Приговор был встречен с одобрением в разных слоях общества. Удивительного в этом нет, если вспомнить, что процесс был закрытым. Поначалу у публики не было повода подозревать следствие и суд в пристрастности и мошенничестве. Многие будущие дрейфусары встретили приговор с одобрением или равнодушно. К примеру, лидер социалистов Жан Жорес, в будущем один из главных дрейфусаров, говорил в Палате депутатов, что Дрейфуса не приговорили к смерти потому, что он – богатый еврейский буржуй, и говорил так:

«Капитан Дрейфус, единогласно осужденный за измену, не был приговорен к смерти, а простого солдата за мгновение слабости или акт насилия расстреливают без милосердия. Мы должны спросить себя, останется ли правосудие нации безоружным в случае повторения отвратительного деяния, подобного тому, что совершил капитан Дрейфус.»

Он нападал на правительство столь энергично, что его на две недели отлучили от заседаний.

Чего же тогда было ждать от антисемитов, военных, католиков? Они вопили: «Евреи, убирайтесь из Франции!», «Франция – для французов!», «Дрейфус – человек без родины, человек определенной расы, он – не француз!», а Мерсье внес в Палату предложение восстановить смертную казнь за измену.

Дю Пати 31 декабря попытался в последний раз добиться признания от Дрейфуса в обмен на смягчение режима. Дрейфус настаивал на своей невиновности и оставил письмо военному министру:

«Господин министр,

согласно вашему приказу я получил визит майора дю Пати де Клам, которому я снова заявил, что я невиновен и не совершил ни малейшей неосторожности. Я приговорен и не прошу вас ни о милосердии, ни о помиловании, но во имя моей чести, которая, я надеюсь, когда-нибудь будет мне возвращена, мой долг убедительно просить вас продолжать расследование. Когда меня не будет, поддерживайте расследование в активном состоянии. Это единственная милость, которой я прошу.»

Церемония разжалования Дрейфуса была проведена во дворе Высшей Военной Школы 5 января 1895 г. На плацу были построены солдаты из всех полков гарнизона Парижа. За оградой собралась толпа, вопившая: «Смерть еврею!», «Иуда!», «Предатель!» и прочее в этом роде. С мундира Дрейфуса содрали галуны и пуговицы, его шпагу сломали. Дрейфус, выпрямившись, прокричал: «Солдаты! Они разжалуют невиновного! Они бесчестят невинного человека! Да здравствует Франция! Да здравствует армия!»

Его обвели кругом строя. Проходя мимо группы журналистов, он крикнул: «Скажите Франции, что я невиновен!» На это из толпы последовали новые выкрики: «Смерть предателю!» и «Грязный еврей!»

В группе журналистов присутствовал корреспондент венской газеты «Нойе Фрайе Прессе» (Neue Freie Presse – Новая свободная пресса) Теодор Герцль, еврей. Впоследствии он утверждал, что именно это событие отвратило его от идеи ассимиляции и навело на мысль о необходимости еврейского государства.

Поведение Дейфуса при разжаловании могло внушить любому непредубежденному свидетелю сомнения в его вине. А каков мог быть ход мыслей свидетеля-еврея? Мне он представляется таким: «Вот еврей, который стремился быть французом. Языком, образованием и культурой он не отличается от прочих французов. Он – патриот и реваншист, что доказывается выбором карьеры. Религия не выделяет его из массы ярче, чем религия протестантов. Законы страны и собственные способности позволили ему занять почетное положение в уважаемой корпорации – армии. И что оказалось? Армия его отторгла с тем большей злобой, чем выше он поднялся, а толпа видит на его лбу некую печать, которую он сам не видит в зеркале. Просвещение и республика не защитили его от ненависти окружающего народа. Эмансипация и просвещение необходимы евреям, но конечной целью должно быть собственное государство.»

Так обрывки бумаги из мусорной корзины запустили цепь событий, приведших к возникновению сионизма и созданию Израиля.

Дрейфус был отправлен в Ла Рошель 17 января 1895 г., где ему позволили два свидания с Люси; 22 февраля его отправили к месту ссылки. Люси узнала об этом из газет. Дрейфус совершил свое путешествие в клетке, выставленный сперва на зимний дождь и холод, потом на тропическую жару. Плавание длилось 15 дней. Только из разговоров охранников между собой он узнал место назначения: Чертов Остров, клочок земли в 16 км от берега Французской Гвианы¹, площадью около 14 гектар, один из трех Островов Спасения. Дрейфус должен был стать единственным заключенным на острове. Обычным местом ссылки была Новая Каледония, но Мерсье решил, что там слишком мягкий климат для такого преступника, как Дрейфус.

Обычно жена ссыльного могла за ним последовать, но обращения Люси по этому поводу игнорировали, возможно, для ее же пользы: климат там смертельный.

Разработка специального режима содержания для Дрейфуса была одним из последних актов Мерсье на посту военного миистра: 15 января президент Казимир-Перье подал в отставку, 17 января был избран президентом Феликс Фор, в новом кабинете военным министром стал генерал Эмиль Цурлинден. (Мерсье надеялся, что дело Дрейфуса сильно поднимет его авторитет и он станет президентом, но, как говаривал Ноздрев, жестоко опешился, снискав всего три голоса.)

Разжалование Дрейфуса

К моменту прибытия Дрейфуса приготовления еще не были завершены, и он провел месяц в одиночной камере на соседнем острове, не выходя наружу. К моменту переселения на Чертов Остров он так ослабел, что не мог ходить без посторонней помощи. Все время при нем находились два тюремщика, которым строжайше запрещалось с ним разговаривать.

Рисунок Дрейфуса, изображающий его тюрьму

Тюрьма Дрейфуса

Это было странное одиночное заключение: никакого общения, но ни минуты уединения. Размер его камеры был 4х4 метра, она была отделена решеткой от помещения охраны, которая менялась каждые два часа. Первое время ему разрешалось ходить по острову, но за ним всегда следовал вооруженный тюремщик. Когда в сентябре 1896 г. прошел слух о бегстве Дрейфуса², вокруг тюрьмы был выстроен высокий забор. Дрейфуса стали на ночь приковывать к кровати, и кандалы натирали ему кровавые раны. Это длилось с 6 сентября по 20 октября.

Кровать Дрейфуса с ножными кандалами

Письма Люси к нему подвергались строгой цензуре, иногда передавались в копиях и отрывках, с большим опозданием, и Дрейфус оставался в полном неведении о том, что происходило во Франции. Он был подавлен, страдал малярией, дезинтерией и кишечными паразитами, лишился двух зубов и облысел. Читать и писать ему позволялось. Книги поступали на пароходе, приходившем на остров раз в месяц, и он много читал и писал.

В ноябре 1896 г. вокруг тюрьмы была построена внешняя изгородь высотой в 2.5 м, и Дрейфус больше не мог видеть океан. Гулять ему разрешалось только между двумя оградами. В мае 1897 г. доктор заявил, что Дрейфус при таком режиме скоро умрет, и ему выстроили новое помещение, немногим лучше прежнего.

В ноябре 1898 г. были сделаны послабления: убрали внутреннюю ограду и разрешили гулять по двору три часа утром и четыре после полудня.

1 «Всемирная история», том VII, изд-во АН СССР, 1960, глубоко заблуждается, помещая этот остров «вблизи Новой Каледонии».

2 Слух подбросил в английскую прессу Матье, желая поддержать интерес прессы к делу.

< >