Термин "палеоазиатские языки" введен в обращение русским этнографом Л. Шренком в середине 19 в. для обозначения ряда малочисленных народов Северной и Северо-восточной Сибири, а также Курильских и Японских островов.

Конечно, это чисто условная этногеографическая общность языковых семей и отдельных изолятов, генетические связи которых остаются невыясненными или признаются далеко не всеми исследователями (например, предполагалось родство эскимосского и юкагирского языков с уральскими). В рамках этой гипотезы иногда рассматривается лексика темной этимологии у некоторых других народов Крайнего Севера, например, у саамов и ненцев. 

Но консервативная модель - включать в палеоазиатские языки чукотско-корякские, ительменский, эскимосско-алеутские, нивхский, юкагиро-чуванские, а также айнский языки. Енисейские языки (например, кетский) по наиболее перспективной точке зрения точка зрения С. Старостина, генетически связаны, как с сино-тибетскими, так и с нахско-дагестанскими языками.

Крупнейший советский угровед В. Чернецов обосновал теорию о наличии единого этнического субстрата в различных культурах циркумполярной зоны. Правда, этот субстрат он связывает с уральскими языками. [Шишло, 1983] Ч. Таксами говорил об "общих элементах в традиционной культуре народов Тихоокеанского Севера". [Таксами, 2009] 

Можно заметить, что к палеоазиатскому ареалу примыкают еще два языка, родство которых представляется весьма туманным, - корейский и японский (гипотезы о японско-корейском [1], японско-австронезийском [2] и корейско-алтайском [3] родстве также не являются общепринятыми).

Почему бы не сравнить палеоазиатские языки с корейским и японским? Хотя бы из-за близости упомянутых ареалов. По крайней мере в этих языках могут быть если не палеоазиатские субстраты, то так называемые "морфологические встречи". [4] Это - тоже любопытный феномен, требующий рассмотрения. Однако, насколько известно, такие изыскания не проводились. Интересно, почему?

Можно предположить, что попытки исследователей (если таковые были) наталкивались на политическую конъюнктуру. Наверное, объяснялось это и разным уровнем социального развития коренного населения двух рассматриваемых нами ареалов. Все-таки Япония и Корея - независимые государства и с древней урбанистической культурой. Кроме того, в отличие от палеоазиатских народов, исконный ареал корейцев и японцев находился вне пределов России. Плюс ко всему у Японии и Кореи есть территориальные претензии к северному соседу. [5] 

В свое время обсуждаемая автором этой статьи тема палеоазиатских субстратов в корейском и японском языках на одном из лингвистических форумов [6] в сети вызвала бурю эмоций, и в итоге дискуссия была пресечена. 

Тем не менее, стоит подробнее остановиться на источниках, которые обосновывают более глубокие связи японцев и корейцев с палеоазиатами, чем об этом принято думать.

Начнем, пожалуй, со статьи "Япония", антропологическая часть которой писалась по материалам российского этнографа Д. Анучина [Анучин, 1904]. 

Обращают внимание отсылы к авторам, которые считали, что первыми обитателями Японских островов могли быть племена, родственные современным эскимосам - коропокгуру, или цорпок-куру (букв. "существа, обитающие внизу"): "Например, в преданиях айнов упоминаются туземцы коропокгуро, которые изначально населяли Японские острова и были меньше их ростом и безбородые, жили в землянках-юртах, употребляли каменные орудия и глиняную посуду; мужчины сидели голыми у огня, женщины татуировались вокруг рта и на тыльных сторонах кистей. Приведенных подробности указывают (например, по мнению японского профессора Тсубоя) на родство коропокгуро с эскимосами".

Авторы энциклопедии в этом абзаце ссылаются на японского профессора антропологии Токийского императорского университета Ш. Цубоя (Shōgorō Tsuboi, 1863-1913 гг.) и некоторых европейских исследователей, которые полагают, что "древнейшее население Японии было родственно эскимосам". 

В другом абзаце той же статьи в энциклопедическом словаре приводится мнение этнографа Ф. Бринкли (Francis, или Frank Brinkley, 1841-1912 гг.), ирландского ученого-этнографа, который проживал в Японии 40 лет и является автором многочисленных книг по японской культуре, искусству и архитектуре.

"В образовании японской народности, по мнению Бринкли , можно различить пять наслоений. Первое - это древнейшие, полумифические коропокгуро, вероятно американского происхождения, родственные эскимосам; второе - айны... третье - малайцы, пришедшие с юга и заселившие южные японские острова Кюсю и Сикоку; четвертое - корейско-маньчжурский элемент, сохранившийся в более чистом виде в западной части острова Хондо, в Ицуме; наконец пятое - собственно японцы, воинственные завоеватели, пришедшие с запада (но не китайцы), а выходцы какого-то особого племени, может быть родственного древним домонгольским ассамцам". [Японцы... 1904; Анучин, 1904]

К похожим гипотезам обращаются и современные авторы. 

По словам советского ученого И. Вдовина, "ныне заселенных чукчами поселения имеют в основе своей эскимосские названия". С ним солидарны другие исследователи. Географические названия, происходящие из языка эскимосов, обнаружены на Камчатке - значит, они когда-то жили и здесь, до появления коряков и ительменов. [Кондратов, 1974]

А, например, российский лингвист А. Леонтьев писал, что у народов российского Дальнего Востока "в материальной культуре имеются черты, связывающие их с жителями Восточной Азии и Японских островов". Он же указывает на то, что "эскимосы, по-видимому, были самым ранним населением Северо-Восточной Азии: чукчи, коряки и другие народы пришли туда с берегов Охотского моря". [Леонтьев, 2004]

"Возможно, что именно на территории нивхов происходил стык культур народов Севера и Юга, связь древних культур Монголии с Аляской, - пишет советский этнограф Ч. Таксами, нивх по национальности. - Не исключено, что проникновение человека на Американский континент с материка Азии в какой-то степени коснулось и нивхской земли". [Кондратов, 1974; Таксами, 2009]

Один из авторитетных исследователей языков Сибири Е. Крейнович считает, что некогда нивхи жили в тесном соприкосновении с корейским народом, с одной стороны, и с древними маньчжурами - с другой. [Крейнович,1973] 

Заметим, что айнов причисляют к палеоазиатам в основном японские ученый, утверждая, что эти племена пришли на острова с севера. Вероятно, таким образом преуменьшалась древность аборигенного населения. Вместе с тем, есть свидетельства, что айнскими могут быть многие географические названия Японии (синтоистская святыня вулкан Фудзи - это переиначенное Ундзи - айнское божество очага или hutsi - "бабушка") и даже на Камчатке, в частности - Паратунка и Лопатка (Tru-o-pa-ka) - тоже айнские.

С. Тамура пишет, что морфологическая структура айну напоминает морфологическую структуру эскимосского языка. [Tamura, 2000] Между тем, российский антрополог А. Акулов отмечает, что модель айнской словоформы напоминает скорее америндскую, чукотскую и индоевропейскую. А эскимосские ближе японской, корейской, финно-угорской, монгольской, тюркской. [Акулов, 2012]

Японские лингвисты педагогического университета Асахигава на Хоккайдо Кацунобу Изуцу и специалист по языку нивхов Казухико Ямагучи считают нивхский язык одним из предков современного японского. [Усов, 2015]

А лингвист-северовед М. Фортескью предпринял попытку сопоставить языки эскимосско-алеутской семьи с юкагирским на основании сходства падежных формантов. Он полагал связь между уральскими, юкагирскими, чукотско-камчатскими и эскимосско-алеутскими языками. Ученый назвал предполагаемую группу "урало-сибирской". [Fortescue, 1998]

Доктор филологических наук, главный научный сотрудник Института лингвистических исследований РАН А. Певнов, хотя и насчитывает 264 нивхско-тунгусо-маньчжурских параллели, не считает сопоставляемые языки родственными. Он также отмечает, что наряду со структурными аналогиями с айнским, японским, корейским языками, у нивхского есть такие же аналогии с китайским и языками Юго-Восточной Азии. 

Е. Крейнович привел несколько десятков лексических параллелей нивхского языка с чукотско-камчатскими языками. Обобщение нивхско-тунгусо-маньчжурских параллелей, выявление неочевидных нивхско-монгольских лексических пересечений, анализ разнообразных нивхско-корейских аналоий и присутствие в материале изолированных нивхско-тюркских параллелей точечных диспаратных нивхско-японских сходимостей, которые никак не могут быть признаны заимствованиями, выдвинуло на первый план поиски интерпретации того массива нивхской лексики, который считался исконным для языка в статусе изолята. [Бурыкин, Этногенез...]

Между тем, в нивхском языке выявляется около 200 заимствований из айнского языка. [Бурыкин, Этногенез...]

По мнению российского антрополога М. Левина, нивхи могли рассматриваться по этнографическим и антропологическим данным как промежуточное звено между тунгусо-маньчжурами и айнами. [Левин, 1985]

Нивхов считают одним из самых древних народов Дальнего Востока. В прошлом территория расселения их была больше: на севере она граничила с землями коряков, а на юге, возможно, достигала границ Корейского полуострова. 

Сходство обнаруживаются также между языком корейцев и жителей Камчатки. Может ли здесь идти речь не о взаимном влиянии, а о древнем родстве? Правда, языковед А. Кондратов считает, что камчатско-корейское родство еще более спорно, чем нивхско-корейское. Однако он упоминает исследователей, которые корейский язык сопоставляли не только с нивхским, но и с айнским. [Кондратов, 1974]

Российский лингвист А. Володин считает целесообразным продолжать изыскания в сопоставлении палеоазиатских языков (в первую очередь, ительменского, айнского и нивхского) с более южными лингвистическими ареалами (тайскими, мон-кхмерскими и австронезийскими). По его словам, "такие сопоставления могут оказаться в высшей степени интересными". [Володин, 2001]

"Одним из древнейших народов Восточной Азии" считает корейцев главный научный сотрудник российского Института этнологии и антропологии Р. Джарылгасинова. По ее мнению, очевидно в формировании этого этноса принимали участие три группы племен: палеоазиатская, протоалтайская и австронезийская. Более того, автор ссылается на корейских исследователей, которые полагают, что истоки корейского шаманизма следует искать в Северной Азии, "древнейшей прародине предков корейцев". [Джарылгасинова, 1994] [7] 

Шаманизм - ранняя форма религии (по данным археологии она практиковались в Сибири еще в эпоху неолита и в бронзовом веке). В ее основе лежит вера в общение шамана с духами в состоянии транса ("камлания"). Шаманизм в Сибири, как правило, рассматривается как особый феномен. Здесь доминируют магические практики, тогда, как в Африке шаманизм анимистично-фетишистский, а в Австралии и у большинства индейцев Америки - тотемический. [Васильев, 1998]

Интересно, что шаманизм, близкий в той или иной степени к сибирской разновидности распространен, как у палеоазиатов, так и у корейцев с японцами. Корея - одна из немногих стран, где действуют шаманские храмы. [8] 

Почему можно говорить о влиянии северного шаманизма на более развитые в цивилизационном плане южные народы (корейцев, японцев и китайцев), а не наоборот? В своей книге Г. Бонгард-Левин и Э. Грантовский упоминают о "шаманских субстратах" в культовой практике индоариев. В частности речь идет о предположениях, что опьяняющий напиток Сома (Хаома) мог приготовляться из грибов-мухоморов.

"Указанные черты шаманизма можно, конечно, рассматривать как отражение архаичной формы религиозного сознания, зафиксированной у многих народов мира на определенной стадии развития", - пишут ученые. Однако имеющиеся материалы позволяют говорить о другом... "О сохранении в религиозной традиции индоиранских народов не только отдельных шаманских верований, но существенных особенностей именно именно северного шаманства".[Бонгард-Левин, Грантовский, 1983]  

Поэтому будет правильно остановиться на примечательных совпадениях в мифологии корейцев и японцев с характерными сюжетами и персонажами палеоазитов. 

У чукчей верхний и нижний миры разделены на 5, 7 или 9 слоев. Столь же сложной природы и космогония айнов. В их мифах земля состоит из 6 миров, у каждого из которых свое функциональное назначение.

Медвежий культ развит, как у корейцев, так и у палеоазиатских народов. Например, корейский миф о первопредке Тангуне, которого родила медведица, отведав чеснока и полыни.

Почитание ворона и грибов, характерное для палеоазиатов, известно в мифах Кореи и Японии. Принято считать, что образ Трехпалой вороны восходит к китайскому персонажу Сань-цзу-у, символизирующего Солнце (изображение солнечного ворона найдено на погребальном стяге из кургана Мавандуй периода Западная Хань, датированного примерно 3 в. до н.э.). Черный цвет представляется следствием контакта с огнем или ярким светом. Известна китайская легенда о том, как стрелок И подстрелил из лука девять лишних солнц, воплощенных в воронов. У японцев трехпалый ворон называется Ятагарасу - "Ворона на восемь ладоней", он упоминается в синтоистких писаниях и в древних хрониках "Кодзики". Ятагарасу выступает в роли проводника первого императора Дзимму из южных земель на территорию будущего государства Ямато. В храме Кумано Хонгу проводится ритуал ятагарасу-синдзи, изготавливаются и распространяются ритуальные картинки с изображением ворон. Считается, в них пребывает дух Сусаноо.

Почитание ворона нашло отражение в знаменитых хайку Басё:

В японском фольклоре под влиянием местных традиций, псовая природа духов тянь-гоу (букв. "небесные собаки") приобрела птичьи и антропоморфные черты, трансформировавшийсь в т.н. тэнгу, особый их вид карасу-тэнгу (ворон-тэнгу). Их изображают с крючковатым лицом, маленькой головой, крыльями и когтями. Тэнгу похищает взрослых и детей, разжигает пожары. Разрывает на части тех, кто преднамеренно наносит вред лесу. Иногда карасу-тэнгу освобождает похищенных им людей, но, оставшись в живых, они возвращались домой слабоумными. Так же могут манипулировать судьбой человека.

В Корее трехпалый ворон Самджуко, который почитался более, чем феникс и дракон, был символом древней династии Когурё. Предание гласит, как однажды на перевале черная ворона уронила в миску монаха Кунъе зубочистку (по другой версии, клочок бумаги) со знаком "ван" (государь), как знак его будущей славы.

Некоторые исследователи-китаеведы считают, мотивы, связанные с вороном, были привнесены в китайскую культуру под влиянием народов Северо-Восточной Азии, в мифологии которых ворон - центральный персонаж. [Бакшеев, 2008]

Айны также выделяли его среди пернатых, называя паськуру камуй - "черный человек-бог". Поклонение ворону,  объяснялось легендой, по которой им спасено солнце, проглоченное злым духом.

Думаю, нет необходимости останавливаться на той роли, которую играет Ворон в чукотских и эскимосских мифах. Подчеркну лишь связь этой птицы с солнцем. По одному мифу Ворон проделывает дыру в черном небосводе, через которую проливается яркий дневной свет. По мнению одного из основоположников научного эскимосоведения Г. Меновщикова, центр распространения вороньего культа - ареал ительменов на Камчатке. Об этом говорит копирование названия "вороньего божка": у ительменов - Кутх, у чукчей Куркыль, у коряков - Куткыннеку, у эскимосов - Кошкли. Вместе с тем, "ворона" у ительменов °ӄлаӄӆҳ, "старый ворон" - фэ'аӄӆҳ (у чукчей "ворон" - велв). [Сказки и мифы..., 1974] Можно предположить, что в этих названиях присутствует корень ӄӆҳал - "день".

Когимцы - племенная группа юкагиров, использовавшая таежный диалект юкагирского языка, жившая в верхнем течение Колымы. Когимэ в юкагирском языке означает "ворон" (современные верхнеколымские юкагиры преимущественно являются потомками этой племенной группы). [Туголуков, 1979] Считается, что от "когимэ" происходит название реки Колыма. [Бурыкин, 2006] Сравните названия Когимэ и Когурё. Правда у юкагиров Ворон не столь заметный персонаж и с ним связаны анекдотические ситуации. Более популярен сюжет о другом мифическом герое - Зайце. У юкагиров заяц (Чолгоро) - тотемное животное, умное, коварное и всепобеждающее. Был известен заячий род "чолгород-омок", следовавший "заячьим законам" (чолгоро-миибэ). [Иохельсон, 1898] 

У японцев известна легенда о "голом зайце" Акахада-но Усаги, наделенном даром пророчества. Он хитростью переправился через пролив по спинам крокодилов, но в последний момент они с него содрали шкуру. Отсутствие шерсти, вероятно, по мифической логике роднит животного с человеком. По другой легенде заяц - проводник солнечной богини Аматэрасу. [9] 

Мифы о чудесных (галюционогенных) грибах также известны палеоазиатам, корейцам и японцам (ср. "гриб" у чукчей - пъон’пъон’, у ительменов - ӄпоном, у корецев - peoseos; ср. авестийское название опьяняющего напитка - бангха и название мухомора у хантов и манси - пангх и панх). Хотя, опять-таки большинство исследователей ссылаются на китайский прототип - линчжи - "гриб бессмертия". На изображениях его держит в лапах лунный заяц (в юкагирской сказке старик-кузнец с зайцем улетели на луну из-за "заячьего камлания"). [Почему Рысь..., 2004] В камчатско-чукотском шаманстве распространен сюжет о "мухоморных людях" и в частности обольстительницах, которые опьяняют и уводят охотников. Антропоморфные фигурки с грибными шляпками сохранились на наскальных изображениях в районе чукотской реки Пегтымель. Среди аналогичных росписей Азиатского материка эти петроглифы представляют собой наиболее северную, ярко выраженную самостоятельную группу. 

Также о более тесных связей палеоазиатов с японско-корейским кругом цивилизации говорит распространение так называемых ламеллярных доспехов, когда пластины воинского снаряжения сплетались между собой шнуром. [Нефёдкин, 2003] Это - классические самурайские доспехи. Чукчи, коряки, алеуты использовали костяные (включая китовый ус, рога оленя и клыки моржа), а индейцы-тлинкиты - деревянные латы, предназначенные для защиты от стрел.

Ф. Ратцель связывал происхождение чукотских доспехов с японской традицией. [Ratzel, 1886]

Этнографы отмечали, что контакты палеоазиатов со Страной восходящего солнца проходила через Курильские острова и Камчатку [Шренк, 1899-1903; Тан-Богораз, 1979; Диков, 1979] Японские купцы, видимо, еще в 16 в. прибывали на Камчатку и выменивали у местных племен меха за железные и медные изделия. Например, у ительменов использовались наконечники стрел японской работы. Японские суда могли забрасываться в эти области бурями и, соответственно, доспехи могли попасть этим путем к туземцам.

Примечательный факт - у популярного среди чукчей и эскимосов талисмана "пеликен" японские корни. Традиционно он изображается остроголовым, улыбающимся во все зубы, с круглым животом и сильно укороченными конечностями. У этой фигурки из моржовой кости, напоминающей традиции нэцкэ и в частности мини-скульптуру японского божества удачи Хотэя любопытная судьба. Авторство изначального образа, названного Billiken, принадлежит американской учительнице рисования, которая и взяла за основу фигурку Хотэя. Позже эскимосский резчик Ангоквасхук творчески переработал идею американки, и поделки распространились из Аляски на Чукотку. [Василевский, 1971]

Казалось бы, перед нами пример недавнего заимствования. Однако есть два момента. Во-первых, брелоки-противовесы типа нэцкэ использовались и ранее у народов Крайнего Севера.  

Кроме того, сходство пеликенов этнографы обнаруживают со скульптурой так называемой уэлено-оквикской культуры, относящейся к 1 тыс. до н.э. В раскопанных погребениях на мысе Чини в Беринговом проливе ученые нашли костяные человеческие статуэтки со специфическими чертами. Как правило, это фигурки без ног или с укороченными конечностями и заостренной головой. [Диков,1969] Здесь на ум приходит японская традиционная кукла-неваляшка "дарума", олицетворяющая Бодхидхарму и счастье, которое он приносит. У фигурки, как и древней эскимосской скульптуру, нет рук и ног. Как объясняют японцы - после девяти лет медитации у Бодхидхармы атрофировались конечности. [10] [11] 

С другой стороны, пример с пеликенами свидетельствует о том, что палеоазиатский ареал не был изолирован от от более южных и более развитых цивилизаций, и культурные импульсы воспринимались тихоокеанским Севером более энергично, чем можно было бы предполагать.

Еще один нюанс - развитие оригинальных письменностей у чукчей и эскимосов. [12] Побережье Берингова моря, пожалуй, самый северный ареал возникновения таких систем графической фиксации речи. Всплеск письмотворчества здесь наблюдался на рубеже 19-20 вв. под влиянием христианских миссионеров, но это не исключает, что таких попыток не возникало ранее при воздействии Дальневосточной цивилизации. 

Само слово "письмо" кэликэл (калеткоран - школа, букв. "писанья дом", кэлитку-кэликэл - "тетрадь", букв. "письменная бумага") в чукотском языке имеет тунгусо-маньчжурские параллели (у эвенков karilge - "метка на ухе оленя", "клеймо"; хотя в чукотском можно проследить связь понятия сонма знаков с "кэлильын" - пестротой нерпы или оленя; в ительменском кэлэном - "письмо", кэлы - "пестрый"). Поэтому можно предположить, что инфильтрация "идеи письма" шла из Китая через посредство эвенков. [12a]

Кроме того, у юкагиров существовало идеографическое "стрелоглавое" письмо для любовных посланий (шангар-шорилэ - "письмо на коже дерева"; ср. в тундренном диалекте юкагирского сорилэ - "морщина"), впервые обнаруженная С. Шаргородским в 1892 году. "Юкагирские письмена, - полагал В. Иохельсон, - весьма схожи на рисунки чукчей, чертежи эскимосов и иероглифическое письмо североамериканских индейцев". [Иохельсон, 1898]

Заметим, что в Японии и Корее также был известен целый ряд оригинальных систем письма (иду, помсо, онмун, катакана, хирагана и т.н. "знаки эры богов"). Имеется ряд свидетельств о бытовании у айнов некой самобытной письменности. [Акулов, 2006]

Словом "тосэ" айны называли свои целебные талисманы. [Таксами, Косарев, 1990] Интересно, что похожее название - "тос" - было у пиктограмм для примитивных географических карт (охотничьих маршрутах) у верхнеколымских юкагиров. [Туголуков, 1979]

Исследователи обращали внимание на характерное отличие юкагирских мифов; у нижнеколымских племен начал складываться героический эпос об Эдильвее. Этот цикл сказаний по своему содержанию отличается от подобных памятников других народов Сибири своей моралью: храбрый богатырь, победив и уничтожив массу иноземных врагов, в итоге оказывается покалеченным Духом Земли за то, что пролил слишком много человеческой крови. Этим древним преданиям также не чужды этические нормы поведения, которым можно найти соответствие в кодексе чести самураев. В легендах юкагирским воинам не свойственна излишняя жестокость: они щадят своих врагов по их просьбе, добровольно принимают смерть, видя, что убили слишком много противников. [Фольклор юкагиров, 2005]

Перейдем теперь к некоторым лексическим аналогиям, начав с похожих этнонимов нивхов и японцев - nivgh и nihon. 

То, что слово nihon китаизм, можно подвергнуть сомнению. Да, есть теория, что так записывалось иероглифами слово, означающее что-то типа "восточная страна". Но может быть и так - китайцы просто подобрали похожие по звучанию иероглифы, услышав слово nihon. [13] 

Похожий пример с названием Кореи. "Страна утренней свежести" - это искусственное образование. Китайцы зафиксировали услышанное название теми иероглифами, которые звучали более или менее похоже.

Вот, что пишет кореевед А. Ланьков:

"Например, Москву китайцы именует "Мосыкэ", что означает что-то вроде "спокойного разрезания злаков", но понятно, что ни со злаками ("кэ", другое, более распространенное, значение - "наука"), ни с разрезанием ("сы"), ни со "спокойствием" ("мо") китайское название российской столицы никак не связано. Просто-напросто в современном китайском языке эти иероглифы звучат похоже на название первопрестольной, вот их и использовали - по принципу ребуса. По тому же самому принципу ребуса и записали китайские писцы три тысячи лет назад некое неизвестное нам древнекорейское название двумя похожими по звучанию китайскими иероглифами". [Ланьков, 1997-1999]

Кореевед Л. Концевич отмечал: "Связь топонимии с этнонимией неразрывна. Ряд названий древних государств на Корейском полуострове восходит к более древним названиям племен и племенных союзов. Однако сказать что-то более или менее определенное об этнонимах Кореи, равно как и о большинстве названий некитайских народностей... вряд ли кто-либо в состоянии из-за недостатка сведений в сохранившихся источниках... и из-за противоречивого характера, а порой и фальсификации историко-географических описаний и записей собственных названий. Поэтому все существующие этимологии корейской ономастической лексики, основанные на китайских письменных памятниках, в большой степени гипотетичны... Первоначально название Чосон, хотя и было зафиксировано еще в "Шань хай цзине" (предположительно 4-3 вв. до н.э.), вряд ли означало "Страна утренней свежести". Скорее всего, это название могло быть лишь транскрипционной (возможно, искаженной) передачей китайскими иероглифами какого-то этнонима, смысл которого пока скрыт от современных исследователей". [Концевич, 1970]

Сказанное о Корее в полной мере можно отнести и к Японии.

Кроме того, вероятно, что легендарное японское государство Ямато (изначально это название пренебрежительно передавалось иероглифом 倭 - "карлик") - это древнеайнское Яматай (по-айнски - "место, где море рассекает сушу"). [14] 

Похоже звучат самоназвания корейцев (корё-сарам) и коряков (ӄораӈа - "олень"). [15] [Абаев, 2003] На северное происхождение корейцев указывают некоторые элементы местных шаманских костюмов эпохи Хан. На шапке, в которой знахарь проводил камлания, присутствуют оленьи рога. М. Элиаде предполагал, что у корейцев существовал культ оленя, свойственный древним тюркам. [Элиаде, 2014; Eberhard, 1942] 

"Поскольку олень в саяно-алтайских языках обозначался корнесловом "чаа", то понятие "солнечные люди, произошедшие от божественного Оленя" передавалось через "чаа-зон", и именно этот двусложный термин саяно-алтайского происхождения вошел в другое название древнекорейского государства "Чосон", пишет тувинский ученый Н. Абаев. - Столь тесная связь теонимов и этнонимов свидетельствует также об очень глубокой архаичности последних и об их связях с самыми древними пластами религиозно-мифологической традиции, на основе которой и развивалась национальная религия тюрков". [Абаев, 2005]

Кроме того, наиболее распространенное в Сибири название шаманов - кам (у алтайцев, татар и ойратов), хам (у тувинцев, тофаларов и хакасов). А в японском языке kami означает "бог", в нанайском qömio - "помогающий дух", в юкагирском qojl - "бог", в айнском kamui - "бог", в ительменском камули, камуда - "облачные духи". Одни исследователи считают kami заимствованием из японского [Алпатов, 1997], другие - наиболее древним общим лексическим фондом в японском и айнском [Сыромятников, 2002]. Надо добавить, что в айнском kamui означает не только бога, но и медведя. А "медведь" у японцев - kuma, у корейцев - kom, сравните у чукчей - умк'ы, у коряков - ӄайӈын ("собака" у эскимосов - qimmi, у нивхов - qan).

Еще: "собака" у японцев - inu, у чукчей "волк" - и'ны (ср. самоназвание эскимосов, возможно тотемическое, - inuit, inuq а также этноним айнов ainu), у ительменов "волк" - хывнэ, "горностай" - и'нак. [16] У японцев "угорь" - unagi, у айнов "змей" - inoka.

Общеизвестный факт взаимовлияния айнского и японского языков (причем не только на уровне заимствования слов, но исследователи отмечают похожесть фонетических систем и чередований согласных).

Специалист по древнеяпонскому языку Н. Сыромятников полагает, что целый ряд похожих слов, скорее всего, заимствованы из японского языка в айнский: sipo > sippo (соль), ipi (вареный рис > еда), sake. [Сыромятников, 2002]

Хотя, некоторые исследователи отмечают, что самурайская культура и японская техника ведения боя во многом восходят к айнским традициям и несут в себе множество субстратных элементов. Кстати, отдельные самурайские кланы по своему происхождению являются айнскими, наиболее известный - клан Абэ. Предполагается, что такие слова и обычаи, как сёпукку, харакири, культ меча заимствованы у айнов.

Есть сравнительно не большая группа слов, которые могут считаться общими для нескольких языков рассматриваемого ареала: в древнеяпонском noboru (подниматься) - в айнском nupuri (гора), pora - poru (пещера), me - mat (женщина), te - tek (рука; ср. в эскимосском - talik, в нивхском - təmk), kapa - kap (кожа; ср. в юкагирском - qar, в нивхском ӿал - "кожа"), se - setur (спина; в эскимосском - хата), kure (сумерки) - kur (тень), mi (тело) - mim (мякоть рыбы), kup- (есть) - ku (пить), nom (пить) - ni/num (сосать; в юкагирском - ивинум, в нивхском - мом.дь; в ительменском "пить" - вил-кас, "есть" - но-кас). [Сыромятников, 2002]

Обнаруживаются и некоторые другие совпадения в лексике обозреваемых языков. Например, "человек" в корейском - saram, юкагирском - šoromẹ; "волосы" в японском - kami, ительменском - к'ими'н, в древнеяпонском - ke, в айнском - kenuma, numa, в нивхском - ӈыӈг, ӈамх, в эскимосском - нуят; "мужчина" в японском - otoko, эскимосском - angut; "нет" в японском - nai, эскимосском - nangaa; "кровь" в корейском - hyeolaeg, эскимосском - auk, нивхском - ŋar; "сердце" в корейском - simjang, эскимосском - uumman; "вода" в японском - mizuo, эскимосском - imiq, корякском - mi-myl, в ительменском - и'; "пепел" в корейском - aesi, эскимосском - arsaq; "женщина" в нивхском - умгу, японском языке - onna; "дом" в древнеяпонском - ya (в современном ie), в чукотском - яра-ӈы, в корякском - янгъянгай (гора).

Интересные соответствия приводит в своей работе Н. Сыромятников (его примеры были дополнены).

В древнеяпонском (далее древнеяпонские примеры идут первыми в этом абзаце) "дыша" - ikki, в нивхском "тяжело дышать" - ыкыкы; "земля" - na, в нивхском - mif, в эскимосском "место" - na; "ноша, вьюк" - ni, в корейском "нести на голове", в ительменском "груз" - нинг; "целина" - no/nu, в айнском "поле" - nup, в корейском "рисовое поле" - non, "земля" в эскимосском - nu-na, "пастбище" в ительменском - ноном; "шить" - nup, "стежка (одеяла)" в корейском - nubi, "игла" в нивхском - нух, "ушко, иголка" в эскимосском - nuvun; "свободное место (время)" - ma, "обширное пространство" в эскимосском - ma; "листва" - pa, "лес" в нивхском - пал (в ненецком - пя), "листва" в ительменском - пәллал; "твердый" - kata ("север" - kita), "мерзлый" в чукотском - qit/qet, "лед" в ительменском - кэтвол; "остров" - sima, в корейском - som, "камень" в айнском - suma, "там (внизу у воды)" в эскимосском - сяма ("держаться на поверхности, не тонет" в ненецком - сембе.сь), "земля, суша" в ительменском - сәмт; "железо" - sabi/saburu, "кузнец" в эскимосском - сявихта ("нож" - сявик), "покрываться копотью" в ненецком - сямда; "плодоносить" - naru, "мать" в эскимосском - na, "женщина" в чукотском - ӈэ, в ительменском - ӈыч; "море, гной" - umi, в эскимосском - имак, в чукотском - ан'к'ы; "огонь, солнце" - pi (в современном японском - hi), "огонь" в ительменском - хим-ӆх, "свет" в эскимосском - pat; "глаз" - me ("уши" - mi-mi), в ительменском - лу'л (глаз - лӈ), "слушать" в нивхском - мы-дь ("ухо" - мла, в ительменском - и'л, в юкагирском - унумэ); "паук" - kumo, в корейском - komi, "вошь" в эскимосском - кумак, "краб" в ительменском ӄэвинәӈ.

Наблюдаются и структурные аналогии в палеоазиатских, японском и корейском языках.

Как и в юкагирском, в японском и корейском языках используется рематив, как грамматическое средство логической ударности в предложении (в японском и корейском два именительных падежа, противопоставленных по "теме" и "контрасту"):

Anna-san ga gakusei desu - "АННА, именно она, студентка"; Anna-san wa gakusei desu – "Анна студентка".

В корейском языке первый номинатив маркирует подлежащее (i/ga) с оттенком смысла "ничто иное чем", "ничего кроме", второй - акцентирует внимание (-neun/-eun): jeo - "я", jeo-neun - "что касается меня", "говоря обо мне".

В юкагирском: šoromẹ omo-t - "человек ХОРОШИЙ"; šoromẹ-lek omo-l - "ЧЕЛОВЕК хороший". [Николаева, Хелимский, 1997]

Этим правилом определяется специфическая для юкагирского языка система морфологически выраженного актуального членения предложения (это явление характерно, кстати, и для филиппинских языков [17]).

Ремативные (топиковые или фокусные) конструкции впервые описал Е. Крейнович в 1955 году. [Крейнович, 1955] Позже аналогичные особенности были найдены в других языках (в классическом китайском, лоло-бирманском языке лису), но в них это явление носит нерегулярный характер.

Отличительная черта японского и корейского языков - спрягаемые прилагательные: aka-i - быть красным, aka-katta - который был красным, aka-kute - будучи красным, aka-karo - возможно красный. В корейском: joh-da - быть хорошим, joh-ass - был хорошим, joh-gess - кажется хорошим (плюс вежливо-формальный суффикс seum-ni-da).

Эта специфическая особенность есть и в морфологическом строе юкагирского языка. Здесь адъективы и числительные ведут себя, как вербоиды (в юкагироведении они считаются качественными и количественными глаголами). Спрягаемые прилагательные есть в айнском и чукотском языках.

Неразвитость сложного предложения в палеоазиатских (особенно в чукотско-камчатских и эскимосско-алеутских) языках компенсируется широким распространением деепричастных оборотов. [Вернер, 1990] 

В свою очередь, широким использованием деепричастий отличается и японский язык из-за крайней бедности союзами. В корейском языке более 50 причастных и деепричастных форм, которые используются как средства синтаксической связи между предложениями. [Концевич, 1990]

В эскимосских языках значительное развитие получила система глаголов зависимого действия. Эти формы употребляются только в качестве сказуемого зависимых предложений и выражают широкий спектр значений - временных, условных, уступительных, противительных и т.п. Например: акузи-йа-ми 'когда (после того, как) он сказал', акузи-маӷ-ми 'когда (по мере того, как) он говорил', акузи-ку-ма 'если я скажу', акузи-ма-йаӄу-ма 'если бы я сказал (раньше, в прошлом)', акузи-вагиля-н 'пока он не сказал', акузи-ӷӈа-ма 'хоть я и сказал'.

Кроме того, в айнском, японском, корейском, нивхском, ительменском, юкагирском языках используется одинаковый порядок слов в предложении - SOV: 

В юкагирском Mẹt at'ẹlẹk kudedẹmẹ - "Я оленя убил".

В нивхском Н’и тыф-тох-та ви-д’ - "Я домой иду".

В ительменском Қос-к'а лилихӆ ктилˀин - "В-оленя сестру превратил-он-ее".

В структурном плане японский, корейский и палеоазиатские языки отличает специфическая агглютинация с тенденцией к усилению синтетизма (внутренняя флексия в японских глаголах, внешнее сандхи в нивхском, мутации финальных звуков в юкагирских основах: кэвэй - "уходить", кэвийи - "много раз уходить"). 

Специфика агглютинации еще и в префиксально-суффиксальном характере. Например, алтайские языки (а также эскимосско-алеутские и юкагирские) не знают префиксов в отличие от большинства палеоазиатских. [18]

По структурным признакам двухсторонней агглютинации (m+R+m) и гипотетическим путям миграций А. Володин делит палеоазиатские языки на две группы: енисейские (а также бурушаски), чукотско-корякских языки и ительменский, айнский, нивхский. Ученый предполагает, что первая группа мигрировала с верховий Енисея (и, возможно, даже с территории Кашмира, где сейчас еще сохранились бурушаски), вторая - с южных островов Тихого океана. В этом случае юкагирский и эскимосско-алеутские языки из палеоазиатских исключаются, поскольку в них односторонняя агглютинация алтайского типа, как в монгольском, тюркских, уральских, тунгусо-маньчжурских языках (R+m). [Володин, 2001] Сравните в киргизском: кол-дор-ум-го - "моими руками" (рука-[плюратив]-мой-[датив]).

В японском глаголе аффиксы делятся на конечные, обозначающие синтаксическую позицию, время и наклонение, и неконечные, обозначающие залог, каузатив, потенциальность, желательность, отрицание и так называемые категории вежливости, связанные с отношением говорящего к собеседнику, к субъекту и объекту действия. [Алпатов, 1990] Например, известны префиксы отрицания fu-, hi- (не), mu- (без), качества ma- (самый), притяжательности o-, go-.

В морфологической структуре корейского слова наряду с суффиксами тоже могут присутствовать префиксы, которые носят исключительно словообразовательные функции. [Концевич, 1990]

В ряде палеоазиатских языков, как в японском и корейском, двухчастная модель времени: в японском, корейском, кетском противопоставлены настояще-будущее и прошедшее, в нивхском, эскимосских, юкагирском и чукотском - настояще-прошедшее и будущее (реальное и ирреальное). Например, в нивхском небудущее время маркируется нулевым показателем (Иф рад' [if ra-∅-ɟ] - "Он пьет / пил"), будущее - суффиксом -ны- в амурском и -и в восточно-сахалинском диалекте (Иф раныд' - [if ra-nɨ-ɟ] «Он будет пить»).

Нивхский язык знаменит сложными правилами чередования в глагольных основах. Одно из них – выпадение начального i- и появление в основе за первым согласным вставного звука -u-: ifkṭ (запрягать) – qan bukṭ (запрягать собаку), iꜧḍ (убить) – liꜧs k’uḍ (лиғс к’удь – убить волка).

В древнеяпонском языке были замечены похожие перегласовки. Обычно специалисты говорят о таком явлении, как перелом гласного i. Речь идет о переходе i первого слога в a или о (под влиянием качества гласного второго слога).

В древнеяпонском: isamu > asamu (предостерегать), tigapu > tagapu (различаться), ikupa > ukupa (цель). Такой ограниченный сингармонизм, кстати сказать, характерен не для алтайских, а более южных, малайских языков.  [Сыромятников, 2002]

В чукотском и корейском языках наблюдаются достаточно редкое для других языков рассматриваемого ареала чередование начального согласного корня n-/r-: в корейском nodon / rodon - "труд", в чукотском ru-k - "съедать", но ge-nu-lin - "он съел это". Также в чукотском есть чередования на стыке морфем р+н>нн: кур + нин > куннин - "он купил это". [Володин, Скорик, 1997] В нивхском наблюдается чередование т‛-/р-: н'ивх т‛ара - "напротив человека", ытык р̌ара - "напротив отца". [Груздева, 1997] В айнском языке фиксируется позиционно обусловленные чередования r/n, r/t: kor - "имеет", "его", kon-nankor "видимо, имеет", kot-tenonkoy - "его полотенце", kotcise - "его дом". [Алпатов, 1997] В айнском языке Россия - Нуца (скорее всего, это чередование обусловлено заимствованием этого слова от эвенков в изначальной форме Люча). В юкагирском языке имеются чередования š/r (s/r): sukunrawa - "туча", от sukun+sawang - "природа, или нечто + шкура". В юкагирском встречаются также чередования (d, ž, t) > r: t'uŋrẹŋ~t'unže - "ум", arūŋ~ažū - "слово", awur~abut - "ящик".

В айнском, нивхском, японском и чукотском возможен звук r- в анлауте: рыркы - "морж", ръэв - "кит" в чукотском; рад' - "пить", рув - "брат", рыу - "учить", ры - "дверь" в нивхском; рэвлан - "сокол", рэвнэ - "куропатка", рэтрэт - "сон" в ительменском; roski - "стоят", raike - "убивает (одного)", ronnu - "убивает (многих)", rap - "крыло (птицы)" в айнском; rǖ - "дракон", risu - "белка", rakko - "морская выдра", raba - "мул", roba - "осел" в японском.

По современным нормам орфоэпии, корейский звук r/l запрещен в начале слова специальными правилами (его рекомендовано произносить, как n или игнорировать), но сохраняется в северных диалектах (в КНДР используется с 1966 г.). Сравните имя корейского президента Ро Дэ У и агентства Рёнхап; названия такого рода принято теперь произносить Но Тхэу и Йонхап.

В древнеяпонском языке суффикс дательно-местного падежа - ni (например, umi-ni - "в море"). Аналогичный показатель местного падежа есть в эскимосском языке (illu-mi - "в доме"). Локатив -uine/-uin/-in/-un/-n зафиксирован в амурском диалекте нивхского языка. В юкагирском языке имеется похожий дативно-локативный формант: mẹt-in - "мне".

В японском, чукотском, нивхском, ительменском языках распространена редупликация (как полная, так и частичная). В чукотском языке она служит для выражения назывной формы (единственное число, абсолютный падеж): лиглиг - "яйцо", линглинг - "сердце" (ср. в ителменском лвилх и лиӈч), нымным - "поселок"; тиркытир - "солнце", тумгытум - "товарищ". Введение в словоформу любого аффикса разрушает эту структуру: тумгыт - "'товарищи"). Кстати, по разъяснению ираниста В. Абаева, в древности понятие коллектива было первичным, а индивида - вторичным (ср. в осетинском адæм - "люди", адæймаг - "человек"; в абхазском áуа - "сородич", áуаа - "люди", ауаҩы - "человек"; в валлийском plant - "дети" и plentyn - "ребенок"). 

Как частный морфологический прием в ительменском языке используется редупликация корня (одна из разновидностей аффиксации, служит для выражения единственного числа: к'имк'им (волос) - к'миˀн (волосы); функционирует также в качестве транспонирующего аффикса при переводе корня в класс имени существительного: чуфчуф - "дождь", омˀом - "тепло, теплое место". 

В нивхском языке в отдельных случаях формы множественного числа образуются путем редупликации основы: эри-эри - "реки", п‛наҳ-п‛наҳ - "свои нары", н'ивγ-н'ивγ-гу - "люди" (с избыточным суффиксом плюратива). Многие причастия в плюративе образованы таким же образом: нок-нок - "тонкие".

В айнском языке ономатопоэтическая лексика образуется с помощью редупликации, которая бывает полной (suyesuye - "раскачивать", karkarse - "катить") и неполной (cirir - "капать"). Этот прием может сочетаться с корнесложением: hepokipoki - "качать головой" от he - "голова" и poki - "'опускать". 

Редупликация в японском также не всегда связана с плюративом: nana - "семь", momo - "сто", sasa - "низкорослый бамбук", susu - "копоть", sisi - "мясо", tutu - "трубка". Есть примеры и с неполными основами: tatami -"циновка", tudumi - "барабан", mini - "уши".

А. Володин отмечал, что редупликация свойственна в основном изолирующим языкам Юго-Восточной Азии, а также Океании и индейским Тихоокеанского побережья. Вместе с тем, феномен удвоения слов не известен бурушаски, алтайским, енисейским и эскимосско-алеутским языкам. [Володин, 2001]

Корейский и ительменский языки, - пожалуй, единственные на Севере Евразии, которые содержат глоттализованные смычные. В основном такие языки широко представлены на Кавказе, в экваториальной Африке и на Индокитайском полуострове.

Тональные акценты японского, корейского, айнского, нивхского и особенно кетского языков (в кетском полноценные тоны) также выделяют их на фоне соседей.

Можно отметить и совпадения в названиях числительных.

В древнеяпонском языке названия шести чисел образуют пары с разными гласными: pito~puto (1~2), mi~mu (3~6), yo~ya (4~8). Сравните генерацию нумеративов в чукотском языке, когда новое числительное получается за счет изменения гласного: ӈирэӄ~ӈыроӄ~ӈыраӄ (2~3~4). В ительменском языке: ч'ок~ч'ак (3~4), ч'октунук~ч'актунук (8~9).

Сходство обнаруживают корейские и нивхские числительные: 1 в корейском - han, в нивхском - ñi, 3 - se~ce, 4 - ne~ne, 5 - taseots~tho. Есть некоторые аналогии в японских и нивхских нумеративах: 6 и 7 в японском mu- и nana-, в нивхском - ngax и ngam (7 в корейском ilgop). Кроме того, 10 в японском - to, в ительменском - tovassa.

Однако корейские числительные более всего напоминают айнские: 1 в корейском - hana, в айнском - sine; 2 - tu (du) ~ tu; 4 - ne(t) ~ ine. 

В корейском языке вместе с цифрами используется порядка 20 счетных слов, для обозначения животных, людей, предметов, домов, книг, пучков зеленого лука, деревьев, зерен сырого риса, кочанов капусты и т.д. Например: "5 кошек" - коянъи тасот мари (букв. "кошек пять голов").

Очень сложна система числительных в нивхском языке, которая состоит из 26 подсистем. Названия цифр отличаются в зависимости от того, идет ли речь о счета нарт, лодок, неводов, мелких круглых предметов, животных, людей и т.д. Например: мэнң-ид - "второй (о людях)", мар-ид - "второй (о животных)".

"Пока же и лучшие словари древнеяпонского языка не решаются прибегать к сравнениям лексики древнеяпонского языка с лексикой языков Северной и Юго-Восточной Азии даже в плане выявления дописьменных заимствований, - пишет Н. Сыромятников. - Лишь новое издание памятников является отрадным исключением: многие соответствия с алтайскими языками там приводятся в примечаниях. Сравнение древнеяпонского языка с другим языками ведется лишь небольшим кругом энтузиастов - лингвистов разных стран. Если вкратце суммировать их достижения на сегодня, можно сделать вывод, что древнеяпонский язык не был изолированным ни по своей лексике, ни по чертам фонетического и грамматического строя".

Сказанное можно отнести в полной мере и к корейскому языку. Что касается палеоазиатов, то об их связях с более южными, урбанистическими цивилизациями Дальнего Востока пока можно только предполагать. Но, как видно, и того собранного материала, о котором шла речь ранее, достаточно, чтобы попытаться проследить, как говорил Ч. Таксами, общие элементы в традиционной культуре народов северной части Тихого океана.

Литература

Абаев Н.В., Соотношение этнокультурных понятий "хор", "тэнгри" и "урянхай" в связи с идентичностью "Когурё" // Идентичность "Танну-Урянхая" и "Урянхайская проблема", Кызыл, 2005. [электронный ресурс] 

Абаев Н.В., Архаические истоки понятия "хор" в этнокультурной и религиозно-философской традиции народов Саяно-Алтая // Социальные процессы в современной Западной Сибири, Горно-Алтайск, 2003.

Акулов А.Ю., У айну была письменность // Вестник Сахалинского музея. Ежегодник Сахалинского областного краеведческого музея, Южно-Сахалинск, 2006, №13.

Акулов А.Ю., О типологической характеристике языка айну в контексте установления его возможного родства // ainu-mosiri.narod.ru, 2012.

Алпатов В.М., Айнский язык // Языки мира. Палеоазиатские языки, М., 1997.

Алпатов В.М., Японский ящык // ЛЭС.

Анучин Д.Н,, Кто такие японцы? // Русские Ведомости, 1904, №100.

Бакшеев Е.С., Священные птицы японской культуры // Кокоро - духовная культура Японии. Теория структуры духовной сущности человека, правителя и божества в традиционной японской культуре. Вып. 4. 2008. [Электронный ресурс]

Бонгард-Левин Г.М. Грантовский Э.А., От Скифии до Индии, М., 1983. 

Бурыкин А.А., Историко-этнографические и историко-культурные аспекты исследования ономастического пространства региона (топонимика и этнонимика Восточной Сибири), СПб., 2006.

Бурыкин А.А., Этногенез нивхов, межэтнические связи в Приамурско-Сахалинском регионе и проблема генетической принадлежности нивхского языка // Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН. 

Василевский Б., Улыбка северного бога // Вокруг света, М., 1971, №6.

Васильев Л.С., История религий Востока, М., 1998.

Вернер Г.К, Палеоазиатские языки // ЛЭС.

Володин А.П., Скорик П.Я., Чукотский язык // Языки мира. Палеоазиатские языки. - М., 1997. 

Володин А.П., Мысли о палеоазиатской проблеме // Вопросы языкознания, №4, 2001. С. 129.

Груздева Е.Ю., Нивхский язык, // Языки мира. Палеоазиатские языки, М., 1997.

Джарылгасинова Р.Ш., Силантьев Р.А., Корейский шаманизм // Народы и религии мира. Энциклопедия, т. 2, М., 1994.

Джарылгасинова Р.Ш., Корейцы // Народы и религии мира. Энциклопедия. М., 1994.

Диков Н.Н., Древние культуры Северо-Восточной Азии (Азия на стыке с Америкой в древности), М.,1979. 

Диков Н.Н., Древние костры Камчатки и Чукотки, Магадан,1969.

Жукова Л., Берестяная почта юкагиров // "Илин", 2000, №4.

Иохельсон В.И., По рекам Ясачной и Коркодону. Древний юкагирский быт и письмена // Известия Русского географического общества, 1898, вып. III.

Кондратов А.М., Земля людей - земля языков, М., 1974.

Концевич Л.Р., Исторические названия Кореи // Этнонимы, М., 1970.

Концевич Л.Р., Корейский язык // ЛЭС.

Косарев В.Д., Из единого истока: Происхождение айнов и японцев. [Электронный ресурс]

Крейнович Е.А. Нивхский язык // Языки Азии и Африки. М, 1973, т. III.

Крейнович Е.А., Система морфологического выражения логической ударности в юкагирском языке // Доклады и сообщения Института языкознания, вып. 7, М., 1955.

Ланьков А.Н., Хаотические заметки корееведа. Почему Корея называется "Кореей"? // Сеульский вестник. Сеул, 1997-1999.

Левин М.Г. Этническая антропология и проблемы этногенеза народов Дальнего Востока. М., 1958.

Леонтьев А.А., Культуры и языки народов России, стран СНГ и Балтии, М., 2004.

Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. (гл. ред. С.А. Токарев). М., 1994.

Мудрак О.А. Юкагиры и нивхи (проблема палеоазиатов) // Проблемы изучения дальнего родства языков на рубеже третьего тысячелетия. М., 2000.

Нефёдкин А.К., Военное дело чукчей (середина XVII - начало XX в.), СПб., 2003.

Николаева И.А., Хелимский Е А., Юкагирский язык // Языки мира: Палеоазиатские языки. Москва, 1997.

Почему Рысь ловит Зайцев (юкагирская сказка) // Шойн паай. Каменная женщина. Таас дьахтар. (Сост. Л.П. Жукова, В.И.Шадрин) Якутск, 2004.

Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки. Сост. Г. Меновщиков, М., 1974.

Список Сводеша для палеоазиатских языков // wiktionary.org

Таксами Ч.М., Общие элементы в традиционной культуре народов Тихоокеанского Севера // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена, 2009, №106

Сыромятников Н.А., Древнеяпонский язык. М., 2002.

Таксами Ч.М., Косарев В.Д., Кто вы, айны? Очерк истории и культуры, М., 1990.

Тан-Богораз В.Г., Восемь племен // В. Г. Тан-Богораз Восемь племен. Магадан, 1979.

Туголуков В. А., Кто вы, юкагиры?, М., 1979.

Усов В., Японскими лингвистами активно изучается нивхский язык, как предок японского // nivhi.ru, 12.03.2015

Фольклор юкагиров (сост. Курилов Г.Н.), Новосибирск, 2005.

Шренк Л.И., Об инородцах Амурского края. Т. II-III. СПб.,1899-1903. 

Штернберг Л. Я. Образцы материалов по изучению гиляцкого языка и фольклора, собранных на острове Сахалине и в низовьях Амура // Известия имп. Академии Наук. СПб., 1900, V сер., т, XIII, 4.

Элиаде М., Шаманизм и архаические техники экстаза, М., 2014.

Япония. Антропология // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, т. 41А, 1904.

Eberhard W., Lokalkulturen im alten China, Leyde, 1942.

Ratzel F., Über die Stabchenpanzer und ihre Verbreitung im nordpazifischen Gebiet // Sitzungsberichte der philosophisch-philologischen und lustorischen Classe der k. b. Akademie der Wissenschaften zu Miinchen. Jg. 1886. München.

Fortescue M.D., Language Relations across Bering Strait: Reappraising the Archaeological and Linguistic Evidence. London and New York: Cassell, 1998.

Tamura S., The Ainu Language, Tokyo, 2000.

Словари

Курилов, Г.Н., Юкагирско-русский словарь (нижнеколымский диалект), Новосибирск, 2001.

Чукотско-русский словарь. Сост. Т.А. Молл, П.И. Инэнкликэй. Под ред. П.Я. Скорика, Л., 1957.

Ненецко-русский словарь. Сост. Н.М. Терещенко, М., 1965.

Володин А.П., Халоймова К.Н., Словарь ительменско-русский и русско-ительменский, Л., 1989.

Меновщиков Г.А., Эскимосско-русский словарь, Л., 1988.

Сокращения

ЛЭС - Лингвистический энциклопедический словарь (гл. ред. В.Н. Ярцева), М., 1990.

Электронные ресурсы проверены 12.08.2016.

Примечания

[1] Японско-когурёская гипотеза о родстве между японским и когурёским языком, существовавшим в древности на севере нынешней Кореи и на юге Маньчжурии, была впервые предложена японскими исследователями Симпэем Огурой в 1907 г. Согласно ей, предки японцев, основавшие царство Ямато, прибыли из царства Пуё, предшествовавшем Когурё.

[2] Одним из первых гипотезу о родстве японского языка австронезийским выдвинул русский ученый Е. Поливанов в пер. пол. 20 в.

[3] Корейский и японский языки подключены к алтаистическим построениям лишь к 1920-м гг. Э. Миллеру принадлежат исследования в этой области.

[4] Российский ученый М. Алексеев называет феномен лингвистической сходимости - "морфологические встречи". Например, такие явления фиксируются между нахско-дагестанскими и индоевропейскими языками при сравнении ностратического морфологического инвентаря с восточнокавказским (см. Алексеев М.Е., Нахско-дагестанские языки. - Сравнительно-историческое изучение языков разных семей. Современное состояние и проблемы, М., 1981.). Кстати, аналогичные феномен был замечен при сравнении пратибетобирманских падежных показателей и алтайских (см. Гуан-жэнь Гон - Gong Hwang-cherng, Postpositions in Tibeto-Burman languages // XIV International Congress of Linguists: Abstracts... Berlin, 1987). Гипотеза заимствования, подчеркивает М. Алексеев, в этом случае маловероятна, поскольку она противоречила бы тезису о непроницаемости морфологии.

Р. Шэферу удалось обнаружить ряд словарных параллелей между папуасскими и сино-тибетскими языками. Среди них есть весьма любопытные. Например, сопоставление числительных в языке эпа и тибетском: 2 - nsi~gnyis, 3 - sum~gsum, 4 - ssi~bzi, 5 - na~lna (см. Shafer R., Was New Guinea the Graveyard of 100 South Asian and Pacific Cultures?, − "Orbis", t. 14, 1965, № 2).

[5] Япония претендует на южные Курильские острова, ранее населенные айнами - Уруп, Итуруп, Кунашир, а также Шикотан и гряда Хабомаи (Плоские острова), которые с 1945 г. перешли под управление СССР. От Японии в том же году отошел и Южный Сахалин (Карафуто - букв. "Чужая земля"), города которого раньше носили японские названия: Тоёхара (Южно-Сахалинск), Отомари (Корсаков), Маока (Холмск), Эсутору (Углегорск), Сикука (Поронайск).

Южная Корея не признала подписанный в 1990 г. между СССР и КНДР договор об установлении госграницы по фарватеру р. Туманной (Туманган). Этим документом в состав России был включен бывший остров Ноктундо (鹿屯岛, 녹둔도, "олений остров") в речном устье. Ноктундо принадлежал корейской династии Чосон, однако после того, как остров соединился с сушей, он стал формально считаться территорией Российской империи, что закрепил в 1860 г. договор о границе с Китаем.

До 1935 г. в СССР корейцы жили в Приморье, где для них было создано 2 национальных района (Посьетский и Сучанский, объединенные позже во Владивостокский, и Суйфунский районы) и 77 национальных корейских сельсоветов. Сейчас корейцы компактно проживают на Сахалине.

[6] Палеоазиатский субстрат в японском и корейском языках // Лингвофорум, 2011.

[7] По одной версии слово "шаман" происходит от санскритского śramaṇa - странствующий отшельник, духовный подвижник-аскет. Считается, что вместе с буддизмом этот термин распространился на Север через эвенкийский язык (см. Элиаде М., Шаманизм: архаические техники экстаза, Киев, 2000). По другой версии слово имеет исконное тунгуссо-маньчжурское происхождение и происходит от корня sa - "знать" и суффикса man, означающего привязанность (см. Василевич Г.М., Русско-эвенкийский словарь, М., 1948).

[8] В одном Сеуле около 100 таких храмов (куксадан). В Корее свыше 30 шаманских сект нового толка (например, Квансонгё). Корейский шаманизм  называется мусок - "нравы и обычаи шаманов" или мансин - "вера в 1000 духов". Существует множество разновидностей шаманских названий: мудан - для женщин, паксу, или панси - для мужчин. На ранней корейской поэзии хянга видно влияние шаманизма (см. Корейский шаманизм // Мифы народов мира).

[9] Заячьи культы - архаичное и маргинальное явление. Виднейший исследователь хеттского языка Б. Грозный упоминал, что в окрестностях турецкой деревни Сиваса жители, принадлежащие к суфийской секте Бекташи, не едят весьма почитаемых в этой местности зайцев. В этом исследователи видят отголосок древнего культа зайца (вера в его пророческие способности), засвидетельствованный у древних лувийцев (см. Волков А. В., Непомнящий Н.Н., Хетты. Неизвестная империя Малой Азии, М., 2007).

Египтяне поклонялись священному зайцу Унут, который особенно почитался в 15-м верхнеегипетском номе. Ученые нашли изображения богини (она отождествлялась с солнечным оком), у которой на голове штандарт с изображением лежащей зайчихой. Изображение Унут можно увидеть на гербе города Хемену, а также на дверях гробницы Аменхотепа III. Согласно Плутарху, египтяне считали зайца из-за его быстроты и сообразительности символом божественных качеств. Не совсем ясны утверждения об отношении зайца к Осирису и богу письма и мудрости Тоту. В последнем случае можно проследить логическую цепочку: заяц - луна - счет - письмо.

В Старом Свете заячьи культы большей частью сохранились у индейцев.

У индейцев майя кролик Ламат – секретарь преисподней, лицо луны, писатель иероглифов на страницах из коры, покрытых маисовым тестом, рисовальщик картинок на небе. Заяц в этом случае отождествляется с писцом грехов и подвигов человека.

В мифологии алгонкинских племен оджибве и чиппева культурный герой, создатель мира, избавивший людей от потопа и и принесший им огонь - Манабозо (Мичабо, На-на-буш, Глускэп). Он предстает в образе Великого Зайца. Интересно, что также как и майя алгонкины приписывают зайцу создание разнообразных ремесел и искусств, в частности пиктографического письма kekinowi.

[10] Матрёшка - русская деревянная игрушка в виде расписной куклы, внутри которой находятся подобные ей фигурки меньшего размера. Первый эскиз сделан профессиональным художником С. Малютиным (1859-1937), одним из активных создателей и пропагандистов "русского стиля". Идея создания разъемной куклы была подсказана мастеру японской игрушкой, привезенной с острова Хонсю женой купца С. Мамонтова. Это была фигура добродушного лысого старика, мудреца Фукурамы, в которой находилось еще несколько поделок, вложенных одна в другую.

[11] Джаганнатха (Jagannātha - "владыка вселенной") - безрукое, безногое, с выпученными глазами божество, культ которого наиболее распространен в индийских штатах Орисса и Бенгалия. Предполагают неиндоарийское автохтонное происхождение этого культа.

[12] Примерно в 1930-х гг. оригинальное письмо было разработано чукотским оленеводом (совхозным пастухом) Теневилем, жившем близ поселка Усть-Белая в бассейне р. Анадырь. Но такое изобретения, по данным этнографов, было не единственным. В первой трети 20 в. среди чукчей отмечались опыты создания систем, сходных с логограммами, образцом для которых служили европейские алфавиты, а также торговые марки на российских и американских товарах. Сходная с тенвилевской система применялась также чукотским торговцем Антымавле в Восточной Чукотке (см. Леонтьев В.В., Антымавле - торговый человек, М., 1974).

За сравнительно короткий промежуток времени эскимосы разработали целый ряд оригинальных систем письма, в основном для записи библейских текстов. В 20 в. Киатук (Исаак) создал слоговое письмо для соплеменников Квигилингока на Аляске. В соседнем арктическом районе эскимос Уякок (Хелпер Нек) придумал идеографическую, затем буквенно-слоговую письменности для диалекта юпик. Позже на мысе Коцебу, на Севере Аляски Лили Савок и ее мать Килорак Рут Эйак приспособили письмо Уякока для другого наречия - инупиак.

Примечательно, что эскимосы канадской территории Нунавут до сих пор пользуются оригинальным силлабарием (titirausiq nutaaq), приспособленного европейцем Э.Дж. Пеком (Укаммаком) для диалектов Лабрадора еще в 19 в.

[12a] Сравните в мордовско-мокшанском языке многозначный термин "сёрма" - письмо, узор, крапинка на ткани, морщина. На Руси знаки собственности (клейма, рубежи) называли пятнами.

По М. Фасмеру, глагол "писать" родственен слову "пёстрый" (ср. также "пёс"). Далее сюда же относятся литовские piešiù, piẽšti - "рисовать, чертить (углем)", древнеиндийское piṃc̨áti - "украшает, придает образ, выкраивает", рḗс̨аs - "вид, форма, цвет", авестийское раēsа- - "украшение", греческое ποικίλος - "пестрый", а также латинское pingo -  "рисовать, вязать иглой".

[13] Юкагиры называют русских "нохшоччо". "Нохшо" по-юкагирски - это "соболь", т.е. дословно "нохшоччо" переводится "соболятник, охотник за соболем".

[14] Сравните название "Восьмиглавго змея" в японских мифах - Я-мата но-Ороти и легенду о восьми островах Японии.

[15] У австроазиатской семьи мунда, языки которой распространены в Индии, самоназвание hor - "человек".

[16] Языковед-иранист В. Абаев в своих исследованиях полагал, что название ираноязычных саков происходит от слова sag (собака), которое до сих пор сохранилось в персидском и таджикском языках. Сравните самоназвание чеченцев нохчий (ед. ч. нах) и монгольское название собаки - нохой (нохай). Интересно это слово сопоставить с ногайцами, чей этноним происходит от имени беклярбека Золотой Орды Ногая (Нохая), упоминаемого в русских былинах, как Собака Калин-царь. Есть языки, в которых "человек" и "собака" звучат одинаково. Например, в адыгейском хьэ - устаревшее слово "существо" (человек), а так же "пес".

Есть предположение, что тотемное происхождение монгольского племени oyrat имело тотемное значении "волк" и не случайное совпадение с финским koira "собака" (см. Убушаев Н.Н., Происхождение этнонима ойрат // Теегин герл / Свет в степи, Элиста, 1994, №3).

[17] Кстати, В. Косарев полагал, что "знаки эры богов" могли напоминать филиппинские аборигенные силлабарии типа мангьяна и тагбануа. [Косарев, Из единого...] Он не исключаются, что наряду с ранними, происходили более поздние инфильтрации или миграции на Японские острова обитателей Южных морей - через Филиппины, остров Тайвань и гряду Рюкю. Этот маршрут, по мнению ученого, был достаточно оживленным в 300 г. до н.э., в эпоху, предшествующую культуре Яёи.

[18] Преффигирующая агглютинация известна банту, индейским, абхазско-адыгским и австронезийским языкам. Ср. в индонезийском ajar - "учить", ajar-an - "учения", bel-ajar - "учиться", pem-bel-ajar-an - "обучение"; в суахили wa-ta-si-po-ku-ja - "Если они не придут" - (они-[футурум]-[отрицание]-если-[аугмент]-приходить).

В нивхском и айнском наблюдается детализация местоимения "мы", характерная для австронезийских языков. Сравните "мы" в нивхском - мэң (я+ты), мин (я+вы), н'ин (я+он~они). Это отличает нивхский и айнский от соседних и других палеоазиатских языков.

Как видно, палеоазиатские языки находят немало общих структурных черт с австронезийскими языками. [Володин, 2001] Это - префигирующая агглютинация, инклюзивные местоимения, неразвитость форм грамматического времени, наличие глоттализованных согласных (с одной стороны в ительменском и корейском и с другой - в языках Индокитайского полуострова, например, в мон-кхмерских). Можно также сопоставить инкорпорацию чукотского типа и инфиксы в австронезийских языках. Только в чукотском инкорпорируются слова, а, например, в индонезийском аффиксы: guruh - "гром", g-em-uruh - "громовой". В чукотском: га-пойг-ы-ма - "с копьем", га-таӈ-пойг-ы-ма - "с хорошим копьем". Здесь пойг-ы-н (копье) и ны-тэӈ-ӄин, основа - тэӈ/таӈ (хороший).

(С) И. Карасев, 2011-2016.