Процесс Эстергази

Эстергази явился добровольно в тюрьму Шерш-Миди 9 января 1898 г. и предстал перед судом на следующий день. Его адвокатом был некто Морис Тезенас. Деманж представлял Матье, Фернан Лабори – Люси Дрейфус. (Тогдашняя французская судебная система позволяла внести гражданский иск в военный суд.)

Лабори был молодой, но уже завоевавший известность адвокат. Он не был вполне уверен в невиновности Дрейфуса, но процесс Эстергази убедил его в этом окончательно. Сперва он хотел представлять Люси безвозмездно, чтобы подчеркнуть, что для него деньги – не главное, но Деманж уговорил его взять плату, иначе сам Деманж, всегда бравший гонорары, выглядел бы плохо, а жить ведь нужно.

Процесс проходил в зале при тюрьме Шерш-Миди. Места для Матье и Люси были зарезервированы в первом ряду, и они впервые могли вблизи разглядеть Эстергази. Анри сидел рядом с Матье. Их башмаки соприкасались, но Матье притворялся, что не замечает этого. Там была и вся остальная шайка из Генерального штаба, кроме Буадефра и Мерсье.

Когда Деманж потребовал слова, ему отказали на том основании, что это дело не касается Дрейфуса, который был осужден «по закону и справедливо». Процесс решено было сделать открытым, за исключением показаний, касающихся военной тайны. Этим исключалась публичность показаний Пикара.

Эстергази рассказал свои басни про «даму под вуалью» и документ-защитник. На вопрос, где теперь этот документ, он ответил, что вернул его на место в Военное министерство. Рассказать, что там было в этом документе, он отказался, а голубую записку объявил фальшивкой.

Все было разыграно, как по нотам, но, как было упомянуто выше, 12 декабря «Л'Интрансижан» напечатала историю про бордеро с пометками, что вызвало протест посла Мюнстера фон Дернебурга министру иностранных дел Аното и премьеру Мелину. Германскому послу были принесены извинения в том смысле, что пресса во Франции, к сожалению, слишком свободна.

Итальянский посол протестовал против утверждений печати о сотрудничестве Дрейфуса с Паниццарди и предлагал заслушать показания Паниццарди, но ему было отвечено, что во французской юридической системе свидетели предстают перед судом только по вызову, а не по собственной инициативе, вызывать же Паниццарди суд не считает нужным. Итальянскому послу тоже были принесены извинения.

Попытки Матье говорить прерывались враждебными репликами и смехом судей.

На второй день процесса Пикар с изумлением узнал, что его подчиненные – Лют, Гриблен и Анри – обвиняют его в том, что он показал секретное досье Леблуа. На его вопрос к Анри, когда же это было, Анри назвал дату, когда Леблуа отсутствовал в Париже, но это было затушевано.

Из графологов был выслушан один, заявивший, что уланское письмо и бордеро – подделки под почерк Эстергази.

Процесс принял характер суда над Пикаром. Когда в закрытом заседании он назвал имена Бийо, Буадефра и Мерсье, молчавший до того де Пейо вмешался и запретил ему впутывать столь славные имена в это дело, а председательствующий генерал Люксе, грубо нарушая закон, позволил ему это.

Закончив показания, Пикар вернулся в комнату свидетелей. Там Матье пожал ему руку и выразил благодарность. Пикар ответил:

«У вас нет причины меня благодарить. Я следовал своей совести.»

Тезенас читал свое заключительное слово пять часов. Судьи, посовещавшись три минуты, единогласно оправдали Эстергази. Он вышел из зала, сопровождаемый криками:

«Шляпы долой перед мучеником евреев!», «Да здравствует армия!», «Долой Синдикат!», «Смерть евреям!».

Назавтра «Ля Либр Пароль» и «Л'Интрансижан» вышли с заголовками «Долой евреев!» и «Падение Синдиката предателей!»

По приказу Бийо 13 января Пикар был арестован и заключен в тюрьму Мон-Валерьен до окончания следствия.

С середины января до середины февраля по Франции, включая Алжир, прокатилась волна антисемитских беспорядков: от вопящих сборищ вплоть до кровавых погромов.

В этот момент казалось, что дело дрейфусаров безнадежно проиграно.