Дю Пати был большим любителем приключенческих романов. Это сказалось на сценарии ареста, который он сочинил.
В субботу Дрейфус получил приказ явиться в понедельник, 15 октября, к 9 утра в Генеральный штаб в штатском (дю Пати не хотел, чтобы видели, как офицера выводят из Генерального штаба под караулом). Коменданту военной тюрьмы Шерш-Миди майору Форцинетти были даны инструкции: не заносить Дрейфуса в книгу заключенных, держать его в строгой изоляции, не сообщать об аресте военному коменданту Парижа генералу Сосье, что было против правил, быть настороже против происков «высшего еврейства». От Форцинетти потребовали честного слова, что он все это исполнит, но слово дать он отказался, заявив, что он – солдат и выполняет, что начальство прикажет.
Явившись согласно приказу, Дрейфус, к своему удивлению, не увидал среди присутствующих генерала Буадефра, а оказался в обществе дю Пати, комиссара тайной полиции (Sureté) Армана Кошефера, его помощника и архивариуса Статистической секции Феликса Гриблена. За шторой присутствовал майор Анри. Перед Дрейфусом поставили зеркало, чтобы присутствующие могли следить за выражением его лица.
Для начала дю Пати попросил Дрейфуса написать для него под диктовку несколько строк, поскольку он, дю Пати, якобы повредил палец. Дрейфус стал писать, а дю Пати устроился в кресле рядом. Сперва он диктовал какие-то стандартные бумаги, потом вводную часть бордеро, потом перечисление документов из бордеро. Дю Пати надеялся, что Дрейфус задрожит и побледнеет, как положено изобличенному злодею в романе, но Дрейфус продолжал равнодушно писать под диктовку.
В середине фразы дю Пати воскликнул: «Вы дрожите, капитан!» Дрейфус удивился явной враждебности в тоне дю Пати, но ответил только, что у него замерзли пальцы: он несколько минут назад вошел с улицы, а дело было в октябре. После того как Дрейфус написал еще несколько строк, дю Пати схватил его за плечо и воскликнул: «Именем закона, вы арестованы по обвинению в государственной измене!»
Арман дю Пати де Клам
Дрейфус был поражен, как он сам потом вспоминал, словно молния ударила у его ног, и начал выкрикивать бессвязные фразы. Дю Пати процитировал статью 76 Уголовного кодекса и заявил, что измена карается смертью, потом выложил на стол револьвер и предложил Дрейфусу покончить с собой, но тот заявил, что хочет жить и доказать свою невиновность. После ничего не давшего допроса, длившегося примерно два часа, Дрейфуса препроводили в военную тюрьму Шерш-Миди. Комендант тюрьмы Форцинетти потом вспоминал, что Дрейфус, обычно человек сдержанный и замкнутый, был в бешенстве, метался по камере, бился головой о стены. Форцинетти засомневался в вине Дрейфуса и по возможности старался облегчить условия его заключения. Нарушив приказ, он обратился к военному губернатору Сосье, который отчитал его за недонесение об аресте сразу и отослал к Буадефру. Форцинетти безуспешно убеждал их в невиновности Дрейфуса.
Дю Пати надеялся, что одиночное заключение сломит Дрейфуса и заставит его признаться, но сломал его только физически. Через девять дней Дрейфус был на грани помешательства, не мог спать и питался только бульоном и подслащенным вином. Мерсье наконец допустил к нему доктора, и тот прописал успокоительное.
Люси, жена Дрейфуса, была не в лучшем состоянии. После ареста ее мужа дю Пати явился в их квартиру с обыском и запугал Люси, говоря, что ее абсолютное молчание есть единственный способ спасти ее мужа и предотвратить европейскую войну. Две недели она провела, не зная ничего ни о муже, ни о деталях обвинения.
18 октября, через три дня после ареста, дю Пати продолжил допросы, сопровождая их разными глупыми следственными экспериментами. Дрейфус должен был писать отрывки из бордеро сидя, лежа, стоя, в перчатках и без. Ему предлагалось выбрать из нескольких фрагментов фотокопий исходного бордеро и переписанных им под диктовку. Свой почерк он опознавал безошибочно. Дю Пати собрался было допрашивать Дрейфуса, внезапно разбудив, светя ему в лицо ярким светом, но Форцинетти этого не позволил. Как потом заметил Дрейфус: «Если мои мозги не отказали в эти бесконечные дни и ночи, то не от недостатка усердия майора дю Пати.»
Дрейфус в тюрьме
В наше время всякий читал и видал в кино и по телевиденью тысячи сцен ареста, когда сотрудник полиции предупреждает арестованного: «С этого момента все, что вы скажете, будет использовано против вас.» (Я сам впервые увидал такое в детстве в каком-то английском фильме и был удивлен подобным честным предупреждением.) Дрейфус, однако, был к аресту совершенно не готов, он имел дело с другой, не с англо-саксонской, судебно-следственной системой и не понимал необходимости сохранить хладнокровие и требовать предъявления доказательств.
Можно сказать, что Дрейфус был так же мало подготовлен для роли обвиняемого, как дю Пати к роли следователя.