Уголовная палата Кассационного суда, заседая в полном составе из двенадцати судей, допросила всех, кто занимал пост военного министра на протяжении дела Дрейфуса. Все они выразили неколебимую уверенность в его виновности. Мерсье отказался отвечать на вопрос о секретном досье, признал, что дю Пати не добился признания от Дрейфуса, но выразил уверенность в том, что Лебрюн-Рено такое признание слыхал. Он заявил, что ни один из документов, которыми козырял Кавеньяк в своей речи 7 июля 1898 г., не был среди улик против Дрейфуса в 1894 г., а это уже было прямой ложью: записка о «каналье Д.» была в секретном досье.
Кавеньяк доказывал, что Эстергази и Дрейфус были сообщниками и что Эстергази скопировал бордеро с рукописи Дрейфуса. Такая теория может показаться экстравагантной.
Роже, ставший к тому времени генералом, поддержал Кавеньяка, утверждая, что Эстергази не мог добыть информации, перечисленной в бордеро. Он обвинял Пикара в фальсификации голубой записки.
Пикар, доставляемый из Шерш-Миди под конвоем, между 23 ноября и 5 декабря подробно рассказал обо всем, что его касалось в этом деле, в частности о том, что записка о «каналье Д.», добытая в 1893 – 1894 гг., к делу отношения не имеет, об интригах Гонза, Анри, Люта и Гриблена против него, о сговоре дю Пати и Генерального штаба с Эстергази.
Бертюлю рассказал о том, как он допрашивал Эстергази и Пей.
Сам Эстергази, узнав от своего адвоката Тезенаса о проводимом расследовании, написал 10 декабря 1898 г. председателю Верховного апелляционного суда Шарлю Мазу о своей готовности дать показания, если получит обещание, что его не арестуют и его адвокату заранее сообщат вопросы. Это письмо осталось без ответа. Он написал другое 13 января 1899 г., повторил свои условия: его будут допрашивать как свидетеля, не касаясь дел, решения по которым остаются в силе, т. е. осуждения Дрейфуса и оправдания его самого. Он признал, что поддерживал контакт с представителем иностранной державы примерно 18 месяцев в 1894 – 1895 гг. по указанию Сандерра; что за месяц до того, как Матье его публично обвинил, его инструктировали офицеры Генерального штаба; что в июле 1898 г. Кавеньяк вдруг изменил к нему отношение.
Судьи, наконец, заслушали его 23 – 24 и 30 января. Он рассказал подробно про сговор с Генеральным штабом, признал сходство своего почерка с почерком бордеро, но отказался прямо ответить на вопрос, писал ли он бордеро, ссылаясь на уговор не обсуждать приговор Дрейфусу и свое оправдание.
Гонз упорно ссылался на Лебрюн-Рено, который якобы слышал от Дрейфуса признание. Он отрицал свой разговор с Пикаром 15 сентября 1896 г.
Буадефр уже жил на покое в Нормандии, но появился перед судьями и дал показания. Он признал, что о бордеро с пометками он знает только из газет. О сговоре дю Пати с Эстергази он, якобы, узнал только в июле – августе 1898 г.
Форцинетти вспоминал об ужасном умственном состоянии, в котором Дрейфус был после ареста, и показал, что сам Лебрюн-Рено ему говорил, что Дрейфус ни в чем не признавался.
Сам Лебрюн-Рено признал, что в рапорте за день разжалования Дрейфуса он написал: «Нечего докладывать», но утверждал, что у него была запись в блокноте о признании Дрейфуса, которую он показал Кавеньяку, а потом выбросил.
Сам Дрейфус был допрошен на Чертовом Острове и упорно утверждал, что никогда не признавался в том, что ему инкриминируют.
Будущий военный министр генерал Гастон де Галифе рассказал, что бывший британский военный атташе генерал Джеймс Талбот, со слов других военных атташе, говорил ему, что многие военные секреты можно было купить у Эстергази за одну-две тысячи франков.
Казимир-Перье заявил, что знает только два уличающих Дрейфуса документа: записку о «каналье Д.» и бордеро. Про бордеро с пометками он ничего не знал.
Кюнье доставил судьям секретное досье 30 декабря и сам дал показания 5 – 6 января 1899 г. Он рассказал о мошенничествах дю Пати, но настаивал на правильности варианта телеграммы Паниццарди от 2 ноября 1894 г., как ее представили Гонз и дю Пати.
Дю Пати жаловался, что его эксплуатировало начальство. Он признал, что написал для Сандерра комментарии к досье, которые Гонз позже просил его воспроизвести по памяти. Что стало с комментариями, он не знал.
Были обнаружены два письма Эстергази, от 17 апреля 1892 г. и от 17 августа 1894 г., написанные на той же бумаге в клетку, что и бордеро. Это было подтверждено химической экспертизой и показаниями производителей бумаги.
Артиллерийские эксперты показали, что бордеро, во-первых, написано явно не артиллеристом, во-вторых, в нем нет ничего секретного.
Морис Палеолог объяснил подробно, что версия телеграммы Паниццарди, представленная Гонзом и дю Пати – фальшивка, и отрицал наличие в министерстве иностранных дел мифического бордеро с пометками.
Пока все это происходило, правительство задерживало переписку Дрейфуса с Люси. О том, что его дело пересматривается, Дрейфус узнал из телеграммы губернатора 16 ноября 1898 г.:
«Губернатор ссыльному Дрейфусу через Главное управление Островов Спасения.
Вас информируют, что Уголовная палата Высшего кассационного суда объявила приемлемым запрос о ревизии вашего приговора. Вам сообщат об окончательном решении. Вам предлагается представить материалы в свою защиту.»
После этого ему, впервые за два года, позволили видеть океан. С 28 ноября ему разрешили гулять утром с 7 до 11 часов, вечером – с 2 до 5. Ему стали выдавать лучший паек.
Противники ревизии не доверяли Уголовной палате и ее председателю Лёву. Разными маневрами они провели 10 февраля 1899 г. в Палате представителей так называемый «закон об изъятии» (loi de dessaisissement). Согласно этому закону апелляции, начиная с дела Дрейфуса, должны были рассматриваться совместным заседанием всех трех палат. За день до этого Лёв информировал министра юстиции Лебре, что Уголовная палата закончила свое расследование и готова вынести вердикт. В такой момент выдернуть дело из юрисдикции палаты было несправедливо и незаконно. Антидрейфусары опасались, что в Уголовной палате они не найдут достаточной поддержки, но надеялись ее найти в объединенных палатах.
Президент Феликс Фор скоропостижно скончался в объятиях любовницы 16 февраля 1899 г. Он был яростным противником ревизии. Новым президентом Франции Палата представителей и Сенат избрали президента Сената Эмиля Любе. Он был убежденным республиканцем и ревизионистом. Против него говорило то обстоятельство, что он был премьер-министром во время Панамского скандала в 1892 г. Националисты Герена и Деруледа терпеть его не могли и называли панамистом, дрейфусистом и депутатом от Чертова Острова. При вступлении в должность ему пришлось пробиваться в Елисейский дворец сквозь толпу под вопли «Панама!» и «В отставку!».
Государственные похороны Фора сопровождались довольно смехотворной попыткой националистов Деруледа совершить государственный переворот с целью отмены конституции 1875 г. и установления сильной президентской власти.
Кассационный суд в совместном заседании палат 27 марта 1899 г. впервые ознакомился с секретным досье. Пояснения при этом давали Кюнье и генерал Огюст Шамуа, личный секретарь Мерсье. Судьи были очень удивлены несущественностью содержимого досье, и один из них спросил, все ли это? А где, к примеру, знаменитое бордеро с пометками? Кюнье заверил его, что это и есть все досье. Судьи пришли к выводу, что это досье не содержит ничего, уличающего Дрейфуса.
В апреле-мае перед объединенными палатами выступил один из судей первого процесса – капитан Фрейштеттер. (Странно, что не были допрошены и остальные.) Он подтвердил передачу судьям записки о «каналье Д.» и признался, что театральная речь Анри повлияла на его решение голосовать «виновен». Бывший префект полиции Лепен показал свой отчет 1894 г., где говорилось, что Дрейфус не был замечен как картежник и бабник.
Палеолог, Кюнье и Шамуа вместе продемонстрировали процесс расшифровки телеграммы Паниццарди. Их результат, разумеется, совпал с хранившимся в Министерстве иностранных дел.
Председатель совместного заседания палат Кассационного суда в составе 46 членов Алексис Бало-Бопре зачитал 29 – 30 мая 1899 г. итоговый отчет расследования. Там говорилось, что бордеро написал Эстергази; таким образом устанавливается невиновность Дрейфуса. Зал разразился аподисментами. Надежды антидрейфусаров не оправдались.
Были оглашены и новые факты, не известные судьям процесса 1894 г.:
1) передача военных секретов продолжалась после ареста Дрейфуса, о чем свидетельствует голубая записка, обнаруженная в 1895 г. 2) Эстергази лгал во время расследования Равари, будто никогда ничего не писал на клетчатой бумаге; между тем, нашлись два его письма на такой бумаге, датированные месяцем написания бордеро.
Сам Эстергази 5 июня дал интервью «Ле Матен», перепечатанное другими газетами, в котором признал, что написал бордеро:
«Да, я написал бордеро по просьбе полковника Сандерра, своего начальника и друга. Я открываю секрет, который не могли вырвать из меня ценой золота. Бийо, Буадефр и Гонз знали, что я – автор бордеро.»
Целью якобы было изобличение предателя Дрейфуса.
Люси, представляемая адвокатом Морнаром, и Матье настаивали не на аннулировании приговора 1894 г., а на новом процессе, и, к сожалению, добились своего. Они считали, что если армия обесчестила Дрейфуса, она же должна его оправдать.