Вопрос о генеалогических связях шумерского языка с какой-либо языковой семьей остается открытым с конца XIX века. Математическая лингвистика настроена пессимистически: даже если и сохранились потомки шумеров, то за тысячу лет 15 % общей лексики теряется, а за десятки тысячелетий в общем фонде сравниваемых языков сохраняется одно слово на 10 тысяч. [Дьяконов, 1967] [Сводеш, 1960]
И все-таки, вряд ли, чтобы шумерская цивилизация, оказавшая такое громадное влияние на современную культуру, не оставила после себя никаких этнических импульсов. Пусть даже и слабых.
Допустим, что прямых потомков шумеров найти сложно. Но может проще тогда подойти структурно? Давайте ограничим поиск за счет типологических особенностей шумерского языка. Каковы его наиболее яркие отличия?
Во-первых, это сочетание агглютинативности и эргативности. Феномен довольно редкий для языков Евразии. Интересно, что такое сочетание наблюдается в языках древней Передней Азии. Агглютинативность*¹ и эргативность*² есть в эламском и хуррито-урартских языках. Генетическая принадлежность перечисленных древних языков, как и шумерского, продолжает оставаться загадкой. Эламский язык часто сравнивается с дравидийскими (язык брахуи в Белуджистане, по-видимому, является связующим звеном между Эламом и индийским Тамилнадом), а хуррито-урартские – с нахско-дагестанскими.
Здесь важно отметить, что в наше время сочетание агглютинатвности и эргативности наблюдается в нахско-дагестанских и палеоазиатских языках. Среди изолятов*³ похожими чертами обладает грузинский и баскский языки. Первый, как и нахско-дагестанские, относится к кавказской семье. Проблема басков так и не решена, но их нередко сопоставляют с грузинскими этносами.
Что касается палеоазиатских языков, то признаками агглютинативности и эргативности обладают чукотско-камчатские и алеутско-эскимосские. Иногда похожие типологические черты находят в юкагирском и нивхском. Эти языки также некоторые исследователи пытались причислить к палеоазиатским. Юкагирский и нивхский – языки не эргативного, а номинативного строя. Однако в нивхском очень сложно устроен глагол. Он может образовывать полисинтетические и инкорпорирующие схемы с мутацией звуков в начале слова.
Похожие вербальные конструкции встречаются в нескольких языковых семьях: америндских (в атабаскских, ирокезских, чероки) и картвельских (в грузинском языке). Что интересно, глагольная модель некоторых папуасских языков оказывается наиболее близкой шумерским примерам. В обеих системах есть фиксированный порядок афиксов, префиксальное согласование с участниками действия, направительные приставки и показатели вида.
В шумерском языке:
ḫa-mu-nn-a-b-šúm-ene – Пусть ему дают их здесь!
PREC-VEN-3.SG.AN-DAT-3.INAN.O-дать-3.PL.AN.A/S.IPFV
ḫa – прекатив (желательное наклонение); mu – венитив (направление движения к определенному объекту или цели); nn – он (одушевленный), a – датив, b – он (неодушевленный), показатель объекта переходного глагола; ene – они (неодушевленный), показатель субъекта непереходного глагола или субъекта переходного глагола, несовершенный вид. [Jagersma, 2010]
Сравните в языке маринд: En-na-kiparud – Они меня связывают; Nak-e-kiparud – Я их связываю. [Леонтьев, 1974]
В примере, взятом из языка япен (ява) 4 префикса и 3 суффикса:
A-n-u-be-wan-aka-sy-a (1SG.SUBJ-3SG.F.OBJ-DIR-CAUS-дать-PL.OBJ-PAST-IMPERF).
Я-она-направленность.действия.к.объекту-заставить-дать-они-прошедшее.время-несовершенный.вид – Я заставлял ее давать им (что-то). [Jones, 1986]
Частичным сходством с шумерской моделью глагола обладают австронезийские языки. В индонезийском ajar – учить, ajar-an – учения, bel-ajar – учиться, pem-bel-ajar-an – обучение. А в филиппинском языке тагалог корню слова может предшествовать длинная цепочка из 4-х префиксов – i-ka-pag-pa-lagay – «быть тем, что заставляет полагать»:
lagay – корень с семантикой положения, размещения, состояния или мнения;
pa- каузативное значение или его усиление (pa-lagay – заставить полагать);
pag- подчеркивает действие, связанное с корнем, то есть процесс полагания;
ka- указывает на абстрактное качество или состояние, связанное с действием;
i- Указывает на причинный или результативный аспект, т.е. на то, что вызывает или приводит к состоянию «полагать».
Структурно схожи (префиксальная агглютинация + сложное согласование) шумерские вербальные конструкции с глаголами чукотского языка. Тем не менее, есть и важные типологические различия в способах кодирования участников и семантических ролей.
Отметим, что Н. Марр в 1926 году опубликовал статью «От шумеров и хеттов к палеоазиатам», где пытался показать общность происхождения некоторых слов в южных месопотамских и палеоазиатских языках.
Интересно, что при отсутствии сравнений шумерского и нивхского языков напрямую, предпринимались попытки включить эти изоляты в широкий круг связанных отдаленным родством семей.
Автором ностратической гипотезы, объединяющей несколько крупных языков Европы, Азии и Африки, стал в 1903 году датский лингвист Х. Педерсен. Сравнение шумерских и индоевропейских языков было проведено Ш. Отраном в 1925 году. Ему удалось обнаружить немало схожих корней и даже суффиксов. [Autran, 1925]
Первым, кто предложил включить в трансконтинентальное сообщество шумерский язык, был американский компаративист А. Р. Бомхард. [Toward Proto-Nostratic… 1984]
Ряд исследователей выявили параллели между шумерским и праиндоевропейским словами в рамках своих гипотез. Например, о «евфратическом языке» – раннем индоарийском субстрате в Месопотамии. [Whittaker, 2008] Вот некоторые примеры: urudu (медь, руда) и *reudh- (красный), du8 – открытие и *dhoer- (двор, двери), gu4(ř) – бык и *guou- (корова, бык).
В некоторых вариантах ностратической гипотезы предполагалась связь нивхского языка через общего предка, объединявшего индоевропейские языки с уральскими, алтайскими и некоторыми палеоазиатскими.
Дж. Гринберг включил нивхский язык в евроазиатскую макросемью наряду с индоевропейскими, уральскими, алтайскими, корейско-японско-айнской группой, чукотско-камчатскими и эскимосо-алеутскими языками. [Indo-European and…, 2000]
Уже упомянутый Бомхард обсуждал возможные связи нивхского языка с ностратическими семьями, включая индоевропейскую. [Indo-European and…, 1996]
В рамках расширенной ностратической парадигмы лингвист С. Старостин видел место нивхского языка в кругу индоевропейских, уральских, алтайских, дравидийских, картвельских и афроазиатских языков. [Gell-Mann, Peiros, Starostin, 2009]
Так, нивхское слово паӽ (камень) в евроазиатской гипотезе связываются с праиндоевропейским (PIE) *péh2ḱ- или подобными корнями, описывающими некий твердый объект.
У нивхов название волка – лиғс, что напоминает праиндоевропейское имя этого животного *wlkwa-, особенно в греческой форме lykos. Есть еще ряд «странных» корреляций: кулкус и *kʷékʷlo- (колесо; сравните греческое kyklos), к’ир и *ger- (журавль), кыхкых и *ḱewk- (лебедь; сравните греческое kýknos). Сравните также ӄорӄр (горло; сравните праславянское *kolkolъ) и gurklỹs (gerklės) в литовском языке, куғл (бабочка) и праславянское *kǫkolь (капюшон или колокольчик). У ительменов бабочку называют кыкыл, эвенки – кокольдок.
Интересно, что можно обнаружить и тройные корреляции. Например, в шумерском языке nar – музыкант (nir – власть, благородство), в нивхском нарх – представитель рода зятя, а в PIE- корень *h2ner- (*NajRʌ в праностратическом) в разных индоевропейских языках связан с понятием «сила» (в санскрите nara – мужчина или герой, в албанском njeri, тохарском närä – мужчина, норов – в русском).
И еще несколько тройных параллелей. В шумерском a-gàr (поле), в PIE *agro- (поле, луг), в нивхском акр (направление в пространстве в любую сторону), аӄр (нижний конец стойбища). В шумерском du8 (открытие); du (приходить) семантически и фонетически связано с re (прикреплять) или ri (переносить). Сравните нивхский глагол п'рыдь (приходить) с PIE *per (через), а также нивхское существительное p̌ы – дверь. Звук p̌ [рш], как и в шумерском часто чередуется с [т] и [д]): тыф ~ дыф ~ рыф (дом), тывыдь (войти в дом),
Шумеры пользовались специфической системой счисления, в которой существенное место занимали числа, кратные шести. От этой традиции в наше время сохранилось деление часа на 60 минут и круга на 360°. У шумеров были особые названия для 60 – g̃íš(d), geš; 600 – *ner; 3600 – šar, sar.
Счет шестерками – очень редкий феномен, известный лишь некоторым нигеро-конголезским и папуасским языкам. Шестиричная (сенарная) модель счисление реконструируется для прауральского языка. У человека пять пальцев, но шестым элементом в такой системе считался сжатый кулак. Кроме того, четыре пальца с тремя сегментами между суставами давали 12. Большой палец очень часто считался отдельно.
Хорошо описан сенарный счет у народов Новой Гвинеи. (Заметим, что в папуасских языках, как правило, шесть гласных звуков).
Языки кимагхама, канум и некоторые другие предпочитают счет шестерками. Числа свыше 6 обозначаются составными словами: в кимагхама 7 (6 и 1), 8 (6 и 2), 12 обозначается особым словом.
В языке канум 12 передается как произведение 2 и 6, 18 (3×6), 24 (4×6), 72 (2×36), 36 обозначено специальным термином – nimpe. [Леонтьев, 1974]
В папуасском языке ндом особое слово есть для базового чисел 6 (mer) и 36 (nif). Особо интересный пример – языки ям на юге Новой Гвинеи, в которых в счете используется степень. Например, в языке комнзо (Kamundjo) у сложных многопорядковых чисел свои названия: nibo (6^1=6), fta (6^2=36), taruba (6^3=216), damno (6^4=1.296), wärämäkä (6^5=7.776). Максимально возможный самостоятельный термин для такого счета – wi (6^6=46.656). [Döhler, 2018]
В такой системе, как и у шумеров, места самостоятельным наименованиям для 100 и 1.000 нет.
Считается, что измерение урожая шестерками было связано с заготовкой ямса. Это такие съедобные клубни веретеновидной формы в 2,5 метра длиной. Их складывали пирамидками, в минимальной куче было шесть корнеплодов. Дело в том, что именно при такой комплектации (1+2+3=6) ямс не скатывался. Пирамидки могли быть и большего размера, но все они основывались на цифре шесть, которые Пифагор называл «треугольными числами» и отмечал особые свойства.
Дело в том, что числа, основанные на шести, легко делятся на 2 и 3. А это значит, ямс можно было бесконфликтно поровну распределить между разными участников торгового обмена или членами семьи.
Процесс счета у народов ям был ритуализирован, ямс украшался и представлялся вместилищем душ предков nggwal.
Есть один нюанс, почему пришлось остановиться подробно на ямсе.
В 1960-х годах австралийский археолог Джек Голсон начал археологические раскопки в высокогорьях Новой Гвинеи. В юго-восточной части острова, в провинции Уэстерн-Хайлендс близ города Маунт-Хаген было раскопано древнее земледельческое поселение «Болото Кука». Памятник показал изолированное развитие сельского хозяйства на протяжении 7–10 тысячелетий. Именно отсюда, видимо, распространились такие популярные сейчас агрокультуры, как ямс, таро, маниок и сахарный тростник.
Один из современных взглядов на зарождение и пути распространения сельского хозяйства выделяет в Евразии всего три главных центра. Это – Плодородный полумесяц (9 тыс. лет до н. э.), долины рек Янцзы и Хуанхэ (7 тыс. лет до н. э.) и высокогорья Новой Гвинеи (7–4 тыс. лет до н. э.). [Diamond, Bellwood, 2003]
Сложное построение глагольных форм и агглютинативность во многом натолкнула И. Дьяконова на мысль о родстве шумерского с языками мунда. С ними связана интересная история. При той роли, которую мунда внесли в субстратную лексику санскрита, эти языки плохо исследованы. [Witzel, 2007]
В 1936 году венгерский инженер с интересом к лингвистике В. фон Хевеши опубликовал статью о родстве иероглифов острова Пасхи ронго-ронго и до сих пор недешифрованной письменности долины Инда (протодравидских городов Хараппа и Мохенджо-Даро, возникших в III тысячелетии до н. э.) на основе формального сходства знаков. [Hevesy, 1936]
Гипотеза Хевеши казалась невероятной из-за огромной удаленности: расстояние от Дели до острова Пасхи – около 20.000 км. Однако, как мы покажем, расстояние не является препятствием для распространения культуры.
Связать две письменности могли бы как раз таки народы мунда, которые говорят на австроазиатских языках. Этот ареал сегодня простирается от Индии до Тихого океана (например, австроазиатский язык нахали до недавнего времени бытовал в центре индийского штата Махараштра).
Опять же географическая удаленность сравниваемых языков далеко не всегда служит категорическим отрицанием гипотетических связей. Например, Р. Шэферу удалось обнаружить ряд словарных параллелей между папуасскими и сино-тибетскими языками (не менее интересны его же попытки связать папуасов с народами мунда). Среди коррелятов есть весьма любопытные (например, сопоставление числительных в папуасском языке эпа и тибетском: 2 – nsi / gnyis, 3 – sum / gsum, 4 – ssi / bzi, 5 – na / lna). [Shafer, 1965]
В 1971 году Дж. Гринберг выдвинул «индо-тихоокеанскую» гипотезу, объединяющую изоляты, на которых говорят народы австралоидной расы этого макрорегиона. [Greenberg, 1971] К австралоидной расы относятся, например, папуасы, тасманийцы и негритосы Юго-Восточной Азии (андаманцы, аэта Филиппин, сенои и семанги Малакки, ведды Цейлона и отчасти мунда Индии).
В этом смысле расстояние от Шумера до территории расселения народов мунда не покажется таким уж большим.
Идея родства многих народов бассейна Индийского и Тихого океанов, говорящих на мон-кхмерских языках, мунда, шумерском и, возможно, даже австралийских, – была выдвинута еще Вильгельмом Шмидтом. [Schmidt, 1906]
Эта гипотеза была отвергнута многими лингвистами. Однако к ней вернулся И. Дьяконов. [Diakonoff, 1997] Он попытался пересмотреть, по крайней мере, возможную связь между шумерским и языками семьи мунда – особенно, если говорить о язые ккхервари.
К тому же шумерские мифы указывают на остров Дильмун (современный Бахрейн) в Персидском заливе как на родину первой цивилизации Древнего мира. Легенду о Дильмуне, по мнению автора гипотезы, следует рассматривать как воспоминание о прибытии шумеров с Востока по Персидскому заливу. Предполагается, что Индийский субконтинент пережил несколько миграционных волн. Сначала на земли австралоидов (веддов) оттеснили на самый юг народы мунда, затем сюда хлынули дравиды под натиском индоариев.
Если колонизация устья Тигра и Евфрата случилась не ранее VI тысячелетия до н. э., то утрата шумеро-мундских связей составила бы не менее восьми тысячелетий, считает И. Дьяконов.
Шумерский язык является эргативным, с особым падежом для маркировке агенса. Глагол мунда различает глаголы действия и глаголы состояния, но не знает эргативного падежа. Тем не менее, глагол у шумеров и мунда обладал яркой особенностью. В конце вербального комплекса добавлялся особый показатель -a. Это как бы сигнализировало, что сложенная из основы и служебных формантов конструкция – глагол.
Истоки Шумерская цивилизации находились у морских берегов. Рождение первых протогосударств связывают с устьем Тигра и Евфрата не только мифы, но данные археологии. Древнейшим шумерским городом был Эреду, который располагался на юге Шумера.
Кто мог основать шумерские города, какие колумбы Древнего мира? Среди морских народов, благополучно доживших до наших дней, выделяются австроезийцы.
Австронезийские языки распространены на Тайване, Филиппинах и Мадагаскаре, а также в Индонезии и Океании. Это одна из крупнейших семей как по числу языков (которых свыше 1000), так и по числу говорящих (свыше 300 миллионов человек, по данным начала XXI века).*⁴ Ареал распространения австронезийской семьи был самым обширным среди всех языковых семей в первой половине II тысячелетия н. э., до экспансии индоевропейских языков в колониальный период.
Некоторые исследователи предполагают связь японского языка с австронезийской семьей. Впервые эту гипотезу о смешанном (алтайско-малайском) происхождении японцев сформулировал Е. Поливанов. [Поливанов,1918]
Прародиной австронезийских языков, скорее всего, является остров Тайвань: именно здесь фиксируется самое глубокое лингвистическое разнообразие на небольших географических участках. Туда далекие предки австронезийцев попали с материкового Южного Китая около 8000 лет назад. Считается, что эта миграция с Тайваня началась около 6000 лет назад. [Blust, 1999]
Гипотезы о родстве нивхского языка с шумерским и австронезийскими (в частности языками мунда) в научной литературе не зафиксированы как широко признанные или содержащие убедительные доказательства. Однако мы постараемся показать, что такое родство могло быть вполне возможным.
Для контраста сравниваемых примеров слова из шумерского языка будем записывать латиницей, а из нивхского – кириллицей (той, которая сейчас используется в словарях и учебниках).
Соответствия между малайским (1), малагасийским (2), рапануйским о. Пасхи (3) нивхским (4) и шумерским (5) языками:
(1) (2) (3) (4) (5)
mata maso mata няӽ** na4* глаз
langit lanitra rangi ань* an небо
hati aty ate тивс ti-bal* печень
mati maty mate мудь mud* умирать
Примечания: na4* – «галька / камушек», ань* в значении «год», ti-bal* – поворачиваться боком, на бок, mud* – «рожать».
**Сравните в нивхском амадь – «смотреть».
Шумерская фонетика обладает двумя яркими особенностями. Одна из них – особый звук, который обозначается ř (иногда передается диграфом dr). Эта фонема была реконструирована лингвистами. Некоторые предполагают, что звук был глухой придыхательной альвеолярной аффрикатой. На это указывают его отображения в заимствованных словах в аккадском языке. [Jagersma, 2000]
На основании графических альтернаций и заимствований были выдвинуты гипотезы о существовании других ротических согласных. Предполагается, что после староаккадского периода ř стала произноситься /d/ в северных диалектах Шумера и /r/ – в южных. Постепенно этот звук потерял статус самостоятельной фонемы и полностью исчез.
Например, известны слова с таким звуком: ki-en-ge.ř – шумер, ku5.ř – разрезать, níg-řá.n – жезл (a единица длины), sù.ř – далеко, su-ku6.ř – рыбак, u4-řá-bu – птица, ukú.ř – бедняк.
Интересно, что аккадские переписчики не различали шумерскую фонему /ř/ с /ts/ (z). Поэтому есть предположение, что в шумерском языке z (ts) и ř (tsʰ) составляют своеобразную пару. Тесная связь между шумерскими /z/ и /ř/ подтверждается т.н. «женским диалектом» эмесаль.
Несколько фонологически значимых ротических согласных – крайне редкий феномен в современных языках мира. Например, в русском языке есть твердый и мягкий – /r/ и /r’/ (сравните «ряд» и «рад»), но в близкородственном белорусском такого разделения для /r/ нет. Одноударный и многоударный есть в языках Испании (в баскском и каталонском): сравните в испанском pero (но) и perro (собака). В старой баскской орфографии ŕ > rr.
В мокшано-мордоском и валлийском языках есть два разных звука r и rh.
Совсем немного языков, где есть три ротических звука. В армянском языке – одно-, многоударный и увулярный (ր, ռ и ղ). В тамильском языке несколько r-образных согласных (одноударный, ретрофлексный и плозивная аффриката tr). В западнославянских языках три ротических звука: в словацком помимо обычного есть долгий слогообразующий ŕ, а в чешском – ř обозначает специфическую альвеолярно-дрожащую аффрикату /rʃ/ или /rʒ/ (/рш/ или /рж/). Похожий звук есть в нуристанском языке кати, в берберском языке тарифит, в хауса и, например, саамском, лезгинском, нивхском, некоторых папуасских и австралийских языках.
У шумеров существовал особый «женский» диалект – eme-sal (искаженный язык). На нем излагаются гимны и речи богинь, жриц и смертных женщин, а также певчих евнухов. В этом гендерном диалекте ř заменялся z: *uřa > udu > e-zé (баран).
Исследователям не известны факты табуирования ротических звуков для женщин у нивхов, однако не исключено, что такое было в более раннюю эпоху. Сравните устаревшие слова ир – иp̌ (отец – мать). Интересно, что в нивхском языке примечательно чередование p̌/с: фолвдюс / фолвтуp̌ (мышца), ылвс / ылвp̌ (крыша), пус / пуp̌ (мусор).
Оба языка сохранили семантическое различение двух ротических согласных. В нивхском: радь – p̌адь (пить – рубить), родь – p̌одь (помогать – нести кого-то). Более того, в шумерском и нивхском прослеживается связь ř– p̌ и r – р: řú – возводить; p̌удь – собирать (сравните на контрасте ры – подпочвенный лед; ру – часть ствола дерева от корня до середины).
Еще одно очень интересное фонетическое явление. В шумерском языке есть назальный велярный согласный /ŋ/, который обозначается g̃ и может находиться в начале слова. В древневавилонский период контраст между фонемами /g/ и /ŋ/ теряется, при этом вместо g̃ часто фиксируется как g.
Назальный /ŋ/ – это относительно редкий согласный в качестве самостоятельной фонемы. Во многих языках он встречается только как позиционный вариант /n/. Распространенным является запрет на появление велярного назального в начале слова; это касается почти всех языков Евразии. Заметными исключениями являются самодийские языки и албанский язык (сравните ngroh – «разогреть»). В кельтских языках (в ирландском и валлийском) ng- может встречаться в начальной позиции, но только как результат мутации.
Наличие /ŋ/ как отдельной фонемы характерно для некоторых языков Юго-Восточной Азии и Америки. Например, в малайском ngah (рот), во вьетнамский ngày (день), в тагальском ngipin (зуб).
Весьма интересно, что нивхский является одним из немногих языков мира, где одновременно есть два фонологически значимых ротических согласных, а носовой велярный может находиться в начальной позиции.
В первом, разработанном в 1931 году, нивхском алфавите на латинской основе были отдельные буквы для /ŋ/ и /rʃ/ – Ŋ(ŋ) и R’(r’). В кириллической азбуке 1970 года стали использоваться диграфы (нг и рш), но в настоящее время эти буквы выделяются особо – Ӈ(ӈ) и P̌(p̌).
Насколько это известно, гипотеза о родстве нивхов и шумеров не выдвигалась. Возможно, такое предположение высказывалось в рамках поиска дальнего родства евразийских языков, но без системной проработки.
Тем не менее, нивхский язык обладает спецификой, которая сближает его с шумерским. Это касается в том числе и языковой типологии (агглютинативной с элементами полисинтетизма и инкорпорации [Крейнович, 1958]).
Пример нивхской глагольной словоформы, состоящей из 8 морфем в восточно-сахалинском диалекте:
Й-уски-иву-гу-ины-тығм-д-ғун – «Собираются требовать, чтобы он платил (за что-то)».
Объект-заплатить-имперфектив-каузатив-намерение-очевидность-индикатив-мн.ч.
Префиксы в нивхском языке могут выражать притяжательность (й-ымык – его мать, в-ымык – ее мать), транзитивность (ардь – кормить кого-то, й-ардь – кормить, товдь~ровдь – привязать что-то, ӿур-товдь – привязать что-то где-то), залог (рыу – учить, п’-рыу – учиться), реципрок (ор – встречать, й-ор – встречать кого-то, в-ор – встречать друг друга). [Груздева, 1997]
Цепочки префиксов, скорее всего, нивхскому языку не известны.
Однако следует учитывать, что столь яркая особенность шумерского глагола могла быть уникальной инновацией, а не генетически унаследованной характеристикой. [Дьяконов, 1967]
Особо стоит отметить близость в сравниваемых языках фонетической системы, морфологии, а также своеобразной слоговой структуры слов. Крайне любопытны параллели в местоимениях и числительных (включая особенности системы счета).
В процессе данных исследований удалось выявить соответствия между отдельными словами. В общей сложности нами обнаружено около ста корреляций в лексике шумерского и нивхского словарей. Примечательно, что совпадения концентрируются в сферах космология, анатомии и социума (названий частей тела, терминов родства) ритуала и самоидентификации (речь идет о наречении людей, стран и богов).
Более того лексические параллели подкрепляются возможностью сопоставить наиболее яркие архетипы шумерского и нивхского мифа. Здесь приходится говорить о предполагаемой неочевидной связи сибирского шаманизма и необычайно богатого эпического наследия шумеров. В частности роль Ворона в сотворении мира, участии рыб в наделении человечества культурными благами.
В этой связи особое место занимает теория о «внешних связях шумеров» с австронезийскими народами мунда. [Diakonoff, 1997]
Во-первых, эта гипотезу можно отнести к разряду евразийского «дальнего родства». В данной работе будет рассмотрена на известных примерах (Мадагаскар, Новая Зеландия, Гренландия – Kalaallit Nunaat) возможность колонизации в глубокой древности весьма удаленных друг от друга территорий.
Во-вторых, допустимость родства шумеров и мунда позволяет включить одну из первых цивилизаций мира в круг аустрической культурной экспансии. При этом возникает соблазн расширить это влияние южных мореходов неолита на северную часть Тихого океана. Именно туда были оттеснены палеоазиатские народы, к числу которых причисляют и нивхов. И в то же время нивхи обладают целым рядом черт, выделяющих их на фоне соседних палеоазиатов. Это касается лингвистики, антропологии, генетики и обычаев (например, обряд кремации).
Слоговые модели шумеров и нивхов в большинстве своем похожи. Слова обоих языков строятся по схожим схемам: V, CV, VC, CVC. Соответственно a – и (вода – река), má – му (лодка), an – ань (небо – год), tul – тол (колодец – вода).
В нивхских словах в начале и в конце слога может быть и более одной согласной: в абсолютном начале слова их может быть две (мра – вина, ксынз – ведьма), а в конце слога - до трех (илмр – мундштук, лыврд – ураган). В шумерских примерах более сложные слоги, если они и были, то не были зафиксированы клинописью как таковые.
Предполагается, что шумерский язык мог быть тональным. В пользу этой версии говорит наличие многочисленных омонимов. Так, существует более сорока слов, читаемых как bar; в довольно многочисленных случаях семантика этих слогов различна. [Diakonoff, 1997]
В нивхском языке есть немало слов с различными значениями, семантическую связь между которыми не так легко проследить. Например, ра – это одновременно кладбище и поклажа. У глагола радь (тадь~дадь) 4 значения – курить, пить, ставить капкан и светить (о солнце). Кроме того, есть еще похожие (и вероятно связанные своей семантикой с охотничьей магией) слова раюдь – «писать» (рыудь – «учить») и тай (рай) – «пятно» и одновременно тундра, божество природы. Кстати, сравните похожую семантическую цепочку в древнеегипетском языке: rꜥ – солнце (бог Ра); rt – говорить; rḫ – знать.
Критики могут возразить, что ни в одном современном языке нет более 14 тонов (максимум – в языке уобе в Западной Африке). Однако, предположим, что в шумерском могли быть не тоновые различия, а фонационные. Такие, которые есть в австронезийских языках. *⁵
В современных диалектах нивхского языка четкие тональные противопоставления не фиксируются. Однако наблюдаются различия в мелодическом контуре, которые могут быть рефлексами древней тональной системы. Предполагается также, что в нивхском языке могло существовать противопоставление нескольких разных тонов. [Груздева, 1997]
Тональные акценты японского, корейского, айнского, нивхского и особенно кетского языков (в кетском полноценные тоны) выделяют их на фоне соседей.
Еще один примечательный феномен – редупликация. Это явление свойственно в основном изолирующим языкам Юго-Восточной Азии, а также Океании и индейским семьям Тихоокеанского побережья. Вместе с тем, феномен удвоения слов не известен бурушаски, алтайским, енисейским (кетским) и эскимосско-алеутским языкам. [Володин, 2001]
В нивхском языке при редупликации может происходить чередование согласных: п’ры – пришедший, п’ры-фры – пришедшие. Удвоение основы служит не только для плюратива: эри – река, эри-эри – реки; хити – поднимать, хити-хити – качать.
В шумерском языке помимо неочевидных схем редупликация могла маркировать плюратив существительных и многократность действия: lú-lú – люди; kur-kur – страны; ig – дверь (вход), gíg – ночь, igi – глаз (глаза); mu-gin-gin – ходил (много).
В шумерском языке 1-е лицо единственного числа маркируется словом g̃ae (я), 2-е – zae (ты), 3-е – ane (он); в нивхском – ни, ч’и и яӈ (иф или и – в разных диалектах) соответственно. Можно предположить, что шумерскому z в нивхском могут соответствовать звуки ч или ч’. Сравните zu – ч’оӻ (клык), zi – ч’и (душа – тень).
Интересно, что в шумерском есть такое слово ní, обозначающее самость, тело или чью-то собственность.
В шумерском языке 1-е лицо множественного числа будет meⁿdeⁿ, в нивхском – мер или меp̌н (в инклюзиве), меге или меӈ (двоичная форма – «я и ты»).
Из шумерских притяжательных для нас интересен суффикс 3-го лица единственного числа -be для социально пассивных существительных. А у нивхов принадлежность к 3-му лицу выражается префиксом и- / в- / ви-(ве-).
В нивхском (как и в айнском) наблюдается детализация местоимения «мы», характерная для австронезийских языков, что отличает их от палеоазиатской модели. Сравните в нивхском: меги / меге (я и ты), ниӈ (мы без тебя), мер / мир (мы с тобой). Например, в самоанском языке Полинезии существует 8 форм личных местоимений множественного числа.
Яркая особенность шумерской системы счисления состоит в том, что простые числа до 10 базируются на пятерках. Например, «шесть» – это «пять и один», «семь» – «пять и два» и т.д. Другая специфичность – самостоятельные обозначения для числа «60» и счет шестью десятками.
У нивхов система счета тоже обладает бросающимися в глаза особенностями. Главное – числительные представлены 26-ю системами счета, указывающими не только на количество, но и на определенный признак считаемых предметов окружающего мира. [Гашилова, 2024]
Отдельные названия есть для счета лодок, нарт, неводов, для парных, одномерных (тонких и плоских), двумерных (длинных) или трехмерных (мелких и округлых) объектов, а также для людей и животных.
Наибольшего разнообразия и максимальной сложности такая система достигала только в пределах первых пяти чисел. [Гашилова, 2024] Нумеративы до пяти включительно состоят из двух компонентов: первый является общим для всех 26 подсистем, а второй – специфичным. [Груздева, 1997] Например, в амурском диалекте «два» – мен (для счета людей) и мор (для счета животных), меӄр (для круглых, цилиндрических и предметов неопределенной формы, а также ночей и родов), мел (для шестов), мелай (для прядей веревки) и т.д.
Можно предположить, что в нивхском языке изначально система счета строилась на пятерках. Сравните вторичность числительных: нинбен (девять; буквально «кажется один»), ӈах и ӈамк для «шести» и «семи»; минр (восемь), которое соотносится с мен / мин (два) и ныр (четыре).
Обращает на себя внимание шумерское числительное «два» – min; в нивхском языке есть весьма похожий коррелят: мен – «два» (для счета людей и человекоподобных существ). Сравните мим – «два» для счета лодок. Совпадение примечательно тем, что двойка относится к наиболее устойчивой части лексики и редко заимствуются между неродственными языками. Особенно, если учесть, что сравниваемые языки столь удалены друг от друга географически и хронологически.
В шумерском языке для числа «четыре» используется слово lim, а в нивхском – ныр (нлы для счета шестов, ным – для счета лодок).
Можно предположить, что в нивхском языке числительное «один» (нин) – для счета людей и человекоподобных существ – связано с местоимением «я» (ни) и самоназванием нивхов (нивх – «человек»). Также и аналогичного класса числительное «два» (мен) практически идентично двоичному местоимению (меӈ – мы вдвоем).
Шумерское числительное «десять» – hà, hù, a6, u (обычно пишется: u). У нивхов (в амурском диалекте) этот нумератив звучит как мӽо. Однако при образовании чисел, кратных десяти (от 10 до 50), используется усеченный компонент -ӽо (-ӽ / -хо / -ху): 20 – меӽ, 30 – ч’хо, 40 – нху, 60 – ӈаӽмхо (для счета людей).
В шумерском особые названия были у чисел 60, 600 (60×10) и 3600 – g̃éš, *ner (geš-u) и šar / sar. Последний нумератив обозначал еще меру объема и глагол «писать», а также передавал понятия полноты, целости, меры всего и вселенского охвата (шар, мироздание). В нивхском языке есть глагол сарудь (наполнить). Сравните: в нивхском ӈаӽраӈӄ – 600 (второй компонент – раӈӄ – это формант для обозначения сотен, он восходит к слову p̌аӈга – «много»). И, кстати, ӈаӽраӈӄ (600) напоминает шумерское g̃éš (60); об этом смотрите ниже.
В шумерском похожим образом звучали числительные «четыре» (limmu(2,4,5), lím) и «тысяча» (lima, limi, lim). Скорее всего, оба нумератива восходят к слову «изобилие» (lam). Такое бывает в архаичных счетных системах. *⁶
У нивхов «тысяча» – немка / немкаӈ, «четыре» – ныр / ным / нӈыӄ.
В нивхском языке есть число и более высокого порядка – «миллион» – т᾽уму [Гашилова, 2024] (сравните глагол т᾽умдь – «раскалиться»).
Укажем также на любопытные параллели в нивхском и шумерском: няӄр («один» для счета ночей и родов, а также круглых предметов, например, шаманских бубнов) ↔ nig̃ir (вестник), тяӄр (три) ↔ tar (резать, делить на части). В этой связи учтем, что в нивхском языке тяӄо означает «нож».
А еще стоит обратить внимание на шумерское слово dili (единственный) и нивхское тырму (одинокий).
Кроме того, оба языка используют короткие (1–2 слога) формы для основных числительных. Присутствуют носовые согласные (m, n, ŋ) в нумеративах.
Перспективным представляется сопоставление колористических оттенков в сравниваемых языках.
В шумерском gíg(GI6) / gi6(g) (черный, темный); в нивхском ығр (черная масть животного), ӈыла (сумрачный, мрачный, темный).
Белизна и сияние – bar6-bar6 – эти понятия связаны, вероятно, с многозначным термином bar, у которого более сорока значений. В том числе – с шерстью и руном. У нивхов вылвылы – быть черным. Это слово, как и у шумеров, образовано методом редупликации. Понятие «вылвылыдь» соотносится с глаголами вуквукудь (быть темным), вулбулдь (валять что-то) и существительным вукp̌ (слой, пласт).
Здесь надо заметить, что явление энантиосемии хорошо известно. Этот феномен может прослеживаться не только в языках с общим генетическим родством: в английском black (черный), в испанском blanco (белый); сравните оппозицию «черный – белый» в баскском (beltza – zuri) и в албанском (ze – bardhë).
Символика красного цвета в языках мира часто передается иносказательно, например, через метафоры и фразеологизмы, – как положительные, так и отрицательные.
У шумеров huš – свирепый, яростный, ужасный; огненный, красно-желтый, румяный. В нивхском языке есть такое слово – т’уғр, т’уғp̌ (огонь); при стяжении оно может звучать как /т’ȳрш/. Кроме того, в шумерском языке úš, ušx – кровь, смерть. А у нивхов ус – тело умершего, подлежащее сожжению.
Красный цвет в архаичных языках часто не отличался от желтого и иногда зеленого: сравните у нивхов паӻдь (быть красным) и падь (желтеть, вянуть, жухнуть); у шумеров si4, – красный, sig7 – желтый / зеленый.
В шумерском языке оттенки красного, красноватого и коричневого могут передаваться словами si4, sa5, su4. Сравните в нивхском ч’едь – сохнуть; ч’идь – греметь, грохотать (о громе); ч’удь – зарубцовываться (о ране); мочиться.
К этому же семантическому ряду примыкают очевидно шумерские маркеры желтой и зеленой цветовой гаммы – sig7 (se12, si12). Сравните также у шумеров nisi – зелень и нивхский термин ньлайс – зелень.
Начнем с особенностей образования множественного числа в сравниваемых языках.
У шумеров были не менее шести способов обозначения плюратива, в том числе редупликация основ и добавление к основе форманта -ḫá (сорт, тип). Возможно, этот показатель может быть связан с числительным ḫá > (ḫ)á > (ḫ)u в значении «десять» и «многий». [Рифтин, 1927] Сравните вышеупомянутое аналогичное использование нивхского числительного (м)ӽо – «десять».
Нивхский языке тоже отличается разнообразными суффиксами множественного числа. В амурском диалекте: -ку, -ғу, -гу, -ху. Возможна и редупликация эри-эри (реки) или наложение плюратива на удвоение основ нивғ-нивғ-гу (люди).
Это напоминает инклюзивно-определенный плюратив в шумерском языке lú-lú-(e)ne (люди, включая всех определенных, известных, конкретных или ране упомянутых людей, имеющихся в виду).
Категория времени в шумерском языке не выражена, различаются только способы действия. Глаголы делились на две категории: первая подпадала в основном под классификацию прошедшего времени (Praeteritum), а вторая – настоящего и будущего (Praesens-Futurum).
Пример из шумерского языка для gu7 – есть:
Ḫa-an-gu7 – «Он съел это» –
ḫa- – префикс совершенного вида;
-an- – 3-е лицо одушевленного субъекта.
Na-ab-gu7-e – «Он не должен есть это» –
na- – отрицательное наклонение;
ab- – 3-е лицо неодушевленного объекта;
-e – м аркер 3-го лица для несовершенного вида.
В нивхском, эскимосских, юкагирском и чукотском языках различают только будущее и небудущее (настоящее или прошедшее). В нивхском особо маркируется только будущее время: Иф радь (Он пьет / пил); Иф ра-ны-дь (Он будет пить).
В шумерском и нивхском языках множественное число выражается в глаголе: lu2 ba-zaḫ3-zaḫ3-eš – мужчины убежали; оғла-гу ӄама-дь-ғу – дети побежали.
Важной чертой, общей для обоих языков, является глагольный суффикс -ed (шумерский) и -(а)дь (нивхский).
В амурском диалекте -дь / -ть, в восточно-сахалинском -д / -т (-нт / -нд) – суффикс, образующий конечную форму глагола изъявительного наклонения настояще-прошедшего времени. Суффикс -ed представляют собой маркер будущего времени или несовершенного вида.
Сравниваемые языки обладают сложной генерацией глагольных форм и развитой системой падежей: в шумерском их 10, в нивхском – 9 с учетом вокатива.
Есть и фонетические совпадения между грамматическими показателями двух языков:
1. -gin ~ -гин
Шумерский экватив на -gin («как, подобно») ~ нивхский коммитатив двойственного числа («с кем-то вдвоем») на -гин.
2. -ak ~ -ах
Шумерский генитив (родительный падеж) на -ak ~ нивхский каузируемый падеж на -ах и стандарт сравнения на -ак.
3. -ra ~ -рох / -дох
Шумерский датив -ra ~ нивхский аллатив (направление движения) -рох / -дох (-рх / -тх).
4. bara- ~ -бара
Шумерское категорическое отрицательное утверждение или запрещение передается префиксом bara-. А в нивхском языке есть суффикс -бар / -бара (-ғар / -ӄар), который образует форму категорического наклонения глагола: Ч’уни ч’o нив-бара – «У тебя ведь есть рыба».
Эти совпадения особенно примечательны, потому что грамматические морфемы еще более устойчивы, чем лексика. Кроме того, помимо фонетической точности обнаруживается функциональная близость: все показатели выражают отношения между участниками ситуации
Такие систематические совпадения в грамматических показателях между двумя языками, разделенными четырьмя тысячелетиями и девятью тысячами километров, требуют, на наш взгляд, более тщательного разбора.
Лингвистические встречи выглядят системно, что подкрепляется данными мифологии двух удаленных огромными расстояниями культур. И это выходит далеко за рамки случайных совпадений. Наиболее вероятен сценарий очень древнего родства или контактов в период неолитических миграций.
Давайте теперь посмотрим на совпадения в лексике. Но для начала заметим, что многие нивхские слова даны в форме глагола, показатель которого -дь / -ть: мудь (умереть) – му (мертвый).
Шумеры прибыли на территорию современного Ирака примерно в 6000–5000 гг. до н. э. Временной промежуток между этим событием и нынешними нивхами исчисляется 7–8 тысячелетиями. Поэтому можно ожидать, что число лексем, общих для нивхского и шумерского языков вряд ли может оказаться больше нескольких десятков.
У шумеров dig̃ir – бог (сравните тюркское tengri); у нивхов тёӈр (тёӈӻp̌, тёкp̌) – голова; тяӈги / дяӈги – начальник, от тяӈга – торчком, дыбом), нивхское имя Тяӈгин (сравните в русском языке название начальника «бугор» или «шишка»);
Kur – у шумеров подземный мир загробного могущественного владыки жизней. Обычно подразумевается под словом Кур «земля», но иногда это значение смешивается с другим возможным значением – «гора». Иногда свой подземный мир шумеры называли «страной без возврата» (kur-nu-gu), «пустыней» или «нижним миром». Кур (Курӈ) – у нивхов мир, мироздание; вселенная, космос; бог, божество. Интересно, что Кур у нивхов иногда заменяется другим именем – Тайган (Тайӻаӈ), первая часть которого (тай) обозначает одновременно курительную трубку, тундру (тайгу) и отличительный знак, родинку, пятно или знамение.
Utu – солнце как божество; ud – день, húd утро (сравните: udu – овца)*⁷; удь – гореть, уд – пожар; ут – тело, туловище.
Abzu – в шумеро-аккадской мифологии мировой океан подземных пресных вод, окружающий землю. Считается аккадским словом (ab-zû – «глубокое море»), шумерский эквивалент Engar. Однако иногда приводят шумерскую интерпретацию Abzu как «океан знаний». У нивхов подземный мир называется Авос (возможно, от ави – «пасть животного»).
Ereš-ki-gal (великая подземная госпожа) – богиня, владычица Иркалла (irigal, urugal – преисподняя, могила). Некоторые исследователи обращают внимание на сходное обозначение подземно мира в языках народов Крайнего Севера. Например, в мифах селькупов адские духи обитают в краю Иереткула. [Пелих, 1972] В имени Эрешкигаль первый корень слова ereš / eriš – дама, королева; в нивхском языке устаревший термин, обозначающий мать – иp̌ /ирш/.
Enki – у шумеров божество мудрости, грунтовых пресных вод и подземного мира, культурных изобретений, создатель реки Тигр. Имя означает «господин земли». В нивхском языке эна – другой, иной; посторонний (не родной); иноземный; ынк – быть впереди; ынкидь – идти вперед, опережать кого-то.
Kululu – чудовищная рыба, которая наполовину человек, спутник бога Энки. Имя означает собирательное название людей-рыб, которые были вылеплены своим создателем из глины. Название Кулулу повлияло на создание литературного образа древнего бога океанских глубин Ктулху в произведениях Г. Ф. Лавкрафта. Если предположить, что Кулулу обладал рептилоидными чертами, то в нивхском языке название змеи – Кылаӈа (сравните в праностратическом языке *KUłʌ – змея). В мифах нивхов хозяин моря Тол Ыс был воплощением касатки, слово ыс одновременно означало и это животное, и понятие хозяина, владыки.
La-ha-ma – класс длинноволосых (волосатых) слуг бога Энки, обитающих в Абзу. У нивхов лук – лохматый, волосатый. Собакам нередко давали кличку Лук. На западном побережье Сахалина было селение Лукво. Это слово соотносится с глаголом лудь – плести, вязать что-то.
En-lil (Энлиль) – шумерский владыка воздуха и ветра. По-нивхски ветер – ла. Кстати, также называлась и река Амур (Ла). Скорее всего, такое представление связано со смерчем, который олицетворяет гигантская змея (дракон). Возможна также трактовка Ла как небесной реки в облаках (по-нивхски облака – «лах»).
An (у аккадцев Anu) – древнейший из богов, отец всего сущего, аналог библейского «Ветхого Днями», его имя означало «небо», «высокий». У нивхов ань – это «год», «возраст» и «гагара».
Инанна – центральное женское божество у шумеров, покровительствующее распутницам. Она олицетворяет жизнь на земле и небе, ей подвластны любовные чары, в ее руках рычаги войны и власти. В нивхском языке ыма – мать. Но есть и другие термины, фонетически близкие к имени Inanna: ынкынкнындь – опешить, смутиться, а также возгласы «ыкынк» – о, ужас! (при выражении чувства сильного испуга, страха) и «ыныня» – ой! (при выражении чувства восхищения, радости, удивления).
Считается, что имя Inanna может происходить от шумерского словосочетания nin an-ak (госпожа небес), но такая этимология не подтверждается клинописной записью. Логограмма, которой передавалось имя Инанны, означала «узел из тростника». В нивхском языке одно из названий узлов – малӄ, это слово фонетически и семантически связано с малӽ – vagina.
В полинезийских мифах жена гигантского угря Хина (буквально «девушка») изобрела сложный узел для крепления деталей каноэ. Спасаясь от домогательств, она носила на себе этот узел, как «пояс целомудрия».
Iri (eri) – город; эри – река. Города строились у рек, поэтому вероятна семантическая связь.
Древнейшие города Шумера – Ур (Urim) и Урук (Unug). Их названия неясны, но в шумерском языке ur означает «собаку» и «героя», а uri – «сияние» или «свет» в шумеро-аккадском языке. [Аккадский (вавилоно-ассирийский…, 1957] Примечательно, что нивхском похожая семантическая связь: ӄан – собака, ӄана – белый.
Ur – собака; хищный зверь; слуга; молодой человек; воин; враг; ар – самец; сравните в праностратическом *Herä – самец.
Ur(2,3,4) – окружать; затоплять; urú – город, населенный пункт, деревня, район; округ; ур – остров (сравните урдь – быть хорошим и урудь~юрудь – читать, считать).
Kádingirra – шумерское название Вавилона. Ká-dingir-ra – буквально «врата Бога». Слово ká, скорее всего, означает еще и рот (ka, kak / kag). В нивхском языке ӄ’а – имя; кличка (животного); к’ас – шаманский бубен из рыбьей кожи, к’ак – деревянная фигурка умершего как вместилище его души. Интересно, что Ӄ’а-тёӈр-рах можно гипотетически перевести на нивхский язык как «Имя, направленное к Богу».
Manzât – божество радуги у аккадцев. Этимология имени не известна (сравните название дождя – im, в диалекте эмесаль – me-er). У шумеров известно имя Tir-an-na – «небесный лук» или «небесный лес». У нивхов радуга – Лый петp̌ (громовой оргамент) или Мем. Второе значение связано с такими основами, как меф (просека) и мемруф (вмятина на металлических предметах), мемрудь (плющить), мымривдь (женское медное украшение с насечками).
Me – шумерский бытийный глагол; у нивхов мудь (мут) – стать, сделаться кем-либо или каким-либо.
Ключевое отличие шумерской мифологии – в концепции «me». Так назывались таинственные сущности, управляющие всем законом бытия. Хранителем глиняных табличек me был бог Энки. А ему они достались от Энлиля. Эта концепция получила дальнейшее развитие у аккадцев в представлении о «таблицах судеб».
В нивхском языке миф (суффикс -ф является словообразовательным) – земля, почва, страна. Вероятно, слово связано со служебным формантом ми – «внутри».
Ki – земля, место в шумерском языке. Вероятно, эта основа соотнесена с именем мифического чудовища Kig̃u и названием Шумера (Kieg̃i). Об этом будет сказано ниже.
Kig̃u (Kingu) – в аккадской мифологии чудовище, созданное – согласно космогонической поэме «Энума элиш» – праматерью Тиамат, древнейшим океаном соленой воды. Принадлежал к первому поколению богов. Одно из предположений – связь названия с терминами kíg̃ (kin) – работа и kin-gal (kig̃al) – князь.
В нивхском языке к’еӈ – солнце, кеӈ – кит (сравните в шумерском ken – круг).
В Библии говорится: «Там плавают корабли, там этот левиафан, которого Ты сотворил играть в нем» (Пс.103:26). Многие комментаторы полагают, что здесь под чудовищем подразумевается кит. В «Энума Элиш» Тиамат часто изображается в виде кита.
Представление о том, что Земля держится на трех китах, является древней космогонической концепцией, которая встречается в различных культурах. Также и у северных, и у южных народов (кельтов, скандинавов, индусов и арабов) распространена легенда о высадке мореплавателей на спину огромного кита, которого приняли за остров.
В чукотской мифологии есть представления о космической рыбе времен творения – Канайольгын. Она упоминается в заклинаниях. Существо лежит неподвижно посреди бескрайнего моря, ее тело стало островом, а на спине растет мох.
В преданиях нивхов кит – творец и создатель всего в преданиях нивхов. Он, объезжая мир на оленьей упряжке, создал землю, горы, реки, озера и леса: там, где ступал олень, образовывались долины, от ударов кнута начинали течь реки. [Островерх, 2010] [Штернберг, 1933]
Šumerû – аккадское название Шумера, сами шумеры называли свою страну Ki-en-gi. Вероятно, семитоязычные аккадцы восприняли это название как идеограмму и прочли ее по-своему: Šu-me-rû. Но это только одна из версий. У слов Kiengi и Šumerû нет общепризнанного толкования. Как правило, из Kiengi реконструируется более древняя форма *Keg̃i(r) или *Keg̃i(ř). См. выше о Кингу.
Шумеры часто называли свою родину просто «страна» – Kalam < *Kanag̃. Опять же кита (малого размера) нивхи называют Ӄалм. И сравните нивхское ӄ’алӈ – род (общественная организация).
Ti-amat (буквально «мать жизни») – первозданное море, олицетворенное женоподобной химерой, у аккадцев – Tâmtu (буквально «море»), у греков – Thaláttē или Tethys. В нивхском языке т’амадь (т’амант) – быть неподвижным (предположительно от *т’а-амамдь – «не-шагать»). Сравните также Т’аӈ – по религиозно-мистическим представлениям дух, бесплотное существо.
Uga (ugu) – ворон; уғнь (уғӈа) – самая крупная по величине гагара; угудь – поджигать. Интересно, что у ительменов Камчатки ворона называлась °ӄлаӄӆҳ, фэ'аӄӆҳ (старый ворон). Можно предположить, что в этих названиях присутствует ительменский корень ӄӆҳал (день).
Примечательная семантически связь. В палеоазиатской мифологии ворон считается «северным Прометеем», добытчиком огня и света. В чукотских мифах раньше солнце было спрятано в женской яранге, куда хитростью проник ворон Кутх. Освобождая солнце, он опалил себе перья и сделался навсегда черным.
Миф об опаленном вороне был известен и древним грекам. Аполлон послал белую птицу шпионить за своей возлюбленной, Коронидой. Когда ворон принес известие об измене, Аполлон в ярости опалил его.
В шумерской мифологии ворон не занимает такого центрального места, как в традициях северных народов Тихого океана, но все же встречается в нескольких важных контекстах.
Наиболее известное упоминание ворона в шумерской литературе находится в эпосе о Гильгамеше. В истории о потопе, которую рассказывает Зиусудра, ворон играет роль разведчика – его выпускают из ковчега, чтобы найти сушу. В отличие от голубя, который возвращается, ворон не прилетает обратно. Это указывало на то, что птица нашла место для жизни.
В шумерских представлениях ворон часто ассоциировался с предзнаменованиями и был связан с божественными посланиями.
При сопоставлении языков интересно показать, нет ли совпадений среди омонимов. Похоже, что каждый этнос вырабатывает уникальный набор одинаковых слов, у которых разное значение. В свое время весомым аргументом родства дравидов с населением цивилизации Хараппы стали омонимы. Дешифровщик Ю. Кнорозов первым обратил внимание на то, что в древнеиндских надписях звезда обозначалась символом рыбы. Ведь только в дравидских языках слова «звезда» и «рыба» звучат одинаково – mina. [Альбедиль, 1994]
А, например, у шумеров слово múš / mùš одновременно означает «лицо» и «змея». У нивхов же осӄ имеет значения «лицо» и «заяц», а кроме того есть еще пара ч’ӈа и ч’ӈай – «гадюка» и фигурка (образ) деревянного божка или просто рисунок.
В шумерском языке i, ia – пять; ì, ìa – масло (жир); у нивхов т’ом – жир ~ пять (для счета лодок).
В языке нивхов образование новых слов может происходить за счет чередований согласных и гласных в корне. Например, ередований согласных и гласных в корне. Например, ла – ветер, лах – облака, лар – волна, лук – лохматый, лур – лед , лый – гром, лыр – водоросль, лых – дождь. Аналогичная порождающая схема проявляется и в шумерском языке: líl – ветер, muru9 – облака (a-lù-a – облачно), a-ĝi6 – волна, la-ha-ma – волосатый, hal-bi – ледник, nim-ĝír – молния, im – дождь (сравните в древнеяпонском amë – дождь).
Отличительная особенность шумерского языка – наличие специального термина для числа 60. Оно называется g̃éš. Интересно, что похожее слово g̃ìš (g̃iš) обозначает пенис (буквально: кусок дерева, бревно). В нивхском языке число шесть звучит как ӈах, а термином ӈой обозначается мужской половой орган (буквально: сук).
Шумерское слово ur одновременно означает «собаку» и «героя», а uri – «сияние» или свет». [Аккадский (вавилоно-ассирийский…, 1957] Примечательно, что в нивхском похожая семантическая связь: ӄан – собака, ӄана – белый.
У шумеров eme – язык; речь; борозда плуга, у нивхов tif – речь, язык, а другое значение – дорога.
В шумерском языке zu~zú~zuh – знания~зуб~воровать; у нивхов эмс – коренной зуб; эннгаздь – воровать; йыздь – звать, яздь – ухватить что-то зубами.
Шумерский глагол tar обладал широким спектром значений, но для нас интересны «резать», «спрашивать» и «курить» (воскурять). Возможно, к этому слову восходит и шумерское понятие клинописного знака (иероглифа, логограммы) – ta (dá). Этим же термином называлась также природа и характер. У нивхов тару – талисман, амулет. Глагол тадь (радь, дадь) обозначал процесс курения (тай – трубка), а раюдь – писать. Имя обожествленной природы у нивхов – Тайган (Кур, Курӈ).
Скорее всего, курение в глубокой древности было особым ритуалом кормления богов. Это – некий архетип культуры, характерный для древних греков, евреев, японцев, ацтеков… У шумеров дым как пища богов занимал центральное место в религиозной практике. В эпосе о Гильгамеше упоминается, как боги «слетаются как мухи» на запах жертвенного дыма после Всемирного потопа.
Процесс курения был элементом гадательных практик. Наверное отсюда семантическая связь «курить~спрашивать», сохранившаяся в шумерском языке, и «курить~писать» – в нивхском.
Еще один интересный коррелят связан с омонимом для глаголов двух, казалось бы, разных, семантических рядов – «писать (говорить)» и «ударять». В шумерском языке dub – это не только «документ», глиняная табличка с письменными знаками. Есть и глагол dúb (túb) – ударять ногой, пинать, а также dug4 – говорить.
В нивхском языке тиф~диф~зиф (в диалектах туғс, туф~дуф) – язык, речь (сравните в шумерском ta~dá – знак). В то же время задь (тядь, дядь) – «бить кого-то», а зитть – одновременно и «говорить» (подражать чьей-то речи) и «пинать» (сравните у шумеров zi – душа). От этих глаголов образованы нивхские имена Зарун и Зиткун (сравните название больших шаманов у монголов – заарин).
Скорее всего, такая корреляция могла быть связана с шаманизмом. Колотушка шаманского бубна у нивхов называется зас, а сам бубен из рыбьей кожи – к’ас (сравните с к’а в значение «имя»).
Что касается шумерского dub, то этот термин, обозначающий глиняные таблички с клинописью, пережил века и вошел во все языки мира как «диван» (как название канцелярии, так и собрания стихотворений). Именно в последнем значении его применяет И. В. Гёте в названии поэтического цикла «Западно-восточный диван».
В Древнем Иране эпохи Ахеменидов писцы именовались dipivara (от эламского dipi – письмо), а позже dibir, специальные писцовые школы назывались dibiristan. Кстати, эламское dipi было заимствовано санскритом в форме lipi (письмо).
Ama – мать; ымык – мать; амр – жена младшего брата;
ane – он; яӈ – он (в восточно-сахалинском диалекте);
dili – единственный; тырму – одинокий;
dúr (tuš) – седалище, сидение, зад; туp̌ (тюс / дюс) – мясо;
g̃ae, g̃e26-e – я (в диалекте эмесаль – mà-e, me-e; притяжательный суффикс 1-го лица ед. ч. – -ŋu); ни – я (местоимение); сравните ӈа – животное;
g̃iri – нога; ӈытьх – нога
g̃ìš, g̃iš – пенис (буквально: кусок дерева, бревно); kéš(ř) – связывать, узел; ӈой – мужской половой орган (буквально: сук); ӈыньф – кость;
gú – шея; ӄ’ос – шея;
hà, hù – десять; мӽо – десять; финальный элемент в числах 10–50 – -ӽо (-ӽ / -хо / -ху): 20 – меӽ, 60 – ӈаӽмхо (сравните в шумерском g̃éš);
lim – четыре; ныр – четыре (нлы – для счета шестов, ным – для счета лодок);
MA (логограмма при детерминативе giš) → pèš; pèš – сердцевина пальмы; раздуваться, расширяться, становиться толстым, плотным, увеличенным; забеременеть; расти; pèš(MA) – фиговый плод; малӽ – женский половой орган; малӄ – узел (сравните в шумерском: bař – связывать; bala – соединительный, стержень);
mim – два; мен – два (для счета людей и человекоподобных существ); мим – два (для счета лодок); меӈ / мегн – двоичное местоимение (мы вдвоем);
na4 – галька, камушек; няӽ – глаз; амадь – смотреть (сравните в шумерском eme – язык; речь);
ní(g) – вещь, существо (для образования прочих имен от абстрактных): например, šu – рука, níg-šu – имущество; нивгх (ниғвӈ) – человек; ни – я (местоимение); сравните японское самоназвание страны – Nihon, а также название народа Nihali в Индии; сравните старое шумерское производное в двусоставных словах nu- < lú (человек): nu-kiri6(-k) – садовник;
nin, nin9 – сестра, дама, королева, хозяйка; нанак (нанх) – старшая сестра; нерн – дочь сестры, сестра зятя, женщина из рода говорящего; нин – один (для счета людей и человекоподобных существ); нин / ньынг – мы (без вас);
sag – голова, первый; сык – весь, все;
sar / šar – 3600; мера объема, полноты, целости и вселенского охвата; шар, мироздание; сарудь – наполнить;
šag4, šà – внутренности; кишки; сердце; живот; лоно; тело; середина, внутри; дно реки; чаӽ – вода;
taka, taga, tak, tag, tà – трогать, держать в руках, владеть; тымк (тамк) – рука;
ug̃ – народ, племя; ùg – люди; ug̃-ken (племя-круг > собрание); умгу – женщина, жена; утку – мужчина (ут – тело, туловище);
úš, ušx – кровь, смерть; ус – тело умершего, подлежащее сожжению;
zae – ты (-zu – твой); ч’и – ты;
zi – душа; ч’и – тень (омоним местоимения 2-го лица); сравните шумерское g̃i – ночь;
zu – знания; зуб; клык; ч’оӻ – клык; зудь – мыть, чистить (сравните zi(r) – стирать).
В шумерском языке а – вода, поток, канал, семенная жидкость, потомок, отец; у нивхов а – ручная сажень (расстояние между вытянутых рук). Семантическая связь – «измерение, протяжение» ↔ «водное пространство».
A-gàr – поле; акр – направление в пространстве (в любую сторону), аӄр – нижний конец стойбища;
a-rá – время; тропинка; ыр – время, срок; устье;
a-ri-a – пустыня, пустошь; ари – северный низовой ветер;
bala – веретено; вокруг; вращение; пулк – мячик для игры; клубок; булбулс – шарик; пулкудь – быть круглым; см. bul
bar – внешний вид; тело; руно; вал – цвет; см. bar6-bar6;
bar6-bar6 – белизна, сияние; шерсть; вылвылыдь – быть черным; вулбулдь – валять что-то; вукp̌ – слой, пласт; вуквукудь – быть темным; варвардь – расчесывать волосы;
bul (bu5) – выдувать, надувать, наполнять воздухом; пулбулс – шар, пулкс – желудь, боб, круг; фувдь (п’увдь) – дуть на свечку;
dal – летать; дап (тап ~ рап) – бабочка;
dù – работа; полнота; строить, делать; лепить; воскрешать; тудь – тронуться; сдвинуть с места; двигаться;
du8 – печь; открытие; т’адь (p̌адь) – печь;
dur – веревка; тыкр – веревка, через которую прыгают во время игры;
ér – слеза; эри – река;
gal – большой, мощный, великий; -кар*⁸ – суффикс усиления (пилдь – быть большим, пилкар – очень большой);
ged – находить; ғедь – взять, купить;
gíg(GI6), gi6(g) – черный, темный; ығр – черная масть животного, ӈыла – сумрачный, мрачный, темный;
gigunu – колесо; gigir – колесница, повозка; кулкус (кулғуp̌) – колесо; килкс – челнок для вязания сетей; кикp̌ – весло;
gu – веревка, нить; шерсть; пряжа; сеть; ӈыӈг – волосы; к‘е – сеть, невод; к‘ува – пряжа;
gùd – гнездо; ӈыви – гнездо;
huš – свирепый, яростный, ужасающий, ужасный; огненный, красно-желтый, румяный; т’уғp̌ (т’ȳр, т’уғрш) – огонь;
ir9(-ra) – мощный, могущественный; ur7 – тесть; ир – отец; иp̌ – мать; эдр, эдp̌ – тесть, в фольклоре так же называли льва; сравните в древнеегипетском rw – лев;
izi – огонь; задь – высекать огонь; итидь – зажечь огонь;
KÁ – ворота (логограмма); ka, kak / kag – рот, открывать; ӄадь – направляться от задней стенки жилища к двери; сравните ӄ’а – имя; кличка (животного); к’ас – шаманский бубен из рыбьей кожи, к’ак – деревянная фигурка умершего как вместилище его души;
kalam – страна, нация (обычно относится к Шумеру); ӄ’ал, ӄ’алӈ – род (общественная организация); сравните в праностратическом *Ḳülä – община, род;
ku – основание, место; ку – сутки; кудь – тот (указательное местоимение); ӄоӽ – живот;
la – висеть, быть подвешенным; líl – ветер, инфекция; ла – ветер, погода; лилвс – мокрота, слизь;
lá – пенетрировать, проникать внутрь, прокалывать, силой вникать (чтобы видеть, смотреть); лынгдудь – пробить, проломить; проникнуть силою; луӈ – сверло;
lu(g), lu-gú – быть искривленным; лук – лохматый, волосатый; лудь – плести, вязать что-то;
lul – лгун; ложь; рулкудь – пролезть, обманом и хитростью проникнуть куда-то; йылылдь, ылылдь – шутить, забавляться, развлекаться;
lu-lim – олень; тланги – олень;
lum – плод, нечто округлое; лоӈ – месяц, луна;
má – лодка; му – лодка; сравните в праностратическом языке *mEwʌ – вода»;
mah – великий, возвышенный; махтур – правда;
mu – год; мȳв (муғв) – день;
mud – рожать; быть испуганным; страшить; темный, тусклый; múd – кровь; мудь – смерть;
murgu, múrgu – спина, позвоночник; плечо; мурки – рог, рога;
nam – судьба, участь; намадь – быть хорошим;
ní; ne4 – страх; почтение, уважение; ужас; трепет; ӈидь – плата шаману за излечение; ӈиф – сердце; ӈир – глубокая деревянная чашка для ягод;
nim, num – летать; нындь – двигаться, перемещаться;
nisi – зелень; ньлайс – зелень;
nu – не быть (отрицание при глаголах): в шумерском Kur nu-gu – «Cтрана без возврата»; в нивхском нуко – стой! (команда); сравните в японском: uka-nu (не иду);
nun – принц (принцесса); нонӄ – детеныш;
pa – ветвь, лист; пал – лес; гора;
pal – правитель, глава; пал – гора; лес;
ra(h), ra-ah – ударять, бить; сбивать; гнать (животных); p̌адь – печь; рубить; радь – ставить ловушки;
rá-zu (a-ra-zu, a-rá-zu) – молитва, моление; раюдь – писать;
ri – вдавливать; прикреплять, покрывать; основывать; дуть; p̌ы – дверь; p̌ыдь – вдеть; проткнуть; насадить на что-то;
rú (řú) – возводить; p̌удь – собирать; родь – помогать;
ru-gú – лицом к лицу, стоять напротив, противостоять; tu(d) – рождаться; зачинать; формировать; рув (тув) – единокровные или родные братья; сравните этрусское ruva – брат;
sa – сухожилие; бечевка; сеть; ч’о (со) – рыба;
sahar – ил, наносы, осадок; песок, пыль, грязь, глина и песок с перегноем; мусор; осадок; ša – высушивать, пересыхать; чаӽ (саӽ) – вода (для питья); потоки, струи воды. Сравните название Сахалин. В частности нивхский суффикс -лин образовывает от существительных и глаголов имена собственные: например, Валин (Драчун) от вадь (драться), Ӽайлин от ӽай (дикий голубь).
Si – наполнять; сидь – положить, класть;
si4, su4, sa5 – красный, коричневый; ч’идь – греметь, грохотать (о громе); ч’едь – сохнуть; ч’удь – зарубцовываться (о ране); мочиться;
tar – резать; решать; определять; спрашивать; курить, воскурять; ta, dá – природа, клинописный знак; тару – талисман, амулет; тадь (радь ~ дадь) – курить (тай – трубка; пятно); раюдь – писать;
ten (te-en) – холод, прохлада; тивт (тивла, тивлаӈ) – холод, мороз, стужа;
ti – стрела; тидь – греметь, грохотать (о громе); титӈыр – колючка;
tir – лес, роща, чаща; тӣр (тиғр, чӽар) – дерево, дрова, поленья (сравните tar – резать);
tul – колодец, источник; túl – общественный фонтан, родник, источник; низина; tal – большой кувшин; тол – вода (водное пространство);
ugu, úgu – счет; урудь (юрудь) – читать; вести счет;
ul – цветок; радость; почка; орнамент; mul – звезда, уньғр – звезда; урк – ночь;
ùn(-na) – высокий; улдь – быть высоким;
ur, ug – лев; эдр, эдp̌ – лев (в фольклоре);
za – камень (драгоценный); ч’ап – каменный брусок (для точки тонких лезвий).
Существует гипотеза, что слово «шаман» пришло в другие языки от нивхов. В их языке посредник в общении с духами назывался ч’ам (чамӈ), это же слово используется и для обозначения орла, что для соседних народов нехарактерно. [Нивхский язык. Как звучит… 2025] *⁹
Сравнивая шумеров с нивхами не миновать темы истоков шаманизма и влияния этой проторелигии, которая примерно с неолита начала претендовать на глобальный характер. В шумерских мифах присутствуют яркие образы метаморфоз живых существ и ритуальных предметов, а магические практики и трансформации связаны с особым типом мировосприятия.
В частности можно говорить об уже упоминавшейся особой роли Ворона в обустройстве мироздания, а также связи процесса речи с глаголами «ударять» или «пинать» (dúb~túb – дуф~туф) в шумерском и нивхском языке, что может указывать на ритуальные атрибуты шамана – бубен и колотушку. Сравните также нивхский глагол ра – «бить» и «раюдь» – писать (у шумеров ra – бить, избивать; ставить оттиск печати).
Небесные путешествия с помощью духов-помощников, детальная разработанность многоуровневого устройства Вселенной, частое использование чисел 7 и 8 в ритуальных контекстах. Все это характерно, как для шаманской, так и для шумерской традиции. Особенно важны космогонические мифы о гибели всего живого на земле – от потопа у шумеров или от нестерпимого жара 2 или 3 солнц у нивхов.
Этот материал расширяет гипотезу о древних связях между нивхской и шумерской традициями. Систематичность совпадений в мифологии, добавленная к фонетическим и грамматическим параллелям, создает картину древнего предполагаемого родства или, по крайней мере, интенсивных контактов.
В нивхских мифах встречаются духи-помощники – летающая жаба и парящая змея. Это очень близко к шумерской концепции божественных покровителей. Герои нивхских сказок нередко делает себе послушных рабов из бузины и лиственницы. У шумеров также были представления о магических фигурках и статуэтках-заместителях. Путешествия в потусторонний мир нивхов Млы-Во – яркая параллель с нисхождением Инанны в «страну без возврата» и путешествием Гильгамеша в преисподнюю.
Давайте рассмотрим некоторые не совсем обычные совпадения.
Божества шумеров почти всегда изображались в шапках, состоящих из семи наложенных друг на друга пар бычьих рогов. У нивхов существовал нарядный головной убор «чарп пак» (буквально «шелковая шапка»). Его надевали, отправляясь в гости в другие селения. Шапка была приподнята на макушке и спускалась на затылок и уши, внутри подбивалась лисьим мехом, а сзади и с боков – мехом речной выдры.
В композиции строго симметричного узора «чарп пак» угадывались мотивы «парных рогов», что говорило об историко-культурных связях нивхов с кочевниками-скотоводами. [Кочешков, 2002]
Рогатая шапка – непременный атрибут сибирских шаманов. Олени присутствуют на костюмах корейских жрецов эпохи Хан. Сравните самоназвание коряков – ӄораӈа (олень) и наименование древнего государства Корё.
Божества шумеров обычно обладали melam – неоднозначной субстанцией, которая «покрывала их в ужасающем великолепии». Эффект, который оказывает на человека melam божества, описывается как ni – слово, означающее «мурашки по телу».
И в шумерском, и в аккадском языках есть много слов, выражающих ощущение ni, в том числе – puluhtu, означающее «страх». В нивхском языке пулу-пулу – ощущение и зрительное представление скатывающихся по телу при мытье комочков грязи (пулкс – «круг»). *¹⁰
В шумерском языке ní; ne4 – страх; почтение, уважение; ужас; трепет. У нивхов ӈидь – плата шаману за излечение; ӈиф – сердце; ӈир – глубокая деревянная чашка для ягод.
Me-lám / Me-li9(-m), me-lim5 – ужасный взгляд; блеск, ореол, венец, мистический свет (аналогия со славянской славой и иранским фарном). А еще láma, lám – навевающее трепет качество (la – изобилие, me – мощь); li9 – сверкать, сиять; lá – пенетрировать, проникать внутрь, прокалывать, силой вникать (чтобы видеть, смотреть). У нивхов лынгдудь – пробить, проломить; проникнуть силою. Сравните в нивхском языке: ғлудь – бояться; милк – черт, злой дух; ми – внутри.
Мифы шумеров свидетельствуют в пользу морского их происхождения. Вавилонский историк Беросс упоминал Оанна (Оаннеса или У-Ана) – человека с телом рыбы, который вышел на берег Персидского залива и дал людям закон, обучил их письму и наукам.
Другой миф говорит о созданных Энки человекообразных рыбах Абгаллу (ab-gal-lu), основателях первых семи городов Шумера. Среди них упоминается Адапа, его иногда считают прототипом Адама.
Полны аналогий сказания нивхов о «рыбных людях»: бедный рыбак вступает в связь с выловленной рыбой и появляется на свет ребенок, который, вырастая, становится великим добытчиком.
В нивхской сказке «Храбрый Азмун» главный персонаж, движимый заботой о своем народе, страдающем от безрыбья, совершает на спине касатки путешествие через Охотское море к Тайрнганду – «Морскому Хозяину». Там Азмун (сравните: азмыть – «мужчина») встречается с морскими духами – касатками, которые превращаются в людей и опять в касаток.
Тайрнганд описывается как глубокий старец с седой бородой. Он живет со своей старухой в подводной юрте на дне Охотского моря. Азмун будет хозяина игрой на варгане и в благодарность за радушный прием дарит владыке рыб этот музыкальный инструмент.
Хозяин моря Тол Ыз (Тайрнганд) занимает центральное место в нивхской мифологии, которая буквально пронизана водной символикой. По своему могуществу Тол Ыз равен богу Энки (шумерскому Нептуну).
Энки изображали в окружении жрецов в рыбьих плащах. Жрецы Оаннеса использовали рыбью кожу в качестве одеяний.
Из рыбьей кожи (в основном сазана и кеты) у нивхов изготавливали традиционную одежду – халаты (выскыл, ларшк), накидки (мо), обувь и даже нижнее белье. Раскраска рыбьей кожи, как и одежда из нее, – все это довольно редкое явление. [Кочешков, 2002]
У шумеров жрецы Энки носили специфический головной убор с раздвоенным верхом в виде головы рыбы с открытым ртом. Чешуйчатый веерообразный хвост мифического существа ниспадал сзади, как плащ. Есть версия, что этот тип головного убора стал прототипом митры у православных и католических епископов.
Интересно, что в одной из легенд, записанных Б. Пилсундским, присутствует известный в различных мифологиях сюжет о vagina dentata – влагалище с зубами. [Мифологическая проза…, 2019] Сюжет встречается в мифологии и фольклоре Индии, у индейцев и на островах Тихоокеанского региона, а также у айнов, рюкюсцев и японцев.
У шумеров встречаются мотивы, связанные с опасной женской сексуальностью и смертью от полового акта, хотя конкретный образ vagina dentata в классическом понимании не является центральным для месопотамской традиции. Наиболее яркий пример – миф об Инанне, роковой красавице, не пощадившей собственного возлюбленного Думузи. В некоторых версиях и связанных текстах богиня любви предстает как фигура, которая может быть смертоносной для своих любовников.
Существуют упоминания о том, как Инанна губила своих любовников. В шумерском эпосе есть знаменитый эпизод, где Гильгамеш отвергает предложение богини разделить с ним ложе и перечисляет судьбы ее предыдущих ухажеров – многих из них постигла смерть или превращение в животных после такой близости.
Есть любопытные примеры из фольклора арабов юго-восточного побережья Ирана и остров Ормузского пролива. У них существует легенда о Менмендас – девушке, внутренние бедра которой покрыты пилообразными зазубринами. Во время полового акта она распиливала пополам своих незадачливых страстолюбцев. [Саэди, 1977]
Один из интересных сюжетов нивхских сказок – воскрешение из мизинца. С одной стороны такая метафора весьма распространена среди шаманских народов Сибири. Но с другой – соотносится с шумерскими ритуалами восстановления и идеей магической силы частей тела.
В нивхской сказке герой вместо того, чтобы спасти красавицу, убивает ее, а мизинец девушки отрезает и проглатывает. Позже, вернувшись домой, он блюет. «И когда на ладонь упал тот правый мизинец, швырнул его на землю. И тогда поднялась молодая девушка».
В другой сказке главного персонажа съедают злые духи. Они случайно оставляют нетронутым мизинец. Ворона приносит эту косточку к двум сестрам, они кладут ее в люльку и качают. В результате герой воскресает. *¹¹
В более пространном сказании «Умумз нивх» есть момент, где девушка должна проколоть себе мизинец иглой, выпустить кровь и от этого забеременеть. [Нивхские мифы…, 2010]
Сюжет нивхских сказок воскрешения из мизинца можно сравнить с шумерскими ритуалами и мотивами поиска бессмертия Инанной и Гильгамешем.
Что касается участия мизинца в магическом обряде продления жизни, то аналогии можно проследить в фольклоре австронезийцев Филиппин. У тингианов, илоканских горцев острова Лусон, есть такой женский персонаж – Апониболинаен, которая рожает ребенка из мизинца. В сказке «Апониболинаен рожает из мизинца» героиня просит мать уколоть ей мизинец, который очень чесался, и, когда мать это делает, из мизинца выскакивает прекрасный младенец. [Сказки и мифы…, 1975]
Этот мотив сравнительно редок, но встречается также у других народов Океании.
Мотивы, где мизинец служит источником жизни, самостоятельным существом или началом нового тела, широко распространены в сибирском шаманизме (например, у якутов, бурят), а также в ряде мифов народов Центральной и Восточной Азии.
В шаманских обрядах могут присутствовать элементы ампутации – отрубание пальца как часть жертвоприношения, магическая реконструкция тела, иногда именно палец или его часть ассоциируется с зарождением нового существа или духа.
В этой связи интересен японский обряд отрезания пальца – юбицумэ. Это – добровольная ампутация в знак преданности. В первый раз отсекается фаланга мизинца, во второй – другая, а затем следующая или доброволец переходят к другим своим пальцам.
Архаические сюжеты, где части тела, включая мизинец, становятся самостоятельными или магически оживляются, фиксируются у аборигенов Австралии.
В отличие от других народов Амура, нивхи кремировали умерших на огромном костре под ритуальные плачи. Обычай характерен для Приамурья со времен неолита в то время, как у ительменов и чукчей трупосожжение не было широко распространено.
Как полагали Л. Штернберг и Е. Крейнович, погребальный обычай у нивхов могут указывать на их более южное происхождение. [Крейнович, 1955]
Самые ранние свидетельства кремации в Юго-Восточной Азии обнаружены в пещере Илле долины Девил на филиппинском острове Палаван. Находкам примерно 10.000 лет. Кремации практиковали многие австронезийцы, включая древних переселенцев на Мадагаскаре, Гавайях и в Новой Зеландии.
Еще один довод в пользу южного происхождения нивхов – их замысловатый орнамент (он заметно отличается от узорочья айнов). Но если говорить в целом, амурские неолитические культуры в этом отношении близки автронезийцам. Штернберг обратил внимание на то, что сложные нивхские двойные спирали отличаются от геометрических или линейных орнаментов соседних тунгусо-маньчжурских народов (например, ульчей и нанайцев).
Завитковые узоры на нивхской керамике, деревянных изделиях, одежде (особенно с Сахалина) напоминают орнаменты приамурской Вознесеновской культуры (III–II тыс. до н. э.) и искусство расписной керамики неолитической Кореи и Северо-Восточного Китая (например, культура Хуншань, 4700–2900 лет до н. э.). [Окладников, 1971]
Спиральные мотивы также встречаются в протоавстронезийских культурах (например, на Тайване, в керамике Дабэнькэн, ок. 3500–2000 лет до н. э.)
Орнамент у нивхов называется т’ағс. Это слово можно сопоставить с обозначением терминов головы: т’а – темя, т’ар – переносица. Скорее всего, имелась в виду голова медведя. Здесь надо упомянуть т.н. маску «обжоры» Таоте в искусстве неолита Северо-Восточного Китая. Обычно это стилизованное чудовище, напоминавшее контурами голову древнегреческой Медузы Горгоны, изображалось на бронзовых сосудах эпохи Чжоу.
Череп (без нижней челюсти) ритуально убитого медведя был объектом почитания и хранился в родовом амбаре. По окончании праздника нивхи вешали череп на дерево, укладывалась на родовые нарты или насаживалась на особый шест… Обряд подготовки и проведения «медвежьего праздника» напоминает австронезийские обычаи «охоты за головами», которые, по всей видимости, до сих пор сохранились на Калимантане среди даяков.
Визуально нивхский орнамент напоминает знаменитые узоры (кору) и татуировку на лице (та-моко) у маори. Нивхи не делали тату, но известно, что на «медвежьем празднике» они расписывали тело и лицо охрой и сажей. Это отличает нивхов от сибирских культур вроде Пазырыка (VI–III вв. до н. э., Алтай), знаменитых татуировками на мумиях.
Когда речь заходит о попытках сравнить шумерский язык с нивхским, то первым делом возникает вопрос расстояний. От Сахалина до побережья Ирака почти 8.000 км. Мог ли в древности человек преодолеть такое расстояние?
Принято считать, что в 350–550 годы до н. э. автронезийцы из южной части острова Калимантан переселились на Мадагаскар. Им пришлось на лодках с балансирами пересечь открытый океан, а это 9.000 км. Свершившемуся суждено стать одной из самых впечатляющих миграций в истории человечества.
Другая проблема – климатический контраст. Южный Ирак находится в тропическом поясе, а устье Амура и север Сахалина – в умеренно-мусонной зоне. Большинство известных миграций в древнюю эпоху и Средние века происходили в обратном направлении – с севера на юг или в пределах одного климатического пояса. Но есть и ряд исключений.
Большинство таких примеров касаются австронезийцев. Около 6000 лет назад предки филиппинцев и индонезийцев из тропической Юго-Восточной Азии переселились на более холодный Тайвань. На побережье острова субтропики, но в центральной части – умеренный климат. А великое переселение малайцев происходило из тропиков Калимантана в субтропики Мадагаскара. Климат Южного острова Новой Зеландии, где начали селиться полинезийцы маори с 13–14 вв., – умеренно холодный морской. (В наше время летом в Южно-Сахалинск: +15°C, а зимой –10°C; в Крайстчерче +20°C и +5°C соответственно).
Третье ожидаемое возражение – культурный перекос. Шумеры – строители грандиозных зиккуратов и первых в мире урбанистических центров общественной жизни, создатели клинописи и выдающейся литературы. Нивхи же еще несколько веков назад жили в юртах, в небольших селениях, не владея грамотой для фиксации богатой устной традиции.
На самом деле есть немало примеров, когда потомки абсолютно не похожи на своих предков. Например, ацтеки и майя тоже не строят великих пирамид и давно позабыли древнюю письменность. Совсем другой случай – современные венгры, которые, не смотря на особенности языка, неотличимы от немцев. И на первый взгляд, вряд ли скажешь, что таежные ханты и манси – их ближайшие этнические родственники.
Но, наверное, главный вопрос – хронологический разрыв. Ну как можно сравнивать один из древнейших литерных языков планеты с речью современных нивхов?
Шумерский существовал в Месопотамии (современный Ирак) около 6500 лет назад, а нивхский распространен на территории нынешней России (в устье Амура и северной части Сахалина). Да, корни нивхов могут уходить в неолит (ок. 3000–1000 лет до н. э.), но мы не знаем древнего состояния их речевой культуры.
Тем не менее существуют примеры, когда лингвисты убедительно доказали родство некоторых современных языков с древними прародителями. В XVIII в. У. Джонс заметил поразительные сходства между санскритом, греческим и латынью. Б. Грозный в нач. XX в. доказал, что хеттский язык (записанный клинописью во II тысячелетии до н. э.) является индоевропейским. А дешифровка тохарских рукописей в Центральной Азии открыло миру еще одну вымершую ветвь индоевропейской семьи в оазисах Западного Китая.
Большинство специалистов считают наиболее вероятной гипотезу, что основатели цивилизации долины Инда в III–II тыс. до н. э. говорили на языке, родственном тамильскому.
Во многом показательна ситуация с хаттским (протохеттским) языком, засвидетельствованном в III тыс. до н. э. в окрестностях турецкой Анкары. В 1920-х годах Э. Форрер впервые высказал предположение, что хатты состояли в родстве с западнокавказскими народами – абхазами и адыгами. И сегодня это одна из самых правдоподобных гипотез. Более того, ученые нашли еще одного предполагаемого родственника хаттов. Это – енисейские кеты [Kassian, 2009–2010], которых раньше вместе с нивхами причисляли к палеоазиатским народам.
Заметьте, что сравнивать древнеписьменный хаттский язык не помешал тот факт, что расстояние между двумя сопоставляемыми ареалами превышает 4,5 тыс. км. Кеты, как и нивхи, получили письменность лишь в 1930-х годах. И у них, в отличие от тохаров и хиндустанцев не было записанных в Средневековье религиозных гимнов, восходящих своей устной формой к I тыс. до н. э.
Тем не менее, даже если прямое родство хаттов с кетами доказать будет проблематично, такие попытки окажутся полезными для исследования древних трансевразийских связей между разными народами.
Австронезийские народы были первыми, начавшими строить морские парусники, пригодные для дальних путешествий. Их прародиной в неолите, скорее всего, был Восточный Китай (междуречье Хуанхэ и Янцзы, а также Фуцзянь). Оттуда будущие мореходы вынуждены были переселиться на Тайвань под натиском носителей сино-тибетских языков.
Распад австронезийской общности начался в V–IV тыс. до н. э. Во II–I тыс. до н. э. ими заселена Индонезия, откуда будет совершена колонизация Мадагаскара. На Самоа происходит формирование неолитической культуры Лапита. Из этого нового центра происходит экспансия в Микронезию, на Гавайи, остров Пасхи и в Новую Зеландию.
Протоавстронезийцы, начиная с V тыс. до н.э. уже владели лодками-аутригерами, позволявшими преодолевать значительные расстояния. Примерно с этого времени происходят попытки колонизировать Японские острова.
Генетические связи японского языка не до конца выяснены. Существенный пласт лексики обнаруживает параллели с австронезийскими языками. Исследователи находят целый ряд совпадений с нивхским языком.
Сравните: в древнеяпонском te – рука, в нивхском – тымк, kap(a) и ӿал – кожа, pira и пыри-ф – равнина, ikki – дышать и ыкыкы – тяжело дышать, nup – стежка (одеяла) и нух – игла, pa – листва и пал – лес, mi-ru и мы-дь – слушать. [Сыромятников, 2002]
Кроме того, что похожи этнонимы японцев и нивхов (nihon и ниғвӈ), сопоставляемые языки обладают структурными аналогиями. Некоторые из них являются весьма специфическими.
В обоих языках наблюдается явление, напоминающее внутреннюю флексию: kiru – резать, köru – рубить, kuru – выдалбливать, karu – косить (в японском) и вадь – выступать в поход, ведь – бежать, видь – идти, водь – получить (в нивхском).
Нивхский язык знаменит сложными правилами чередования в глагольных основах. Одно из них – выпадение начального i- и появление в основе за первым измененным согласным вставного звука -u-: ифкть (запрягать) – ӄан букть (запрягать собаку), иғдь (убить) – лиғс к’удь (убить волка).
В древнеяпонском языке были замечены похожие перегласовки. Обычно специалисты говорят о таком явлении, как «перелом гласного i». Речь идет о переходе i первого слога в a или о (под влиянием качества гласного второго слога): isamu > asamu (предостерегать), tigapu > tagapu (различаться), ikupa > ukupa (цель). Такой ограниченный сингармонизм, кстати сказать, характерен не для алтайских, а более южных, малайских языков. [Сыромятников, 2002]
Кроме того, в нивхском и японском двухчастная модель времени, звук r- в анлауте, тональные акценты, а также развитая редупликация. В древнеяпонском языке суффикс дательно-местного падежа -ni (umi-ni – в море). Локатив -уин (-ин, -ун, -н) зафиксирован и в нивхском. Есть некоторые совпадения в числительных: 6 и 7 – mu- и nana- в японском; ӈах и ӈамг (для счета людей) в нивхском.
Японские лингвисты педагогического университета Асахигава на Хоккайдо Кацунобу Идзуцу и специалист по языку нивхов Кадзухико Ямагути считают нивхский язык одним из предков современного японского. [Усов, 2015] А Ким Банг Хан предположил, что нивхский повлиял на формирование не только японского, но еще и корейского языков. [Robbeets, Hudson, 2020]
Австронезийцы технически могли достигать северных регионов. Расстояние не было для них непреодолимым барьером. Особенно, если учесть, что от Калимантана и Лусона до Сахалина и Камчатки (через Тайвань) протянулась длинная цепь островов Тихоокеанских архипелагов.
Отсутствие массовой миграции по этому северному маршруту объясняется скорее климатическими, экологическими и культурными факторами, чем техническими ограничениями. Австронезийцы в устье Амура могли попасть в результате миграций с Лусона или Калимантана. Вероятнее всего их маршрут, в таком случае, пролегал через Японию.
Антропология нивхов еще не до конца изучена. Тем не менее, можно говорить об их своеобразии и ярких отличиях от соседних монголоидов Сибири. Существует версия, что особый амуро-сахалинский тип нивхов сложился в основном вследствие древнего контакта тихоокеанских и североазиатских вариантов «желтой расы». [Левин, 1958]
Некоторые черты амуро-сахалинского обладают сходством с австралоидными элементами. Более темная, чем у тунгусо-маньчжуров, пигментация кожи и глаз; жесткие волосы, иногда волнистой формы; сильное развитие эпикантуса в сочетании со значительным ростом бороды; толстые губы.
По гипотезе М. Левина, нивхи – древнейшее население Приамурья. Предполагается, что они являются наследниками неолитической Громатухинской культуры полуоседлых охотников, появившихся в бассейне Зеи 15,5 тыс. назад, и земледельческой Осиноозерской (IV тыс. до н. э.).
У нивхов Сахалина выявлена специфическая Y-хромосомная гаплогруппа С. При этом ее встречаемость самая высокая среди народов Восточной Сибири. Это одна из очень древних гаплогрупп, распространившихся из вторичного Ближневосточного очага этногенеза 60 тыс. лет назад. Один из субклад С доминировал в Западной и Центральной Европе до неолита. Сегодня наибольшая концентрация гаплогруппы C наблюдается среди коренного населения Монголии, Дальнего Востока РФ, Полинезии, а также у аборигенов Австралии.
Наибольшее разнообразие гаплогруппы C обнаружено в Индии. Это позволяет говорить, что ее носители длительное время находились на территории побережья Южной Азии.
Можно предположить, что далекие предки современных нивхов селились в пределах Передней Азии и мигрировали в Приамурье вдоль побережья Индии и Китая. Но переселение могло происходить и сухопутным путем.
Такой путь проделали индоевропейцы. Предположительно их неолитическая культура возникла в III тыс. до н. э. на территории Южного Урала и Северного Казахстана. Предки тохаров совершили экспансию на Алтай, где возникла Афанасьевская культура эпохи энеолита. Позже тохары были оттеснены в самый безлюдный район Евразии – в таримские оазисы пустыни Такла-Макан.
Возможно, похожим маршрутом продвигались пращуры многих народов, населивших низовья Амура и Енисея (в том числе кеты и нивхи). Внутриазиатский горный коридор (Inner Asia Mountain Corridor – IAMC) позволил переселенцам постледникового периода преодолеть горы и пустыни и продвинуться из Центральной Азии в Сибирь – на Алтай, в верховья Енисея и дальше к устью Амура, где и сейчас живут нивхи.
В погребениях села Батени Афанасьевской культуры находят останки с предположительно «негроидными» признаками. Представители «тропического расового ствола» проникли на север до района современного Красноярска. [Козинцев, 1974]
В контексте гипотез об отдаленном родстве праиндоевропейского и нивхского языков IAMC важен, так как он предлагает маршрут, по которому предки этих групп могли взаимодействовать в глубокой древности (10–15 тысяч лет назад) или иметь общего предка в окрестностях Алтая или Центральной Азии.
Эта теория объясняет любопытные параллели, связывающие Переднюю Азию с Южной Сибирью.
Например, кремация, которая отличает нивхов от соседних народов, известна не только австронезийцам, японским курганным культурам периода Яёй (300 г. до н. э. – 300 г. н. э.) и китайцам эпохи Шан (XVII-XI вв. до н. э.), но также монголам, тюркам, скифам, славянам и германцам.
Интересно, что у юкагиров Колымы был обычай «собачьих погребений» (или т. н. «кормления собак»), когда покойника просто оставляли в тундре на съедения животным. Считалось, что собака была проводником души умершего в загробный мир. У этого обряда есть параллели мифологического плана с ритуалами древних иранцев II–I тыс. до н.э.
У индоариев был известна экскарнация – архаичная традиция удалять с костей плоть перед захоронением. Зачастую эту трудоемкую работу позволялось делать животным и птицам.
Необычайно интересны изображения кораблей Тазминской культуры на территории Хакасии. Протоцивилизация локального типа возникла в позднем неолите в нач. III тыс. до н. э. в бассейне Среднего Енисея в Минусинской котловине. Найденные в здешних местах изображения свидетельствуют о сильнейшем импульсе, направленном южным центром древнейшей цивилизации человечества на далекий север – в степи Саяно-Алтайского нагорья. [Кызыласов , 1986]
Над личиной изваяния № 5 из котловины Copra сохранилось изображение ладьи с высоко задранным носом и кормой. Такой тип судна является древнейшим в Евразии (IV – начало III тыс. до н. э.) и известен от долины Инда, Евфрата, Нила и до северного Средиземноморья. Глиняные модели и пиктограммы аналогичных кораблей начала IV тыс. до и. э. найдены в Месопотамии. Известны похожие корабли и по раннеминойскому искусству Крита.
Красочное наскальное изображение солнечной ладьи обнаружено на реке Смолянка близ Усть-Каменогорска. Образ небесного солнечного корабля, по мнению некоторых ученых, свидетельствует о раннем проникновении египетского солярного мифа вплоть до Сибири. [Формозов, 1980]
В этой связи можно вспомнить «сказочную перекличку» нивхов и египтян – легенду о воскресении Осириса из отрезанного пениса, который в воде находит крокодил, (см. примечание *¹¹) и сюжет шаманских циклов о возрождении героев из мизинца.
Древнейшими миграциями неолита или даже более ранних эпох можно объяснить морфологические встречи в нивхском и индоевропейских языках: лиғс и *wlkwa- (в греческом языке lykos – волк); кулкус и *kʷékʷlo- (в греческом kyklos), к’ир и *ger- (журавль). Но можно указать и на другие лексические совпадения: в нивхском рув (тув) – единокровные или родные братья, а в этрусском языке ruva – брат. У нивхов радь – светить (о солнце); рай (тай) – тундра и божество природы; рыудь – учить, раюдь – писать, юрудь – читать, считать. А в древнеегипетском языке rꜥ – солнце (солярный бог Ра); rt – говорить; rḫ – знать.
Интересно, как объясняли авторы ностратической теории огромные расстояния между сравниваемыми ареалами?
Например, Дж. Гринберг в первую очередь подчеркивал не прямые контакты между народами, а дальнее генетическое родство через общего предка. Это значит, что сходства в лексике, грамматике и фонетике объясняются не заимствованиями у соседей и не торговыми контактами, а общим происхождением от протоностратического языка. Географическое расстояние (горы, пустыни, огромные пространства Сибири и Центральной Азии) учитывается через модель миграций древних популяций. В постледниковый период предки сравниваемых народов (в данном случае можно вести речь о протошумерах и протонивхах) еще не были разделены и жили в более компактной области. Возможно, в возможно, в Центральной Азии, на Кавказе или Ближнем Востоке.
Распад протоностратического языка произошел примерно 10–18 тысяч лет назад. Предки индоевропейцев, уральцев, алтайцев и других (включая нивхский и шумерский, как возможный дальний родственник в расширенных версиях) жили относительно близко. Индоевропейцы двинулись на запад и юг (в Европу, Иран, Индию), а предки нивхов – на восток, через Сибирь к Амуру.
Феномен циркулярных миграций в антропогенезе представляет собой фундаментальный вызов линейным моделям расселения человечества. Данные палеогенетики и археологии свидетельствуют о существовании обратных миграционных потоков. Наиболее известным примером служит гипотеза о возвратной миграции из Берингии в Северо-Восточную Азию в позднем плейстоцене.
Концепция «кольца цивилизаций» предполагает, что культурные и лингвистические инновации, распространяясь по периферийным маршрутам, могут возвращаться в исходные регионы в трансформированном виде. Этот процесс осложняет традиционные методы исторической лингвистики, поскольку сходства между отдаленными языками могут отражать как общее происхождение, так и вторичные контакты через промежуточные популяции.
Гипотетические шумерско-нивхские параллели могут оказаться следствием такой циркулярной модели. Предполагаемые носители протонивхов могли мигрировать из Передней Азии через Внутриазиатский горный коридор к Тихому океану в неолите, где их потомки адаптировались к морской среде. Параллельно другая ветвь предположительно продвинулась через Южный Китай и по морю заселить Тайвань, Филиппины и Индонезию. А потом по берегу Индийского океана австроазиаты (например, народы мунда и другие) вновь могли вернуться на Ближний Восток.
Такая модель объяснила бы типологические сходства (структурные, семантические) и лексические корреляции в базовой терминологии, сохранившиеся несмотря на тысячелетия независимого развития. Концепция циркулярных миграций позволяет рассматривать отдаленные языковые параллели не как результат случайных совпадений, но как следы древнейших связей человеческих популяций.
Предлагаемое исследование не претендует на окончательное решение вопроса о генетическом родстве сравниваемых языков. Его цель – продемонстрировать эвристический потенциал междисциплинарного подхода, интегрирующего лингвистические, археологические и антропологические данные для реконструкции древнейших этапов человеческой истории.
Даже если выявленные параллели окажутся результатом случайных совпадений или вторичных контактов, их систематический анализ способствует уточнению методологических принципов дальней компаративистики и расширению представлений о возможностях сохранения языковой информации в экстремальных хронологических условиях.
Примечания*¹ Агглютинативность – тип словоизменения, при котором к основе как бы «приклеиваются» различные форманты, каждый из которых несет только одно значение. Яркий пример – турецкий язык. «Uçurtmayı vurmasınlar» – название кинофильма «Пусть они не сбивают воздушного змея»: Uçurtma-yı (воздушный.змей-его) vur-ma-sın-lar (сбивать-не-пусть-они).*² В языках аккузативного строя субъекта маркируется именительным падежом, а объект – винительным. Эргативность, это когда в падежной системе появляется эргатив – особый маркер производителя действия (агенса). Носитель действия (пациенс), как правило, не маркируется. Эргатив появляется только в переходных глаголах. Так, в чеченском языке:Друг убил змею. – ДоттагӀчо саьрмик бийна.Друг лежит. – ДоттагӀ Ӏуьллуш ву.Змея убила друга. – Саьрмико шен доттагӀ вийна.В шумерском:Человек лежит – lú ì-náЧеловек кладет палку lú-e g̃idru i-b-n-g̃ar-eЧеловек положил палку lú-e g̃idru i-n-g̃ar*³ Изолят в языковой систематике – язык, который не входит ни в одну известную языковую семью. Наиболее известные примеры подобных языковых систем включают корейский, японский, баскский, бурушаски, шумерский, этрусский. Много изолятов в Северной части Тихого океана – хайда, юкагирский, айнский, ительменский и нивхский.*⁴ Еще можно вспомнить эскимосо-алеутские языки, которые распространились по арктическим берегам от Чукотки до Гренландии. Это – огромное пространство, более 5.000 километров.*⁵ Седанг – язык австроазиатской семьи севернобахнарской группы в горах Лаоса и Вьетнама. В нем 24 чистых гласных. Все они могут быть простыми (a), назализованными (ã) и скрипучими (a̰), причем некоторые могут нести сразу две характеристики ([ã̰]). Смыслоразличительной долготы гласных в седанге нет, но зато около 55 дифтонгов.В языках бахнарской группы 9 возможных видов качества гласных и различение фонематической долготы.*⁶ Сравните похожий параллелизм в грузинском языке: 10 – ati, 100 – asi. На такое же явление указывает и Н. Марр: «Самое число 10, а следовательно и 5 одно время означало «много». В свою очередь с развитием производства и расширением человеческого горизонта мышления это «много», очевидно, в свое время перешедшее на 10, постепенно переходило на 100 на 1000 и 10000».Система счета часто связывалась с рукой. В египетском языке для обозначения 10.000 применялся иероглиф, изображающий один палец. Сравните в афразийских языках: египетское ḏba (палец) и в хауса dubw (тысяча). Л. Леви-Брюль приводит такие примеры у меланезийцев. У сабо tale (sale) – 10, а на островах Торресова пролива – 100. Это, несомненно, одно слово в обоих случаях. Некогда в менгоне слово tini могло передавать 3 (крайний предел местного счета), а на Фиджи оно значит 10, у маори – 10.000... Слово tar в некоторых языках означает «много», в других – 10, а в третьих – 1.000.*⁷ Омонимия названия человека и животного встречается в архаичных пластах языков мира. В адыгейском языке: шы означает одновременно «брат» и «лошадь», хьэ (устаревшее «человек», «существо» и в то же время «собака»), цIэ («вошь» и «имя»), къо – сын и свинья. Сравните в русском языке «сын» и «свин». Некоторые пытались доказать, что последние корреляты этимологически значимы. [Uhlenbeck, 1898]*⁸ Е. Груздева предполагает, что когда-то нивхский язык был менее агглютинативным и более изолирующим, то есть в нем было мало суффиксов, а предложения строились только из отдельных слов. Очевидно, что некоторые суффиксы современного нивхского языка когда-то были отдельными словами. [Нивхский язык. Как звучит… 2025]*⁹ Скорее всего, слово шаман восходит к названию одного из атрибутов древнейших мистерий в алтайских языках. Например, – к танцу или маске. В мокшанском языке шама – это «лицо», шаманя – «личико», шамафкс – «маска». Еще одно мокшанское слово – шамдома, оно означает «освобождение» (опорожнение). Надо заметить, «концепция очищения» и связанный с ней поиск пути освобождения и просветления является ключевой в буддизме.Можно вспомнить также тибетскую мистерию масок – цам (ˀcham – «танец»).*¹⁰ В шумерском мифе о нисхождении Инанны в Страну без возврата Энки взял грязь из-под своих ногтей и создал двух демонов-помощников – малого плакальщика и шута.*¹¹ В древнеегипетском мифе Сет расчленил тело Осириса на 14 частей и разбросал их по дельте Нила. Исида вместе с Анубисом и сестрой Нефтидой разыскала и собрала все части тела убитого бога, кроме фаллоса, который съели рыбы.Тогда Исида вылепила фаллос из глины и прирастила к телу покойника. С помощью магии она ненадолго оживила Осириса и, обернувшись соколицей, зачала от него Гора. Литература:Аккадский (вавилоно-ассирийский) язык. Вып. II. Словарь. Сост. Л. А. Липин, ред. В. В. Струве. Л., 1957.Альбедиль М.Ф., Протоиндийская цивилизация. Очерки культуры, М., 1994Володин А.П., Мысли о палеоазиатской проблеме // Вопросы языкознания, №4, 2001. С. 129.Гашилова Л. Б., Лексико-семантические особенности количественных числительных в сахалинском диалекте нивхского языка // Russian Linguistic Bulletin. Вып: № 3 (51). – Екатеринбург, 2024.Груздева Е. Ю., Нивхский язык // Языки мира. Палеоазиатские языки. – М., 1997. - С. 139–154.Дьяконов И.М. Языки древней Передней Азии. М., 1967.Козинцев А. Г., Проникли ли в древности негроиды в Сибирь? // Вопросы антропологии, вып. 47. М., 1974.Кочешков Н. В., Декоративное искусство нивхов // Россия и АТР, 2002, № 1.Крейнович Е. А., Гиляцко-тунгусо-маньчжурские параллели. Доклады и сообщения Ин-та Языкознания Ан СССР, вып. VIII, 1955. – С. 136.Крейнович Е. А. Об инкорпорировании в нивхском языке // Вопросы языкознания, № 6, 1958. С.21–33.Кызыласов Л. Р. Древнейшая Хакасия. М., 1986.Левин М. Г., Этническая антропология и проблемы этногенеза народов Дальнего Востока. Труды Института этнографии имени Н. Н. Миклухо-Маклая, Новая серия, т. XXXVI, Труды Северо-восточной экспедиции, II, М., 1958.Леонтьев А. А., Папуасские языки. М., 1974.Мифологическая проза малых народов Сибири и Дальнего Востока» — сборник, составленный Е.С. Новик, М,, 2019.Нивхские мифы и сказки / Под. ред. А.М. Певнова, М., 2010Нивхский язык. Как звучит снег, выбиваемый из обуви, и почему никому нельзя называть свое имя // ПостНаука, 10.11.2020. Дата обращения 18.08.2025. Электронный ресурс: postnauka.org/longreads/155703Окладников А. П., «Петроглифы Нижнего Амура». Л., 1971.Островерх В. А., Гонтмахер П. Я. Мифологические представления нивхского этноса и их корреляция с формами взаимодействия с реальностью. // Вестник Тихоокеанского государственного университета, 2010.Пелих Г., И. Захоронение // Происхождение селькупов. Томск, 1972. – С. 167.Поливанов Е. Д. Одна из японо-малайских параллелей // Изв. Росс. Акад. наук, Серия VI. – 1918. – Т. XII, № 18. – С. 2283–2284.Рифтин А. П., Система шумерских числительных // Сб. «Языковедные проблемы по числительным», I, 1927.Саэди Голамхосейн. Одержимые ветрами, 1977. C. 82.Сводеш М. Лексикостатистическое датирование доисторических этнических контактов // Новое в лингвистике. Вып. 1. – М., 1960. – С. 23–52; Сводеш М. К вопросу о повышении точности в лексикостатистическом датировании. – Там же. – С. 53–87.Сказки и мифы народов Филиппин. Составление, перевод с английского и тагальского Р. Л. Рыбкина, М., 1975.Усов В., Японскими лингвистами активно изучается нивхский язык, как предок японского // nivhi.ru, 12.03.2015.Формозов А. А., Памятники первобытного искусства на территории СССР. М., 1980. С. 37–39.Штернберг Л. Я. Гиляки, орочи, гольды, негидальцы, айны. Хабаровск, 1933.Autran Ch. Sumérien et indo-européen. L'aspect morphologique de la question. Paris, 1925.Blust, Robert. 1999. Subgrouping, circularity and extinction: some issues in Austronesian comparative linguistics. In Zeitoun, E.; Li, P.J.K (eds.) Selected papers from the Eighth International Conference on Austronesian Linguistics. Taipei: Academia Sinica. PP. 31–94.Diakonoff, Igor M. External Connections of the Sumerian Language. In: Mother Tongue. Gloucester MA 3. 1997.Diamond J., Bellwood P. Farmers and Their Languages: The First Expansions. In: Science. 300 (5619), 2003.Gell-Mann M.; Peiros I.; Starostin G., Distant Language Relationship: The Current Perspective. In: Journal of Language Relationship (1), 2009.Greenberg, Joseph H. 1971. "The Indo-Pacific hypothesis." In: Current Trends in Linguistics, Vol. 8: Linguistics in Oceania, edited by Thomas A. Sebeok, 808-71. The Hague: Mouton. (Reprinted in Greenberg, Genetic Linguistics, 2005, 193–275).Hevesy, W. Osterinselschrift und Indusschrift. – Orientalistische Literarurzeitung, 1936.Indo-European and Its Closest Relatives: The Eurasiatic Language Family. Stanford: Stanford University Press, Volume I: Grammar, 2000; Volume II: Lexicon, 2002.Indo-European and the Nostratic hypothesis. – Charleston, S. C., 1996.Jagersma A. H. (January 2000). Sound change in Sumerian: the so-called /dr/-phoneme. In: Acta Sumerologica 22: 81–87.Jagersma A. H., A Descriptive Grammar of Sumerian, Universiteit Leiden, 2010.Jones L. K., The question of ergativity in Yawa, a Papuan language. In: Australian Journal of Linguistics, 6 (1), 1986. P. 99–110.Kassian, A. Hattic as a Sino-Caucasian language // Ugarit-Forschungen. Internationales Jahrbuch für die Altertumskunde Syrien-Palästinas. Bd 41, 2009–2010. P. 309–447.Robbeets M., Hudson M., Archaeolinguistic evidence for the farming / language dispersal of Koreanic. In: Evolutionary Human Sciences, 2020, 2, e52.Shafer R. Was New Guinea the Graveyard of 100 South Asian and Pacific Cultures? In: Orbis, t. 14, 1965, № 2.Schmidt, Wilhelm. 1906. Die Mon-Khmer-Völker, ein Bindeglied zwischen Völkern Zentralasiens und Austronesiens/ In: The Mon-Khmer peoples, a link between the peoples of Central Asia and Austronesia. Archiv für Anthropologie, Braunschweig, new series, 5:59-109.Toward Proto-Nostratic: a new approach to the comparison of Proto-Indo-European and Proto-Afroasiatic. – Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins, 1984.Uhlenbeck C. C., Kurzgefaßtes etymologisches Wörterbuch der altindischen Sprache, Amsterdam, 1898–1899.Whittaker G., The Case for Euphratic. In: Bulletin of the Georgian National Academy of Sciences, 2008. 2 (3). Tbilisi: P. 156–168.Witzel M., The Languages of Harappa. In Kenoyer, J. (ed.). Proceedings of the conference on the Indus civilization. Madison, WI. Retrieved, 2007. Словари:Нивхско-русский словарь. Свыше 13000 слов. Сост. В. Н. Савельева, Ч. М. Таксами. М., 1970.Elementary Sumerian Glossary by Daniel A. Foxvog (after M. Civil 1967). Мифы:Нивхские мифы и сказки / Под. ред. А.М. Певнова, М., 2010.