Процесс начался 19 декабря 1894 г. и длился четыре дня. В те времена военный суд (le conseil de guerre) состоял из председателя и шести судей, равных или старше чином обвиняемого. Принцип презумпции невиновности не признавался. Свидетельские показания имели характер речей в пользу или против обвиняемого и могли содержать мнения и домыслы. В конце, после обсуждения, члены суда подавали голоса в порядке от младшего к старшему. Первый вопрос к судьям был: следует ли закрыть процесс для публики? Они ответили утвердительно. Деманж успел только заявить, что все обвинение основано на одном сомнительном документе. В зале остались юристы, свидетели и наблюдатели: префект полиции Луи Лепен и от военного министерства майор Мари Жорж Пикар.

Майор Пикар

Среди судей не было ни одного артиллериста, который мог бы заметить непрофессиональную терминологию в бордеро. Протокол не вели. Ход заседания был потом восстановлен по воспоминаниям. Дю Пати рассказывал, как Дрейфус дрожал, когда писал под диктовку, потом как он был спокоен, потому что его предупредили, потом как он, дю Пати, по движению ноги определил, что Дрейфус волнуется.

Приглашенный Деманжем врач показал, что такое невозможно.

Бертильон показал, что Дрейфус писал бордеро, имитируя почерк своего брата Матье, и демонстрировал безумные схемы в доказательство своих теорий. Схема изображает форт, в котором засел Дрейфус:

Схема Бертильона

Майор Анри и архивариус Гриблен показали, что Дрейфус был любопытен.

Свидетели защиты показали, что Дрейфус был безупречным офицером и человеком.

Майор Анри добился повторного вызова себя в качестве свидетеля и поклялся честью офицера, что верный человек говорил ему, будто в Генеральном штабе есть изменник и этот изменник – Дрейфус. Деманж указал на недопустимость подобного свидетельства, а Дрейфус потребовал назвать имя своего обвинителя, на что Анри ответил, что в голове офицера могут храниться тайны, которые не должна знать даже его фуражка.

Когда судьи удалились для совещания, Мерсье велел дю Пати передать председателю, в тайне от Деманжа и Дрейфуса, пакет: пресловутое «секретное досье», с тем чтобы судьи ознакомились с ним только в совещательной комнате.

Это было вопиющим нарушением самых основ правосудия: обвиняемый и его адвокат имеют право знать все улики и иметь возможность на них ответить. Как сказал Жорж Клемансо: «Военная юстиция относится к юстиции, как военная музыка к музыке.»

Досье содержало

• клочки меморандума, которое Шварцкоппен послал своему начальству в Берлин 22 июля 1894 г., на основании которых можно было заподозрить, что некий французский офицер предлагает свои услуги Шварцкоппену;
• записку Шварцкоппена Паниццарди с упоминанием "канальи Д.";
• т. н. «письмо о Давиньоне»; это была записка, перехваченная 16 февраля 1894 г., порванная на много клочков, в которой упоминался некий полковник Давиньон, заместитель начальника Второго бюро, которому не следовало сообщать об отношениях с неким другом, и о сношениях между двумя атташе;
• два фальсифицированных отчета Гене об интервью с Валь Карлосом.

В декабре 1894 г. дю Пати заменил фальшивки Гене своей запиской о том, что Валь Карлос предупреждал Анри о французском офицере, сотруднике германского атташе. Досье было дополнено пояснениями дю Пати.

Члены суда не были юристами. Им в голову не пришло, что, рассматривая эти бумаги, которых не видала защита, они нарушают закон. Председателя суда полковника Мореля дю Пати уговорил ознакомиться с досье, сославшись на «моральный императив». В совещательной комнате документы из досье не обсуждались, а только зачитывались и передавались из рук в руки.

После процесса Мерсье сжег комментарии дю Пати к этому досье, а остальные бумаги хотел рассовать по местам, где они хранились раньше, но Сандерр этому воспротивился и передал пакет Анри. Дю Пати тоже сохранил копию своего комментария и оригинал черновика, мало отличающийся от конечного варианта. Как тут не вспомнить про «Рукописи не горят»! В последующие годы досье продолжало пухнуть, пополняясь многими не имеющими отношения к делу или фальшивыми документами, на случай, если встанет вопрос о пересмотре дела, что и произошло.

22 декабря суд единогласно вынес вердикт: виновен. Что двигало судьями? Вероятно, многими двигала привычка к дисциплине: если военный министр уверен, что этот капитан виновен, так что тут сомневаться? Арестовали – значит, было за что. Не последнюю роль, вероятно, сыграла антисемитская истерика в прессе. Как стало известно позже, театральная речь Анри и записка о «каналье Д.» тоже произвели сильное впечатление.

Смертная казнь за политические преступления была отменена в 1848 г., поэтому Дрейфуса приговорили к разжалованию и пожизненному заключению во Французской Гвиане.

Деманж зарыдал, услыхав этот приговор, а Дрейфус выслушал его сдержанно, но в камере снова впал в неистовство и повторял: «Мое единственное преступление – родиться евреем!»

< >