Мы расстались с Эстергази в момент, когда он, под приветственные возгласы антидрейфусаров, вышел из здания суда, после того как был единогласно оправдан. Но, как пишут в романах, радость его была преждевременна: по жалобе Пикара 28 января против него было начато следствие о телеграммах «Бланш» и «Сперанса». Расследование было поручено следователю Полю Бертюлю.
Поль Бертюлю
В апреле-мае 1898 г. двоюродный племянник Эстергази Кристиан забеспокоился о своих деньгах, инвестировать которые он доверил своему дядюшке в 1896 г. Когда он заговорил об этом с дядей, тот отказался вернуть деньги. Тогда Кристиан стал искать адвоката, о чем узнал Лабори. Он встретился с Кристианом, и тот рассказал ему все, что знал о сговоре Генерального штаба с Эстергази: что «дама под вуалью» – это дю Пати; что документ-защитник – это запечатанный конверт, который дю Пати передал Эстергази запечатанным и получил обратно в таком же виде; что одна из телеграмм, которые Эстергази послал по указке дю Пати, была написана любовницей Эстергази мадмуазель Маргерит Пей; что в ноябре 1897 г. Пей и Эстергази говорили ему, что им нужно скомпрометировать Пикара; что телеграммы «Бланш» и «Сперанса» – фальшивки, причем первую сочинил дю Пати, а вторую – Пей; что он сам написал два письма от «дамы под вуалью» под диктовку дю Пати.
Кристиан повторил это Трарье, а тот – Пикару, Золя и Рейнаку, и они решили сообщить об этом Бертюлю. Меж тем Матье попросил знакомого послать цветы Пей, на что она ответила вежливой запиской, послужившей образцом ее почерка. Глава Службы безопасности Кавар был знаком с Матье. Он сравнил почерк Пей с почерком почтового бланка одной из телеграмм и увидел, что они совпадают.
В то же время Бертюлю дознался, что вышеупомянутая статья под псевдонимом Dixi написана Эстергази, который это отрицал и все твердил про «даму под вуалью».
Все, что Кристиан рассказал дрейфусарам, включая историю о том, как дядя выманил у него деньги, он повторил Бертюлю 9 – 11 июля. Тем временем Эстергази, чувствуя, что почва уходит у него из-под ног, послал Кристиану три письма, умоляя не бросать его на растерзание, но Кристиан показал их Бертюлю, который счел их признанием вины. Он также заключил, что уланское письмо написал Эстергази.
Бертюлю написал прокурору Жермену Феюле, что собирается арестовать Эстергази и Пей по обвинению в мошенничестве и подделке. Тем временем Кавеньяк приказал Эстергази явиться перед военной следственной комиссией, которая должна была определить, с какой формулировкой его следует выгнать из армии: «постоянное дурное поведение», «нарушения дисциплины» или «проступки против чести».
12 июля квартира Пей была обыскана, бумаги опечатаны, а когда в 8 вечера Эстергази пришел к ней, чтобы пригласить на ужин, они были арестованы и препровождены в тюрьмы: Эстергази – в Ла Санте, Пей – в Сен-Лазар.
Около 15 июля Кавеньяк допросил дю Пати, и тот рассказал о тайной встрече в парке Монсури в ноябре 1897 г. Он утверждал, что его начальство знало об этих шашнях. Сам он, якобы, ничего не знал о телеграммах «Бланш» и «Сперанса» и про документ-защитник.
Потом Кавеньяк допросил Гриблена, который обвинял дю Пати в сговоре с Эстергази. Кавеньяк решил пока не сообщать премьеру Бриссону о своих находках и прикрыть дю Пати, которй приходился ему дальним родственником.
Эстергази и Пей на допросах и на очной ставке всячески запирались. Бумаги Пей прибавили мало нового, но доказывали сговор Эстергази с Генеральным штабом.
Кавеньяк 18 июля послал Анри к Бертюлю порыться в конфискованных у Пей опечатанных бумагах и посмотреть, нет ли там чего-нибудь, угрожающего безопасности государства.
Бертюлю показал ему кое-какие документы из тех, которые уже были рассекречены, а про остальные сказал, что их можно распечатать только в присутствии обвиняемых и их адвокатов, и отложил это до 21 июля. Анри упрашивал Бертюлю не копать дальше, не поставив в известность личного секретаря Кавеньяка генерала Роже. Бертюлю согласился, но настаивал на том, что имена офицеров Генерального штаба, связанных с Эстергази, среди которых и имя Анри, придется огласить. Он рассказал, что видел письмо Эстергази от января 1897 г., где тот писал, что Анри у него в долгу с 1877 г. (Как читатель помнит, Эстергази служил в Статистической секции переводчиком с 1877 по 1881 год. вместе с Анри.) На основании этого письма можно подозревать, что Анри информировал Эстергази о ходе следствия.
Тут Анри совершенно пал духом и разрыдался: «Спасите нас! Вы должны спасти честь армии!» Бертюлю спросил его, является ли Эстергази автором бордеро? На это Анри сказал: «Не настаивайте. Прежде всего должна быть спасена честь армии.» На этом их встреча закончилась. Так, по крайней мере, ее описывал потом Бертюлю.
Бертюлю следовало тут же арестовать Анри, но он этого не сделал, а тот, вернувшись в Военное министерство, рассказал Гонсу и Роже нечто, сильно отличающееся от версии Бертюлю: якобы Бертюлю проливал слезы умиления перед армией и только и ждет, чтобы правительство вмешалось в это дело.
В день вскрытия опечатанных бумаг, 21 июля, Анри ничего, угрожающего безопасности страны, в них не нашел, но изъял один документ, в котором упоминалось слово «Базель», подписанный инициалом К: «К» означало «Ришар Куер». Это был двойной агент, в 1895 г. предупреждавший французов, что некий французский пехотный майор, носивший орден, 40-50 лет, передает сведения германскому военному атташе. По заданию Пикара Лют и Анри интервьюировали его в Базеле в 1896 г. Выходит, кто-то предупреждал Эстергази о том, что его связь с германским атташе замечена.
Куер в письме редактору «Ле Фигаро» 15 июля 1899 г. рассказал, что во время свидания с Лютом и Анри он говорил им, что у Шварцкоппена был только один агент, этот самый майор австрийского происхождения, работавший на Шварцкоппена с 1893 г., что Анри обращался с ним грубо и не давал говорить. Возникает подозрение, что Анри покрывал Эстергази, с которым они вместе служили в Статистической секции в 1877 - 1881 гг., но доказательств этому нет.
Расследование Бертюлю началось с фальшивых телеграмм, но теперь, по совету Бертюлю, Кристиан предъявил Эстергази официальный иск о мошенничестве.
Далее последовали препирательства о том, подсудны ли Бертюлю дела, в которых замешан офицер на действительной службе. Подробностями я не стану утомлять читателя, в них черт ногу сломит1. Во всяком случае, 12 августа Эстергази и Пей вышли на волю. Через четыре дня, 16 августа, Эстергази узнал, что ему придется отвечать перед военной следственной комиссией, перед которой он и явился 24 августа. Ему ставились в вину его письма мадам Буланси и президенту Фору, статьи в «Ля Либр Пароль», недостойное поведение в частной жизни – проживание с проституткой – и финансовые махинации.
Он уговорил Дрюмона накануне слушаний напечатаь в «Ля Либр Пароль» статью против Кавеньяка, который собрался принести несчастного Эстергази в жертву еврейскому синдикату. Статья предупреждала: после Эстергази настанет черед дю Пати, Анри, Люта, а потом Буадефра и Мерсье.
Эстергази отрицал свое авторство уланского письма; что до остального – он действовал по приказу своего начальства. Евреи предлагали ему 600,000 фр., чтобы он взял на себя авторство бордеро! Он решил сдать дю Пати: показал,что одно из писем презиенту Фору он написал под его диктовку, а статью Dixi – под руководством его же. Дю Пати, под давлением Эстергази и председателя комиссии, подтвердил в основном показания Эстергази, но других имен не назвал. Эстергази назвал Анри и Гриблена. 27 августа Эстергази представил комиссии письмо двумя почерками в доказательство того, что он получал инструкции от Генерального штаба. Дю Пати признал свое авторство.
В конце концов, 27 августа 1898 г. тремя голосами против двух комиссия рекомендовала уволить его из армии за «постоянное дурное поведение». Кавеньяк, несмотря на предложение Цурлиндена проявить снисходительность, тут же утвердил предложение комиссии.
1 Вообще, тогдашняя французская юстиция вызывала удивление у людей, привыкших к англо-саксонской системе. Во французском суде, например, допускались свидетельства с чужих слов и мнения.