Submitted by moderator on Fri, 12/11/2010 - 17:00.
После разгона старого НТВ по схеме “спор хозяйствующих субъектов”, лощеные телевизионные начальники (Александр Любимов, Константин Эрнст) с сожалением и мужественной открытостью правде жизни объясняли, что НТВ обанкротилось по объективным причинам. Компания производила неоправданно дорогой продукт для слишком узкой аудитории культурных зрителей и пренебрегала законами рыночной экономики, игнорируя вкусы массовой публики. Вывод: надо вкладывать деньги в программы, ориентированные на широкие массы, это и есть подлинно демократичная и экономически ответственная (рыночная) позиция. Этот аргумент нашел расширительное применение для обоснования всего режима нулевых годов: подлинная демократия ориентируется на вкусы и нужды большинства, которые просты и невзыскательны. А меньшинство с его исканиями и потребностями должно смириться с волей народа. Как это у Венички – “смири свой духовный порыв”. Все это звучало и выглядело вполне правдоподобно до тех пор, пока было невозможно проверить адекватность тезиса о народных вкусах и потребностях экспериментально. Но вот я читаю и слышу от тех, кто смотрит, что за последний сезон-два на ТВ начали стремительно распространяться “культурные” программы: на Культуре, потом на 5 канале, на России, на Первом… В ситуации, когда открытие и закрытие новых развлекательных шоу обуславливается исключительно “хозрасчетом” и рейтингом, без какой-либо идейной мотивации (в отличие от новостного блока), распространение “культурных” передач говорит только об одном: на них есть широкий спрос. Так как спрос был и при живом НТВ, с его рейтингами и долей в вещании, напрашивается вопрос: значит, зря разгромили? То есть, помимо политической мотивации и борьбы с конкурентом, никакой горькой сермяжной правды в этом не было? И если не разрушать институты демократии и не промывать десять лет гражданам мозги, может быть, неказистый народец Российской Федерации худо-бедно выбирал бы сам себе руководство разного уровня, не всегда членствующее в партиях власти? Это важный вопрос: понятно, что нельзя списывать все на свете на манипуляции властей с общественным сознанием, но надо понимать, насколько безоглядно само общество готово подставить шею под ярмо. Вероятно, если предложить другие передачи, окажется, что многие готовы смотреть их, а не псевдонародную байду? Помимо важного теста на степень массовой паршивости, возрождение культурствующих программ дает возможность оценить качество образованного класса. Кто и что предлагает зрителям в качестве образовательной программы? Как мне кажется, из новых интерактивных “интеллектуальных” передач более всего на слуху “Суд времени” на 5 канале. Популярность темы и жанра передачи свидетельствует о том, что опыт перестройки как исторического суда над прошлым и восстановления исторической справедливости забыт. Забыт физически, в смысле размывания памяти о том, что уже обсуждались в красочном “Огоньке” и в передачах типа “Взгляд”, но также и не узнается больше язык, на котором обсуждалось прошлое в перестройку. В этом заключается секрет актуальности историописания и историообсуждения: нельзя раз и навсегда решить все проблемы прошлого, следующее поколение будет открывать его заново, в ином общественном контексте, на другом языке и в ином символическом ряду. Так, более неактуальны и непонятны попытки оценивать советскую историю в категориях “подлинного ленинизма” (или советских идеалов), столь важных для общественной полемики 1980-х годов, ушла чистая вера в идеальный “западный” путь неискаженной истории. Надо заново заполнять казалось бы уже затертые до блеска комментаторами былые “белые пятна” истории. Нужен новый взгляд на прошлое, прежде всего, на прошлое России. Взгляд, который должен помочь найти язык и символизм для осмысления, описания и конструирования современного общества. И этот новый взгляд пока воплощается в проекте “Суд времени”.
У периодов “безвременья” всегда была важнейшая функция скрытой фундаментальной культурной работы, подготавливающей новый качественный скачок культуры и общества – будь то эпоха Николая I или реакции после революции 1905 года. Можно предположить, что в недрах затхлой путинской “стабилизации” нулевых происходила некая столь же значительная, но до поры неочевидная работа. Новый язык разговора о прошлом должен стать результатом этого двойного процесса забывания высокой советской культуры (проявившейся в перестройку и пытавшейся приспособиться к новым условиям в девяностые) и подспудной креативности, рождающей принципиально новые стратегии и практики. То, чем ответили интеллектуалы и менеджеры от культуры на интерес общества к истории, меньше всего похоже на предвестие нового века российской культуры. По сравнению с новаторством старого НТВ, подарившего нам, кроме прочего, принципиально новый формат парфеновских сериалов, возрождение истории на ТВ выглядит уныло-консервативно. Нам предлагают либо классический формат университетской лекции (проект Академия на “Культуре”) – либо бодро-комсомольский формат общественного суда. Менее монологичного, авторитарного и даже репрессивного способа разговора об истории пока нет. Можно возразить, что как раз “Суд времени” и демонстрирует чудеса интерактивности, вовсю используя прием голосования аудитории, как присутствующей в зале, так и находящихся у телеэкранов – куда уж интерактивнее! Увы, формат этой передачи и дает повод поставить крайне пессимистичный диагноз состоянию умов даже среди наиболее просвещенных сограждан. Сама идея о том, что “суд времени” (тл есть “суд истории”) вершится группой ТВ-персоналий и звонками зрителей ничем не отличается от идеи Божьего суда, совершаемого посредством поединка или, того лучше, бросанием подсудимого связанным в реку (выплывет – не выплывет…). И сама концепция эта, в общем, о другом (не имеет прямого юридического смысла), и не о “приговоре” она, а о “следствии”: не о том, чтобы вынести оценку, а о том, что в конце концов всплывают все, даже самые тщательно скрываемые обстоятельства. При чем тут спор двух журналистов с клоуном перед телекамерой? То есть наши представления о восстановлении справедливости так и не вышли за пределы акта вынесения приговора или награды, сама процедура “расследования” никого не интересует – и нет ей места в формате шоу. Жизнь многомерна – она была и остается такой, а новые передачи на ТВ все пытаются вгонять ее в рамки бинарных оппозиций добра и зла, думая, что это уровень рядового зрителя. Но если уже выяснилось, что зрителям нужно что-то еще, кроме криминальной хроники, может быть, они способны и к разговору взрослых людей о сложных вещах? Не меньше печалит представление о голосовании в прямом эфире как проявлении “демократии” и всеобщее недоумение: отчего же так расходятся результаты у присутствующих в студии и у телезрителей? Это часть мейнстримной мещанской риторики о повальном голосовании за начальство как проявлении гнилости “народца”. Так же, как и политологи, телекритики не представляют себе, что никакого “народа” нет. Люди есть, а коллективного тела с общей душой, пусть и самой примитивной, нет. На передачу приходят те, кому она интересна и они составляют политическое сообщество (мини-“нацию”) интересующихся историей страны и мира. Они сознательно приходят и изъявляют свою волю в голосовании. Остальные зрители могут звонить и голосовать, но им совершенно не предоставлены никакие реальные демократические права. Как на политических выборах, они лишены всякого реального выбора: они могут только проштамповать за них вынесенное решение, проголосовать за упрощенную версию Млечина или за ее еще более карикатурную оппозицию. Перед нами не демократия, а пародия не нее, машина по избирательному отсеву электората: умный человек видит, что обе версии убогие и не соответствуют его представлениям о жизни – и не голосует (добавим к этому еще более сложную психомоторику, когда рождение мысли не обязательно связано с рефлекторным сокращением мышц, набирающих номер на телефоне). А неумный человек узнает свою неумную картину мира и радостно голосует за нее. Перед нами не представительная демократия, основанная на принципе “один человек – один голос”, а популистский проект по раскрутке плебса, узурпировавшего право выражать vox populi – что, в свою очередь, выдается за vox dei (или “времени”). …Бог с ней, с историей на ТВ, проблема в том, что примитивный уровень разговора о прошлом с обществом отражает уровень политической культуры и социального воображения в стране в целом: вот такие у нас интеллектуальные лидеры, такая “интерактивность” и демократия. А пенять в стилистике мудрых московских пескарей на некачественный народ опрометчиво: кто ж знает, что у людей на уме, пока им не предоставили реальный выбор?