Роман В.В. Набокова "Ада". Особенности интерпретации.
В романе Набокова "Ада" традиционная система взаимоотношений - автор, повествователь, персонаж, где, автор создает текст, в котором повествовательрассказывает о персонаже, который воспринимает и переживает окружающий его мир[1] осложнена многоступенчатым повторением этой функциональной триады. При этом между ее составляющими порождаются дополнительные внутритекстовые отношения, которые образуют метауровни романа.
В процессе чтения происходит порождение текстовой реальности, отличной от мира действительности в которой находится читатель. Внутри текстовой реальности создается еще одна система взаимоотношений автор-текст-читатель и еще одна, внутренная, текстовая реальность. Этот процесс повторен в романе неоднократно: внутри текста Ады находятся воспоминания Вана-рассказчика, в воспоминаниях Ван-персонаж пишет книгу "Письма с Терры", в которой персонаж-повествователь Сиг Лэмински получает письма от Терезы с Терры.
Наличие в тексте внутренних повествований и одновременно их описаний, позволяет рассматривать произведение как метароман. Особенность такого построения заключается в том, что в тексте более высокого уровня выявлены механизмы работы коммуникативной связи подчиненного ему уровня. Изображение событий осложняется описанием самого процесса изображения. Так, для романа характерно постоянное переключение временных планов и позднейший комментарий сюжетных событий:
"- Почему ты заплакала? - спросил он… Она обернулась и с секунду смотрела на него, сохраняя загадочное молчание.
(А я заплакала? Не знаю - как-то стало не по себе. Не могу объяснить… Позднейшая приписка.)" (89).
Одновременно роман комментируется в сравнении с литературной традицией:
"Вслед за тем Ван и Ада, встретившись в коридоре, обменялись бы - на более раннем этапе эволюции романа в истории литературы - поцелуями. Прекрасный вышел бы эпизод, развивающий сцену на Шаттэльском Древе. Вместо того они отправились каждый своей дорогой, а Бланш, я полагаю, удалилась рыдать к себе в спаленку. " (96-97)
Смена временных планов и литературность могут быть выражены одновременно: "Обоих детей пробирал холодок déjà-vu (в сущности, двоекратной, если взирать на нее из художественного далека)." (240)
Таким образом, с одной стороны, создается внутренняя (прямая) перспектива повествования, когда в одном эпизоде реализуются образы повествователя, читателя и персонажа и два временных плана. С другой стороны, создана внешняя (обратная) перспектива[2], когда текст соотносится с корпусом предшествующих литературных произведений.
Фигура повествователя не одномерна: сюжет романа предполагает несколько этапов создания романа Вана Вина. Выделим два основных: первоначальный текст и текст с включенными комментариями Ады, которые в свою очередь подвергаются описанию.
(Ван, я доверяю твоему таланту и вкусу… На полях, рукою Ады 1965 года, слабо зачеркнуто ее позднейшей дрожащей рукой.) (25).
Воспоминания, созданные до 1965, дополнены Адой, (причем из примера явствует, что Ада перечитывала их несколько раз) и заново переписаны с вставными комментариями.
Итак, фигура повествователя складывается из целого ряда темпоральных образов, среди которых присутствует и Ван - персонаж, о котором ведется повествование в третьем лице. Каждый последующий образ Вана всегда внеположен[3] предыдущему, что расширяет возможности автокомментария. Ван- повествователь рассказывает не только о Ване- персонаже, но и о Ване- начинающем повествователе:
В последней главе персонаж и повествователь Ван почти тождественны, однако стилистически(?) разграничены использованием соответственно третьего и первого лиц глаголов и местоимений. Иными словами, персонаж постоянно стремится стать тождественным повествователю, однако эта грань не может быть преодолена в силу того, что адресатом данного сообщения становится сам адресант, при этом происходит его внутреннее изменение. Таким образом, в данном случае, персонажа от повествователя отделяет лишь тот промежуток времени, который требуется для написания текста. Этот процесс работает по тому же принципу, что и парадокс Зенона об Ахиллесе и черепахе.
Вместо совпадения в единое целое повествователя и персонажа происходит совпадение образов Вана и Ады. Сначала в диалоге отмечены реплики Вана и Ады, в последних репликах говорящий не назван. Затем отменяется и диалогическое оформление: голоса Ады и Вана еще разделены, но оформлены как внутренний диалог в сознании одного человека. Затем новое остранение, где повествователь рассказывает о последних днях Вана и, наконец, персонажи уходят "в прозу самой книги или в поэзию рекламной аннотации на ее задней обложке". (560) Завершающее описание принадлежит повествователю, вобравшему в себя все предшествующие в романе образы Вана и Ады.
Читатель внутри романа выполняет сотворческую функцию. В романе присутствуют три персонажа - читателя: Ада, издатель и потенциальный читатель.
Ада, образцовая читательница[4], она обладает необходимым и достаточным, но не тождественным авторскому (зд. Повествовательскому) набором фоновых знаний, и поэтому получает право вносить собственные комментарии, поправки, высказывать мнение о степени удачности тех или иных эпизодов воспоминаний Вана.
О степени доверия повествователя этой читательнице говорит тот факт, что в одном из эпизодов, повествователь сменяет объект своей интроспекции, передовая часть повествования устами Ады.
"Замени меня ненадолго. Подушка, пилюля, бульон, биллион. Вот отсюда, Ада, пожалуйста.
(Она.) Миллиард мальчишек. <…>" (73).
Перед нами метафора реализующаяся в двух направлениях: персонаж "Ван 94 лет, пишущий воспоминания", засыпает и в сознании повествователя его место временно занимает Ада. Здесь вряд ли можно говорить о проявлении авторского организующего момента, ибо вставка "(Она.)" принадлежит тексту самой последней Вановой редакции романа. То есть не автор, а рассказчик меняет повествовательную точку зрения.
Издатель вносит поправки технического характера: (sic!), (так в тексте. Изд.) и др. Это самый последний в романе читатель воспоминаний, его пометки представляют собой самый верхний уровень текста. Работа повествователя уже завершена, и именно на этом этапе проявляется часть авторского присутствия в тексте. Место издательских ремарок определяет именно автор. Издатель становится связующим звеном, функция которого заключается, кроме всего прочего, в том, чтобы привлечь внимание читателя романа "Ада" к способам создания авторского текста, из которых складывается индивидуальный стиль произведения.
Образ потенциального читателя романа создается путем косвенных обращений повествователя, например: (Чудесно! - сказал Ван, но даже я не смог в молодые годы понять все до конца. Давай же не будем томить тупицу, который листает книгу и думает себе: "Ну и жох этот В.В.!") 62. Важно отметить, что все ремарки подобного рода принадлежат Вану, инициалы В.В. одно из зеркальных отражений повествователя, а не намек на автора.
Авторское присутствие в романе выражается исключительно на уровне организации и структуры романа. Место вставных комментариев определено так, что они не позволяют читателю полностью погрузиться в мир воспоминаний повествователя. В моменты, когда читательское вчувствование в реальность второго уровня достигает максимума, автор вставляет одну из ремарок, происходит остранение, внимание концентрируется на сотворенности текста. Иначе говоря, внутренний роман подвергается рефлективному осмыслению со стороны повествователя, а внешний - со стороны автора и читателя. В результате возникает эффект двух зеркал, когда изображение повторяется бесконечное число раз, оставаясь при этом в достаточно узких пространственных рамках. Это можно проиллюстрировать на образе "потенциального читателя": автор имеет некое субъективное представление о том каким образом читатель воспринимает его книги, это представление выражено в романе в виде ремарок повествователя по отношению к "потенциальному читателю", реальный читатель, видя такие ремарки, рационально/отстраненно оценивает свое собственное читательское участие и степень его соответствия авторскому ожиданию. (ср. высказывание Набокова: "читатель отождествляет себя не с девушкой или юношей в книге, а с тем, кто задумал и сочинил ее"[5]) Таким образом возникает постоянное взаимодействие читательской и авторской рефлексии.
Реальность романа - сотворенный мир, постоянно подвергающийся осмыслению со стороны. В критике неоднократно отмечалось, что романы Набокова подобны системе зеркал. Эта система зеркал эксплицитно выражена в пространственном построении романного мира "Ады". Реализуется еще одна метафора: по принципу повторения изображений выстраивается и пространство Антитерры.
О романном хронотопе нам позволяют судить произведения находящиеся внутри основного текста воспоминаний Вана - это "Письма с Терры", "автореферат" научного труда Вана "Текстура времени", рассказы пациентов Вана и комментарии повествователя.
Пространство романа состоит из нескольких уровней. Можно выстроить следующую схему: мир романа существует исключительно в сознании писателя, в мире-внутри-головы есть свой писатель, создающий произведение о своем мире. В данном случае Набоков создает роман о мире Антитерры, в котором писатель Ван Вин создает роман, персонаж которого молодой Ван Вин пишет роман о Терре, которая по своим физическим характеристикам является проекцией Земли на которой существует Набоков. Применяя распространенную метафору, эти миры можно сравнить с китайскими коробочками, причем внешняя действительность оказывается такой же коробочкой, заключенной в наименьшую из тех, что мы видим в романе.
Мир романа - пример "возможного" мира. Автор заимствует из обыденной реальности, из своего жизненного опыта, из мира литературы те или иные образы, предметы, но выстраивает из них свою собственную систему мира, которая вовсе не призвана быть копией действительности. Так решается вопрос автобиографичности романа. Текст насыщен биографическими деталями, иначе и быть не может - автор пишет о том, что знает сам, однако романный мир отнюдь не копия субъективного мира автора. Это скорее мир "как если бы", в котором реализуется авторское представление о том, какой ему хотелось бы видеть реальность.
В процессе отбора и перестройки материала в иную, вторичную реальность, особое значение приобретает тот набор приемов, указывающий на сотворенность текста. "Главное наслаждение творческого сознания - господство…, творческий процесс,… полное смещение или разъединение вещей и соединение их в терминах новой гармонии"[6]. Описание этого процесса - одна из ключевых тем романа, где приемы построения литературы начинают жить собственной жизнью, превращаются в художественные образы:
"упало, глухо стукнув, последнее яблоко - точкой, сорвавшейся с перевернутого восклицательного знака".(95) - образ пересекающий границу реальности и текста.
[конец предложения разобрать невозможно, но, по счастью, следующий абзац был криво нацарапан на отдельном листке блокнота. Приписка Издателя].
- комментарий издателя создает эффект остранения, наслоения текста на текст . Авторское присутствие обозначено словами "Приписка издателя" -
...об упоительности ее личности. Ослы, которым может и впрямь показаться,
комментарий в адрес "потенциального читателя" -
будто мое, Вана Вина, и ее, Ады Вин, соитие — где-то в Северной Америке, в девятнадцатом веке, —
аллюзия на роман Шатобриана "Рене", работает как намек на создание романа ИЗ литературы -
будучи наблюдаемым в звездном свете вечности, представляет собой лишь одну триллионную от триллионной части истинной значимости этой плевой планеты, пусть отправляются со своими воплями ailleurs, ailleurs, ailleurs (в английском и русском отсутствует необходимый звукоподражательный элемент), - внимание концентрируется на сфере употребления слова, его "изнанке": по словам самого Набокова, "изучая изнанку слова, можно найти очень интересные вещи, там можно найти неожиданные тени других слов, других идей, скрытую красоту, отношения между словами, которые открывают нечто по ту сторону самого слова. Серьезная игра слов, как я ее понимаю, не является ни случайной игрой, ни украшательством. Это новый словесный вид…"[7]
Я слаб. Я дурно пишу. Я могу умереть нынче ночью. Мой волшебный ковер больше уже не скользит над коронами крон, над зиянием гнезд, над ее редчайшими орхидеями.
- голос повествователя, остранение, выход из реальности персонажа в реальность повествователя
Вставить. -дальнейшее остранение, рефлексия над способом организации текста.
Вышеприведенные особенности структуры романа "Ада" позволяют причислять его к разряду автореференциальных произведений, в которых особое внимание сконцентрировано на форме выражения текста. Выявление механизмов работы приемов и конвенций[8], выработанных предшествующей литературной традицией, позволяет провести обновление литературного инструментария, и открыть новый этап в ходе общего литературного процесса.
[1] См.: Pekka Tammi Problems of Nabokov's Poetics: A Narratological Study. Helsinki, 1985. - p. 29.
[2] О видах перспективы см.: Раушенбах Б.
[3] Бахтин М.М. Автор и герой.
[4] Об образцовых читателях у Набокова см.: Аверин Б. В. О некоторых законах чтения романа "Дар"// Набоков В. Дар: Роман. - СПб.: Азбука, 2000. - с.7-32.
[5] Набоков В.В. Писатели, цензура и читатели в России // Лекции по русской литературе. НГ,1998. - С.26.
[6] Набоков В.В. Искусство литература и здравый смысл // Звезда, 11, 1996. - С.70.
[7] Из интервью Бернару Пиво на Французском Телевидении. 1975 г.// Журнал «Звезда», № 4, 1999, Санкт-Петербург - С.48-55.
[8]См.: Тимофеев В.Г. Проблема самосознания автора// Научные записки Тартуского университета, № 898, 1990.