ирма и алексей в декабре сваливают в нюрнберг. он завязывает с режиссурой, она с заказами интерьеров. денег хватит года на два, если по московским. лет на пять, если жаться.
валерка валит в испанию. продал квартиру в большом афанасьевском. тачку отдает брату и начинает строительный бизнес в мадриде. женька и анджи эмигрировали в сиджес. статья — преследование по сексуальной ориентации. вместе они чуть больше трех месяцев, но наврали, что живут 8 лет; нафотались в обнимку везде, где только можно, кинули зубные щетки в один стаканчик и договорились, кто какие любит боксеры. вопрос же про бритье был легкотня — бреем везде, где можно. прокатило.
марина купила дом в черногории, имеет двойное гражданство и не собирается признаваться до последнего. когда схватят — российское сдаст, хорватское оставит.
а пока так: на день рождения мамы — к маме в одинцово, на свой день рождения — маму из одинцова в будву и обратно в одинцово. наташа с петенькой уже полтора года в бостоне. я тоскую по ним. петенька пошел в американский садик и уже по телефону со мной говорит с акцентом. может, дурит.
юлька родила. отъезд ее семьи в израиль — дело времени. и вот все они уезжают, а я остаюсь жить в россии. и кроме родителей и двух друзей у меня здесь никого не осталось.
конечно, есть музыканты, и еще я общаюсь и начинаю вовсю дружить со своими детьми.
но часы тикают. дети растут. волосы растут. цены растут. требования растут. растут ставки. и потребность любить тоже в лихорадочном росте.
при этом новых знакомств ноль. новых друзей ноль. все попытки социализироваться на нуле. меня тошнит от общества, от фуршетов, от тусни, от открытия пластмассовых кабаков, от бутафории счастья в пластмассовых гигантских универсамах, где можно теперь все, кроме, пожалуй, полетов в космос. меня тошнит от фотографий светских львиц (рифма очевидна) и светских львов (рифма очевидна также). архипелаги беспонтовой бессмысленности.
нет, даже больше — пустыня беспонтового смысла. нет, даже больше — все пустое. есть только белый-белый чистый снег зимы, которому на раз стереть все границы, кроме одной — между мной и тем, кого я люблю, и кто больше никогда не пройдет со мной по этому белому-белому снегу. и то, что он жив, ничего уже не значит — мы, скорее всего, если и встретимся, то раз 5 за всю оставшуюся жизнь. слишком далеко до мадрида и уж тем более до ванкувера. мне не слабо летать каждый день, но фантастика не мой жанр.
и потому все, что происходит с петенькой и наташей, валеркой, ирмой и алексеем, анджи и женькой — все это ни фига не длительные командировки моих друзей, а самая настоящая, взаправдашняя эмиграция. я говорю о ней и, как абсолютный неубиваемый максималист, чувствую, что она сродни гибели. так было со всеми. цветаева металась из парижа в москву, а петля ждала ее в елабуге. а может, петля начала вить свой узел в праге? бродский умер от сердца в нью-йорке, а надорвала его ссылка за тунеядство.
что ждет моих друзей? что ждет их родителей? телемост «питерская коммуналка — ресторан “казачок” на брайтоне» с песней «темная ночь»? петь, давиться слезами и сразу после пить водку с тотчас возникшей тенью довлатова в смертной своей ностальгии.
бросать и уезжать навсегда с поджогом мостов — поражение. потому что земля для русских определяюща. уровень экзистенциальности русских шкалит, и если бежать, то лет в 5. чтоб уж наверняка и в обнимку с великолепной амнезией, которая не диагноз, а свойство каждого живущего с малолетства в пределах одного государства.
в остальных случаях требуется содрать с себя старую кожу и нарастить новую. хотите знать, больно это или нет? попробуйте расстаться с кожей мизинца.
и притом все не так безнадежно — у многих содрать выходит великолепно, и потому весь земной шар, все его страны и континенты трубят о русских корнях, каплях русской крови, а шпионские двойные «ff» — как перевернутые револьверы владельцев черного рынка сбыта водки, икры и прочих прелестей.
…а я вот хочу шататься с тобой по альбукерке и есть шопский салат в хорватии. я хочу лежать с тобой в мексике на пляже, и так до утра. я бы еще раз съела с тобой чилийский пряник в вальпараисо и поглазела бы на джаггера на стадионе массимо. я бы еще раз переплавилась в орхус и отстала бы от автобуса в стокгольме. и надо бы, кстати, вернуться в патагонию — она случилась урывками.
но вот что при этом непременно, вот что непременно важно: из всех этих чудесных стран рано или поздно я хочу возвращаться домой. приземляться в пулково и, подавая паспорт офицеру, говорить русское «здравствуйте». и чтобы потом через невский на петроградку, и по колодцам под свою единственную питерскую крышу. а еще я хочу играть в сингапуре и чтобы парни из зала кричали: «передайте привет шевчуку!»
и отвечать на неизменно стоящий в глазах вопрос «как ТАМ?» — «да по-разному. в целом все нормально».
сворачиваюсь. охота пересмотреть «интердевочку». очень — знаете ли — трезвит.
февраль 2015, "Русский пионер"