсы, представленные тут, записаны в 1958 году На обороте по-американски роскошного футляра — русский текст:
«На советской довоенной эстраде рядом с именем Вадима Козина трудно поставить равноценного исполнителя по славе, по популярности и по количеству пластинок, расходившихся по стране огромными тиражами. Казалось, слава его легендарной бабушки Вари Паниной возродилась в нем. Его необычной красоты цыганский голос сводил с ума всех, кто его слышал, — женщин, мужчин...»
Диск назван «Привет из Магадана».
«Честное слово,— клянется Вадим Алексеевич,— не знаю, как они попали на концерт со своей аппаратурой. Ведь запись-то великолепная». Действительно, запись на этом диске великолепна, не то, что на пластинках фирмы «Мелодия». Кстати, на обоих конвертах этих пластинок изображено солнце. Вадим Алексеевич шутит; «Посмотрите! Если на первом конверте оно еще в зените, то на втором — в закате!» Показывает нам запрос одной из западногерманских фирм выпустить диск с его песнями. «Миллионы сулят, — говорит Вадим Алексеевич, — отовсюду посылают такие вот бумажки — из Бразилии, Аргентины, Швеции...»
Вскоре приходит и фотограф — Анатолий Николаевич Костырин, преданный друг и помощник в ведении «козинского хозяйства». Начинаются фотосъемки, а Вадим Алексеевич рассказывает...
...Еще до революции 1917 года семью цыган Ильинских в Петрограде знали все. Исполнительница цыганских романсов Варя Панина, бабушка Козина, снискала непревзойденный успех.
Вадим Алексеевич показывает фотографии черноокой красавицы, которую хранит под стеклом на своем рабочем столике.
Еще одна фотография — на ней великолепное здание, окруженное сквером. Улица братьев Васильевых — на углу бывшего Каменноостровского проспекта (ныне Кировского) — на Васильевском острове. Дом 20. Здесь прошло детство Козина.
«Я петербуржец, — продолжает артист.— Парадоксально, но, живя в Магадане, я живу дома. Здесь мой Ленинград, мой город, в который я врос. И там, и здесь — я дома».
И вновь скачок в прошлое...
«Дедушка мой был коробейником, торговал мануфактурой. Козины, Каширины, Ягодины — известные до революции старинные купеческие фамилии. Собственного положения дед добился непросто. Начало положил прадед. У него была любопытная профессия — он ходил по деревням и продавал крестики, иконки. Коробейник, одним словом.
Будучи крепостным графа Шереметева, накопил он таким образом 100 рублей и выкупился на волю. Благодаря природной предприимчивости приобрел в Петербурге участок земли и выстроил свой первый дом».
Слушая Козина, я невольно оглядывал его комнатку, хаос и нагромождение таких разных по форме и ценности предметов и думал: «Вот он, мир Козина. Вот она, его Вселенная!»
Уезжая домой, в Москву, я сказал Любе Кожеуровой, что, возможно, буду писать о своем визите к Козину — сильное впечатление он произвел на меня.
Вот оно — настоящее-то золото Колымы, сама история. Запад миллионы сулит, присваивает наше отеческое достояние и, парадоксально, сохраняет его для людей... А мы ждем, пока уникальные пластинки с изумительными голосами покорежатся, рукописи, если не сгорят, то истлеют... Доколе безалаберность наша будет править бал?
За несколько дней до 85-летия Вадима Алексеевича — он родился 21 марта 1903 года — я получил от Любы письмо с дополнениями к рассказу самого певца о времени начала войны. Вот краткое изложение этого письма.
В окопах пели бойцы песню «Москва», написанную Козиным, — ее размножили и раздали как листовку. Козин был членом актерской концертной бригады, побывавшей в Севастополе. У него сохранилась, оказывается, вырезка из севастопольской газеты с фотографией: певец на палубе боевого корабля перед моряками-черноморцами. Выступал Вадим Алексеевич в частях действующей армии, где сценой служили кузов грузовика, поляна или поле. Пел в госпиталях и на передовой. Козин выступал не только перед фронтовиками, пел и для рабочих оборонных заводов Урала и Сибири.
В 1943 году в Москве вышла грампластинка с популярными козинскими песнями —«Письмо с фронта», «Всем ты, молодец, хорош», «Махорочка».
Прочитал я письмо Любы, и захотелось услышать голос Вадима Алексеевича тех лет, чистый голос, юношески застенчивый, негромкий, удивительно нежный.
Я вспомнил, что и как говорил мне Козин о нашей современной эстраде. «Отбери-ка у них микрофон и усилители, смогли бы они удержать внимание публики? А Вертинский пел вполголоса, и толпа с первых звуков замолкала, зачарованная... Бывало, что и я переходил на шепот, но не боялся, что меня не услышат в последних рядах летней эстрады...»
Прошлой осенью, вернувшись в Москву, я, конечно, поведал своему отцу о визите к Козину, показал фотографии. «Да, Вадик изменился... не просто постарел, а каким-то другим стал... Был такой элегантный, круглощекий, чрезвычайно обаятельный. Ну, а на сцене — бог». И отец вспомнил о концертах, которые он слушал в 48—50-х годах в Магадане. Вот один из его рассказов:
«Маглаг (так назывался магаданский музыкально-драматический театр — ныне Театр имени М. Горького), в те годы находился в самом центре Магадана. Вадим Козин пользовался свободой передвижения, ибо был в постоянной группе актеров этого театра (тоже «зеков»). Дом культуры в зоне. Здание новое. Актеры средних лет. Зал всегда полон. Первые ряды — для магаданской «знати»: красивые женщины в шифоне и бархате, избыток меха, золота и бриллиантов. Тяжелый запах духов «Красная Москва», «Каменный цветок». Занавес открывается. Выходит элегантный Козин. В зале тишина. Козин смотрит в персональную ложу, где восседает с супругой Никишов — директор Дальстроя, самодержец колымского края. Жена Никишова выдерживает продолжительную паузу. В зале гробовая тишина. Козин не сводит глаз с Никишовой. Наконец она медленно наклоняется к мужу и что-то говорит ему. Раздается властный голос Никишова: «Бродягу»! Козин, улыбаясь, начинает петь. Песня окончена. Зал молчит, все глядят на Никишовых. Пауза. Если оттуда начинают раздаваться слабые хлопки женских рук — зал взрывается овацией. Затем опять, тишина. Никишова вновь наклоняется к мужу. Тот же властный голос произносит: «Публика желает слушать «Нищую»!» И все повторяется вновь. Было и такое, что хлопков из «правительственной» ложи не раздавалось. Тогда и зал молчал. Козин, элегантно поклонившись, уходил со сцены...»
Прощаясь с Козиным в Магадане, я подарил Вадиму Алексеевичу свою семейную фотографию, которую он тут же при мне «зарегистрировал» в специальной книге и положил под стекло на свой рабочий столик. Под этим толстым с неровными краями стеклом хранится не только фотография его знаменитой бабушки, но снимки многих друзей и почитателей таланта Вадима Козина. Здесь Михаил Ульянов, Михаил Глузский, Борис Штоколов, Людмила Чурсина, Ролан Быков, Сергей Юрский — все фото с теплыми словами благодарности и признательности. А над стеклом лежит переписка — «пикирование» эпиграммами с Валентином Гафтом; поэма Евгения Евтушенко «Северная надбавка» с автографом: «Дорогому, любимому, великому человеку и артисту с любовью и нежностью, восхищением, завистью. Е. Евтушенко. 17.7.1977». Кстати, Вадим Алексеевич показал, какие оценки он выставил Евтушенко за главы этой поэмы: в основном «3» и «4», ни одной «5». «Когда я ему показал, как оцениваю части поэмы, автор обиделся: «Вадим Алексеевич! Неужели не заслужил ни одной «5»?» А я ответил ему: «Ты что, Пушкин?»
Замечательный счет. Вот, оказывается, какие меры существуют для истинного художника. И ничто на свете не может ему помешать быть собою.
Евгений ЧЕРНОСВИТОВ
Page updated
Google Sites
Report abuse