Я по-прежнему пытаюсь понять то, чем дышат люди, которые абсолютно точно вываливаются за привычную схему жизни обычных уравновешенных людей. «Последних героев», на самом деле, может быть много. Главное - каким образом ты смотришь на мир и насколько ты можешь разглядеть человека, который смел, который отважен. По-настоящему отважные, смелые люди не бахвалятся, не оборачиваются в знамена, не лезут на баррикады. Они просто имеют возможность и резервы оставаться самими собой и уж точно не предавать свою маленькую правду. Последних героев может быть много, повторяю. Но очень, очень мало в мире людей, с кем бы мне хотелось познакомиться. И, пожалуйста, будьте любезны, не воспринимайте эти мои слова заносчивостью, невежливостью. Я откровенна, и хотя бы за эту откровенность не стоит меня слишком порицать. Я никогда не хотела познакомиться ни с Джоном Ленноном, ни с Йоко Оно, ни с Цоем, ни с Фредди Меркьюри, ни с Куртом, ни с Эми, ни с Майком Науменко. Мне не хотелось узнать ни Ахматову, ни Хлебникова, ни Малевича, ни Андрея Миронова, ни Патрика Суэйзи, ни Мандельштама. Даже Иосифа Бродского. С Иосифом Бродским, с которым у меня была возможность познакомиться, мне познакомиться не хотелось. Разве что чуть-чуть, и то не уверена. Мне просто кажется, что за всех этих людей больше говорит их след в истории. Их песни, их роли, их стихотворения, их концерты и, возможно, даже интервью. Во всем этом их гораздо больше, может быть, все или даже гораздо больше. В этих следах самое ценное, самое важное. И знаете, обыденность или «Приятно познакомиться, меня зовут Диана, хау ар ю, найс ту мит ю» и так далее, все, кажется мне, испортит и распылит.
Но мне чертовски обидно, что с Толей Крупновым, с Анатолием Крупновым, с Толиком Крупновым, с Крупским, мне не довелось ни познакомиться, ни пересечься, ни просто увидеть его на сцене и попасть в эпицентр его совершенно живой, человеческой, мужской, благородной, рокерской харизмы. И все, что я могу сейчас, я даже обязана сделать - это говорить о нем, опираясь только на сухие факты, рассказанные его друзьями и мировой паутиной, в которой, слава Богу, очень, очень много Крупнова, этого хрупкого, нервного, очень большого и очень маленького парня, с глазами то ли волка, то ли пса по имени Хатико.
Как все было. Российский музыкант? Да, российский музыкант. Бас-гитарист? Да, еще какой. Поэт? Ну, мне кажется, что касается «Черного обелиска», это только становящийся на путь поэта человек. Но, разумеется да, ребята, поэт. Автор песен? Да, еще каких. Вокалист? Классный вокалист. Основатель группы «Черный обелиск»? Без сомнения. Это мощная, драйвовая, на мой взгляд, самая тяжелая группа «Черный обелиск» родилась в нашей стране в августе 86-го года. А Крупнов родился в Москве. Собственно, в Москве родилась и группа. Ему, конечно, очень повезло, я просто завидую, они попали в так называемую либеральную оттепель, которая позволила абсолютному неформату - а ведь это неформат - заявить о себе, и серьезно заявить. И не только серьезно заявить, но и остаться в мире нормальной музыки, которой, увы, было немного в нашей стране, а сейчас и того меньше. Поэтому, говоря о Толе, мы все-таки начнем с группы «Черный обелиск», с его детища. Мы, конечно же, будем слушать икону классического хард-рока в нашей стране. Это музыкальное полотно - я даже не могу сказать «песня» или «трек» - музыкальное полотно «Аве, Цезарь!»
Я не в первый раз жалею, что веду радиопрограмму, а не программу в телевизоре. Притом, что в телевизор меня никогда не тянуло так сильно, как в волну по имени «радио». И программа «Последний герой» могла появиться, конечно же, только голосовая. Потому что мы же, в первую очередь, голоса, и вы влюбляетесь сначала именно в наши голоса, а уже после видите наши лица, наблюдаете наши ломаные характеры, смеетесь над тем, как мы двигаемся порой, куражитесь над тем, как мы ведем себя, когда напиваемся и так далее, и так далее. Но в первую очередь, вы влюбляетесь в голоса, то есть, в песни. И мне так обидно, что вам не увидеть выражения лиц моих последних героев, их мимику, их потрясающую способность смущаться. Вам не передать, как они волнуются, эти исполины, как сидят, поджав ноги, на стульчике, в каморке, где мы пишем программу, я это называю «камера пыток». Как они улыбаются, как серьезно подбирают слова, отвечая на мои спонтанные, а иногда даже очень продуманные вопросы. Это касается каждого, кто сюда приходил, и кто кажется вам абсолютно уравновешенным, сложившимся, знающим себе цену. Мне жаль, что вы не видите всего этого, но в конце концов есть концерты и встречи, и они частью своей компенсируют то, что происходит за кулисами. Но как же сильно я жалею, что сегодня, говоря про Толю Крупнова и слушая его голос, я вместе с вами уже никогда не смогу увидеть, как он двигается, жестикулирует, как смеется, как мокнет его рубашка, когда он поет, и его фирменный черный берет.
Знаете, мне кажется, что он был ярче одного, пусть и классного, стиля хардкор. Он был шире и ярче такого добротного антифанерного высокопрофессионального коллектива, который когда-то сам придумал. Он достаточно быстро из него вырос. И еще раз говорю, мы не были знакомы, и все, что я сейчас рассказываю, это то, что я чувствую, наблюдая за фактами жизни Крупнова. Ведь его явно, явно влекло к более легкой и при этом более свободной, лишенной канонов и правил, музыке. Возможно, на это повлиял некоторым образом Том Уэйтс, которого в то время слушали и рас...и, и высококультурные личности, и маргиналы, и бомонд, и студенты, и сорокалетние дядьки на прокуренных до желто-сизого цвета кухнях, и прилизанные, как бы это попроще сказать и помягче, абсолютно стерильные девочки, и дворовое хулиганье. Том Уэйтс заразил всю страну. И может быть, и под влиянием Тома Уэйтса, Крупнов сотрудничал с Гариком и играл в «Неприкасаемых». Может быть, поэтому пробовал сотрудничать с группой «ДДТ», насколько мы помним. И может быть, из-за того, что он искал себя, постоянно искал в каком-то более неформальном музыкальном стиле, появилась вот эта самая отличная компания по имени «Крупский сотоварищи». Насколько я знаю, группой это не было названо. Это действительно был в самом лучшем смысле «проект». Если я не права, поправьте меня, но это было объединение. И со сразившим страну наповал суперхитом «Дорожная». Ну это же конкретный Том Уэйтс, ребята, в наших русских просторах.
Меня всегда поражало, как люди бросаются петь песни Высоцкого, причем все, что получается зачастую - это имитация фирменного хрипа, надрывная манера, а вот со своей интонацией как-то худо у большинства людей. И может быть, они этого не понимают, может, они это не видят, может быть - но я не знаю, как можно петь Высоцкого по заданию или по заказу. Не понимаю. Из всех, кого я слышала, самым-самым органичным был, мне кажется, Гарик Сукачев и Ваня Ургант. Вот у них есть своя интонация, они совершенно не пытаются вторгнуться в оригинал, и чувствуешь их современниками и совершенно самостоятельными исполнителями наисложнейших песен. И вот как ни странно, еще сложнее петь так называемые шуточные песни Высоцкого. Сложнее чем «Коней», сложнее чем «Безымянную высоту», сложнее чем серьезные песни, потому что в шуточных нужно совершенно по-своему это чувствовать. Чувствовать даже больше не по-взрослому, а как-то по-детски. И вот Крупнов совершенно потрясающе пел песню «Про жирафа». Давайте послушаем хотя бы фрагмент ее. А лучше всю.
Я не буду много говорить перед следующей песней. Меня она «прибивает» своей простотой. Я бы сказала - зловещей простотой. Когда начинаешь думать о том, что ты сейчас услышишь, в голову как-то не приходит слово «Пельменная», но песня так и называется – «Пельменная». И в ней, мне кажется, средоточие философии жизни Венечки Ерофеева и такое иконное русское одиночество Саши Башлачева. И безуспешной попытки русского человека найти правду в алкогольной утопии и смраде этих самых закусочных и этих самых пельменных. В ней мнимое воспарение над всем сущим в самоуничтожении. В этой песне белая водочная река ласково и страшно, и окончательно несется по венам. И действительно, кому из нас не хочется быть солнцем? И Крупнов знал, что все это такое. Знал, к сожалению, очень хорошо.
Крупнов, или как его звали друзья, «Крупа», был разносторонне талантлив. Я много роликов посмотрела с его участием, и в том числе какие-то непонятные вещи, связанные со спектаклем «Контрабас», и официальные клипы, и прекрасный ролик с белой мышью, где такая маленькая мышь и такой большой Крупнов. И я вижу в нем очень незаурядного актера, при том, что в жизни он явно не лицедействовал и был самим собой. Очень интересный музыкант и человек, который пишет не тексты - ну, в итоге, стал писать не тексты - а все же стихи для своих песен. Они очень взвешенные у него, эти стихи, и когда я слушала песню «Иди за мной», я была уверена, что это текст Крупнова. Думала - ну вот, еще одно пророчество. Но каково же было мое удивление - узнать, что песня «Иди за мной», текст, точнее, стихотворение - принадлежит Зинаиде Гиппиус! Я начала настаивать на том, что не может это быть Гиппиус, и уж точно написано мужчиной. И тут вмешался Митя Горелов, наш снайперский эрудит, наш барабанщик, с потрясающим музыкальным вкусом и кругозором, и сказал: нет, это Гиппиус, даже не спорь. И перед его авторитетным мнением я сдалась.
Многие песни, в частности, песню «Мой мир» Толя написал, но исполнить уже не успел. Он умер в студии. Прожил 31 год, и в марте 15-го года ему исполнилось бы 50 лет. Иногда я надеваю футболку с его лицом - лицом грустного улыбающегося арлекина, и выхожу на улицу. И когда люди скользят взглядом по мне и натыкаются взглядом на его лицо, Крупнов будто бы оживает, и я знакомлю его с тем миром, с которым он, увы, не успел познакомиться, но который любил только так, как может любить человек, понимающий, какая все-таки благодать эта наша жизнь.
"Последний Герой" на Нашем Радио, 13.04.2016