В последнее время перспективным направлением в балканистике считается расширение границ Балканского языкового союза. [1] Традиционно, в его базовый состав принято включать болгарский, македонский, албанский, румынский, а также отчасти новогреческий и сербскохорватский (торлакский диалект). [Трубецкой, 1923] Кроме того, как установлено, адстратные черты балканских языков приобрели цыганский, гагаузский языки, а также ладино (еврейско-испанский) .

В соответствии с частотностью балканизмов эти языки делят на три группы. [Hávranek, 1966] В первую попадают языки с наивысшей степенью конвергентных структурных черт, что делает их неким ядром, - албанский, румынский, болгарский, македонский. Языки второй степени обладают меньшим набором сходных признаков и составляют периферию Балканского языкового союза - новогреческий и сербскохорватский. К третьей группе относят языки Балкан, не имеющие в своей структуре союзообразующих признаков (турецкий, венгерский), тем не менее, под турецким влиянием возник, например, нарратив (пересказывательное наклонение) в болгарском и македонском языках.

В объект общебалканских лингвистических исследований вовлекаются зоны языковых контактов на границах рассматриваемого лингвистического пространства, где сходство обнаруживается по одному или нескольким признакам.

Например, можно рассматривать специфические формы будущего времени в украинском языке, как балканизм: форма будущего времени глаголов бачитиму - "буду видеть" (ср. в болгарском "увижу" - ще видя, в сербском jа ћу видети). То же самое можно сказать и об украинском плюсквамперфекте: обiцяв був - "обещал" (ср. в болгарском - обещал съм, в сербском - обећао сам, в македонском - имам ветено).

Отмечается, что нейтральный гласный под ударением, похожий на [ə] существует не только в албанском, румынском и болгарском, но и в американском варианте английского языка (ср. curry [kəri], encourage [inkcəridg]), а также в некоторых западно-романских языках (португальском, каталонском, отдельных диалекты итальянского). [Avram, 1990]. Ротацизм, отмеченный в румынском и албанском (тоскский диалект), отмечался в большинстве германских языков и латыни. Наконец, умлаут, широко представленный в албанском, встречается в германских и тюркских языках. [Русаков, 2004]

Как оказывается, многие языковые явления, считавшиеся сугубо местными, существуют и за пределами Балканского полуострова. Сегодня исследователи сопоставляют балканизмы с характерными языковыми чертами других ареалов Европы и даже шире - Евразии.

Внимательное ареально-типологическое рассмотрение "циркумбалтийского ареала" [Koptjevskaja-Tamm, Wälchli, 2001] показало, что имеются свойства, объединяющие его с Балканским языковым союзом (в высокой степени свободный порядок SVO, возможность эвиденциала, постпозитивные артикли). Таким образом, оба лингвистических пространств, по мнению ученых, представляют собой как бы переходную зону между языковым типом Standard Average European (SAE) и разновидностью, представленной в центрально-евразийских языках. При этом языки Балканского союза более втянуты в группу SAE , нежели языки северной части Восточной Европы. [Koptjevskaja-Tamm, Wälchli, 2001]

Сравнивая языки "циркумбалтийского ареала" с балканскими, исследователи в первую очередь обращают внимание на суффигированный постпозитивный определенный артикль в скандинавских языках (в датском языке skib~skibet - "корабль"), членные формы прилагательных в литовском и русском: красив-ый, красив-ая - букв. "красив-он", "красив-она" (кстати в литовском, как и в языках Балканского союза тоже отсутствуют геминаты: алло - alio, программа - programa и т.д.). [2] Аналогичные явления, характерные для Балканского языкового союза просматриваются в валлийском языке: "затемненный" гласный y [ə], нередко находящийся под ударением, а также местоименный плеоназм, когда притяжательные местоимения ставятся впереди определяемого ими имени, а уже за ними может следовать соответствующая форма личного местоимения: fy mara i - "мой хлеб" (букв. "мой хлеб я"), dy fara di - "твой хлеб", ei fara fe - "его хлеб" и т.д..

Как видно, балканизмы обнаруживаются не только собственно на Балканах и не только у носителей европейских языков. Похожие явления фиксируются среди иранских языков (наиболее последовательно в фарси). Речь идет об изафетных конструкциях в фарси при наличие постпозитивного неопределенного артикля, фонетически совпавшего с рефлексом старого указательного местоимения. [Эдельман, 2002] В албанском также наблюдается частичное совпадение (или общее происхождение) постпозитивного и связующего артиклей. Сравните: в албанском miku i dashur - "милый друг", в таджикском дӯст-и азиз (букв. "друг-он милый"). В курдском языке у изафетного показателя есть разные формы в зависимости от рода и числа имени: дəст-е р’аст - "правая рука" (в мужском роде), сев-а тьрш - "кислое яблоко", сев-ед тьрш - "кислые яблоки".

Для нас будет особо интересно отметить, что балканизмы проявляются и в языках народов Кавказа.

Например, нейтральный гласный ը [ə] (в осетинском - ы, æ) и постпозитивные артикли в армянском языке - ս, դ (s, d) для первого и второго лица: tetr - "тетрадь", tetr-s - "моя тетрадь", tetr.um-s - "из моей тетради". [3] Удвоение клитики, характерной для Балканского союза исследователь А. Сидельцев находил в хеттском языке. [Sidelcev, 2011] [3a]

При этом сказанное не ограничивается индоевропейскими языками Кавказа.

И. Дьяконов упоминал, что в хурритском и урартском языках были распространены подударный нейтральный гласный ə и постпозитивные частицы. [Дьяконов, 1967] Похожие явления можно наблюдать в шумерском и хаттском языках. [3b] Дьяконов отмечал, что древнейшие языки Передней Азии обнаруживают структурные сходства сродни языковому союзу.

Кавказовед Г. Климов считал, что "при ареальном изучении картвельских языков следует также учитывать возможность выявления в них отдельных черт Балканского союза". По его мнению, эти черты свойственны морфологии лазского языка (картвельская семья). Ранее с аналогичной идеей выступал Г. Шухардт. [Климов, 1986]

При расширении географических границ Балканского языкового союза возникает закономерный вопрос: не является ли такое сходство структурно-типологических признаков поверхностным явлением? Если говорить о проявлении свойств Балканского языкового союза в персидском, армянском [Макаев, 2004; Meillet, 1936] или, например, в осетинском еще представляется возможным ввиду небольшой удаленности лингвистических ареалов, то как быть с другими, более странными, примерами?

Например, в южносулавесийских языках тоже есть постпозитивный артикль, неопределенный гласный ə в ударной позиции, местоименный плеоназм... Например, в бугийском языке: N-ánre-tó-n-i ápi gə́ddoŋŋ-é - "Склад был также уничтожен пожаром" (Он-уничтожать-также-уже-его огонь склад-артикль). [Сирк, 1990] Этот вопрос пока остается открытым. Хотя иранист Эдельман выдвигал гипотезу, объясняющую балканизмы креолизацией и пиджинизацией многонациональных регионов. [Эдельман, 2002; Дьячков, 1988]

Теория языковых союзов вызывает интерес еще и тем, что некоторые ее общие аспекты остаются недостаточно ясными. Еще более неопределенным остаются многие частные вопросы. Неясны, например, принципы ареального соотнесения языков, параллельно обнаруживающих структурные соответствия на Балканах и на Кавказе. [Эдельман, 1978]

К сказанному надо добавить, что удаленность ареала кавказских языков, к которым принадлежит адыгейский и языков Балканского союза не может быть серьезной помехой для сопоставления, так как миграция населения и целых народов в древности приводила к их перемещениям на еще более значительные расстояния.

* * *

Большой интерес представляют типологические черты, общие для части языков Кавказа и для языков, входящих в Балканский союз, причем наибольшее количество балканизмов, как мы покажем, выявляет адыгейский язык. С другой стороны, примечательно, что аналогичные структурные аналогии трудно выявить в языках, родственных адыгейскому (например, в абхазском). Хотя однопризнаковые параллели можно наблюдать в некоторых дагестанских языках. Например, в годоберинском локативный принцип формирования числительных и падежный синкретизм. [4]

В адыгейскам языке можно насчитать более семи признаков, совпадающих с характерными свойствами Балканского языкового союза.

На фонетическом уровне в адыгейском языке редуцированный гласный ("шва") ы [ə] может стоять в ударной позиции (в албанском ë, в болгарском ъ, в румынском ă), есть зачатки гармонии гласных, отсутствует противопоставление гласных по долготе, отсутствуют геминаты. Зато есть в наличии специфические пары латералов: л~лъ (в албанском l~ll) и пары аффрикат дж, дз, ц, ж~жъ, ш~шъ, ч~чъ (в албанском xh, x, c, zh~th [θ], sh~dh [ð], ç~q; в македонском џ~s; в сербском ћ~ђ). В адыгейском языке известно чередование кI>чI/щI (ср. в македонском ќ<ч, ѓ<дж): кIалэр~щIалэр - "парень".

Перейдем теперь к грамматике.

Начнем с того, что в адыгейском языке есть категория определенности и неопределенности, выражающаяся постпозитивными формантами и напоминающими суффигированные артикли языков Балканского союза. В адыгейском языке в роли суффикса определенности выступают форманты именительного и эргативного падеджей (-р, -м): кIалэ - "юноша" (неопределенная форма, она употребляется тогда, когда речь идет о каком-нибудь юноше); кIалэр, кIалэм - "этот юноша" (определенная форма, она используется, когда говорится о конкретном, известном человеке. [Рогава, Керашева, 1966] Формант определенности (-м) сохраняется при склонении имен в творительном падеже (-кIэ): уатэ-м-кIэ - "этим молотком", дыды-м-кIэ - "этим шилом". ПхъашIэм уатэмкIэ гъучIыIунэр пхъмэбгъум хиIугъ - "Плотник этим молотком забил гвоздь в доску".

У всех балканских языков, кроме греческого и цыганского, есть определенный артикль, присоединяющийся к имени (к концу слова, а не к началу, как, например, в английском, немецком и французском). Ни у одного романского и ни у одного славянского языка, не принадлежащего к Балканскому союзу, нет постпозитивного артикля. Этот формант считается инновацией, возникшей либо на общебалканской почве, либо на албанской, откуда распространился по всему рассматриваемому ареалу.

Хотя сам факт наличия постпозитивного артикля объединяет балканские языки, сами эти постпозитивные членные формы возникли на основе слов, не относящихся к общебалканскому фонду. Так, румынский артикль произошел из указательных местоимений, общих для романских языков, а болгарский - из местоимений славянского происхождения.

Женский род Мужской род

Неопределенный ​Определенный ​Неопределенный ​Определенный

албанский > ​shtëpi ​- shtëpia ​qiell - ​qielli

болгарский > жена ​- жената мъж ​- мъжът

македонский > ​жена - ​жената маж ​- мажот

румынский ​> casă ​- casa cer ​- cerul

адыгейский > шъуз - шъузыр лIы - лIыр

Например, Ю. Кузьменко пытается объяснить возникновение постпозитивного артикля в индоевропейских языках (балканских, скандинавских и армянском) контактным влиянием языков с посессивным склонением [Kuzmenko, 2003]. В отношении балканских языков речь идет о доосманских тюрках, исчезнувших на Балканах, не оставив существенных языковых следов. Однако в свете вскрывшихся аналогий можно предположить, что на характерные особенности языков Балканского союза обязаны некоему кавказскому субстрату Европы [5]

Есть еще сходства адыгейского языка с балканскими языками:

1. Упрощение падежной системы (адыгейский эргатив выполняет функции косвенного объекта, генитива и латива). Для нас важно отметить совпадение родительного и дательного падежей, а также отсутствие различий у локативных значений места и направления (инессива и иллатива). Например, сравните фразы "В Греции (в Грецию)" в албанском - Në Greqi, македонском - Во Грчка; в адыгейском Чылэм щыI - "В ауле находится", Чылэм кIуагъэ - "B аул поехал". [5a]

"Я дал книгу Маше. Это книга Маши" в албанском - "Ia dhashë librin Marisë. Është libri i Marisë"; в болгарском - "Дадох книгата на Мария. Книгата е на Мария"; в адыгейском

По мнению Р. Матасовича, языки в которых существует синкретизм падежей очень редкие в Евразии. Такие примеры встречаются прежде всего в южной и юго-западной Евразии, особенно на Кавказе. По его предположению, какой-то вид синкретизма можно обнаружить в большинстве кавказских языков. Например, в аварском, годоберинском и в андийских языках, эргатив служит и как творительный, а в лакском этот падеж пользуется и как родительный. [Матасович, 2009]

2. Прилагательные могут располагаться перед именем (относительные прилагательные, которые нельзя поставить в сравнительную степень), так и после имени (качественные прилагательные):

В албанском: Miku i dashur / Dashuri mik - "Милый друг".

В адыгейском: Пхъэ Iанэ - "Деревянный стол", ГъукIэ гъогур - "Железная дорога (эта)"; КIалэ дэгъу - "Парень хороший / хороший парень".

3. Сходство в оформлении именной группы (маркируется падежными окончаниями и показателем определенности первый член синтагмы, независимо от того, выражен ли он прилагательным или существительным). В адыгейском: КIалэ дэгъухэр - "Хорошие парни", Пхъэ Iанэхэ "Деревянные столы".

4. Сравнительная степень прилагательных строится аналитически:

Для образования сравнительной степени употребляются следующие префиксы: в болгарском языке по-, в албанском më-, в румынском mai-, в новогреческом pio-. В адыгейском языке используется формант нахь/анахь: Ар ощ нахь лъагэ - "Он тебя выше".

5. Специфическая роль местоимений. Краткие (энклитические) и полные местоимения: в болгарском мене - ме, ни - нас, те - тебе, ви - вас, го - него, я - нея, ги - тях (в винительном падеже), в адыгейском сэсый - си (мой), оуий - уи (твой), яий - я (их). Сравните: си-тхъылъ - "моя книга", но Мы тхъылъыр сэсый - "Эта книга моя". [6]

В балканских и адыгейском языквх известен местоименный плеоназм (местоименная реприза), когда помимо имени, выражающего дополнение, в предложении присутствует еще и местоимение, согласующееся с ним в роде, числе и падеже: фраза "Я вижу Георгия" в албанском - E shikoj Gjergjin, в болгарском - Виждам го Георги, в македонском - Гo гледам Ѓорѓи, в новогреческом - Τον βλέπω τον Γιώργο, в румынском - Îl văd pe George, в адыгейском - Сэ сэ-плъ Еджэрэм. В адыгейском языке местоименная клитика присоединяется к глаголу для обозначения лица: Сэ газетым сэ-джэ - "Я газетучитаю", Тэ газетым те-джэ - "Мы газету читаем". [7]

Местоименная реприза характерна и для осетинского и персидского языков. [8]

6. Форма будущего времени в балканских языках образуется аналитически, при помощи вспомогательного глагола или частицы со значением намерения или желания.

Фраза "Я увижу" - Do të shikoj (тоскский диалект албанского языка), Kam me shik (гегский диалект албанского), Θα δω (новогреческий), Ще видя (болгарский), Сэ сэплъэщт (адыгейский язык). [9]

7. Балканские языки образуют числительные от 11 до 19 по распространенному в славянских языках локативному типу, то есть по схеме "число" + "на" + "десять". Только в греческом языке числительные образуются иначе (11 έντεκα < ένα+δέκα).

албанский ​- njëmbëdhjetë < ​një + mbë + dhjetë

болгарский ​- единадесет < един + (н)а + десе

румынский ​- unsprezece < un + spre + zece < *unu + supre + dece

адыгейский ​- пшIыкIузы < пшIы + кIу + зы ,10 + на + 1

​Количественные числительные от 11 до 19 в адыгейском образованы, как и в славянских языках, по локативному принципу, при помощи соединительного элемента -кIу- (от числительного пшIы / десять и соответствующих единиц до 9 включительно): пшIыкIузы - "одиннадцать", пшIыкIутIу - "двенадцать", пшIыкIутфы - "пятнадцать", пшIыкIухы - "шестнадцать" и т.д.

Интересно заметить, что, например, в близкородственном адыгейскому абхазском языке числительные строятся уже по другому принципу: акы - "один", жəа.ба - "десять, жəе.иза - "одиннадцать"; 5 – ху.ба - "пять", 15 - жəы.ху - "пятнадцать". (Примеры даны для существительных класса "не-человек").

* * *

Если порассуждать о культурных балкано-кавказских связях, то вспоминается грузинский фильм 1981 года "А ну-ка, дедушки!" режиссеров Н. Неновой-Цулая и Г. Цулая. Это - ироничная история о неунывающих стариках, которые отправляются с хором долгожителей на фестиваль в Болгарию. По приезду туда они с удивлением обнаруживают много общего Болгарии с Грузией.

Интересно, что преимущественно советские антропологи (Н. Чебоксаров, Я. Рогинский, М. Левин, В. Алексеев) выделяли в составе европеоидов балкано-кавказскую расу. [Балкано-кавказская..., 2005] Ее характерные черты - брахикефалия, низкое широкое лицо, темные прямые или волнистые волосы, темные или смешанные глаза, сильное развитие третичного волосяного покрова, светлая кожа, очень крупный нос с выпуклой спинкой. Распространен этот расовый подтип на Кавказе и в западной части горного Ирана (среди луров, бахтиаров, ранее населявших Древний Элам), а также преимущественно на территории бывшей Югославии и в Италии. [Тегако, Зеленков, 2011; Классификация..., 1963] Иногда сюда же относят памирцев Таджикистана и горцев Центральной Европы, а сама раса получает название памиро-альпийской. Так цепочка горных систем Пиренеев, Альп, Балкан, Кавказа, Эльбруса, Копетдага, Гиндукуша, Памира и Тянь-Шаня вплоть до Гималаев оказывается неким образом связанной населением с общими характерными признаками.

Предполагается, что горы как бы законсервировали древнейшее доиндоевропейское население Евразии. Сейчас эти народы иногда условно объединяют в "яфетическую" (не-ностратическую) макросемью. От прежнего ареала в наше время остались сравнительно небольшие островки этносов, как правило, считающиеся генетически изолированными - баски, кавказские и гималайские народы, бурушаски (возможно также кеты и айны). Вероятно, другие народы этого же расового типа (албанцы, луры, бахтиары, памирцы) перешли на индоевропейские языки, сохранив значительное своеобразие.

Ныне общепризнанным считается мнение, высказанное еще в 1864 году австрийским арменистом Ф. Мюллером, согласно которому иберийско-кавказские языки - подобно баскскому в Пиренеях - пережиток некогда многочисленной семьи языков, имевших распространение не только на Кавказе, но и к югу от Кавказа еще задолго до появления здесь индоевропейских и семитических языков. [Дешериев, 1952]

Не расширяя географические границы этой гипотезы, ограничимся предположением о существовании "транспонтийской общности" - некоего структурно-типологического единства, которое проявляется в культуре и языковых субстратах (адстратах) у этносов, и сейчас проживающих в странах Черноморского бассейна.

Вообще, о кавказском субстрате европейских мифов имеется обширная литература, начиная с античных писателей. [10] Кстати, название изобретенной осетинским нартом-трикстером Сырдоном лиры (фандыра) из руки убитого сына напоминает имя древнегреческой Пандоры (М. Фасмер указывал на неиндоевропейскую основу этого слова), выпустившую из некоего ящика тьму болезней и даже саму смерть... В имени греческой Психеи можно увидеть абхазо-адыгское параллели (именно в этих языках псэу означает "вода"), хотя, скорее всего, у него звукоподражательное происхождение. Похоже, например, звучат слова "сова" в греческом и адыгейском: κουκουβάγια и кукумяу. "Филин" в румынском - bufniță, в албанском - buf, в болгарском - бухал, в грузинском и армянском - bu. "Груша" в албанском - dardhë, в греческом - ákherdos (ср. даргинское qaIr, чеченское qor, кабардинское qwǝź), "коза" в греческом - aíks, aigós, в армянском - ayc, албанском - dhi (ср. адыгейское āča, кабардинское āža, даргинское ʕač:a, чеченское awst). В чеченском языке есть слово birdolag - "летучая мышь" (упырь). Не связано ли это неким образом с южнославянским vurdalak (букв. "волчья шкура")? В адыгейском мэлы - "овца" (некоторые считают заимствованием из тюркских языков), в греческом μαλλός - "шерсть". Кстати, индоевропейское название шерсти (*wlHneh2, валлийское gwlan, старославянское vlъna, санскритское ū́rṇā, хеттское hulana-) также возводят к кавказским языкам (ср. чеченское kan, бежтинское ʎũ, агульское xej, арчинское oʎ, хиналугское ka). [Матасович, 2009]

Связь Кавказа и Балкан прослеживается по определенным элементам материальной культуры.

Исследователи обращали внимание на общие названия кулинарных блюд: у грузин козинаки (gozinaki) - сладкие измельченные орехи, у румын и болгар козунак - пасхальный пирог типа кулича с грецкими орехами. Мамалыга (крутая каша из кукурузы или проса) у румын mǎmǎligǎ, у осетин мамæлайы къæбæр (букв. "кусок, чтобы не умереть"), у адыгейцев марэмыса (такая метатеза характерна для некоторых фамилий южнороссийского региона - Маламыга).

Отметим общий элемент национальной одежды и горцев Кавказа (алан, балкарцев, булгар) и Восточной Европы (силезские гурали, карпатские русины, гуцулы, бойки, лемки, а также румыны и венгры). Речь идет о топорике на длинной рукоятке, выступавшего в роли посоха. Назывался он у словаков - валашка (келеф, чекан), у русин - бартка, балта, топирець, у гуралей - цюпага, рабаница, обушек, у румын - балтаг, у венгров - фокош.

Например, можно говорить об общих традициях возводить многоэтажные боевые башни, названия которых и звучат похоже. У албанцев они именуются - kulla, ингушей - гIала (букв. "башня"; есть теория, что этноним ингушей гIалгIай связан с этим названием башен), у осетин - галуаны, балкарцев - къала. Строительство таких боевых башен, или родовых замков характерна не только для Балкан и Кавказ (Грузия, Ингушетия, Чечня, Балкария, Карачай, Осетия), но и для регионов Средиземноморья (Сардинии, Ирландия, Корсика) и атлантической Европы. Эта характерная черта, как и традиция возводить дольмены связывается со спецификой племен, предшествовавших индоевропейскому населению.

Есть ряд интересных параллелей в мифологии: например, албанское diell - "солнце", у ингушей и чеченцев Дяла (Дэли) - верховный бог, демиург, Гела - бог солнца (ср. у древних греков Гелиос - Ἥλιος, Ἠέλιος).

В Албании широко распространена "Легенда замка Розафати", что стоит до сих пор близ Шкодера. В древние времена три брата начали строить замок. По совету некого колдуна им предстояло замуровать кого-нибудь в его стенах для наивысшей крепости стен. Братья сговорились, что та жена, которая принесет к стройке корзинку с едой, и станет жертвой. Два старших брата проболтались своим женам и в итоге в стены замуровали жену младшего - Розафу. До этого у нее родился ребенок, поэтому женщину заложили камнями так, чтобы одна грудь оставалась на поверхности для кормления малыша. Аналогичный сюжет существует у румын ("Легенда о мастере Маноле") и у грузин ("Легенду о Сурамской крепости"). Правда в грузинском предании прекрасный юноша сам согласился быть замурованным в стену. Ибо только при этом условии она не покорится врагам.

Кроме того, исследователи обращают внимание на сходство архитектуры Болгарии (Например, однонефная двухэтажная усыпальница Ивана-Асеня II близ Станимаки 13 в.) и даже Белоруссии (церкви Витебска и Полоцка) храмовым стилям восточного византийского искусства на Кавказе. [Белорусское искусство, 1930; Болгарское искусство, 1927]

Существуют общие географические названия для Балкан и Кавказа, этимология которох до сих пор вызывает споры: Авария (Аваристан), Албания, Иверия (Иберия), Балканы, Балкария, Болгария. Более того, кавказская этно- и топонимика прослеживается и на окраинах Европы: Ирландия на латыни Hibernia, параллели в названиях басков и бацбийцев (бац-би), а также сравните адыгейское название абазин - баскех (самоназвание баскского языка в разных диалектах звучит по-разному: euskera~eskuara; интересно, что в ахвахском языке Дагестана экIwa означает "человек"). [11] Сравните также этноним башкир (высокий процент носителей гаплогруппы R1b генетики обнаруживают у башкир, басков и ирландцев).

О взаимовлиянии Кавказа и Европы свидетельствует и, например, и некоторые широко распространенные термины родства. Так, слово nusja в албанском означает "невеста", в адыгейском - нысэ (невестка), в осетинском - ностæ (невестка) в чеченском и аварском - nus (сноха), в баскском - neska (девушка), в ахвахском - nusa, в эрзянском - нуцька (внук). Одни исследователи возводит это слово к индоевропейскому *snuso- и индоиранскому *snauša- (сноха; греческое nyós, армянское nu, nuoy), другие - считают заимствованием из кавказских языков.

По мнению Р. Матасовича, если в течение 4 тыс. до н.э. могут считаться доказанными культурные контакты

между пределам индоевропейской и северокавказской общностями, то вполне ожидать, по крайней мере, несколько замствований из кавказских языков. И речь даже не о тех примерах, отвергаемых современными учеными: литовское miškas - "лес", адыгейское мышъэ - "медведь" (мэз - "лес"); адыгейское апэрэ - первый (в грузинском pirvuli, ср. также чувашское пӗрремӗш); ащ~aš-аз (я; в адыгейском ащ - местоимение "он" в эргативе), ий~jo-его (в праславянском и - "он"). [12]

С. Старостин, определил не менее 80 лексических параллелей между индоевропейскими и северокавказскими языками, опираясь на реконструкцию прасеверокавказского языка предложеную им самим и С. Николаевим. Подавляющую их часть ученые считают заимствованиями из кавказских языков. [Nikolayev, Starostin, 1994] [13]

И напоследок нельзя не упомянуть гипотезу об адыгском субстрате в украинском языке, которая хоть и поддерживается далеко не всеми исследователями-кавказоведами, но весьма любопытна.

Речь идет о нехарактерных для славянских языков украинских фамилиях, оканчивающихся на -ок, -ук, -юк, -ко. По мнению филолога, историка Кавказа Л. Лопатинского, эти форманты происходят от адыгского къо - "сын". [14]

Сравните типично адыгейские фамилии Жачемук, Панежук, Чуяко...

Такая распространенная украинская фамилия как Шевченко, Шульженко также имеет адыгское происхождение. Она восходит к слову "шэуджэн" (адыгейская фамилия Шэуджэныкъо), которым адыги обозначали в доисламскую эпоху своих христианских священников (сравните редкую для Белгородщины фамилию Шовегеня). [15] Другие весьма распространенные фамилии Шевчук, Шолохов, Цеков (Цыхун, у белорусов Цеханович), Гоголь соотносятся, как полагает ряд исследователей, к адыгским Шевацуко, Схаляхо (Шъхьалахъо от шъхьалы - "мельница", хъу - "производитель"), ЦIыху, ХъохъылI ("восхваляемый мужчина", где лIы - "мужчина"). В пользу этой версии говорят адыгские фамилии - владетели Малой Кабарды Шолоховы (Щэулыхъу), Гоголевы. [16] Можно также вспомнить и то, что в 16-18 вв. "черкасами" называли не только адыгов (черкесов), но и казаков, преимущественно украинских (ср. название города Новочеркасск в Ростовской области, считающийся столицей Донского казачьего войска).

Примечания:

[1] Балканские языки (Балканский языковой союз) - термин, применяемый для обозначения особого типа языковой общности, совокупно­сти языков Юго-Восточной Европы, выделяемой не по принципу генетического родства, а по ряду общих структурно-типологических признаков, сложившихся в результате длительного взаимовлияния в пределах единого географического пространства.

[2] Постпозитивный показатель определенности есть и в баскском языке: lagun ona - "хороший друг, Gasteiztar lagun-a - "друг из Гастеиса"; lagun-a - "этот друг", lagun bat - "один из друзей". (Сравните в староарамейском: malk ~ malk-a - "царь" ~ "этот царь").

Система постпозитивных артиклей, противопоставляемых по роду, существует в амхарском языке: bet~bet-u (дом ~ этот дом), gäräd~gäräd-wa (горничная ~ эта горничная), но bet-očč-u ~ gäräd-očč-u (эти дома ~ эти горничные).

Распространены постпозитивные артиклеобразные частицы в бенгальском языке: chatro-ţa (студент), chatro-ţa-ke (студента: объектный падеж), chatro-ţa-r (студента: генитив); chatro-ra (студенты), chatro-der(ke) (студентов: объектный падеж).

В арабском языке постпозитивную форму имеет только неопределенный артикль: 'insān-un ~ 'al-'insān (один из людей ~ этот человек).

Кстати, А. Шахматов, А. Соболевский и др. считали, что в севернорусских (поморских) говорах частица "то" выполняет роль постпозитивного артикля: "Да ты Петру-то скажи", "Сумку-то возьми". Современные исследователи (M. Leinonen, E. Stadnik-Holzer) считают формант "то" артиклем с экспрессивным значением. [Касаткина, 2008]

Мордовские языки отличаются от финно-угорских указательным склонением, которое, как некоторые полагают, образовано постпозитивными артиклями: аля - "мужчина", аля-сь - "этот мужчина"; ванома - "зеркало", ванома-тне - "эти зеркала".

Кстати, в мордовских (мокшерзянских) языках можно выявить слова, звучащие одинаково кавказским. В мордовских и вейнахских: лов~лоа (снег), мода (земля~грязь), нуцька~нуца (внук~зять). В мордовских и адыгских: пе~пэ (конец~нос), си~цIэ (вошь~блоха), куд~куаджэ (дом~селение).

[3] Есть свидетельства, что в армянском языке тройной постпозитивный артикль: mard.s - "человек, который здесь", mard.d - "человек, который рядом", mard.n - "человек, который там". Эта система находит структурное соответствие в македонском языке: волк.от - "тот самый волк", волк.ов - "этот волк", волк.он - "тот волк". [Усикова, 1957]

[3a] Приведем два примера (#1 и #2) из хеттского языка:

nu =war =at =za namma iyatnuwan

S.C.PART. =DIR.SP.PART. =это-CL.PRON.3SG.ACC.N. =REFL. отныне роскошная-ACC.SG.N.

hāšuwāiSAR [puš]šuwanzi [l]ē kuiški tarahzi

сапонария-ACC.SG.N. сорвать-INF. PROHIB. никто-NOM.C. пусть будет в состоянии-3SG.PRES.

"Отныне, пусть никто не сможет сорвать эту, роскошную сапонарию (мыльнянку)!". #1

š =an attaš =miš MKizzuwan nat<ta> hue<š>nūt

S.C.PART. =ему-CL.PRON.3SG.ACC.C. отец-NOM.SG.C. =мой-NOM.SG.C. Киццува-ACC.SG.C. не позволил жить-3SG.PRET.CAUS.

"Мой отец не позволил ему, Киццуве, жить". #2

[3b] В хурритском и урартском языках важную роль играла постпозитивная частица, которая указывала на то, что маркированное ею имя заранее известно.

​В урартском: Ḫaldi-nǝ uštabǝ - "Халди (бог, ранее упомянутый) выступил".

Rusā-nǝ… alusǝ Ṭušpāḭ pātarǝ - "Руса (царь, известное лицо)... правитель Тушпы (города)".

В хурритском: Ew(e)r-ne Lulle-ne-we -"Господин Луллу (страны)". В роли множественного определенного числа у хурритов выступала частица -na: tiwe-na - "слова (определенные)".

В шумерском: lú – "люди", lú-(e)ne – "определенные, конкретные, известные или ранее упомянутые люди". Множественное число вероятно образовывается от местоименных клитик ene (он), enene (они).

В хаттском языке формант множественного числа le: kati-i-le (цари).

В сванском языке la - префикс плюратива. Ср. в румынском способ образования множественного числа постпредством форманта le: stea - stele (звезда - звезды), ghitara - ghitarele (гитара - гитары).

[4] Кстати, в армянском (этот язык тоже содержит некоторые признаки балканских структурных параллелей) числительные образованы аналогично адыгейским: 11 тас-ны-мек, 12 тас-ны-рку...

Ср. аналогичный феномен в дагестанских и угорских языках: в годоберинском 12 - hac'a-ly k'eda (10+2), 13 - hac'a-ly λabu-da; в венгерском 11 - tíz.en.egy, в мансийском - аква.хуйп.лов (10+1).

Интересно, что похожая схема в туарегском (11 мырау-д-ийын - 10+1).

[5] Сравните эускаро-кавказскую гипотезу, предложенную Т. Гамкрелидзе, в попытке объяснить происхождение баскского языка (работы в этом направлении ведутся в основном в Грузии [Баскский язык..., 1976; Дзидзигури, 1979]). Если это предположение признать вероятным, то постпозитивные артикли балканских языков можно увязать с остаточными явлениями эргативности (хинди - единственный индоарийский язык с эргативным строем, который, правда, ограничен обычно планом прошедшего времени). Кстати сказать, в македонском языке, единственном из всех славянских, есть морфологический показатель переходности глагола - формы кратких личных местоимений в аккузативе (ме, те, го, jа, нé, ве, ги): Командирот ги враќа воjниците - "Командир возвращает солдат", но Командирот се враќа - "Командир возвращается". [Усикова, 1957]

[5a] Ср. в шумерском: é-a - "в доме" = "в дом".

[6] Сравните в осетинском энклитические местоимения мæ < мæн (меня), дæ < дæу (тебя). Принято говорить не "Мæн чиныг", а "Мæ чиныг" (Моя книга), но "Мæн чиныг мæн у" (Эта книга - моя).

[7] В адыгейском языке своеобразен способ выражения притяжательности:

КIалым ы-пэ - "Нос мальчика" (букв. "Мальчика его-нос"). В кабардинском языке эта местоименная клитика пишется отдельно, а в адыгейском вместе, но если существительное пишется с большой буквы, то раздельно: Адыгэ Республикэм и Гимн - "Гимн Республики Адыгея" (букв. "Адыгейской Республики его Гимн"). Посмотрим как бы звучала эта фраза в албанском: Himni i Republikёs sё Adygea.

Интересно, что такая специфическая манера передачи притяжательности известна папуасским языкам. Сравните в языке табело (северохальмахерская группа): O bereki ami tau - "Дом старухи" (букв. "Старуха ее дом"); в адыгейском языке: ЛIы.жъ-ым и-унэ - "Дом старика" (букв. "Старик-а его-дом"). [Куликов, 1990]

Сравните также похожее выражение притяжательности в валлийском языке: Mam y gath - "Мать кошки" (букв. "Мама эта кошка"), Ffenestri car y dyn - "Окна автомобиля мужчины" (букв. "Окна автомобиль этот мужчина").

[8] Сравните в осетинском:

Батрадз æм рагæй мæсты уыд сохъуыр уæйыгмæ - "Батраз на него давно был сердит на кривого великана".

Нæ нæм цæуы махмæ - "Не к нам он ходит к нам" (Он к нам не ходит).

В персидском языке:

Az-eš begiram - "Я-у.него я.заберу".

[9] Интересно, что адыгейский формант будущего времени -щт напоминает аналогичный болгарский показатель ще < хоще.

[10] Да и в современном мифотворчестве этнографические загадки Кавказа привлекают создателей фэнтези. Например, стилистику письменности эльфов (тенгвар) создатель трилогии "Властелин Колец" Дж.Р.Р. Толкин, очевидно, позаимствовал у армянского письмотворца Месропа Маштоца [Карасев, 2011]. А имя белого мага, велеречивого Саурона, вероятно, восходит к Сырдону (осетинскому Локи) нартовского цикла.

Имя Саурон можно интерпретировать на базе осетинской лексики: сау - "черный", рон - "пояс" (ронг - "хмельной медовый напиток"). Ср. имя героя нартского эпоса Саурмаг.

Эльдар (в осетинском языке æлдар) - "властитель", "князь" (букв. "рокодержец"). В вымышленном языке квенья из трилогии "Властелин колец" Дж.Р.Р. Толкина Eldar - "народ звезд" или "путешественники".

Dur в осетинском - "камень". В конланге синдарин того же автора Barad-dûr (Черная башня) - главная крепость Саурона, столица Мордора (в осетинском Борат - один из имен древних родов нартов; borat - "желтый", "рыжий", "буланый").

[11] Исследователи фиксируют некоторые параллели в этнонимах этрусков и бацбийцев, близких родственников ингушей и чеченцев, проживающих в селе Земо-Алвани Ахметского района Грузии живут близкие родственники чеченцев и ингушей. Издавна на Кавказе бацбийцы были известны, как туши, или тушины (в античной традиции туски). А, как известно, этрусков (самоназвание rasena) римляне называли точно также - tusci (место их расселения и сейчас называется в Италии, как Тоскана). У вайнахов была известна богиня плодородия Тушоли (также назывался у них и месяц апрель). Похожий корень имелся в названии столицы Урарту – Тушпа. (Кстати от бацбийского Ал в-а "Князь говорит" некоторые исследователи производят название страны Албания, правда, это не объясняет существование одинакого названия на Кавказе и Балканах). Сравните также название Нихичевань (древний ареал обитания Урартов) и этноним чеченцев нохчи. Более того, как известно, столица нынешней Армении Ереван происходит от урартского слова Эребуни. В греческой мифологии Эреб (Ερεβος) – персонификация мрака, сын Хаоса и брат Ночи.

[12] Есть и другие параллели, обнаруженные в адыгейском и русском языках самодеятельными лингвистами: бжьэ - пчела, быныкъуэ - внук, жылэ - село, щэ - сто, щты - стужа, къучъэры - вожжи (къу - "телега", чъэры - "работник"), лъэпэд - лапоть, лъэмэджь - лемех (коса), пэрыохъу (порог, препятствие), шыблэ (гром, ср.: зашибить), кIад - кадка (бочка), лажъэ - изъян (ложь), уд (уыд) - ведьма, гуып, куып - группа (куп), гууу - бык (из индоевропейского gwoou - "корова"), лъэтэн - летать, ябге - злая (ср.: Баба-Яга).

[13] Заимствованиями из кавказских языков считают слова "вино" (грузинское γvino, армянское gin), а также индоеврпейские *bheh2g'hu- - "часть руки" (санскритское bāhú-, крызское beg, хиналугское buγru, кабардинское bγǝ), *h1ek'wo- - "лошадь" (клинописное лувийское āššu-, кабардинское šǝ, абхазское a-čǝ́, аварское ču, лезгинское šiw), *bhares- "злак, мука" (латинское far, хорватское brašno, чеченское bažan- "рожь", аварское purč'ina и годоберинское beč'in "ячмень"), *sasyo- - "злак" (санскритское sasya-, валлийское haidd, лакское sus и чеченское sos "рожь", ахвахское šušul "овес"), *(h1e)nsi- - "нож, мечь" (латинское ēnsis, санскритское así-, палайское hašira- "кинжал", гинухское nešu, андийское ničo, будухское čin, убыхское canǝ "мечь"), *Hwerk- - "колесо", хеттское hurki-, тохарское А - wärkänt-, лакское harkw-, лезгинское akur, аварское hokó, кабардинское gwǝ "арба"), *morg- ~ *mrog- - "граница" (латинское margō, готское marka, хеттское mārk- "разделить", чеченское moʁa "линия", лакское marqw "шерстяная нить", лезгинское marʁʷ),*medhu - "медовый напиток" (санскритское mádhu, греческое méthy "вино", чеченское moz, арчинское imc', цахурское ut). [Nikolayev, Starostin, 1994]

По мнению Р. Матасовича, слово, обозначающее серебро (*h2rg'nto-) - одно из редких индоевропеизмов в северо-кавказских языках (ср. латинское argentum, санскритское rajatá-, армянское arcatc, табасаранское ars, лакское arcu, ахвахское arči, абхазское a-raʒnǝ́, кабардинское dǝźǝn). [Матасович, 2009]

Есть повод подозревать заимствование из индоевропейского лексического фонда некоторых числительных грузинского языка. Например, пракартвельское *otxo- (грузинское otx-) - "четыре" выводят из индоевропейского *h3ek'toh1 (латинское octō, греческое oktṓ) - "восемь", пракартвельское *eks1w- (грузинское ekws-) - "шесть" из индоевропейского *swek's (латинское sex, греческое héks).

[14] Суффикс -енко, идентичен белорусскому -енок (Исаенок~Исаенко) или российскому -онок (волчонок).

Окончания -ко и -ба - типично славянские и встречаются как в древнерусской литературе (например, князь Василько, 13 в.), так и в других славянских языках (Отремба, Заремба в чешском и польском). Сравните абхазские фамилии с похожим аффиксом: Чачба, Каба, Тарба (Аҭарба), Лакоба, Званба, Делба...

[15] Шэуджэн (Шовген; ср. Шовгеновский район в современной Адыгее) - фамилия эта происходит из осетинского šawġyn, в дигорском диалекте осетинского sawgin - "чернец" (христианский священник).

[16] Предполагается, что и у знаменитого гоголевского персонажа из "Мертвых дух" Чичикова также адыгские корни (КIыкIыкъо - Чичко). Представляет также интерес кабардинская фамилия Гоголев. Чич - до сих пор очень многочисленный клан среди адыгов-бжедугов. Кстати эта фамилия на Украине бытует еще и в виде Чичко.Часто встречающаяся фамилия Чумак происходит от украинского термина “чумак”, которым обозначали возницу повозки, запряженной волами. Этот украинский термин совпадает с адыгской фамилией Чамок (Цуамыкъу), которая также обозначает возницу. Целый ряд украинских фамилий, по мнению исследователя южнороссийской ономастики Г. Борисенко, выдают адыгское происхождение: Абабий, Абаз, Бабий, Бабийчук, Богма, Бегма, Бех, Биба, Гужва, Дыга, Джеджелий, Дзижко, Жемела, Занько, Зигура, Зоз, Исип, Кесь, Кекух, Легеза, Лагута, Пашалп, Прихно, Чич, Шамрай, Шемет, Шахрай и др.

Литература:

Балкано-кавказская раса // Большая российская энциклопедия, т. 2. М., 2005.

Баскский язык и баскско-кавказская гипотеза. Тб., 1976. Белорусское искусство // Большая советская энциклопедия, т. 5, М., 1930.

Болгарское искусство // Большая советская энциклопедия, т. 6, М., 1927.

Дешериев Ю.Д., О взаимодействии древнеписьменных, младописьменных и бесписьменных языков // Вопросы теории и истории языка. М., 1952.

Дзидзигури Ш.В., Баски и грузины. Тб., 1979.

Дьяконов И.М., Языки древней Передней Азии, М., 1967.

Дьячков М.В., Специфика процессов пиджинизации и креолизации языков // Вопросы языкознания, 1988, №5. Карасев И.В,, Армянский палимпсест. Стилистику тенгвара Толкин позаимствовал у Месропа Маштоца // rbardalzo.narod.ru, 2011.

Касаткина Р.Ф. Еще раз о статусе изменяемой частицы -то в русских говорах // Исследования по славянской диалектологии. №13. Славянские диалекты в ситуации языкового контакта (в прошлом и настоящем) / Отв. ред. Л.Э. Калнынь, М., Институт славяноведения РАН, 2008.

Классификация Я.Я. Рогинского и М.Г. Левина // Богатенков Д.В., Дробышевский С.В., Антропология, М., 1963.

Климов Г.А., Введение в кавказское языкознание, М., 1986.

Куликов Л.И., Северохальмахерские языки // Лингвистический энциклопедический словарь (гл. ред. В.Н. Ярцева), М., 1990.

Макаев Э.А., О соотношении генетических и типологических критериев при установлении языкового родства // Общая теория сравнительного языкознания, М., 2004.

Матасович Р., Ареальные и типологические связы протоиндоевропейского и кавказских языков, Загреб, 2009.

Рогава Г.В., Керашева З.И., Грамматика адыгейского языка, Краснодар - Майкоп, 1966.

Русаков А.Ю., Албанский язык: между Востоком И Западом (IX Конгресс по изучению стран Юго-Восточной Европы. Доклады российских ученых), СПб., 2004.

Сирк Ю.Х., Южносулавесийские языки // Лингвистический энциклопедический словарь (гл. ред. В.Н. Ярцева), М., 1990.

Тегако Л., Зеленков А.,. Современная антропология, Минск, 2011.

Трубецкой Н.С., Вавилонская башня и смешение языков // Евразийский временник, №3, Берлин, 1923.

Усикова Р.П., Македонский язык // Славянские языки, М., 1957.

Халидов А.И., Введение в изучение кавказских языков, Грозный, 2006.

Эдельман Д.И. Иранские и славянские языки. Исторические отношения, М., 2002.

Эдельман Д.И., К теории языкового союза // Вопросы языкознания, М., 1978, №3.

Avram A., Sur les voyelles neutres en roumain, en albanais et dans les langues romanes occidentales // Revue roumaine de linguistique, 1990.

Hávranek, B., Zur Problematik der Sprachmischung. Travaux linguistique de Prague, 1966.

Koptjevskaja-Tamm, M., Wälchli, B. The Circum-Baltic languages. An areal-typological approach // Ö. Dahl, M. Koptjevskaja-Tamm (eds.), Circum-Baltic languages. Vol. 2, Amsterdam / Philadelphia, 2001.

Kuzmenko Ju.K., Die Quellen der Artikelsuffigierung in den Balkansprachen // Актуальные проблемы балканистики. СПб., 2003.

Meillet A., Esquisse d'une grammaire comparée de l'arménien classique, Vienne, 1936.

Nikolayev, S.L., Starostin, S.A., A North Caucasian Etymological Dictionary, Moscow, 1994.

North Caucasian Etymological Dictionary, available as an etymological database at starling.rinet.ru

Sidelcev A.V., Hittite Parallels for Balkan Sprachbund Clitic Doubling (Хеттские параллели удвоенной клитики в Балканском языковом союзе) // Зборник Матице српске за филологиjу и лингвистику, LIV/1, Нови Сад, 2011.

Электронные ресурсы проверены 23.09.2016

И. Карасев (с) 2010-2016

Черновик статьи: http://arahau.ucoz.ru/publ/estestvennye_jazyki/balkanizm_v_adygejskom/4-1-0-28