Смерть поэта как филологическая проблема. Дискуссионные заметки.

Опубликовано в газете «Учительская газета»

автор: Марина Черносвитова

До 1847 года в русской печати о дуэли Пушкина ничего не упоминалось. Затем появились единичные публикации лишь с самыми общими сведениями. Только с 1863 года, после выхода в Петербурге в свет небольшой книжки А. П. Амосова "Последние дни жизни и кончина А.С. Пушкина", внимание общественности начинает приковываться к обстоятельствам гибели поэта. Именно с этого времени и зарубежье открывает для себя русского гения. Но настоящий научный разговор о причинах и механизмах гибели А. С. Пушкина возникает лишь спустя 90 лет после дуэли...

Со смертью С. А. Есенина почти то же самое. И не только в хронологии совпадения. Как известно, Пушкина называли сумасшедшим, пытаясь доказать, что на дуэль он пошел по бредовым мотивам /страдал бредом ревности/. Называли его и самоубийцей, доказывая, что он исписался и поэтому искал в дуэли смерти". Развратник", "безбожник", "без чувства семьянина и любви к детям", "как вор легко тратил чужие деньги, влезая в долги" и т. п. И, конечно, писал свои стихи "как бабочка, порхая по цветам". Поразительно, но все то же самое сказано врагами и о Есенине.

Сейчас мы переживаем пик самого широкого внимания к Есенину. Но, к сожалению, не к его творчеству, а к обстоятельствам его жизни и смерти. Существует и теория на западе / на этот счет даже сняты худ. фильмы/, что русский поэтический гений непременно вор, сумасшедший и самоубийца. Есть, правда, некоторые разночтения в этой "теории" — если речь идет о Пушкине, то обычно цитируют Достоевского: "Мы всякого гения задавим в зародыше". То есть проводится мысль, что сама русскость /как свойство этноса/ уготавливает для своего гения погибель. Если же речь идет о Есенине, то при этом все козни видят со стороны совдепии.

Я неоднократно писал о необходимости проведения суд. мед. экспертизы и перезахоронения С. А. Есенина, поэтому не буду здесь повторяться. Скажу лишь, что это необходимо сделать и по гуманным соображениям, чтобы прекратить всякие грязные поползновения — болтовню и спекуляции вокруг чистого имени русского гения. Да и знание истины того требует. Здесь я хочу высказать соображения, так, уж получается, филологического характера.

Известно — "я поэт и тем я интересен", — можно толковать по-разному. Есенинское "что касается остальных автобиографических сведений, — они в моих стихах", — тоже. В.М. Шукшин вынужден был "прятаться" за своими героями, чтобы рассказать о себе и о той жизни, в условиях которой он творил. При этом, Василий Макарович не сомневался, что "придет время расшифровываться". Здесь, хотя бы на примерах Есенина и Шукшина, возникает сложная проблема отождествления лирического героя и автора. Древняя проблема. Для поэтов, наверное, со времен Гомера. Особенно остро в отношении Омара Хайяма и Франсуа Виньона. Текстологическое кредо: "текст и только текст", — покоится на иллюзии объективности, ибо ключевым понятием для текстологических исследований является...воля автора! Но что этотакое, как не производное от его о б р а з а. И если этот образ не отождествлять с лирическим героем, то, следовательно, всегда иметь ввиду личность и биографию автора, то есть, жизнь конкретного живого человека. И его смерть, конечно. Шукшин точно подметил: "важно о человеке знать, как он родился, как женился и как принял смерть". Бытом наполнено бытие, и творца тоже.

То, что читатель судит об авторе по его произведениям тоже иллюзия /мистифицирование текста/. Если он, читатель, ничего не знает о жизни и личности автора, то не просто отождествляет его с лирическим героем, а сочиняет образ его личности и, простите, "бытовщину" его биографии. Это неизбежно, как неизбежен контекст для прочитывания /любого уровня/ текста. В отношении к Есенину хорошо подмечено есениноведом Н.И. Гусевой-Шубиной: "Каждый, кто писал оЕсенине, видел его таким, каким хотел его видеть". Это о тех, кто знал поэта, тесно общался с ним. Что же говорить о тех, кто знает Есенина по его стихам и сплетням?

Да и подумаем, о динаково ли прочитывали текст есенинских стихов Троцкий и Бухарин, Бунин и Цветаева, Ходасевич и Крученых? Психиатр И.В. Галант видел в поэме "Черный человек" образец "творчества" клинического выродка, адкоголика-маразматика и самоубийцы! Верно, по меткому выражению известного есениноведа Ю.Л. Прокушева, что "Есенин для его поклонников, как библия для верующих и неверующих". Но единодушное и единообразное прочтение Есенина — коварная иллюзия. Слишком глубокое и мощное эмоциональное воздействие на читателя имеют есенинские стихи, чтобы не учитывать, что восприятие их осуществляется на густом фоне читательских сведений о личности и биографии поэта. О егогибели особенно.

Вот только один штрих к пониманию этого важного обстоятельства.

Если считать. что Есенин покончил жизнь самоубийством, то его творчество действительно закончилось стихотворением "До свиданья, друг мой, до свиданья... " Если же поэта убили или довели до самоубийства /а тому же, если это стихотворение написал не он, или оно написано Есениным задолго до его гибели и совсем по другим мотивам/, то его творчество не закончилось, а насильственно оборвалось! Здесь ведь большая филологическая проблема!

Верующие, узнав, что Л. Н. Толстой порвал перед смертью с христианством, перестают видеть в нем гения, или просто не могут его читать.

Творчество, как бы мы его не мистифицировали и какими бы его собственными /объективными/ законами не объясняли, всегда было и остается деятельностью живых человеков. Абстрагироваться от этого "факта" значит обречь будущих Пушкиных и Есениных на гибель.

6. XII. 1991