одно из двух: либо у меня его не было, либо оно до сих пор.
третьего не дано. третье автоматом выдает взрослого. и ответственность.
и то, что я должна кайфовать от одного и того же. но я ни фига не взрослая, ибо слова пуляю на ветер, за поступки не отвечаю и из постоянного — только опасные вещества. белки, жирки, углеводки, витаминки мой организм воспринимает, как блокадник мясо. полезное заходит к нам в гости редко, но заходит, слава Богу. так что как минимум раз в месяц мы с моим мозгом решаем таки соблюсти режим и ударить печенью по спорту в противовес красному израильско-французско-итальянскому пойлу. о, простите меня, виноградники!
еще мне не чуждо стырить рулон туалетной бумаги из запеперистого кафе «кофемония», а также рестораций «ванилище» и «толстый буржуазище». бескровные солонки, шахматоподобные гриндеры, разномастные сиротливые бокалы, пепельницы с отбитыми краями свешиваются над моей плитой невменяемой эклектичной гроздью, и некоторые экспонаты время от времени рушатся в омлет.
молчу про количество позаимствованных мною для наташи кабановой, лучшего ресторатора москвы 2006 года, меню из всех заведений, куда приземлялась наша гоп-стоп-компания, включая трактиры, и гидроподобное лубочное «гаф-гаф» тоже осиротело на один лист громадного русского народного ассортимента блюд и напитков. (названия всех точек общепита, разумеется, изменены автором: не оставаться же голодным на следующий день после выхода «русского пионера»!)
кстати сказать, еду я не люблю до сих пор. как было все равно в 4, так и осталось в 44. минус 2. думаю, идеальным для меня было бы питание космонавтов: бежишь куда-нибудь, на ходу открываешь тюбик, плюм-плюм-плюм и уже заправился. в общем, гастроном на фиг. исчерпали.
на воровстве утвари, кстати сказать, меня не словили ни разу. хотя стоп! вру! один раз словили. было это на елисейских с наташей, но они сами виноваты. май, утро, сидр, и спрашивается, сколько еще можно было ждать этот треклятый счет? мы ждали минут 40, а потом вдруг я встала и побежала куда глаза глядели, а наташа за мной, и белокурое ее каре развевалось, и мы хохотали, но внезапно рыжий галльский скупердяй — атансьен, атансьен — задышал рядом, вереща на языке любви: «лови вора! лови вора!» о-очень неприятно. и монпарнас не спас того, кто не смог спастись сам.
ну их. всех.
слушай, а чего ты хочешь? чего ты хочешь? чтоб я стала взрослой, а ты ушел ровно через пару весен? так ведь всегда бывает: родители уходят ровно тогда, когда внезапно для самих себя и необъяснимо для нас, их детей, чувствуют, что мы стали взрослыми. я люблю тебя, папа, а ты любишь маму и свою историю, и вы друг у друга на крючке, вы следите друг за другом всю жизнь, неспособные остыть друг к другу. и все это потому, что есть я — маленькая девочка, ваша дочь, так и не ставшая взрослой. и я — чертов буфер, я — рефери, и в то же время этот гребаный неприкаянный мячик во всю ширину зеленки поля для троих игроков.
посадите меня на скамью запасных. я устала. в мое странное продолжающееся детство свалилось еще два. причем самых что ни на есть настоящих. и я начинаю занимать чье-то место, а мое на скамейке запасных зияет, как дырка от молочного зуба.
нет места в запасных — посадите на скамью подсудимых. я уже ее не боюсь. и мне там будет не тесно. ибо совершивших мое преступление — преступление не стать взрослой и продолжать быть свободной от вас всех — не так-то много. аминь.
знаешь, папа, а я начинаю вспоминать каждый день, проведенный с тобой. с нуля до 5 лет.
будто кто-то во мне включает резервную копию моей памяти, и я втыкаюсь лицом в свое детство и смотрю на него, как из гипсовой маски.
и ах как смешно мне, и ах как не смешно.
мои папа-мама развелись, и я вижу после того всех людей мальчиками и девочками.
и ни разу не пролетела с диагнозом.
такая грусть. такие дела.
давайте, может, споем?
так что одно из двух, господа: либо у меня не было детства, либо оно до сих пор не закончилось.
одно из двух, господа: либо мне жить максимум 3 года, либо влететь лет через 40 в худосочную старуху с ослепительными прозрачными, бледно-крыжовными взглядами, высеченными венами на руках, и мат мне уже нипочем.
и я вот не знаю, что выбрать…
умирать неохота, страдать надоело, спорт люблю, вино люблю, прыгать через заборы еще пока люблю, хохотать люблю, курить сигаретки, пока никто не запалил, тоже в кайф, с сыном еще могу на его языке, а бойфренд дочери втыкает в мой псевдоанглийский юморок.
домой я езжу по обочине и встречной, как шла из школы 35 лет назад. робею перед сверстниками, преклоняю колена перед стариками, и посему, наверное, детство продолжается, а взрослой шляпой становиться рано.
так что, папа, посмеемся вместе, а с песнями, как говорит расейский народ, обождем?
подумай, пап!
пс: артем, когда я таки стану совсем уже нудной кошелкой, прочитай мне эту мою пионерскую колонну. может, хоть так ты полюбишь читать, сынок. я ради этой твоей любви готова стать взрослой.
чао-какао!
мамма мия
журнал «Русский пионер», октябрь 2016