У Тэхёна в башке тупые подкаты, и все как один из тик-тока. Собственные мысли выметает на раз-два, оставляя пересохший рот и невозможность связать пару слов. Он который день молча липнет взглядом к капитану волейбольной команды, ворочая в голове идиотские фразочки.

Ну окей, дело не во фразах. Дело в Ким Сокджине. В высоком росте, широченных плечах, которые открыто и вызывающе торчат из майки с логотипом универа. В конфете на палочке, которую тот гоняет весь день по пухлым губам, хотя от конфеты там уже давно ничего не осталось. В тоне ехидного голоса, которым он срезает влюблённых в него неудачников на подлёте. Капитану пофиг, кто к нему с очередным признанием лезет: робкий малолетка, что отчаянно краснеет и еле ворочает языком, или брутал-старшекурсник с нагловатой улыбкой. Или вот Ким Тэхён, у которого одна страсть в жизни — скорость.

Ну, была.

Теперь вот ещё грёбаный Ким Сокджин, чёртов нарцисс, который у Тэхёна из головы даже покурить не выходит.

Тэхён теперь очень всё как-то понимает и про ёбаных бабочек в животе, и про радужных пони, и про розовый зефир, и вообще сто миллионов адищенских сравнений, потому что они у него случаются все и сразу. Очень хочется дать себе по лбу: хэллоу, башенка, на место вернись, и  пригласи на свидание нормально!

Но нет.

Рот при любой встрече с Сокджином (случайной, разумеется, с чего бы Тэхёну специально быть в корпусе, где учится Джин, и где у него дел нет примерно вообще?) выдаёт чушь.

— Я не волейбольный мяч, но к тебе бы … бы… э-э-э… подкатил.

Первое правило подката — смутить объект воздыхания так, чтобы тот начал запинаться. Мямлить. Краснеть. И главное — чтобы отказать не смог. А потому что делаем? Правильно — подкатываем сразу после тренировки, при всей команде, что вываливает из раздевалки в коридор.

Тэхён не то, чтобы мямлит, но запинается. Краснеет так, будто хапнул ложку чили. У него под неизменной кожанкой сердце трещит аритмично, как гравий под колёсами. Его взгляд прикипает к мазутно-чёрным зрачкам Сокджиновых глаз, в которых мыльно-радужной плёнкой переливается насмешка.

— Был бы он волейбольный мяч, мы б его надули… — раздаётся шепоток за спиной Тэхёна, и тот думает, что где-то он просчитался с правилом подката, которое про «делать в толпе». Почему в эту толпу нельзя красиво въехать на родном Харлее, разметав шептунов по стенам коридора? Закинуть красавца-капитана через седло и увезти?

А, ну да, у него же и так пара неоплаченных штрафов.

Зато мысль о Сокджине, перекинутом через седло и колени Тэхёна, полыхает в венах почище горючего.

Сокджин небрежно хлопает по плечу, не ведая, что только кинул спичку в топливный бак, и кивает на зал за спиной, где волейбольный инвентарь убирают в кладовку дежурные.

— Будь ты мячиком, Тэхён-а, тебя бы в кладовке заперли, — хмыкает Сокджин не то, чтобы остроумно. Команда за его спиной гиенит в поддержку своего капитана, пока взгляд Тэхёна невольно липнет к тёмному входу в кладовку. В голове поза «Сокджин через байк» трансформируется в «Сокджина на его плече», которого Тэхён туда тащит.

Он точно бы смог ещё что-то сказать чёртовому капитану, но зависает на мысленных картинках, во время которых команда его обтекает, пульнув ему в уши парой шуток про мячики, которые к спортивному инвентарю имеют отношения примерно ноль…

Тэхёну кажется, что бензин заново разгорается в кровотоке вместо бачка Харлея, когда он застаёт Сокджина одного у фонтанчика с питьевой водой. Тот в мокрой от пота майке, и каждая чётко вычерченная линия его тела кажется Тэхёну красивее всех строгих изгибов любимого байка. У него во рту сушит, и он поспешно облизывает губы, пока в отчётливой мысленной картинке кольцует талию капитана руками в перчатках, спускает их ниже, и… О да, идея оседлать и прокатиться на этих сильных бёдрах вставляет его больше привычного вайба от скорости.

Тэхён падает плечом на стену у фонтанчика, не в силах оторвать глаз от прозрачных струек, катящихся по пухлым губам. Сокджин глотает воду, будто не замечая влюблённого почти сталкера, и Тэхён лениво тянет, за низким голосом скрывая волнение:

— Давно в волейбол гоняешь?

— Блумль, — невнятно-согласно булькает Сокджин. Жадность, с которой он пьёт, капли на подбородке, которые невыносимо хочется стереть пальцами, выносят Тэхёна за горизонт на субсветовой скорости.

— Знаешь, как прыгает мяч? Покажешь у меня бёдрах?

Сокджин давится и отрывается от воды. Смотрит наконец-то тяжёлым взглядом, фыркает так, что пара капель попадает на щёку Тэхёна. Тому кажется, что вода шипит на его раскалённой коже.

— Ну ты дебил упёртый, — всё с той же привычной насмешкой в голосе бросает через плечо старшекурсник, скрываясь в раздевалке.

У Тэхёна в голове две мысли. Одна тоскливая и виноватая — он, дурак, человеку нормально напиться не дал. А вторая сидит в подкорке радостным предвкушением и семафорит алым цветом. В точности, как уши Сокджина.

— А меня накормить не хочешь? — спрашивает Тэхён на следующий день в столовой, ловко обходя студентов на поворотах, и занимая место за Сокджином.

— Чего? — внезапная потерянность вместо насмешки в жгучих глазах воодушевляют вот прямо очень. До наглости, с которой Тэхён кожаными штанами трётся о бедро Сокджина в толпе и шепчет почти на ухо.

— Если подаришь мне тысячу жизней, то я ни одну не выплюну.

Сокджин смотрит матом. Давиться ему нечем, потому что подкат он ловит на выдохе, пока его опаляет жаром чужой кожи. У капитана теперь не только уши семафорят, но и шея горит, а на висках проступает пот.

Вот только упрямый старшекурсник не сдаётся: бухает свой полный поднос на пустой Тэхёнов, и за шиворот тащит тонсэна прямо к столам. Тэхён мог бы, конечно, и взбрыкнуть, но чужие желанные пальцы на шее даже сквозь рубашку стягивают затылок незримой дрожью.

— Ставь! — безапелляционно приказывает Сокджин, и Тэхён выныривает из тумана касаний, трезвея и грустнея одновременно. Место за столом есть только для капитана, команда подкалывает крутого гонщика на все лады, и всё вкусное на раздаче уже разобрали, пока он ловил неверный попутный ветер. Он с пустым подносом плетётся к выходу, не зная, как поспешно Сокджин глотает еду, не отвечая на сей раз команде и о чём-то нефигово задумавшись.

— Ты не волейбольный мяч, но я за тобой всё равно бегаю? — раздаётся за спиной поздним вечером знакомый голос. У Тэхёна позади бессмысленный день в библиотеке, в которую так и не пришёл учиться Сокджин. Бессмысленный день в зале, где сегодня из-за подготовки к какому-то празднику отменили тренировку волейбольной команды. Тупое и бесцельное болтание по коридорам, в надежде натолкнуться на знакомую широкоплечую фигуру. Тэхёну кажется, что топливо в сердце становится ядом, от которого противно слабеют и дрожат ноги. Он на стоянку к родному Харлею приплетается в надежде найти последнее утешение в скорости, когда встречный ветер вынесет режущую боль висках и все мысли из головы. А за городом так вообще можно будет безбашенно и по тупому снять шлем, и к дьяволу все штрафы. Гонять до слёз на глазах, которые точно от ветра, а не от бессмысленной обиды.

Вот только голос с идиотским вопросом не даёт расклеиться совсем.

Тэхён так и замирает со шлемом в руках, ловя широкоплечее отражение в тёмном изогнутом стекле. Поворачивается, ушам своим не веря.

Сокджин стоит прямо за ним, лениво перебрасывая палочку от конфеты во рту, уткнувшись в смартфон и зачитывает вслух:

— Конфеты к чаю закончились, поэтому к чаю — я? — произносит он, и его бровь задирается в таком сарказме, что Тэхёна прошибает от восторга и злости одновременно. — Йа, ты на этом сайте свои тупые подкаты берёшь?

Смартфон светит экраном в лицо, знакомый значок крутится в углу, но видит Тэхён лишь глаза Сокджина за ним, у которого и знакомый жгучий взгляд, и привычная насмешка на пухлом изгибе губ и… невыносимо алые уши.

А впрочем, терять уже нечего.

— Я, конечно, не кофе, но ночью уснуть не дам, — хмыкает гонщик, залипая на палочку, что лениво скользит от одного уголка губ к другому и кивает себе за спину. — Прыгай, конфета.

У него растворяется что-то внутри, когда Харлей под ним оседает от дополнительной тяжести, а по бёдрам скользят ладони Сокджина, смыкаясь на животе.

— Ещё один тупой подкат от тебя — и точно запру в подсобке.

Тэхён улыбается, заводя мотор, и под его рык думает, что готов терзать тупыми подкатами уши Сокджина вечно, если тот будет запирать их вдвоём. Особенно когда эти уши так очаровательно алеют.

А сегодня…

Сегодня привычная глухая тоска в груди будет наполнена — скоростью, ветром и Ким Сокджином.