2017/12 Прекрасная Россия будущего как сложное общество: 12 тезисов по поводу программы #навальный2018

Опубликовано moderator on Sat, 23/12/2017.

0. Те, у кого выходили научные книги в России и в 90-х, и в нулевых, могли заметить яркий контраст в реакции профессионального сообщества на выход новой книги в последние лет десять: она почти исчезла. Личные друзья похвалят, личные недруги пошипят, но в целом резонанс гасится какой-то ватной оболочкой равнодушного нейтралитета. Как-то забылось, что научное обсуждение – не солидаризация и не война с чужой мыслью, а формулирование собственной в ходе рассуждения на заданную тему. Книга об условном “Сталине” должна вызывать интерес не только у полудюжины узких специалистов–знатоков сталинского фонда в РГАСПИ, но у всех историков советского периода, всех литведов, занимающихся ХХ веком, всех антропологов и социологов даже позднесоветского общества, искусствоведов – так или иначе, новая книга касается всех, каков бы ни был ее непосредственный фокус. Нравится она или не нравится – второстепенный момент, потому что главное понять, как она влияет на наше представления об интересующих нас сюжетах, а если не меняет – понять, почему. Профессиональный человек не может быть равнодушным к работе другого, потому что это немедленно обесценивает значение собственной мысли.

1. Не удивительно, поэтому, что президентская программа Алексея Навального, фактически, ушла в песок. Помимо понятных опасений жителей РФ высказываться на политические темы, в обществе отсутствует само представление о формате обсуждения. И обычным интеллигентным людям, и профессиональным аналитикам кажется, что обсуждение предполагает либо похвалу и солидаризацию с Навальным, либо едкую критику его позиции. Немногие исключения лишь подтверждают правило: претензии предъявляются к Навальному и авторам его программы, как будто авторы говорят от имени его политических оппонентов или, пуще того, его собственного штаба, “обкатывающего” черновик программы в ходе мозгового штурма. Хорошую или плохую, близкую нам или “далекую” программу – Навальный уже опубликовал. Теперь это важнейший повод для прояснения наших собственных взглядов – экономистов и политологов, историков и антропологов, физиков и лириков, всех, кому интересно будущее страны, о котором говорит Навальный. Вопросы должна вызывать не его программа, а наша собственная позиция по темам, поднятым или проигнорированным в тексте.

2. Уже с этой точки зрения и нужно решать: скорее противоречит программа Навального нашим собственным представлениям о будущем, или в целом не конфликтует с ними. Максимум, на что можно рассчитывать в свободном обществе – это найти себе союзника по конкретному вопросу, в идеале – по некоторому спектру вопросов. Собственного клона, во всем совпадающего во взглядах и желаниях, создать можно либо в воображении, либо ценой крайнего принуждения. Ожидание стопроцентного воплощения чьего-то личного мнения в программе федерального политика является принципиально авторитарной позицией: либо этот политик должен целиком подчиняться воле конкретного гражданина, либо гражданин готов целиком отождествится с политиком.

3. Львиную долю программы Навального составляют экономические сюжеты – оставлю их обсуждение специалистам. Как историку, мне кажется, что сущностная дискуссия по экономической политике переходного периода начнется в РФ только тогда, когда за исходную ситуацию примут скорее Украину 2014 г., а не Россию 2017 г. – понятно, что минимальные шансы оторвать от власти российский политический класс появятся лишь тогда, когда опустеет “труба” и “бюджет”. Постперестроечный прецедент дает примерное представление о том, что это означает в масштабах страны. Когда в Роснефти закончатся деньги для бонусов руководству, в городах-полумиллионниках, скорее всего, уже начнется реальный голод. С другой стороны, нормализация отношений с Украиной (и миром) означает выплату репараций за оккупацию и войну – из бюджета, в котором уже какое-то время назад закончатся деньги для воровства на кремлевском и региональном уровне. Вот в этой исходной ситуации полной разрухи и финансового коллапса и надо будет проводить прогрессистскую социально-экономическую политику (увеличение минимальных зарплат, снижение налогового бремени малого бизнеса, предоставление бесплатных услуг в сфере образования и медицины).

4. Я не знаю, есть ли профессиональные экономисты, способные решить это уравнение с несколькими, кажется, исключающими друг друга, неизвестными. Но есть немало историков, антропологов и обществоведов, способных – нет, не написать поправки к политической программе, а осмысленно обсуждать на знакомом им материале проблемы, затронутые в ней. Прежде всего, особо актуальным является вопрос о координации многомерного и сложносоставного общества РФ. Дело не в том, на что “похоже” ближайшее будущее – на некие сюжеты XII века, начала XX или начала 1990-х гг. Никакая история ничему не учит и ничего не предсказывает. Но на материале разных эпох или разных регионов и стран проще понять логику ситуации при определенных обстоятельствах. Не обращаясь напрямую к примерам из собственных исследований, мы можем размышлять о современных реалиях, используя сформировавшиеся у нас представления о логике функционирования общества. Даже не занимаясь экономическими сюжетами, мы представляем, в какой степени они взаимообусловлены с политическими. Если смена власти будет сопровождаться глубоким экономическим кризисом и, вероятно, параличом государственности – вне всякой связи с Навальным, просто потому, что это почти необходимое условие слома господствующего политико-экономического режима, – вопросы федерализма выходят на первый план.

5. Ключевым условием поддержания целостности общества является наличие общего ответа на вопрос: “для чего нам жить вместе?” Только независимые социологи знают, есть ли такой общий ответ в современной РФ, какая часть общества поддерживает его. Трудно рассчитывать теперь на самые очевидные стимулы поддержания солидарности: обещание экономического процветания и защиты личной безопасности уже скомпрометированы в путинской РФ и обесценятся в ситуации очередного дефолта экономики и государства. Единого пространства “духовных скреп” не существует, и последние иллюзии развеются, как только Останкино отрубят от государственного бюджета. В кризис, когда каждый “сам за себя”, пространство солидарности сжимается, на лидерские роли вырываются прежние маргиналы, которые представляют самые элементарные, одномерные принципы группности: землячество, этничность, конфессия, да просто вооруженная сила, перевешивающая силу любых оппонентов на данной территории. В этой ситуации распадение общества на социально-экономические или территориальные регионы неизбежно, вопрос в том, можно ли демпфировать этот процесс и успеть заложить такую институциональную структуру, которая ограничивала бы центробежные силы.

6. Ограничение дробления общества важно не ради формального “сохранения территориальной целостности” страны, а для защиты прав человека – каждого конкретного, с самыми разными ценностями и политическими взглядами. Децентрализация власти, помимо потенциальной пользы, несет немедленную угрозу установления произвола местного относительного “большинства” по отношению к остальным, по тем или иным признакам объявленным “меньшинством”. Господствующий с конца XIX в. идеал территориальной нации не зря в свое время наивно признавался в культе “крови и почвы” – ничего не изменилось в проекте национального государства и по сей день, только после Второй мировой войны принято цензурировать крайние лозунги. “Россия для русских” (“Татарстан для татар”) говорить неприлично, а прилично рассуждать про “коренную национальность” и “национальную территорию”. Современная историческая наука давно списала эту логику на свалку как идеологическую фантазию: все группы являются “пришлыми” на данной территории, кто чуть раньше, кто чуть позже; даже если верить в однородность группы по какому-то признаку как “нации”, ничего не меняется, если ее представители занимают 51% или 91% среди местного населения. Эти абстрактные цифры не дают ни “научного”, ни юридического права депортировать остальные 49 или 9 процентов или “хотя бы” назвать их “меньшинствами” и урезать избирательные полномочия, навязать культурный код, дискриминировать на рынке труда. Тем не менее, никакого другого сценария, кроме национальной государственности, в современном российском политическом воображении нет, что означает перспективу превращения любого отделившегося региона в клон современной Чечни.

7. Это не означает, что сразу начнут вырезать всех “некоренных”. Для начала окончательно сцементируется авторитарно-олигархический режим, легитимирующий себя защитой “национальных интересов” – в любом значении слова “нация”, как в Приднестровье или как в Татарстане. Татарстан служит прекрасной иллюстрацией механической реализации лозунга “берите суверенитет столько, сколько сможете проглотить”. Вопреки представлениям из устаревших учебников, национальный режим вовсе не требует демократии и равенства: достаточно монополизировать защиту абстрактного принципа “национальных интересов” (и подавлять оппозицию как предателей этих интересов). Отработанная модель “монетизации нации” позволяет пренебрегать даже этнической культурой: после четверти века формального насаждения низкосортного преподавания татарского языка, татарстанское руководство легко отказалось и от него (в обмен на существенный финансовый бонус). Вертикальная мобильность закрыта даже для “расово чистых” простолюдинов: сегодня татарскость сама по себе не гарантирует ничего, что объясняет расцвет исламского фундаментализм в республике в последние 15 лет (как выход фрустрации по поводу провала обещанных льгот от политического национализма). Поэтому объявленное в программе Навального равное перераспределение налогов между центром и регионами, ориентация на “сильные регионы” и восстановление роли Совета Федерации в нынешнем институциональном формате означает консолидацию местных финансово-политических элит, освободившихся от всякой необходимости договариваться с Москвой.

8. Ликвидация национальных республик и введение “губерний” – не выход, потому что дело не в этнокультурном статусе отдельных регионов, а в самой конструкции государства (что, Краснодарский край – национальная автономия?). В классической логике двумерного социального воображения защита интересов любой группы осуществляется через наделения ее особым статусом: кого признали “нацией”, получает территориальную политическую организацию; кого признали “полом”, получает право создавать семью (воспитывать детей, распоряжаться имуществом, пользоваться особым правовым статусом). И в современном многомерном, и в старом “имперском” обществе это тупиковый сценарий: человек всегда принадлежит нескольким разным социальным мирам, невозможно кодифицировать все варианты нации или пола – и нельзя не кодифицировать, потому что это автоматически означает дискриминацию. Выходом может быть только признание всех возможных принципов группности, подрывающее претензии на монополию “титульной нации”, гегемонного гендерного режима, политической партии или территории.

9. В программе Навального содержится потенциально очень эффективное решение проблемы: ключевым пунктом в реформе федеративной системы должна стать поддержка муниципалитетов. Город находится под контролем локальной “мафии” (иногда – без всяких кавычек), но сейчас города встроены в структуру “вертикали власти” региона. Повышение финансовой автономности муниципалитетов создаст конкурентный политический рынок, который ослабит и локальные, и региональные мафии, заставив их заключать сложные альянсы. “Распределение прав, полномочий и ресурсов между тремя уровнями власти будет способствовать формированию системы сдержек и противовесов, обеспечивающей сохранение конкурентной среды и возможности сбалансированного развития Федерации и ее территорий.” Кроме того, усиление муниципалитетов позволит ослабить авторитаризм региональной власти в случае усиления автономизма регионов.

10. Только важно понимать, что решением является сама политическая логика, заложенная в идее уравновесить региональную власть местной, а не конкретные пропорции перераспределения бюджетных поступлений. Маленькие муниципалитеты и моногорода не выживут и не защитят автономию, даже если им оставить все деньги жителей. Важно другое: признание, что гражданин существует одновременно в нескольких (во многих) контекстах и одновременно испытывает несколько форм коллективной лояльности, разной интенсивности. Программа Навального позволяет реализовывать и балансировать интересы местного самоуправления, непосредственно отвечающего за среду обитания человека; регионального центра, координирующего пространство между муниципалитетами и поддерживающего, к примеру, национальные культуры; и федерального центра, как координатора общества в масштабах страны. Но принципиально новая архитектура федерализма требует много большего: необходимо предоставить возможность реализовать весь широкий спектр групповых лояльностей гражданина – что позволит защититься от монополии и диктатуры любой из них в отдельности.

11. Сейчас губернатор Краснодарской области или президент Татарстана воплощает все легальные (и нелегальные) формы суверенитета: можно голосовать (там, где еще можно) только за главу региона, платить налоги в региональный бюджет (по той или иной формуле распределения). Принципиально новая система федерализма и прямой демократии должна сделать так, чтобы вообще разрушить иерархическую пирамиду власти, вернув гражданину возможность самому конструировать свою социальную персону и выражать политическую волю не в навязанном государством формате, а в соответствии с собственными приоритетами. Мало иметь представителей от партий и регионов в парламенте – должны быть квоты от других форм группностей (причем, не фиксированные по числу мест, которые должны перераспределяться по итогам каждых выборов, в зависимости от относительной активности избирателей). Мало просто участвовать в выборах на всех уровнях – нужно иметь возможность принимать решение о распределении своих налогов по основным статьям бюджета и уровней власти. Технология XIX в. – отдать свой голос за кандидата, обещающего некие меры. Он может обмануть, или можно 30 лет голосовать за Явлинского или Зюганова с тем же результатом. Технология XXIв. предполагает возможность реализации принципа прямой демократии как эффективного личного волеизъявления, помимо обезличенных референдумов, съездов советов и вечевых сходов.

12. На примере Татарстана (или Чечни, или Уральской республики) это означает сохранение и даже полное восстановление автономного статуса региона. Но региональная власть получает основные деньги не из центра и даже не всех жителей республики, а только от тех граждан страны – даже за пределами региона – кто добровольно направил некую возможную квоту своих налогов в бюджет этого региона. Вооруженные силы России получают финансирование, не просто одобренное парламентом, но, в некой значительной части, только из сумм, которую граждане направили из своих налогов именно на армию. У них был не слишком сложный выбор из 5-8-12 статей расходов: местный бюджет, республиканский, федеральный, каждый подразумевающий нескольких основных позиций (армия–социальная сфера–инфраструктура). Хочет патриот отдать все свои деньги на армию – пусть отдает, местная школа обойдется. Хочет человек отдать все деньги в поселковый бюджет – его право (хотя, вероятно, это влечет некие ограничения избирательного права на федеральном и республиканском уровне). Налоги с малых и крупных предприятий – отдельная проблема, сейчас речь идет лишь о возможности гражданина проявить волеизъявление, реально влияющее на политический строй. Более того, лично распределяемые налоги оказываются главными “скрепами” общества, формируя его границы и релятивизируя роль любых идеологий. В предложенной логике, люди выбирают между предпочтительным форматом своего существования – в республике, в России, в городе, а не подчиняются диктату этих структур. Пусть Татарстан взывает к местному патриотизму и национальному чувству – монетизация прямой демократии позволит выживать только тем режимам, которые доказывают свою полезность или, как минимум, безвредность для большинства. Понятно, что необходимо проговаривать и прорабатывать архитектуру и детали нового принципа отношений гражданина и политической сферы, это и должно стать предметом реальной программы прекрасной России будущего как сложного общества.

Danger Golden-Dragon. Прекрасная Россия будущего | The beautiful Russia of tomorrow. Jul 9, 2017