Однажды в сказках

Фэндом: BTS

Пэйринг и персонажи: Мин Юнги, Пак Чимин, Ким Сокджин, Чон Чонгук, Ким Намджун, Ким Тэхён, Чон Хосок, Василиса

Направление: гет

Рейтинг: R, нецензурная лексика

Метки: АУ, ООС,  музыкальная группа, магия, ведьмаки, юмор, сказка

1. Волшебный лес

Окей, где-то Джин это уже видел. Точнее, слышал, и спустя пару секунд оглушающей тишины после перемещения даже вспоминает где: Кен, дружбан-ровесник из конкурирующей айдол-группы VIXX рассказывал про сбой телепорта. Из Кена ведьма как из мамонта балерина, в отличие от Джина. Тот на четвёртом курсе обучения в Магической школе таких косяков уже не допускает, а если и да, то либо из вредности, либо дать поржать окружающим. Сплошной фан, короче, а никакие не сбои.

Но вот сегодня Джин точно не планировал лажать: ни из вредности, ни шутки ради. У них новогодний эвент в Пусане, а затем сразу второй в полночь в их общаге, дать полюбоваться фанатам, как бантаны празднуют европейский Новый год. Он им, по-чесноку, нахрен не упал, ну не их праздник. Им бы после Пусана упасть часиков на двенадцать мордой в подушки. Но ради Арми они готовы на всё. И в этом мире айдолов и магии пункт плана, где Джин-недоведьма заклинанием телепортации мгновенно перемещает всю группу из Пусана в Сеул после эвента, играет немаловажную роль.

Разбалованный аж двумя недоведьмами группы Пусанский стафф даже не заморачивается на их переодевание, умывание и прочие послеэвентные штуки. Ну что там заморачиваться? Сеульцы их уже на месте за полтора часа до полуночи и в душ отправят, и переоденут, и накрасят в домашнее перед Ви-лайвом. А тут, в Пусане, уже можно и расслабиться. Поэтому стафф образует пустое пространство вокруг семерых парней, которых мысленно-колдовским усилием Джина должно вернуть в общагу в Сеуле. Бантаны сцепляют руки как есть, в концертных костюмах, все красивые и в белом, кроме мелочей, с которыми отыгрывали эвент про Золушку.

Тэхён поигрывает коротеньким хлыстом, изображая кучера и запихивает его себе в карман, прижимая локтем, чтобы не вывалился при переносе.

Юнги размахивает метёлкой, изображая лакея, который готов с Золушки пылинки сдувать. Чтобы Джин их всех телепортнул и никого при этом не потерял, держаться за руки надо крепко, и он пихает метёлку в карман. Та смешно торчит перьями из-за плеча рэпера.

Чонгук в зубах зажимает волшебную палочку. Он сегодня крёстная фея (вся группа мысленно ещё и «мать» к этому добавляет, тихо хихикая). Палочку ему стафф подобрал красивую, резную, почти гаррипоттеровскую, только розовую и со звездой на конце.

Намджун на шею подвесил пару «хрустальных» туфелек из прозрачного силикона, даром что одна туфелька примерно с пол Намджуновой ладони. Зато на этой же ладони она красиво смотрится на всех фотошутах, пока лидер из себя изображает Золушку. Этим двоим не повезло и роли распределились именно так.

Хотя кому больше не повезло, тот ещё вопрос — Чонгук с Намджуном по умолчанию всего лишь женского пола, а вот Хосоку досталось быть лошадью. Надежда всея группы маску-голову лошади сначала упорно пытается пристроить подмышку, но та оттуда не менее упорно вываливается — здоровая, сволочь. Так что Хосок, чертыхаясь, напяливает её себе на голову снова, бурча и ноя, что в ней жарко, душно, неудобно и невкусно пахнет.

В эвенте от отрицательных персонажей решили отказаться, переделав сказку на свой концертный лад, поэтому в бантановской версии ни злобной мачехи, ни стервозных сестёр нет и в помине. Так что Чимину на голову напяливают зелёный листик (Чимин и странные головные уборы — это их вообще муд по жизни), крепят хэллоуинский рыжий значок к костюму, и он на сцене сегодня Тыква. Джин, чтобы подбодрить несчастного от своего невезения младшего, тут же себе на башку Р-Джея прикрепляет, недолго думая, и объявляя в микрофон на всю планету, что он теперь альпачий принц.

Что ни говори, хорошо быть раскрученной группой и творить весёлую хню.

Джин, вообще-то, на точность своей телепортации никогда не жаловался. И какого мамонта они оказались в глухом лесу посреди завалов снега и на морозе, вместо большого зала в общаге, специально расчищенного для прителепортирования, Джин не понимает вообще никак. Лес, к слову, очень и очень сказочный: деревья просто огромные, с толстой корой и янтарными потёками смолы. Над головой звёздная гладь, и Млечный путь ярко просвечивает сквозь мохнатые игольчатые кроны древних кедров. И слава богу, что белый концертный наряд включает в себя толстенные ботинки, в которых танцевать хоть и слегка неудобно, зато проваливаться в непонятную обстановку после проёба с телепортом — самое оно. Вокруг белым-бело: они по колено в снегу, сухом, пушистом и искристом от мороза. Тишина стоит такая, что давит на уши, и единственные звуки вокруг от них самих.

Но ладно бы был вопрос только в «где».

— Какого попугая? — раздаётся в глухой морозной тишине первый вопрос и у Джина челюсть при взгляде на группу отвисает сама собой.

С группой тоже не то, чтобы всё в порядке.

Юнги так в белом и остался, только теперь это точно костюм лакея аккурат из сказки, с посеребрённой вышивкой, а ещё у него бакенбарды. Они кучерявятся пышной порослью почти до подбородка, в отличие от привычных прямых волос рэпера.

Тэхён не лучше: в ливрее, белой, как снег вокруг, и хлыст у него сейчас очень даже настоящий, метра три и с дорогой деревянной рукоятью.

И эти двое ещё хотя бы нормальные.

Чонгук куда прилетел, туда и сел в … розовом платье. У него юбка пышным кринолином аккуратно лежит земляничной блестящей лужей на снегу, а ещё сзади болтается милый маленький плащик и шапочка-конус с прозрачными лентами на голове. И палочка, да. Волшебная, со звёздочкой на конце. Вот палочка совсем не изменилась. Охреневшее в край выражение лица макнэ, оглядывающего себя, посоперничать может только с таким же у лидера.

Тот в тоже в платье, только в изысканно голубом, и его юбка, в отличие от Чонгуковой, раза в три больше. И тоже блестит. Намджуна будто засунули в голубой сугроб по пояс. А на шее вместо кулончика у него висит … пара здоровенных, прозрачных, блестящих и сто процентов хрустальных кроссовок. Джин зуб готов отдать, что это точно размер лидера. И выражение лица у него такое озверевшее, и хватающее ртом воздух, что лучше даже не подходить.

Джин оглядывает себя, хватаясь за Р-Джея на голове. Там пусто. И хоть он по-прежнему в белом, вместо белого концертного на нём белое альпачье. И слава вселенной, вообще-то, потому что в нём тепло. При мысли о тепле Джин вспоминает, что Чимин был одет легче всех и ему сейчас наверняка херово в его открытой майке без рукавов. Но тут недоведьма за спиной слышит ржание и медленно оборачивается назад, заранее холодея не от мороза, а от ужаса.

За ним стоит вороной конь с очень Хосоковским выражением лица. И запряжён он в тыкву, которая размером примерно с хороший микроавтобус.

— Ч… ч… Чимин? — кое-как выдавливает из себя Джин. У него мысли лихорадочно тарабанят внутри черепа, и его начинает медленно накрывать паникой от того, что он про такую дичь даже в ведьминых байках не слышал. Тыква на самом деле не совсем тыква, а классическая сказочная карета — ярко-оранжевая, огромная, их шестерых (учитывая даже Хосока в его нынешнем состоянии) без труда в себя вместит. С дверцей и парой маленьких окошек с зелёными занавесочками. С сиденьем для кучера, с приступочкой и поручнями для лакея. С огромными просто колёсами. И с зелёной хернёй на самой маковке, отдалённо напоминающей концертную шапочку-листик.

Так Джина ещё никогда не крыло.

— Какого. Хуя. Я. Фея??? — орёт Чонгук с нотками истерики в голосе, что необычно тоже очень, их макнэ чаще всего вежливый и сдержанный.

— Юнги, у тебя что на лице?

— Я задыхаюсь…

— Джин, что происходит?

— И-го-го!

— А где Чимин?

— Джин!

— Дышать не могу…

— Что с Хосоком, куда он делся?

— Это нихуя не общага!

— Ким Сокджин-ши!

— Памаги… те…

— Где мы вообще?

Ор из пяти голосов и одного лошадиного ржания взмывает вверх и широко раскидывается в морозной тишине над лесом. Тыква молчит.

Первым реагирует и бросается к задыхающемуся лидеру Тэхён, врезаясь в пышнючее голубое платье, как в волну. Хватает того за щёки, пытаясь будто бы заглянуть в рот и выяснить причину задыхания, но замечает, что Намджун раздирает пальцами грудь. Слава богу, Тэхён сообразительный — недолго думая, разворачивает лидера спиной к себе, сдирает безжалостно дурацкий голубой муар и рвёт шнуровку.

Та поддаётся, и корсет, в который почему-то оказался закован лидер, с треском расходится на объёмной грудной клетке. Намджуна аж напополам сгибает от облегчения и возможности дышать.

Юнги с бакенбардами и Чонгук с волшебной палочкой тем временем ковыляют по сугробам к застывшему столбом Джину. Прямо перед ним, чуть ли не цепляя недоведьму копытами, Хосок-лошадь встаёт на дыбы и испуганно ржёт, пытаясь выбраться из сбруи и как минимум сбежать подальше.

Тыква всё ещё молчит, осознавая себя в пространстве.

— Джин! — раздаются за спиной старшего четыре голоса. Тэхён с Юнги кое-как дотягивают Намджуна в огромной юбке до живописной группы, Чонгук добирается сам, и все в ступоре смотрят теперь на тыкву, коня и почти альпаку. Им бы ещё сообщить Джину, что у него кончик носа окрашен чёрным и по три дурацких нарисованных точки на каждой щеке, но всем сейчас не до этого.

— Я не знаю, что происходит, — Джину страшно так не было ещё никогда. Минутка паники мешается с полной растерянностью и жалостью к младшему. — Чимин, — беспомощно зовёт Джин ломким голосом, надеясь, что Тыква его хотя бы слышит.

На макушке кареты зелёная шапочка печально шевелится, из-под неё выползает пара длинных и толстых тыквенных усов, и узкий тонкий листик, который уныло свисает с крыши.

— Чимин… — совсем несчастным голосом зовёт Джин, переводя взгляд на лошадь. — Хосок… парни, я не знаю, что это, это не я, честно, но я всё исправлю!

Конь замирает, сверля старшего глазами. А один из усов Тыквы Чимина вдруг устремляется вперёд, хватает альпаку Джина поперёк талии и поднимает в воздух.

Тыква там Чимин или не тыква, но сил ему, как обычно, не занимать. Накачался, мелкий. У Джина приступ паники за группу сменяется приступом паники за себя, а затем его макают головой в сугроб.

— Чимин! — вопль Тэхёна, бросившегося обнимать друга-тыкву, Джин слышит даже сквозь забивший уши снег. Усик вокруг талии убирается, и альпачий принц кое-как выбирается из сугроба. Тэхён стоит у Тыквы-кареты, широко раскинув руки и нежно поглаживая яркие оранжевые бока. Юнги добрался до коня и крепко обнимает того за шею, что само по себе непривычно — обнимающийся Юнги та ещё редкость. Вороной застыл в абсолютной неподвижности, и у него на морде чисто Хосоковское выражение "чё это они все, у меня тут всё норм! Ну подумаешь, я лошадь, пф!.."

Намджун с Чонгуком замерли как два разноцветных колокольчика в сугробах, голубой и розовый. В таких юбках шататься по снегу то ещё удовольствие, хотя им тоже очень хочется с кем-нибудь утешающе пообниматься.

— Так, тихо всем! — зычно провозглашает отдышавшийся лидер. Разодранное платье без рукавов не греет ни разу, и Намджун, недолго думая, задирает пару верхних слоёв юбки, набрасывая себе на плечи. Меньше от этого колокольчик нифига не становится. — Джин, что происходит вообще?

Джин-альпака доползает из сугроба до остальных, опасливо косясь на Чиминовы усики. Те скрутились на крыше Тыквы-кареты и бдят.

— Чтоб я знал! — в сердцах произносит он, и вся группа (кроме лошади и тыквы соответственно) начинает рыться по карманам. Карманы есть даже у Намджуна с Чонгуком, хотя оба совсем не рады обнаружить под юбками панталоны. Смартфоны, запакованные в пластик чтобы не разрядиться при работе телепорта, извлекаются на свет. Они включаются, что радует: значит, энергия есть, как обычная, так и магическая, иначе никакой бы пластик не спас, батареи были бы пустыми.

А вот сети — нет.

Пять бантанов дружно задирают руки с телефонами вверх.

Сети всё равно нет.

Тэхён что-то шепчет в окошко Тыквы-кареты, и та немножечко проседает. Тэхён поспешно забирается сначала на кучерское сиденье, а потом и на маковку Тыквы Чимина, поднимая смартфон повыше.

— И тут сети нет, — грустно говорит он и косит взглядом на ближайший кедр. Тот высоченный и раскидистый, и вполне возможно, что там зона есть — раз, оттуда можно увидеть ближайший населённый пункт — два. Юнги перехватывает взгляд и предупреждает:

— Не лезь, не дай Будда, соскользнёшь, нам страховщики хрен что выплатят за такое. Джин? — Юнги смотрит на старшего.

Тот молчит, уйдя в себя и поспешно перебирая доступные ему заклинания. Курс по телепатии у них только в следующем учебном году, и он пытается определить, что может сделать без так нужной им связи. У него есть пара-тройка заклинаний в загашнике, энергии для них вроде тоже хватает в их личных накопителях, но…

— А у меня пусто, — растерянно говорит Джин, открывая глаза. У него неуверенность опять на грани с паникой, потому что пустота эта настолько неестественная и пугающая, что такого просто не может быть. — Меня как будто магии лишили совсем…

— В смысле, лишили? Что, совсем ничего? — недоумевает Юнги

— Ничего, — мрачно вещает Джин и щёлкает пальцами. Привычный жест от недоведьмы, обычно лихо выбивающий им разноцветные весёленькие искорки, заканчивается всего лишь тихим щелчком. — Совсем. Тэхён?

Тот отвлекается на минутку от кедра, вокруг которого ходит как кот вокруг аквариума, и тоже щёлкает пальцами. И тоже бесполезно: у второкурсника такой же тихий щелчок без всяких искр, как и у хёна.

— Так. Так. Мы… — хватается за голову Юнги, и тут же отдёргивает ладони, натыкаясь ими на бакенбарды. Судорожно хватается за смартфон и ошалело пялится в камеру.

— Мы не в Корее, — мрачно перебивает рэпера лидер, пользуясь его зависанием и кивая на деревья. — Это сибирские кедры, да и погода говорит скорее о том, что мы в тайге. Ну или где-то на такой же широте. И нам очень повезёт, если это Канада, а не Сибирь.

— Сибирь ближе к Корее, — возражает Чонгук.

— Канада зато населённее, а вот Сибирь… — Намджун качает головой и произносит голосом туроператора, отговаривающего клиента от неудачной поездки. — Не советую.

Юнги кликает сделать снимок просто на автомате, и так же на автомате отправляет фото с бакенбардами в папку «Никому и никогда». Дёргает их на всякий — вдруг всё-таки приклеенные и оторвутся, но потом смотрит на Тыкву Чимина и давит тяжёлый вздох. Точно не оторвутся.

— Тэхён, лезь на дерево, — командует он, и Тэхён отправляется покорять облюбованный развесистый кедр.

— Страховка, — напоминает лидер, трясясь от холода.

— Мы ща замёрзнем нахрен, и какая тут страховка? — возражает Юнги. Тэхёна дважды просить не надо, тот по нижним веткам белочкой взлетает вверх. Чонгук провожает друга завистливым взглядом, ему в эдаких юбках ходить тяжко, не то, что лазать.

— А такое вообще возможно, чтобы ваша магия пропала? — спрашивает макнэ. Он, по примеру Намджуна, замотался в верхнюю часть юбки, но у феи слоёв на платье поменьше, и сквозь прозрачные нижние видны панталоны. И слава богу, всё ещё концертные здоровые ботинки, а не какие-нибудь дурацкие туфельки. Очень несчастный Джин всё ещё пытается дозваться свою внутренню магию, и так и сяк пробуя колдовать. Но внутри него сейчас вместо волшебства мерзкая сосущая пустота, и от неё очень и очень плохо. Чёрный кончик носа и точки на щеках страдающее выражение только подчёркивают.

— Не знаю, — горестно произносит он, и видеть их обычно жизнерадостного хёна в таком затравленном состоянии больно до слёз. Вороной Хосок его подталкивает в спину мордой, хоть так пытаясь подбодрить.

— Так. Так. Окей, нас же будут искать? — вслух рассуждает Юнги. Джин встряхивает головой, отвлекаясь от мрачных мыслей. Жил же он до Магической школы без колдовства? Сейчас вот почти то же самое. Кроме сибирской тайги вокруг, конечно. — Будут. Ща сеульцы позвонят в Пусан, типа где мы. Нас нету. До нас не дозвониться. Что дальше?

— Побегут и в Пусане и в Сеуле за ближайшим магом, — предсказывает Джин. — Тот нас начнёт отслеживать через магическое поле планеты и…

— Пусто! — орёт Тэхён с макушки кедра и начинает быстро соскальзывать вниз.

— … и наши с Тэхёном магические способности должны отозваться на призыв, но никаких способностей сейчас нет. И он нас не найдёт, — заканчивает Джин, снова мрачнея.

— Может, это только вы с Тэхёном свою магию не чувствуете? А там, на противоположной стороне, всё норм? — осторожно предполагает макнэ. — И кстати — почему Хосок конь после маски, а ты не альпака, а всего лишь в карнавальном костюме?

Ну что, наблюдательность у Чонгука, как всегда, на уровне. Он хоть догадался их дурацкие наряды связать с их концертным эвентом.

— Реальную альпаку впридачу к лошади моя нежная психика не вывезет, — фыркает Юнги. — Так что с с вашей магией?

— Может, и не чувствуем, — согласно и всё так же мрачно кивает Джин. — И это самый лучший вариант. А худший — мы в ебенях посреди сибирской тайги, без магии, нас блокнуло намертво, а тут мороз и какая-то сказочная хтонь. Пацаны, нам пиздец.

2. Ночная погоня

Тэхён у них, конечно, внезапный по самое не могу. Джин тоже иногда бывает внезапным, и у Юнги есть теория, что магические способности на планете вот так вот и распределяются, достаются тем, кто немножко (а иногда и множко) с придурью. Но вообще их ведьмы (Юнги терпеть не может приставку недо-, хотя она официальная и исчезает сразу после выпускного) ещё вполне себе приличные. Что творят маги-мемберы в других группах, лучше даже не знать, а косяки Тэхёна с Джином дальше стен родного общежития почти никогда не выходят. Но глаз с них Юнги на всякий случай не спускает.

Сейчас Тэхён, соскользнув с дерева, внезапно ломится куда-то в глубину леса, будто что-то там углядел. На вопль Юнги вслед:

— Не ходи никуда! — успевает только проорать в полуобороте загадочное:

— Там избушка!

Пятеро из них застывают в недоумении, потому что «там» на корейском они ещё поняли, а вот «избушка» неизвестно на каком — нет. Зато шестой ака Джин с мгновенным проблеском надежды подхватывается за Тэхёном с криком «Ура!».

— Что, блять, за из-буш-ка? — орёт им вслед Юнги, растерянно оглядываясь. Его, как всегда, по умолчанию оставили за старшего. Учитывая шебутной характер их хёна — ему не впервой. Но что делать конкретно в эту минуту, рэпер не знает: то ли ломиться вслед за недоведьмами, то ли остаться тут и опекать тыкву, лошадь и двух не то чтобы принцесс.

— Это вроде… это вроде… — трёт лоб Чонгук, что-то вспоминая, и взмахивает в радостном порыве волшебной палочкой. — Вспомнил! Избушка — это тот домик передвижной, где учительница из Магической Школы Джин-хёна живёт, ну, с которой у него шуры-муры! — довольно кричит макнэ. С волшебной палочки сыплются искорки, оседая на снег. Ленты на шапочке-конусе развеваются будто бы сами по себе.

— Кэмпер, что ли? — уточняет Намджун, кутаясь в юбки.

— Шуры-муры? — офигевает Юнги.

— Ну как будто да, только у неё вместо колёс куриные ноги, — игнорируя Юнги, объясняет Чонгук Намджуну. Вообще-то, инфа про шуры-муры конфиденциальная. Он, как самый пронырливый, её случайно подслушал, потому что старший из вредности о своих отношениях с одним из самых крутых архимагов планеты обычно никому ни гугу. Но у них тут аврал, так что макнэ решает, что можно, и при этом любимого хёна старается всё ж таки не выдать.

— Ладно, тогда ходи, — ошеломлённо разрешает Юнги Тэхёну с Джином, в полном ауте от полученной информации, и даже не задумываясь о том, что недоведьмы уже далеко. У него в голове картинка, где у домика-микроавтобуса вместо колёс сотни мелких куриных лапок под днищем шустрят по глубокому снегу, как крабы по песку, когда тащили Чёрную Жемчужину в Пиратах Карибского моря, и Джин на крыше обнимается с кем-то точь-в-точь как в Титанике. Зрелище вообще-то даже пугающее, и точно значительнее инфы о том, что у Джина есть девушка.

Недоведьмы его не слышат. Они упорно стремятся к просвету между деревьями, откуда на них действительно одним окном и краем двери смотрит маленький деревянный домик, вроде как пугливо высовываясь из-за стволов. Кажется, бегущие к нему люди его совсем не радуют.

На соломенной крыше бревенчатого домика торчит труба, из которой вьётся прозрачный дым, вкусно пахнущий почему-то варёной картошкой. У домика янтарные потёки смолы на светлых стенах, а одно окошко рядом с дверью приветливо светится. Вот только дверь над землёй очень высоко: из-за кедра кокетливо выглядывает одна куриная нога, на которую домик опирается дном. Вторую из-за раскидистых веток не видно.

Тэхён упорно стремится к избушке, проваливаясь по колено в снег. Джин пыхтит сзади, отстав на несколько метров — альпачий костюм с огромными лапами-сапогами, обутыми прямо на концертные ботинки, сильно мешает. Он пушистый, и в нём, конечно, тепло, но сейчас снег липнет на эту пушистость, сильно тормозя Джина, а ещё теперь в нём жарко невмоготу.

Избушка начинает натурально пятиться. Тэхён, заметив сие нехитрое действо, орёт и ускоряется, не понимая, почему хозяйка, которая его точно знает, не выходит к ним навстречу. Джину пот застит глаза, и он ничего не видит, но начинает орать и размахивать руками из солидарности с Тэхёном. Из окна избушки на них круглыми большими глазами янтарно светит здоровенный кот и Джин, кое-как узнав мохнатый силуэт за стеклом, орёт уже адресно, а не просто так:

— Уася, хозяйка где?!

Кот чуточку наклоняет голову набок, с любопытством наблюдая за ковыляющими по сугробам людьми.

Избушка отползает назад ещё чуть-чуть. Потом ещё чуть-чуть. Потом упирается в дерево ровно тогда, когда перед ней застывают две недоведьмы. Те синхронно произносят, задыхаясь от бега и немножечко сгорая со стыда, потому что у хозяйки дурацкое чувство юмора, и голосовой доступ она вполне могла бы обеспечить другими словами. Ну или просто звонок на дверях сделать, ага.

— Избушка-избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом!

Избушка не реагирует никак. Кот так и светит в окне жёлтыми глазами, а избушка даже не скрипит, будто бы затаившись.

— Может, она зависла? — шёпотом спрашивает Тэхён.

— В смысле?

— Ну тут же лес кругом, хер определишь, чем к нему поворачиваться?

— Пофик, должна просто двери открыть на ключевые слова. А у Василисы там сигналка, она должна выйти! — отмахивается Джин и повторяет в надежде, что хозяйка избушки просто спит: как-никак, ночь на дворе, даже если и новогодняя. — Избушка-избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом!

Кот оглядывается куда-то вглубь строения, в окне вроде бы мелькают ещё чьи-то глаза, но Джин уверен, что это избушкиного домового, а никак не хозяйки. Мало того, он начинает подозревать, что хозяйки вообще там нет, и это начинает чуточку его раздражать. Потому что куда она уже попёрлась, да ещё в новогоднюю ночь? Без него отмечает, что ли? Нет, они, конечно, ни о чём не договаривались, у него там в Корее сплошные эвенты, но всё равно как-то обидно.

— «Архимаг 3-ей ступени. Баба-яга», — шёпотом читает Тэхён табличку рядом с дубовой дверью. — Василиса-сонбэнним, нам помощь нужна, мы тут потерялись немножко и мёрзнем! — решает нарушить он привычный ритуал по выманиванию бабы-яги из логова.

— Поймаю — влеплю ей по первое число! — угрожающе, но тихо фырчит под нос Джин. Не дай бог, ещё всё-таки услышит, архимаг как-никак, и одна из сильнейших ведьм планеты. И не посмотрит, что он, технически, её парень, сама влепит так, что мало не покажется. Он подпрыгивает, стараясь добраться до окон, но даже в прыжке едва достаёт до дна избушки. Перед ним недвижимо застыли здоровенные куриные ноги и обратная сторона тёмного бревенчатого пола.

Тэхён тем временем оглядывается.

Самоходная избушка, на самом деле, одна никогда не путешествует. К ней прилагается самопрыгающая ограда*. Ещё есть самошастающий колодец, который живенько шустрит на паучьих лапках, сам закапывается в землю как можно ближе к природным водяным скважинам и обеспечивает архимага чистой водой. И разумеется, самоползающая лестница, вроде бы маленькая, но для приглашённых бабой-ягой гостей она раскладывается почти в самолётный скрипучий трап. Лестница самая ленивая, и еле-еле ползёт за остальными на манер червяка, очень сильно отставая и надеясь, что архимаг её попросту отлевитирует в случае спешки.

Так вот сейчас Тэхён не видит вокруг ни колодца, ни ограды, ни лестницы. Он даже ковыряет снег в надежде: а вдруг последнюю просто присыпало? Но её нет в поле зрения, и парень сникает и спрашивает.

— Джин-хён, а если Василисы-сонбэнним нет? Ждать будем?

— Избушка, блять, избушка! — немного истерично третий раз взывает Джин.

И вот с «блять» он поторопился.

Избушка словно сигнал какой получает. Куриные ноги, раз в пятьсот превышающие нормальные, начинают топтаться на месте, и обе недоведьмы поспешно отскакивают назад с невиданной прытью. Быть затоптанными эдакими монстрами никому не хочется.

А избушка, вопреки всем истеричным выкрикам Джина, поворачивает к ним боком и начинает трусить потихоньку вглубь леса.

— Хён? — нервно спрашивает Тэхён.

— За ней! — коротко командует Джин. Он упорно двигается вслед за избушкой, но по сугробам да в альпачьем костюме это тяжело просто адски. — Рано или поздно или Василиса выйдет, или эта дубина стоеросовая нас к ней приведёт. И согреемся заодно.

Но они нефигово отстают, и Тэхён кидается обратно к мемберам, прежде зачем-то сунув в руки Джина хлыст.

— Чимин-а, ты сможешь. Давай, — терпеливо говорит тем временем Юнги. — Я понимаю, что у нас сейчас коммуникация очень однобокая, но раз уж ты Джин-хёна башкой в сугроб макнул, то и с нами можешь пообщаться. Давай, помаши мне листиком.

Тыква Чимин недвижим, и рэпер уверен, что он там сейчас внутри очень переживает: и за то, что так со старшим поступил, и вообще, из-за общей напряжённой обстановки. Ну и из-за того ещё, что он тыква-карета.

— Чимин-а, понимаю, что тебе сейчас не просто плохо, а хуёво в край. Но ты тоже пойми — я-то в этой капусте ещё холод переживу, а эти две принцессы — нет, — Юнги оглядывается на мёрзнущих Чонгука с Намджуном. Рэперу, считай, с концертной ролью повезло: на нём сейчас и ливрея, и жилет, и рубашка, и даже короткий плащ позади уютно греет спину, и штаны вроде тёплые, хоть он и называет весь это наряд пренебрежительно «капустой». А вот макнэ с лидером сто слоёв прозрачной ткани от мороза как-то не спасают. Намджун дурацкие хрустальные кроссовки рассматривает ещё с непередаваемым отвращением: они здорово оттягивают шею, и от них холодно, но выкинуть эдакую редкость подальше в ельник лидер всё же не решается. Так что у Юнги сейчас задача — упихать этих двоих в единственное доступное закрытое помещение, потому что либо личное пространство Чимина, либо голосовые связки их лидера и макнэ.

Вороной Хосок согласно ржёт рядом и изо всех сил размахивает хвостом. Он притирается к оранжевому боку кареты, а потом вот вообще внезапно берёт и по-собачьи его лижет.

Тыква Чимин от эдакой внезапности теряет всю свою неподвижность, подпрыгивая аж на метр вверх и в сторону. Мемберы среагировать успевают и тоже отпрыгивают, только назад — никому не хочется быть придавленным овощем размером с минивэн.

— Чимин! — строго окликает его Юнги, едва справившись с испугом и изо всех сил стараясь его не показывать. — Зато посмотри, какой ты у нас теперь большой, — тут же льстиво добавляет он. Пришедшая в голову неожиданно мысль, что их бэби-мочи хоть на комплимент купится, оказывается удачной. Тыква Чимин ещё минуточку думает, а потом распахивает дверцу.

Внутри Тыквы Чимина тепло и уютно. И красиво: стенки, сиденья, пол, потолок — всё оббито бархатом цвета красного апельсина и украшено красивой серебряной вышивкой. И ещё удобные изогнутые ручки, за которые можно держаться. Внутри Чимин такой же ласковый и обнимательный, как и снаружи, когда он Чимин, а не овощ тире средство передвижения.

Тэхён, стараясь бежать (неудачно вообще-то, по сугробам-то) видит, как Чимин разминает колёса. Он по очереди приподнимает их по одному, и смотрится это дико, неестественно, и очень мультяшно, как в том диснеевском мультике про тачки. Хосок, которого с горем пополам отвязали от Тыквы-кареты-Чимина, стоит поодаль и наблюдает, помахивая хвостом. С ним уже переобнимались все, но внутрь Тыквы Чимина почему-то не пустили, отмазавшись, что нет места. Но он не обижается: во-первых, не в его характере, во-вторых, ему, в отличие от остальных, тепло и он где-то в глубине души даже немножко рад, что он конь, а не тыква и не принцесса.

Тыквенные усы, листик и шапочка на маковке кареты на все вопли Тэхёна загадочно шевелятся.

— Чимин-а!!! — орёт Тэхён. Тыква Чимин опускает все четыре колеса на снег и вроде как слегка разворачивается в сторону ровесника.

— Нам надо избушку догнать срочно!

Один усик из-под шапочки изгибается, приставляет кончик чуть выше окошка и отчётливо его проворачивает. Тэхён с безмолвным определением «Ты дурак вообще?» не согласен в корне, и подбираясь ближе, продолжает орать басом:

— Это нашего преподавателя, она архимаг, если не догоним — нас никто не спасёт!

Тыква Чимин проникается, но ещё не совсем. Изнутри глухо слышится уговаривающий голос Юнги и подбадривания Чонгука с Намджуном: «давай, Чимин, ты сможешь!» Тэхён думает, что мемберы там изнутри пытаются с Чимином тоже пообниматься, и даже представить боится, что танцор по этому поводу думает. Хосок гарцует рядом с Тэхёном и фыркает, явно предлагая свои услуги. И хоть наездник из Тэхёна отличный после съёмок в Хваране, но вот из Хосока зато ездовой конь так себе просто потому, что на нём нет седла.

Тыква Чимин всё ещё сомневается, несмотря на все уговоры.

Хосок рычит (и это реально страшно, потому что рычащих коней Тэхён ещё не видел), подходит с той стороны, где, по его определению, у Чимина зад, становится к нему хвостом, а затем брыкается, двумя копытами сразу пиная карету.

Чимин то ли со злости, то ли с перепугу делает от пинка резкий рывок. Хосок угрожающе ржёт сзади, и Тыкве Чимину ничего не остаётся, как потихонечку ехать вперёд. Колёса тонут немного в глубоком снегу, но не настолько критично, чтобы завязнуть. Зато под сугробами дофига, оказывается, кочек и ямок, и всех в карете изрядно трясёт, включая кое-как забравшегося туда на ходу Тэхёна. Чимин, кажется, входит постепенно в азарт, потому что начинает понемногу разгоняться. И даже в правильную сторону, избушкину. Та впереди набирает ход, не обращая внимания на орущего ей вслед Джина.

Джин понимает, что в скорости избушке значительно уступает. Догонит ли их тыква-карета-Чимин пока непонятно, и недоведьма решает рискнуть, потому что домик на курьих ножках упускать никак нельзя, а если с ним что и случится, там с остальными их запасной маг.

Джин размахивается и хлещет хлыстом избушку, удачно цепляя кончиком торчащий гвоздь. Избушка от удара делает резкий рывок вперёд, и Джина снова куляет головой в снег. Но он упрямый и ручку хлыста не отпускает, крепко держась за ребристую рукоять. И едет на пузе, матюкаясь и отфыркиваясь от снега прямо в мордаху. А потом подлетает на вершине сугроба вверх и переворачивается, катясь дальше уже на спине. Что тоже неплохо — костюм альпаки сплошной, за шиворот снег не набивается и можно разглядеть, как за ними мчится Тыква Чимин сам по себе, даже без лошади впереди. Хосоку, так по-честному, карету проще догонять, чем везти, потому что за ней остаётся утоптанный широкий след, и он не проваливается в сугробы. По бокам из распахнутых дверей кареты торчат четыре башки, азартно подбадривающие Чимина, и развеваются обширные юбки, розовая и голубая, изображая из себя почти что крылья. Издалека кажется, что ещё чуть-чуть и тыква взлетит.

Но, стоит признать, от избушки они всё-таки отстают. Джин констатирует, что мемберы всё дальше, и матюками очень громко им об этом сообщает, подпрыгивая на очередном сугробе, и думая, что если бы не снег, уже бы себе всю задницу отбил.

Тыква Чимин в ответ на его матюки неожиданно встаёт на дыбы, и передние колёса вдруг разворачиваются и распрямляются в воздухе, превращаясь в лыжи. То же самое происходит и с задними, и четыре башки спешно втягиваются вовнутрь, чтобы не вываливаться от эдаких кульбитов. Колёса-лыжи едут по снегу не в пример быстрее, стремительно догоняя избушку. Тыква Чимин обходит Джина немного сбоку, с крыши тянется длинный гибкий ус и хватает его поперёк талии.

Джин уже обречённо думает, что сейчас опять попадёт головой в сугроб, но тот толкает его внутрь прямо в объятия двух пышных юбок.

Внутри Тыквы Чимина тепло, уютно и злой Юнги.

— Я уже даже не хочу спрашивать, что происходит, — с отвращением говорит рэпер. — Но ты же всё равно расскажешь, да?

— Это дом учительницы из нашей с Тэхёном Магической Школы, — поясняет Джин, тыча пальцем в сторону избушки (предположительно, потому что в сторонах хён уже маленько запутался и вокруг много юбок).

— Почему он на куриных ногах, и что это, блять, за курица ростом с Годзиллу? — Юнги всё ещё держит в голове выпытать у хёна про его шуры-муры, но пока куриные ноги эдакого размера однозначно интереснее.

— Она баба-яга, магический эколог, — снова поясняет Джин и думает, что за его нежелание рассказывать мемберам про хитросплетения романтической стороны ему ещё прилетит. Они на нём точно потом отыграются, и отомстят стопудово. — А избушка — проект генной инженерии вкупе с магией, разработанный её бабушкой. Самое безопасное жильё в мире, да ещё построено по всем правилам неевклидова пространства.

— Это как?

— Это как Тардис, только избушка, и почти такое же редкое. Внутри больше, чем снаружи. Свою Василиса сама, например, выращивала. С шести лет.

— И давно ты с этой Ваши… Вали… сой знаком, хён? — с подозрением спрашивает Намджун.

Вот точно потом отомстят. А подкалывать будут так всю оставшуюся жизнь.

— С первого курса, — недовольно сопит Джин.

— А ты с ней спишь? — тут же вылезает из-за плеча крёстная-мать-его-фея Чонгук, хватая хёна за шиворот и втягивая на сиденье.

— Нет, блять, за ручки держусь! — рыкает на макнэ Джин, но на наглого кроля рычание старшего не производит ровно никакого впечатления. Несмотря на все уговоры, угрозы и подкупы хёна, макнэ, случайно узнавший про любовь-морковь с архимагом, его всё-таки спалил и скрываться дальше смысла нет.

— Что-то я такое и подозревал, — щурит на него глаза Юнги. — Ты сильно довольный из своих отпусков возвращаешься и уёмки* тратишь, как не в себя, на телепорты… к ней бегал?

— Проехали, — решительно обрывает его Джин. — Молчал, молчу и буду молчать, а ты! — он разворачивается к Чонгуку и влепляет ему щелбан, — проныра ушастая, чтоб тоже молчал!

Чонгук только ржёт, в притворном смущении втягивая голову в плечи и потирая лоб.

Их немножко подбрасывает на кочке очередной раз. Намджун с Чонгуком, забив на Джина и поддавшись азарту погони, снова высовываются из дверей и орут, подбадривая Чимина. Тот с избушкой уже идёт бок о бок, ещё чуть поднажать — и точно обгонит. Хлыст за избушкой тянется печальным хвостом, умудряясь ловко ускользать от стволов и не цепляться за кусты. В окне домика к стеклу плотно прижата усатая мохнатая морда Уаси с ошалелыми круглыми глазами. Он, конечно, тот ещё ведьмин кот, но в избушке наперегонки с тыквой-каретой на лыжах ещё не бегал.

Хосок с осатанелым ржанием несётся следом за ними.

Перед ними дорога вверх и вперёд. Тыква Чимин и избушка на курьих ножках ломятся на гребень горки, к просвету между деревьями, в который вдвоём объёмным средствам передвижения не протиснуться никак. Так что тут кто первый успел, тот и выиграл, и вряд ли тыква с избушкой могут вообще внятно объяснить, нафига им это надо. Но вперёд мчатся из всех сил, взлетают на самый верх пологого холма, и всё-таки застревают между двумя могучими кедрами. Внизу, под холмом кое-как можно разглядеть окружённую высоченными кедрами опушку. Тыква с избушкой вылетают из кедрового зазора, как пробки из шампанского, и ухают по крутому склону вниз. Джин прилипает щекой к стеклу и видит, как к ним стремительно приближается поляна, огромный костёр в её центре и замершая перед ним девушка в пуховике и соболиной шапке-ушанке, с круглыми от испуга васильковыми глазами.

Тыква с избушкой несутся прямо на неё, за пару метров до женской фигуры успев оттолкнуться и разъехаться. Впритирку почти обходят девушку и костёр, и замирают на противоположных сторонах поляны, подняв тучу снежных брызг.

Дверь слегка просевшей избушки распахивается и на порожке появляется кот, которого мотает из стороны в сторону от морской болезни. За ним что-то визгливо бурчит обладатель пары зелёных круглых глаз, которые почти тут же прячутся в глубине домика. Из Тыквы Чимина вываливаются пятеро мемберов, кое-как держась на ногах, а карета на лыжах тяжело оседает в снег.

Наступившая тишина прерывается только гудением огня да треском поленьев, горстями рассыпающих яркие искры в ночном воздухе. Ещё слышен тихий скрип сапог по снегу, когда девушка обходит костёр.

— В рот налево и конём! — выдаёт она в полном обалдении от представшей картины.

Хосок на это возмущённо ржёт издалека. Он медленно, боком переступает копытами по крутому спуску, стараясь с него не сверзиться.

Альпачий принц Джин первым выколупывается из снега и упавшего на него Намджуна, беспрерывно путаясь в объёмной голубой юбке. Кое-как поднимает себя и ковыляет к девушке с радостным воплем:

— Василиса!

— Пиздец! — выдаёт баба-яга и вместо счастливой улыбки от неожиданной встречи с возлюбленным роняет лицо в ладонь.

—————————————
*Самопрыгающая ограда — палки со светящими глазницами черепами, которые те ещё затейники и часто любят прикидываться дешёвыми пластмассками с Алиэкспресса

*УЕМЭ — Условная Единица Магической Энергии, уменьшительное — уёмки.

3. Суета вокруг костра

— А я так и знал, что это ты! — радостно вопит Джин, пытаясь добраться до девушки. Василиса на него смотрит исподлобья, а затем фыркает и обходит костёр с другой стороны, игнорируя парня. Джин замирает на месте, не понимая, что происходит, но заранее чувствуя себя виноватым.

Тэхён тем временем мчится к вороному Хосоку — у того поводья застряли на ветке кедра, он ржёт и бьёт копытом, требуя ему помочь. Остальные поднимаются и с тихими «айшч!» (матюки приходится проглотить — в поле зрения девушка, и она, возможно, Арми) отряхиваются и разминают побитые места после тыквенно-избушечного ралли.

Василиса подходит к избушке, кладёт привычно ладонь на стену, но потом шипит недовольно и трясёт рукой. Джин знает — это у архимага способ общаться со своим домиком, но видимо, он сейчас не работает, как и вся магия. Василиса негромко что-то говорит в сторону двери, те закрываются, кот Уася снова показывается в окне. Избушка бредёт обратно в ту сторону, откуда они прискакали всей толпой, осторожно обходя Хосока с Тэхёном.

Пока Василиса общается с избушкой, Джин успевает оглядеться. Хорошо утоптанная большая поляна, куда они так удачно прикаретились, окружена древними высокими кедрами. Костёр посредине в полтора человеческих роста, сложен конусом из стволов, горит ярко и потрескивает весело, от него жар по всей поляне — ура, Намджун с Чонгуком не замёрзнут. Но вот странно — буквально в метре от него снег не тает, так и продолжает искриться и блестеть от огня. Магия, не иначе, что даёт им надежду на скорое возвращение. Джин наконец-то может с облегчением выдохнуть: его постепенно отпускает беспокойство за группу, и за нарушенные обязательства перед компанией и Арми. Он продолжает рассматривать поляну: по её краю налеплена целая куча снеговиков. Они кажутся Джину немного странными, и он уже даже хочет подойти посмотреть, что там с ними не так, но тут возвращается Василиса, Тэхён с Хосоком останавливаются совсем рядом, а вся остальная толпа подгребает с Тыквой Чимином в хвосте.

Режим «разборки вошли в чат» активирован.

— Что тут происходит? — строгим голосом спрашивает Юнги.

— Как вы тут оказались? — не менее строго вопрошает баба-яга.

— Может, я вас сначала познакомлю? — решает слегка разрядить напряжённую обстановку Джин.

— Можешь, — кивает архимаг, без малейших усилий перехватывая инициативу разговора и идёт к вороному Хосоку. — Откуда у вас конь?

— Это… ну… С него, пожалуй, и начну. Чон Хосок — Василиса, Василиса — Чон Хосок, лидер дэнс-лайна, рэпер, наше солнышко надеж… — Василиса на изрядно нервничающего почему-то Джина бросает косой взгляд, и тот мгновенно затыкается. Но ок, у него есть оправдания для всех этих нервов: магии нет, они посреди каких-то ебеней, магии нет, а ещё не каждый день свою девушку знакомишь со своей второй семьёй, да ещё и магии нет.

Тэхён, который мембера так и держит в поводу, радостно машет Василисе рукой. Та его окидывает взглядом точно как в классе на уроке по магической флоре и фауне, когда Тэхён лажает. А затем вдруг спрашивает:

— Это твой хлыст к избушке прицеплен?

— Э… — теряется Тэхён, покорно отдавая поводья.

— Догоняй и отцепляй, живо! — командует Василиса, и Тэхён, ни капли не сомневаясь, кидается вслед за избушкой.

— Почему он у вас лошадь? — спрашивает Василиса, осторожно погладив лоснящуюся чёрную морду Хосока и внимательно заглядывая ему в глаза. Хосок польщён, фыркает и ластится.

— У него маска была надета во время переноса, голова коня, — отвечает Джин, чувствуя себя в школе за партой, а не посреди сибирской тайги у костра, в двух шагах от вроде как влюблённой в него девушки.

Василиса окидывает его прищуренным внимательным взглядом. И это вот вообще не взгляд влюблённой девушки, а немного маньячный мага-экспериментатора. Такую Василису Джин пугается на раз-два, судорожно ища в поле зрения мебель, под которую можно спрятаться. Василиса скользит глазами по альпачьем костюму: огромнющим лапам-сапогам, белым пухлатым перчаткам, болтающимся у манжет — Джин их стянул, чтобы не мешались. Задерживает взгляд на плотно облегающей лицо кудрявой светло-серой шапке, забавных ушках и, наконец, на чёрном кончике носа и точках на щеках.

— А у меня игрушка была на голове нацеплена, альпака, — поясняет Джин её безмолвный вопрос.

— И почему ты тогда не верблюд после игрушки, если он конь после маски? — беззастенчиво спрашивает архимаг.

Джин немножечко оскорбляется.

— Это лама, вообще-то!

— Да хоть олень, почему… так, ладно, — Василиса хмурится чем дальше, тем больше, и Джин начинает хмуриться тоже. Он не понимает, почему один из крутейших магов планеты попросту не щёлкает пальцами, возвращая им всем человеческий облик. Ему за Намджуна с Чонгуком холодно, а за Хосока с Чимином неуютно (хотя вот Юнги бакенбарды он бы оставил. У Джина уже четыре снимка в смартфоне в папке «для мелкого шантажа»)

Василиса тем временем мимо группы мемберов-людей проходит, будто их не видя, и замирает напротив Тыквы Чимина.

— Это… — она указывает на него пальцем и оборачивается к Джину.

— Пак Чимин, наш танцор, вокалист и сейчас немножечко тыква, то есть карета, то есть…

Джин сбивается, а Василиса снова поворачивается к Чимину. У того один из усов распрямляется и откидывает свисающий на окно листик точно тем же жестом, каким Чимин человек откидывает рукой на лоб чёлку, флиртуя на сцене с Арми.

— Понятно, — говорит Василиса, хотя ей непонятно ничего, и она оборачивается к остальным. Ей из рассказов Джина и так известно, кто здесь кто, но официоз соблюсти как-никак надо, их всё-таки в первый раз лично знакомят.

— Мин Юнги, Ким Намджун, Чон Чонгук… — Джин теряется всё больше. Василиса точно не из тех, кто бездействует, кидаясь разбираться с проблемами сразу и быстро, и сейчас её обескураженный вид даже немного пугает.

Архимаг рассматривает объёмные платья почти принцесс и с трудом отводит взгляд от юнгиевских бакенбард.

— Юбки поберегите, костёр настоящий, — бросает она фее и золушке, и снова разворачивается к Джину. — А теперь по порядку — что случилось?

— Ну, мы отыграли эвент в Пусане и… — Джин начинает эмоционально пересказывать прошедшие за полчаса события, хотя кажется, что с момента приземления в тайгу уже прошло не меньше суток. Юнги тем временем шёпотом спрашивает у вернувшегося и запыхавшегося Тэхёна:

— Ты знал, что они встречаются?

— Откуда? — удивляется младший, стараясь отдышаться. — У нас с Джином уроки в разное время, курсы-то разные. Я их и не видел никогда вместе… Он меня только раз к ней на допзанятия по некромантии отправил. А в школе она просто зверь!

— Спасибо! — прилетает саркастичное от Василисы, которая вроде Джина внимательно слушает, и Тэхён поспешно затыкается — себе дороже. Юнги рядом и то проникается.

— Она что-то не выглядит ни на учительницу, ни на крутого архимага, — шепчет пока ещё не пуганый Намджун.

— Она на два года младше Джина, природная ведьма, у неё все четыре предка по колдовской линии очень сильные маги. На двадцать пятом месте в МагоРеестре…

— … а потом вот тут мы и вывалились, — заканчивает пересказ приключений Джин. Он за время рассказа совсем близко к ней подошёл и лапки тянет к талии девушки.

— Как… — Василиса отступает на шаг и задумывается, пытаясь сообразить, что к чему. — Как вы умудрились… Так, нет, стоп. Ким Сокджин, ты о чём думал вообще, когда телепорт тянул из Пусана в Сеул, а?

Джин вдруг смущается. Глаза опускает, альпачьей лапищей по утоптанному снегу шаркает, и на мордахе с чёрным кончиком носа выражение исключительно виноватое. И это так прикольно выглядит, что Чонгук невольно прыскает, едва успев смешок спрятать в ладонь. Макнэ готов последнюю юбку проспорить, что у хёна под шапкой уши горят багровым.

— О тебе, — говорит Джин, а потом справляется со смущением и вскидывает глаза, открыто девушке улыбаясь и пожимая плечами. — Я тебя три недели не видел. Я соскучился.

На глазах у мемберов крутой, саркастичный, ехидный архимаг с двадцать пятого места в реестре вдруг превращается в совершенно сконфуженную признанием девушку. Василиса глаза отводит поспешно и алеет ярче костра. У неё руки непроизвольно хватаются за светлую косу, теребя кончик, а у Джина что-то тёплое размазывается внутри от того, как дрожат её ресницы. И он продолжает смотреть-смотреть-смотреть, больше не отводя взгляда, будто впитывая в себя, словно намертво хочет запечатлеть в памяти фигурку, закутанную в пуховик и смешную немного шапку.

— И я… — совсем неожиданно басит Тэхён, нарушая неожиданное единение парочки. Для архимага это отличный повод справиться со смущением, а Джин грозно хмурит брови:

— Что ты?

— И я о Василисе-сонбэнним…

— Ты чтоооооо?.. — рычит на него Джин, поворачиваясь к мемберу и вроде как пытаясь Василису загородить спиной. У самого архимага глаза от удивления делаются только больше.

— Я думал, что надо за каникулы магические свойства флоры в неблагоприятной среде выучить, а то в следующем семестре опять от сонбэннима влетит! — поспешно объясняет Тэхён. Джин озадаченно молчит, а Василиса пытается отпихнуть его сторону, чтобы видеть всех.

— Так. Так! Да подвинься ты… Ладно, не мне вам говорить, что вы, как недоведьмы, облажались по полной — нельзя во время телепортации о всякой чуши думать, даже если это магические свойства флоры, — произносит Василиса. — Вот вас ко мне и притянуло сюда…

— А куда сюда и нельзя ли нас отсюда побыстрее убрать обратно в Сеул? — тут же интересуется Юнги.

— Нельзя, — отвечает Василиса со вздохом. — Я тут всю магию заблокировала.

Все молчат и переваривают. Тыква Чимин подбирается поближе, Юнги озадаченно шевелит бакенбардами. Чонгук с Намджуном держат юбки, потому что не дай бог, край попадёт в костёр, из них мигом получатся хорошо прожаренные бантаны. Тэхён морщит лоб и на автопилоте обнимается с Хосоком.

— А можно как-то понятнее? — интересуется всё-таки Юнги.

Василиса морщит нос в золотой россыпи веснушек. Она совсем не против объяснить, вот только не уверена, что её поймут. Ну, может, Джин с Тэхёном, но очень и очень примерно: в конце концов, они магию в Школе осваивают для применения на бытовом уровне, от которого магический эколог ака баба-яга уже давно ушла далеко вперёд.

— Новогодняя ночь — самая насыщенная магической энергией на планете за год. Уёмок хоть залейся, даже в самом глухом месте тайги её достаточно. Например, можно эксперимент провести, который требует много энергии и, в теории, опасен для окружающих. Поэтому я нашла это безлюдное место, колданула нужные мне вещи, а затем заблокировала магию, чтобы она не вмешалась в ход эксперимента. И закрыла здесь всё в аномально-магическую зону, чтобы и сюда никто не пробрался, и отсюда никто не выбрался, — очень терпеливо, как детям, объясняет им баба-яга.

— Как можно заблокировать магию? — возмущается Джин. Тэхён жалобно поддакивает. Он с ней хоть и намного меньше работает, но тоже уже как-то привык, а тут такой облом.

— По щелчку! — раздражённо отвечает Василиса, привычно щёлкая пальцами.

И снова ничего не происходит. Джин растерянно смотрит на тонкие девичьи пальчики, и понимает, что ему тоже обидно. Это у Тэхёна от щелчка просто искорки. У Джина они уже разноцветные и иногда пузырьки. А у Василисы — это вообще её настроение, и мысли, и всё то, что она так старательно прячет под личиной крутого и ехидного архимага. То разлетятся снежинками, то огоньками, то вдруг каплями дождя, а то вдруг земляничными брызгами или колкой хвоей. И от пустоты её щелчка Джину обидно до слёз — это же каждый раз был как маленький внезапный праздник.

— Но, кажется, вы со своей телепортацией попали как раз в тот момент, когда я эту самую зону наколдовывала, и на полной скорости влипли в эксперимент, — заканчивает архимаг.

— А ты разблокировать магические способности можешь? — немедленно интересуется Юнги. Ему эти щелчки до… бакенбард, ему надо домой. У них эвент и наконец-то спать!

— Нет. Блокировка наколдовалась одновременно с аномальной зоной. Способности закрылись, зона открылась, и мы сейчас вроде как под магическим куполом. Так что их у нас не будет, пока аномальная магическая зона не раскроется, — поясняет Василиса.

Джин, пользуясь её увлечённостью, цепляет её ладони и внимательно рассматривает, нежа в своих, будто надеясь, что они от его взгляда расколдуются до нормального, и будут снова дарить щелчками неожиданное волшебство.

— И ты можешь её раскрыть?

— Сама? Нет. Она раскроется либо после того, как закончится эксперимент, либо через семьдесят два часа.

— Нам через час надо быть в Сеуле! — ахает Намджун. Все, у кого руки в порядке, а не колёса или копыта, тянутся за телефонами сверить время. На всех часах нарисовано красивое число 27:62.

— Зачем вообще нужно проводить такие эксперименты? — с толикой возмущения спрашивает Намджун, изо всех сил приминая юбки и стараясь их держать, чтобы не разлетались. Они его уже достали в край — голубая тонкая ткань живёт по каким-то своим законам, колыхаясь вообще не в такт движениям, зато делая красиво. Сказку, к которой раньше относился нейтрально, лидер начинает по-тихому ненавидеть.

— А зачем ты музыку сочиняешь? — тут же парирует Василиса.

— Ну… — удивляется лидер глупому вопросу. — Мне в кайф!

— Вот и мне, — кивает девушка. — Для меня магия — что для тебя слова и ноты, которые можно удачно сочетать.

Группа проникается.

— А что за эксперимент? — спрашивает Джин. Одну руку архимага он так и не отпустил, и она тянет её к себе, пытаясь освободиться.

— Эм… я изучала возможности влияния разумных НЁХов* на рост обычных растений в нереальных или несуществующих условиях. Да отдай ты, — руку девушка выдирает, и Джин раздосадовано отпускает, недовольно морща нос и глядя на неё исподлобья. Тут и так неприятности сплошняком, так ещё и пообниматься нельзя. Будь у них время, он бы сейчас закатил шуточный скандал: развеселил бы мемберов, как обычно поднял бы им настроение, и Василису бы заполучил себе поближе к телу. Но времени нет.

— Зачем тебе для этого закрытая аномальная зона вообще понадобилась? — интересуется он с тяжёлым вздохом, всё-таки становясь серьёзным. Из них всех он хоть приближённо понимает, что именно тут творится на магическом уровне, и единственный, кто сможет хоть немного помочь.

Василиса пожимает плечами.

— Я не планировала ничего опасного, но ты же знаешь, с НЁХами меры предосторожности никогда не бывают лишними. Вот и перекрыла тут всё, чтобы никто отсюда не выбрался, если что, и сюда чтобы тоже никто не забрался. И нежить свою на все четыре стороны сторожить отправила, — поясняет девушка, и до Джина с Тэхёном доходит, что избушка, колодец, лестница и ограда несут вахту по периметру, и наткнулись они на домик бабы-яги не просто так. — Ну а ты, — с неожиданной озорной улыбкой хмыкает Василиса и чуть ли не первый раз за всё это время открыто смотрит Джину в глаза, — как всегда. Прорвался.

У неё взгляд насмешливый и тёплый. И растерянный самую капельку, хотя, возможно, Джину это всего-то лишь кажется. Василиса с этой растерянностью справляется за долю секунды, снова становясь до зубовного скрежета крутым и неприступным архимагом тире училкой. Но поздно — у Джина уже улыбка до ушей и твёрдое намерение добраться до девушки, как только объяснения будут закончены.

— И какая цель у этого эксперимента? От него толк-то какой-нибудь вообще будет? — с толикой отвращения спрашивает Юнги. Знает он эти эксперименты. И вертел он их, если совсем уж откровенно.

— Ну… — задумывается Василиса, подтверждая теорию о том, что все маги с придурью, как и учёные. Им лишь бы хтонь замутить, а потом всем миром расхлёбывай, — теоретически, если какой-нибудь закошмарик с Той Стороны мутирует до Годзиллы, проберётся к нам, и решит вырастить, например, из… — взгляд Василисы обегает поляну и задерживается на Тыкве Чимине, — … тыквы тентаклиевого монстра, я точно буду знать, как это предотвратить или вернуть всё обратно.

Их булочка Чимин глубоко внутри польщён от сравнения с монстром. Тыква-карета чуточку краснеет и слегка шаркает колесом.

— Прям целое кино, — одобрительно произносит Тэхён, представив закошмарика* ростом с Годзиллу и дерущегося с ним Чимина с тентаклями. — А из этой аномальной зоны просто выйти нельзя?

Василиса отрицательно мотает головой.

— Так и будете ходить кругами, здесь пространство замкнуто.

— Окей, — подводит итог Юнги и задаёт самый насущный для них вопрос. — Есть способы выбраться отсюда до корейской полуночи?

Чонгук бродит по краю поляны. Старшие и без него прекрасно справятся с обсуждением вариантов, а если он и найдёт решение, то оно, как всегда, будет уникальным. Так что он отвлекается, полагаясь на интуицию. Платье достало, но он кое-как заматывает юбки в хвост, держит их одной рукой, а второй помахивает палочкой, иногда представляя, что это меч, и он вполне может им прикончить неожиданно прорвавшегося с той стороны НЁХа-мутаната-закошмарика.

Чонгук обходит снеговиков, насчитав целую дюжину. Они какие-то странные, вылеплены будто не руками, а словно кто-то ложкой для мороженого скатал идеально круглые шары. Снеговики разного роста: самый большой выше Намджуна, а самый маленький Чонгуку по пояс. У всех угли вместо глаз торчат, и ветки вместо рук, вот только носов-морковок не хватает. Зато у каждого на голове по какому-то предмету. Чонгук подходит ближе, в исследовательской жажде выяснить, что там такое. Непонятно совершенно зачем, но баба-яга понаставила им на макушки пластиковых фигурок. Чонгук по очереди рассматривает: стеклянный шар со снегом внутри; огромную пластиковую снежинку; воткнутую прямо в маковку сосульку; ветку с почками; вроде бы фиалку голубого цвета (Чонгук не ботаник, в цветах не сечёт); ветку сакуры; клубничину размером с яблоко; огурец; определённо гриб, хотя таких грибов Чонгук раньше не видел; яблоко; тыкву размером с яблоко (Чонгук косится на Чимина-карету и пытается найти связь между мембером-тыквой и этой пластиковой фитюлиной); три красных кленовых листа.

Набор предметов более чем загадочный.

Чонгук прикола ради стукает по пластиковому цветку вроде бы фиалки волшебной палочкой, немножечко в глубине души мечтая о лете. Он не совсем уж и мерзляк, да и костёр посреди поляны поддаёт жару, так что ему тепло даже в его дурацком феечном платье. Но при взгляде на сугробы и звёздный морозный свет на небе хочется всё равно тепла, уюта и весны. Так что Чонгук стукает синюю то ли фиалку, то ли не пойми что, представляя, что вокруг лето, а цветок живой и пахнет.

Звёздочка на конце волшебной палочки немного искрит, цветок от удара слегка колышется. До носа макнэ доносится запах — сладковатый, свежий, определённо весенне-цветочный аромат.

— Чон Чонгук! — раздаётся вопль архимага с другой стороны костра. Своей-то магии у бабы-яги сейчас нет, зато она чужую чувствует — будь здоров! Василиса подбегает к нему в кильватере с остальными, причём Джин с Тэхёном несутся за ней с единственной целью защитить непоседу-макнэ от злющего и скорого на расправу архимага.

— Ты что сделал? — спрашивает девушка, подлетая к Чонгуку и, не церемонясь, выхватывает у него волшебную палочку.

— Э… ну… я подумал… эээ… ну про лето. И про тепло. И про… — пытается объяснить Чонгук, совсем растерянный напором и бьющей через край энергией бабы-яги.

— Так, тихо! — командует Василиса и взмахивает палочкой.

Ничего.

Она ею трясёт.

Ноль.

Бьёт звёздочкой соседнего снеговика и ягоду на башке.

Никакой реакции.

— Твою… — выпаливает она, но подоспевший Джин прикрывает ей ладонью рот. Василиса досадливо мотает головой, стряхивая заботливую руку (матюки в мире магов — это просто отдельная история и ходячий сборник анекдотов заодно) и суёт палочку обратно Чонгуку.

— Давай-ка ещё раз! — безапелляционно приказывает она, указывая на соседнего снеговика, с то ли клубничиной, то ли яблоком на голове. — О том же самом примерно подумай. Или о том, что яблоко это хочешь съесть…

— Это ж, вроде, клубника!

— Это вообще символизирует землянику, но тебе без разницы! — Василиса переводит палец и теперь точно указывает на яблоко. — Думай о том, что хочешь его съесть! И какое оно вкусное, сладкое, сочное, наливное… — голос девушки с каждым словом становится всё тише и проникновеннее. Чонгук, подталкиваемый Василисой под локоть, подходит к снеговику. Не в силах сопротивляться журчащему шёпоту мага, проникается и, как заворожённый, стучит палочкой по фигурке.

Искры, искры, искры и яблоко становится круглее, сочнее, блестит уже настоящим фруктовым блеском, а не пластиковым, и на боку появляется дырка от червяка.

— Ну шо, — довольным голосом выдаёт Василиса, отступая от макнэ на пару шагов и любуясь им так, будто это она его вырастила и воспитала до уровня недоведьмы. — Считай, магия у нас есть, главное теперь, чтобы она у него правильно работала. Поздравляю, гости дорогие, мы в сказке!

_______________________

*НЁХ — Неведомая Ёбаная Хуйня

*Закошмарик — мелкий костлявый паразит с Той Стороны

4. Золушка

Василиса на своём магическом пытается объяснить Чонгуку, что он должен будет делать. Джин с Тэхёном переводят на обычный корейско-человеческий.

Все четверо друг друга не понимают. Юнги немного выпадает из течения диалога и смотрит.

Не просто смотрит — просто смотреть тут особо нечего: пуховик, сапоги да шапка, ну глаза необычно яркого цвета, ну, коса почти до колен непривычно светлая… Девушка как девушка, он за свою карьеру айдола их столько перевидал. Рэпер смотрит туда, внутрь.

Юнги-то, конечно, помладше Джина будет, но в глубине где-то чувствует себя ощутимо старше. Упорно считает, что у него мудрости больше, и понимания всего и вся, и он вообще внутри весь такой из себя от аджосси, а Джин по психологическому возрасту так даже ещё младше Чонгука.

И потому Юнги с бакенбардами очень внимательно смотрит на Василису.

И видит же.

Вместо неприступного архимага, саркастичного, крутого и ядовитого по самое не балуйся — одинокую и потому строгую девушку, которой не очень-то и повезло родиться с таким количеством магов-предков за спиной. Наследие давит с детства тяжёлым грузом, не даёт дышать свободно. И ведь не сказать даже, что её родители не любили: и любили, и растили, и помогали в меру своих сил. Но она вечно одна: ну кто ж захочет дружить с той, кто щелчком пальцев тебя превратит в мышь? Вот и не дружит никто, максимум — используют, и хорошо, если при этом не делают больно.

А тут Джин. Которому до фонаря все барьеры, в том числе маги-предки. Из него хён очень относительный, зато друг отличный. Который тоже умеет смотреть, и видеть, и проникаться, и сочувствовать. Джин под маской крутого архимага секунды примерно за три разглядел и силу, и доброту, и одиночество. Ещё за две — влюбился.

И Юнги почему-то уверен, что у Василисы ни шанса не было. Хён большой болт клал на её строгость и сарказм, а весь её яд глотал с улыбкой и ещё выпрашивал, облизывая влюблёнными глазами и хвостом за ней увиваясь.

Джин очень настойчивый. И сейчас тоже — так к ней и липнет, не смотрит на все её отмашки, притирается поближе, лапками своими, с болтающимися у манжет альпачьими перчатками, то и дело хватает то за руки, то за талию к себе тянет.

А она смущённая и счастливая глубоко внутри, прячет старательно свои улыбки под строгостью, робеет от эдакой откровенности. Упорно румянец на скулах за жар от костра выдаёт.

И Джин её смущение чует, вокруг неё ужом вертится, а никакой не альпакой. В глаза заглядывает, улыбается так, что будь тут Арми — сердечный приступ бы схлопотали. А он не стесняется — раз уж их, как пару, перед мемберами раскрыли, то чего уж там?

Юнги, конечно, по психологическому возрасту аджосси ещё тот, но сейчас очень старается этим двоим не улыбаться, упорно пытаясь внутри себя заткнуть визжащую девочку с помпонами, и перестать шипперить хёна с бабой-ягой.

— То есть, либо нам тут ждать семьдесят два часа, чтобы из этой сказки выбраться, либо надо её отыграть? — уточняет он, снова вливаясь в диалог.

— И раз уж у нас тут есть типа фея, сделать это будет не в пример проще, — кивает Василиса, отобрав у Чонгука вновь палочку. Мелкий куксится и с обидой смотрит на бабу-ягу — когда ещё можно поиграться с магией, как старшие, да ещё чтобы без последствий, раз уж тут закрытая зона!

— И с чего нам начинать? — немного растерянно спрашивает Намджун.

Василиса кивает на огромные хрустальные кроссовки Намджуна. Те фитюлины, с которыми он рассекал по концертному залу, между собой крепились тонкой цепочкой с кольцом, за которое Намджун на эвенте их просто цеплял к карабину на поясе, чтобы не потерять. Цельновытаченные кроссачи из хрусталя скорее бы потеряли Намджуна.

— Судя по тому, что обе туфельки ещё с тобой — ты до бала ещё не добрался.

— Я этот концерт, то бишь бал…

— … в спешке покинул, — тут же перебивает его Джин, чтобы не дать матюкнуться в очередной раз. — Так что вместо танца у нас с тобой, считай, прощальные объятия с Арми были. Выбрасывай одну туфлю, то бишь кроссовку.

Намджун неуверенно смотрит на Василису. Та кивает, подтверждая, и не видит, как напрягается вся группа, особенно главные действующие лица сказки. Её ответа ждут как приговора.

— Основные вехи сказки будут соблюдены, так что выбрасывай, а Джин её подберёт и на тебя наденет. По идее, на этом сказка должна кончиться, дальше все живут долго и упорно…

— Слава богу! — на два голоса синхронно восклицают Джин с Намджуном. За спинами мемберов ржёт конь и скрипит карета. Василиса оглядывается с недоумением — Хосок не просто ржёт, а кхекает именно так, как если бы хохотал в голос. А Тыква Чимин покачивается из стороны в сторону на колёсах, жутко ими скрипя, а листики с усиками на маковке сворачиваются и трясутся.

Мемберы, едва на них падает взгляд архимага, хихикают в кулаки, и прячут улыбки, на которых только ярлыков не хватает «шутки про фансервис вошли в чат». Василиса их подколки понимает очень и очень смутно, начиная думать, что смеются над ней, но Тэхён всё-таки не сдерживается:

— Ну во-о-о-от, и никаких тебе финальных поцелуев….

От Намджуна ему прилетает подзатыльник, а от архимага озадаченный вопрос:

— А вы версию сказки с каким рейтингом-то отыгрывали?

— Детскую! — кричит ей издалека Джин, который по сугробам ломится за отброшенной «туфелькой». Намджун постарался, размахнулся от души. — Никаких поцелуев!

— А если ритуала надевания туфли будет недостаточно? — с некой надеждой в голосе спрашивает Тэхён, пряча за спиной смартфон с приготовленной камерой. Папка «я люблю хёнов» у него самая большая в группе, и над тем, чтобы не потерять смартфон Ви, трясутся не только мемберы, но и стафф.

— А что им делать-то тогда?

— За руки пусть подержатся, и в глаза друг другу посмотрят — как раз хватит для финального занавеса, — хмыкает Юнги, снова дёргая бакенбарды. Кажется, он себе их выдерет до возвращения и без всякой магии.

Василиса смотрит на бантан, начиная очень сильно подозревать, что тут что-то не так. Её магия всех парней очень сильно переколбасила до уровня сказки — в конце концов, не просто ж так она маг природный, наследственный. Чимина вон с Хосоком так и вовсе сделало предметом и животным, оставив им при этом разум. Зато Джин, который тут рассекать должен красиво в виде настоящего принца почему-то какая-то недоальпака. Она замирает, пытаясь нащупать мысль, формулу, идею, осознать контуры того кусочка паззла, который ей всю картину покажет целиком, встав на место.

И не видит. Ускользающая мысль занозой колет мозг, и девушка встряхивает головой, пытаясь сосредоточиться на происходящем.

Джин добирается до Намджуна, беспрерывно ворча: «какого хера ты так далеко кидаешься». Лидер, сверкая голой спиной с разорванным корсетом, в море шебуршащих юбок кое-как находит ногу в концертном ботинке, и с помощью бурчащего Джина сдирает его с ноги. Джин уже совсем было подносит хрустальную кроссовку к ступне Намджуна, Тэхён, Юнги и Чонгук беспалевно тапают иконку видеосъёмки, как Василиса орёт «Стоп!» голосом заправского кинорежиссёра. Только «Снято!» не хватает для полноты образа.

Мемберы привычно замирают.

Василиса Чонгуку палочку вручает обратно с угрожающим:

— Держи и не маши!

Макнэ красноречивыми нотками архимага проникается и замирает зависшим кадром, боясь даже вздохнуть.

— Что не так? — удивляется Намджун. На одной ноге на скользком утоптанном снегу стоять не то, чтобы комфортно, но грёбаные заколдованные юбки на удивление хорошо помогают держать равновесие.

— Ты не принц, — качает головой Василиса, обращаясь к Джину.

— Я ещё какой принц! — немедленно возмущается тот, поднимаясь во весь рост и упирая в бок руку с хрустальной кроссовкой. — Я ещё и всемир…

— Ты альпака, а не принц, и у вас всех остались концертные ботинки, — перебивает его Василиса. Поймав свою мысль-занозу, она теперь вся в решении очередной магической задачи подручными средствами, и в упор не замечает чу-уточку обиженного Джина её этим «Ты не принц!». Ну погоди ж ты у меня, — думает он, — доберусь и тогда ещё посмотришь, какой из меня, бля, принц!

— Даже у Чимина колёса белые, а у Хосока копыта, — продолжает тем временем Василиса, оттягивая за рукав Джина от Намджуна и задвигая себе за спину. — Заклинание двух сказок всё же не выдержало и сбойнуло.

— Каких двух? — уточняет любопытный макнэ.

— Я вместо НЁХов наколдовывала тоже сказочных персонажей, но это пока не важно. Надевание найденной туфельки на Золушку — важнейшая веха сказки. Если её на тебя сейчас непонятно какая альпака наденет… — обращается Василиса к лидеру, качая головой.

— В смысле, непонятно какая? — возмущается Джин, пытаясь вылезти у девушки из-за спины или, как минимум, развернуть её к себе лицом. Ну в смысле, он не принц? — Я очень даже понятно какая альпака принц!

— … то неизвестно, во что это всё может вылиться, — заканчивает девушка. — Нам нужен нормальный принц.

— Да я, блять, самый принцевый принц из всех присутствующих! — совсем злится Джин.

— Тэхён им вполне может быть, — топит за друга из-за их спин Чонгук, рискнув хотя бы рот раскрыть. Он так и боится пошевелиться.

Тэхён тут же оживляется, квадратит улыбкой и лихо щёлкает по снегу хлыстом. Получается неожиданно громко и даже чуточку грозно, с подброшенным роем снежинок в воздух.

Группа молчит и смотрит с нечитаемыми выражениями на лицах. В глазах Василисы появляется неожиданный интерес и она трёт подбородок пальцами с заинтересованным «Хмм».

— От такого принца охуеют и кончат на месте примерно процентов тридцать Арми, — выносит вердикт Намджун.

— Если не все семьдесят, — поддакивает Юнги.

Возмущённый интересом Василисы Джин ладошкой ей глаза загораживает, и шипит «не смотри на него, на меня смотри!»

Василиса отмахивается раздражённо, сдирая ладонь парня с лица и произносит:

— Не может он быть никаким принцем, его нормальным вполне сделали кучером. Проще тебя до нормального принца доколдовать. Где там ваша фея-мать?

Чонгука два раза просить не надо. Он и так слишком долго терпел, хотя желание помахать палочкой зудело в пальцах. И Джин так удобно стоит, к нему спиной как раз, загораживая грозную бабу-ягу. Джин у них по жизни принц, и тут сам архимаг велел не отклоняться от канона.

Фея макнэ замахивается на хёна волшебной палочкой.

Но!

Джин с этими шестью обалдуями живёт туеву хучу лет бок о бок, и с его точки зрения это почище любой зоны военных действий, впору медаль давать. По общаге (машине, гостинице, съёмочной площадке, любому пространству, где бантан собирается больше одного) всё время что-то летает. Они снэки друг другу кидают, ловя ртом; смартфоны рискуют бросать, играя в "поймаешь-разъебёшь"; а уж любую вещь размером примерно с футбольный мяч из одного конца комнаты в другой перебросить — это вообще святое. И тут уже если не успел уклониться — сам и виноват.

Джин уклоняется почти всегда.

Джин, даже не видя что и кто там у него за спиной, а вот просто на чутье и автопилоте пригибается в сторону и сейчас.

Вот только сейчас прямо перед ним маячит пушистая соболиная шапка и светлая коса бабы-яги. Звезда на конце волшебной палочки прилетает Василисе прямиком по макушке с торжественными словами:

— Да будешь принцем!

Поляна замирает.

Влупить по затылку Джину, назначая ему новую роль — это одно, а архимагу — это пиздец.

Василиса медленно оборачивается.

Первым, как ни странно, реагирует Тыква Чимин. Усик хватает макнэ поперёк талии и вроде как пытается оттащить от бабы-яги, но под её тяжёлым взглядом уже привычно макает крёстную фею головой в сугроб. Чонгук даже не сопротивляется, успев в полёте сообразить, что уж лучше так, чем месть от архимага. Из сугроба прикольно торчат и дрыгаются ноги в панталонах, которые чуть ли не трещат на накачанных ляхах феи-матери, концертные ботинки, а сам сугроб накрывает розовым ворохом юбок.

А вокруг Василисы снег закручивается вихрем, образуя воронку-кокон, скрывая полностью девушку, вроде как искрит мелкими золотыми звёздочками и распадается.

Теперь на девушке вместо пуховика и ушанки красивые штаны в обтяг, красивый белый камзол и красивый шикарный расшитый плащ. Вместо привычной косы — красивое каре и кокетливый берет, который офигеть как красиво подчёркивает скулы. Грудь в белом камзоле тоже очень красиво облегается.

Сказке и заклинанию главное — чтобы было красиво.

Поляна замирает в абсолютной тишине и даже костёр, кажется, не трещит так сильно. Джин открывает рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, но залипает на обтянутые голубой тканью бёдра девушки, нервно сглатывая.

Принц из Василисы хоть куда.

— Чон Чонгук, — очень тихо и очень веско произносит Джин. Тыква Чимин решает, что он макнэ и так уже достаточно наказал, крадётся и загораживает собой выползающего из сугроба младшего.

— Кина не будет, — бормочет Юнги Тэхёну и оба со вздохом убирают камеры. Как Намджун с Джином целуются, морща рожи от отвращения — это прикольно, поржать и позубоскалить; как любой из них с девушкой — ну вот совсем не оно. Даже если девушка чужая и Намджуну потом достанется.

Хосок ржёт и носом толкает лидера в спину, прямиком к бабе-яге. Чонгук за колесом кареты пытается прикинуться розовым сугробом.

Джин, сузив глаза, пристально смотрит на очень растерянного Намджуна. По всему видно, что тот даже не знает что хуже: целоваться с Джином или целоваться с его девушкой. Правда то, что тонсену тоже не очень-то от всей ситуации в целом не айс, Джину ни капли не легче.

— Не пущу! — всё так же тихо, но строго говорит Джин, обнимая свежеиспечённого принца двумя руками. Он руки девушки прижимает плотно к её же бокам, поймав в ловушку и фыркает, потому что каре лезет в нос и щекочет. Пяти секунд не прошло, а он уже соскучился по длинной косе.

— Застрянем на семьдесят два часа, — напоминает Василиса.

— Пофиг!

— У тебя контракт, — пытается запугать архимаг.

Джин только крепче стискивает руки. Тэхён всё же втихаря делает снимок, потому что умилительны оба до невозможности — девушка в условно-историческом наряде и всемирный красавчик в альпачьем костюме, с чёрным носом и точками на щеках, нахмуренный и насупленный от ревности, хоть ты с него картину лепи. Кадр отправляется в папку «Фиолетовлю».

— Ну хорошо, — Василиса делает вид, что сдаётся. Намджун перед ней растерянно покачивается, поджимая одну босую ногу под себя и равновесие держит только за счёт юбок. Хосок морду высовывает у него из-за плеча. Юнги руки сложил на груди и наблюдает за очередным бантаньим цирком, поглаживая иногда бакенбарды, Тэхён прячет в карман телефон. Чонгук из-за колеса кареты подглядывает, не рискуя пока попадать в поле зрения и вручив волшебную палочку Тыкве Чимину. Тот её усиком поднял высоко в воздух и держит от греха и шебутных недомагов подальше.

— Значит, ждём. Я на тебя в естественной среде обитания полюбуюсь, — вроде как даже радуется Василиса, и неожиданно подмигивает Тэхёну. — Посмотрю заодно, кто из вас двоих самый принцевый принц, — ласково произносит она, поворачиваясь к Джину и мягко улыбаясь.

Тот её подмигивание видел ещё как и от его возмущённого вида Юнги с Намджуном сгибаются от хохота. Баба-Яга, оказывается, в роли принца тот ещё кокетливый стервец. Тэхён растерянно моргает глазами, не понимая, что к чему.

Приём, конечно, подлый — заставить Всемирного Красавчика чуточку посомневаться в своей неотразимости. Зато рабочий.

Джин мигом руки отлепляет от её талии и толкает к лидеру. А сам дёргает Намджуна за ногу и всё-таки падает на пятую точку. Юбки ощутимо смягчают падение, а Джин загораживает лидера своим торсом и держит его ногу так, что Василисе, кроме ступни, ничего больше не видно. Нечего ей тут под юбки незнакомым (почти) лидерам айдол-групп заглядывать!

Василиса к торжественному надеванию хрустального кроссовка приступает с плотно стиснутыми губами, чтобы не заржать в голос. Ревнивый Джин приколен до коликов, а уж в альпачьем костюме — вдвойне.

Джин за её движениями следит как ястреб. Юнги, получив свой цирк с бантанами, снимает, стараясь ни момента не упустить. Чонгук высовывается из-за колеса, как кролик из норки, следя за не видящим его пока хищником. Тэхён, весь на эмоциях, приоткрывает рот.

Василиса медленно подносит к ноге Намджуна условно-волшебную обувь. Ступня лидера туда влетает как родная.

Все замирают и ждут — вихря из снежинок, звёздочек, хоть чего-нибудь. Тишина на поляне густая хоть режь, воспламенится от любой искры, которые щедро рассыпает вокруг костёр.

Ничего не происходит.

— Почему не работает? — рискует спросить Чонгук, совсем высовываясь из-за тыквы Чимина. Он-то точно не при чём, палочка у него высоко над головой.

Архимаг чешет голову под беретом и разводит руками.

— Сказка очень расплывчатое понятие, на самом деле. Например, когда я программировала свою, — Василиса кивает головой на снеговиков, — то мысленно очень чётко выделила вехи, которые должны сработать. И моя сказка закончилась бы, как только магическая программа эти вехи пройдёт. Но у вас таких мысленных установок не было. Так что теперь надо ковыряться у вас в головах и хоть примерно представлять, чем заканчивается Золушка для вас. Некий усреднённый показатель и будет той вехой, которая закончит сказку.

Джин очень хочет в кого-нибудь поорать, но у себя в голове он Золушку не только целовал, так что он краснеет неудержимо и просто жутко виноватым голосом бормочет:

— Чаги-и, я тебя к Намджуну даже близко не подпущу, так что считай, что мы тут застряли на семьдесят два часа…

— Может, для начала танец попробуем или гляделки эти….

— А если не сработает?

— Тогда пускай целуются, — безжалостно объявляет Юнги.

Джин взгляд в соседа по комнате вонзает, как меч в условно-сказочного злодея. Тот скалит зубы без капли смущения или страха.

— Губками, хён, просто губками, как рыбки, знаешь ли, — подначивает рэпер и Василиса думает, что с ролью условно-сказочного злодея Юнги всем даст сто очков вперёд. Он ещё и пальчиками изображает что-то типа уточек, которые друг в друга тыркаются клювами.

— Херушки. Я ей целоваться неизвестно с кем…

— Ну спасибо! — возмущается лидер.

— … не дам, и хрен с ними, с Ар…

— Не кощунствуй! — грозно басит Тэхён.

— И хрен с ним, с Хай…

— Побойся Баньши Хёка! — шипит Юнги.

— … так что ждём семьдесят два часа, — безапелляционно заканчивает Джин.

Василиса немного растерянно снова чешет маковку под беретом, переглядывается с Намджуном, а затем говорит устало:

— Держите его!

Группа радостно накидывается на Джина.

Чимин уже очень привычно хватает хёна усиком посреди талии и тащит к себе поближе. Джин спуску тоже не даёт: орёт и вырывается по-настоящему изо всех сил: не жалея ни себя, ни мемберов и не сдерживая удары, за девушку он готов порвать всех и даже Тыква ему не помеха. Тэхён, сообразив, что старший на грани, падает рядом, крепко обнимая его колени. Чонгук перехватывает за кисти, а то последствия одного оторванного чиминьего усика, который Джин старательно отдирает от талии, неизвестно чем обернутся. Хосок, сообразив что к чему, живо загораживает корпусом весь обзор.

— Хён — не смотри! — приказывает младший, рискуя собой, потому что влетит ему потом так, что весь стафф Хайба с Баньши Хёком во главе не спасут.

Джин рычит. Там, за Хосоком, что-то происходит, и он брыкается просто бешеными усилиями, раскидывая мемберов. Хосок и тот получает по шее, и с каким-то утиным кряканьем вместо ржания отскакивает в сторону.

Ровно для того, чтобы Джин смог увидеть, как Намджун с Василисой отрываются друг от друга, и между ними маячит довольная рожа Юнги. Тот показывает из пальцев окей и вещает:

— Всё нормуль, хён, я следил, они без языка!

У Джина в голове матюки и очень много злости, а по всей сказочной поляне раздаются новогодние хлопки — ровно восемь штук.

Мемберы снова мемберы в белых концертных нарядах, а на Василисе снова пуховик и шапка.

Джин почему-то скашивает глаза на кончик носа — тот снова привычный белый. Быстро осматривает себя — никакого громоздкого альпачьего костюма, он снова принц в расцвете сил, да ещё в шикарном концертном наряде. В два широких шага преодолевает расстояние до Василисы, хватая её за локоть.

— Ну и о чём ты думала, когда с ним целовалась?!

Василиса тащит из кармана салфетку и осторожно вытирает губы.

— О той актрисочке, с которой ты месяц назад целовался на пробах, — безжалостно заявляет она. — Вы же тоже без языка, да? — подначивает девушка и Джин как-то немножечко сдувается, теряя весь гонор.

Секс-вайбы и иже с ними в своих профессиях активно эксплуатируют и маги и актёры.

Крыть ему нечем. И он-то тогда думал, что она его простила, и поняла, и вообще.

— Ладно, — говорит он, снова подтаскивая девушку к себе. Пуховик это необъятный бесит жутко, он расстёгивает на нём молнию, запуская под него руки и наконец-то обхватывая талию как следует. — Понял. Простил. Виноват. Ты же не злишься?

Василиса только тихо хихикает. Как ни крути, но она в новогоднюю ночь подарка от Вселенной в виде совместного времени с любимыми вместе не ждала, и сейчас просто наслаждается обнимашками, несмотря на все магические выкрутасы.

Правда, недолго.

Чимин сидит в снегу, совершенно ошарашенный. Ему минут десять при первом превращении в тыкву-карету привыкать пришлось к роли средства передвижения, и вот только вроде привык, как снова оно опять. Он стаскивает с головы шапочку-листик, тупо пялится на него с минуту, а затем с яростным воплем вскакивает и кидает её прямо в костёр. Пламя шапочку обхватывает мгновенно, а Чимин кидается на Джина.

Примирительные обнимашки приходится прервать. Джин, увидев перекошенное лицо танцора, вопит от ужаса (правда, слегка притворного, иначе Чимина не успокоить) и прячется за Василису. То ли карма у бэби-мочи такая, то ли ещё что, но от Джинова колдунства чаще всего достаётся почему-то именно ему.

— Не виноватый я! — орёт Джин, бегая вокруг бабы-яги. Василиса едва успевает поворачиваться за непонятными салочками и, наконец улучив момент, хватает Чимина за руки. Силёнок у девушки однозначно поменьше, но у Чимина единственный шанс освободиться от хватки девушки — оттолкнуть её как следует. А на это танцор не способен: во-первых, он джентльмен, во-вторых, магические силы себе архимаг когда-нибудь вернёт. Так что он пышет огнём и яростно смотрит на Джина, который за спиной Василисы съёживается и вообще старается сделаться как можно меньше.

— Чимин, успокойся, пожалуйста, — твёрдым голосом просит Василиса. — Моя вина тоже есть, и немаленькая — не будь мы с Джином связаны, ничего бы с вами не случилось. Я тоже не совсем о сказке думала.

— Так ты по мне скучала? — вырастает Джин до своего нормального размера, тут же укладывая голову ей на плечо и снова обвивая талию руками, мигом забыв про Чимина. Танцор озадаченно рассматривает по уши влюблённого хёна и краснеющую от своего внезапного признания девушку, осторожно выдирает кисти у неё из рук и мрачно уходит прочь с недовольным воплем:

— Ну почему всегда я?!

У костра Юнги с Хосоком спорят, выдирая друг у друга маску лошади.

— Отдай, я её сожгу!

— Оставь, блин, дай сюда, хорошая маска, авось пригодится ещё! Атдай, я сказал!

Чимин выдирает маску у них из рук и швыряет в новогодний костёр.

— Ну блин, — огорчается Юнги, а маска в огне вспыхивает, взмывает вверх и рассыпается ворохом разноцветного фейерверка.

— Нуна, но магические способности всё равно заблокированы, — жалуется Тэхён, бесполезно и без искр щёлкая пальцами.

— Это мы вашу сказку отыграли, — фыркает Василиса. Она высвобождается из рук Джина, и стаскивает с себя пуховик и шапку, бросая на бревно с тихим бормотанием «жарко». Джин лыбу давит так, что ясно-понятно, чего это ей жарко, а он тут вроде как совсем и ни при чём. Василиса поправляет растрепавшуюся косу и задумчиво окидывает взглядом поляну.

Чонгук с Намджуном проверяют смартфоны, то и дело взрываясь смехом от вида их же самих в юбках. Юнги, скрестив руки на груди, слушает, как Хосок с Чимином яростно спорят о том, кому из них хуже пришлось: быть лошадью или быть тыквой. Поймав взгляд девушки, рэпер выразительно стучит пальцами по запястью, у них расписание так-то.

Василиса с тихим вздохом отвечает Тэхёну:

— Теперь надо отыграть мою.

5. Двенадцать месяцев

Кнут Тэхёна совсем маленький снова и совсем не впечатляющий. Парень с тихим вздохом завязывает его вокруг талии, чтобы не мешался. Хрустальные кроссовки Намджуна снова брелок в виде туфелек, и лидер с трудом справляется с желанием запулить их подальше в лес. Вместо этого снова цепляет на пояс, на карабин сзади, чтобы поменьше на глаза попадались. Юнги снова упихивает невесть откуда взявшуюся метёлку в карман, а сам любуется на себя без дурацких бакенбард через камеру смартфона.

Чонгук почти волшебную палочку тащит Василисе и вручает с глубоким поклоном. Даже если она стаффу обошлась в миллион, он лучше деньгами отдаст. Махать ею, конечно, прикольно было, но здоровье мемберов дороже, психическое в том числе. И так дома от Джина достанется. А архимаг себе силы когда-нибудь всё-таки вернёт, и пусть они к тому времени будут в хороших отношениях.

Джин так и стоит с привязанной на голове игрушечной альпакой. Вот уж кого свой внешний вид не смущает никогда и нигде, что угодно на него надень, и в какой угодно сугроб окуни. Красавчик, чё.

— Ладно, рассказывай теперь свою сказку, — требует Джин. Группа потихоньку очухивается от очень альтернативной версии Золушки и подбирается поближе. В конце концов, артисты они или где? И не такое отыгрывали. Тем более когда впереди маячит приз: побыстрее добраться до родной общаги.

Юнги рассеянно оборачивается. Догонялки а-ля «Золушка по-бантаньи» тормознули их всех ровно между ёлкой и странными снеговиками, и те сейчас прямо у него за спиной. Рэпер, слушая Василису, немного рассеяно перебирает по одной пластиковые финтифлюшки с их голов, рассматривает и ставит обратно, иногда прикола ради обмахивая снег с них метёлкой.

— Так, — Василиса чешет маковку палочкой. — Я взяла за основу одну из чешских сказок. Жила была девушка, у которой были губы красные, как клюква, а волосы тёмные, как вороново крыло…

— Белоснежка, что ли? — перебивает её Хосок.

— Нет, Настенька. Так вот, жила она со злобной мачехой и злобной сестрой…

— А разве у Белоснежки была сестра? — спрашивает Тэхён.

— Это НЕ Белоснежка. Это Настенька. Так вот, мачеха с родной дочкой её заставляли всю работу по дому делать и вообще извести хотели. И как-то в канун Нового года, в лютый мороз, послали они её в лес…

— И отправили за ней охотника? — с придыханием спрашивает Чонгук, потому что Крис Хэмсворт актёр, сыгравший охотника в фильме «Белоснежка и охотник» с топором ещё как его впечатлил, и роль охотника макнэ точно намерен отжать себе.

— На хрена там ещё просить кого-то? — с капелькой превосходства спрашивает Намджун. — Сибирь вам не Корея, тут на Новый год минус тридцатка на улице, нормальный охотник сам носа не высунет за порог, всё мороз сделает.

Бантаны все дружно тянут понимающее «Аааааа», а баба-яга думает, что надо версию срочно сокращать.

— … в лес они её послали не просто так, а за подснежниками…

— За белоснежниками? — из-за треска костра плохо слышит и потому переспрашивает Чимин.

Василиса взгляд переводит на почти волшебную палочку в руке, и с некоторым чувством вины думает, что каретой он ей нравился больше. На шевеление усиков и скрип колёс можно было не обращать внимания. А при неработающей магии его этой палочкой если только стукнуть. Но, по рассказам Джина, Чимин хорошо и много тренируется, и точно просто так стукнуть себя не даст. Уклонится, зараза.

Тёплые руки обнимают талию. Джин прижимает её спину к своей груди, очень сильно надеясь, что с обнимашками его девушка будет нервничать меньше. У той актрисочки через пару дней всё лицо было в прыщах, вот ровно как от порчи, и хотя быстро прошло, роль она всё-таки не получила. Василиса в упор всё отрицала, делая невинный вид на любые его каверзные вопросы. А Чимин группе, в том числе и Джину, нужен красивый и не прыщавый, да и пообниматься лишний повод есть.

— Он злой из-за кареты, вот и вредничает, — шепчет он едва слышно на ухо, успокаивая девушку. Чонгук с Тэхёном тем временем показывают Чимину исподтишка кулаки — напросится же, потом всем хуже будет. — Дальше рассказывай.

— Это цветы такие, первые из-под снега показываются и расцветают, — объясняет всё-таки Василиса. — На Новый год их точно не бывает. В общем, Настенька добралась до огонька в лесу, а это оказался огромный костёр и двенадцать мужчин вокруг него.

— Ехо? — немедленно уточняет Тэхён.

— Какое эхо зимой в лесу? — теряется от вопроса Василиса.

— Двенадцать много даже для сказки, за всеми не уследишь, — качает головой Намджун.

— Ага, — вот совсем неожиданно поддакивает ему над ухом у девушки Джин. — Семь — самый идеальный вариант.

— Вам домой надо или где? — уже чуточку начинает злиться архимаг, догадываясь, что мемберы опять отвлеклись на что-то своё айдольское.

— Молчим, молчим!

— Это оказались двенадцать месяцев, которые провожали старый год и встречали новый. Там было трое старых мужчин, трое пожилых, трое в самом расцвете лет и три молодых парня…

— И кого Белоснежка выбрала? — спрашивает Юнги, рассеяно крутя в руках тыкву размером с яблоко.

Василиса делает глубокий вздох и закрывает глаза. Ей бы ещё и уши закрыть, чтобы их не слышать, но это уже точно будет странно.

— Она рассказывает про свою проблему и братья месяцы договариваются помочь девушке. По очереди передают друг другу в руки волшебный посох, колдуют и на опушке время движется в несколько раз быстрее. Очень быстро проходят декабрь, январь и февраль, а братец март заставляет снег растаять и из-под земли показываются первые цветы.

— Это как они так с полянкой угадали, что прямо под ними под снегом семена подснежников были? — интересуется Намджун, но Василиса, собрав остатки терпения, вопрос игнорирует.

— А потом Белоснежка, тьфу! Настенька приносит цветы мачехе и рассказывает, откуда они взялись. Мачеха не верит и выгоняет её в лес ещё раз, на этот раз за земляникой. ЗА ЗЕМЛЯНИКОЙ, Я СКАЗАЛА! — повышает голос Василиса, видя, как рот открывают для очередного вопроса сразу Чимин, Намджун и Хосок. Джин, у которого вопросов не меньше, корчит им из-за спины девушки странные рожи, чтоб молчали, и с игрушечной альпакой, привязанной к голове, это смотрится просто жесть как смешно.

— В общем, Настенька в лесу три раза побывала — за подснежниками, за земляникой и за яблоками. Каждый раз братья месяцы играли с временными рамками на одной конкретно взятой опушке, и девушка получала желаемое. Вот этот момент меня и привлёк для эксперимента — я запрограммировала заклинание так, чтобы оно снеговиков превратило в НЁХов, и те бы экспериментировали с ростом и развитием растений…

— А сказка-то чем кончилась? — не сдерживает вопроса на это раз и Джин.

Василиса рассеянно смотрит на него. Магического эколога тире экспериментатора конец сказки интересовал постольку-поскольку, и чем оно там всё завершилось в древней Чехии, её волновало мало.

— А… ну, мачеха с дочкой не выдержали, и пошли в лес сами — типа, мало им было по корзинке, захотели набрать всего и побольше. Но братья-месяцы им помогать не стали, и они замёрзли.

— А с Белосне… с Настенькой что случилось?

— Да ничего, дальше себе жила одна и была счастлива…

— А замуж-то за кого вышла?

— Какое замуж! Это просто сказка о том, что не надо жадничать, а надо много работать! В сказке вообще мужчин не было!

— А месяцы?

— Это не мужчины, это НЁХи! Братья-месяцы помогли Настеньке, потому что та много работала, а они её всё время видели за каким-нибудь занятием то в поле, то в лесу!

— Так, стоп, — Джин Василису к себе разворачивает, потому что знает он эти сказочки и знает он этих сказочников. — Я перефразирую вопрос. Если бы до этой чудной сказки добрался Дисней, то кого бы после премьеры шипперили с Настенькой все тринадцатилетние девочки планеты?

— Эээ… братца Апреля?

— Чонгук! Колдуй из меня Апрель! — немедленно разворачивается Джин к макнэ, повышая голос.

— А ведь сам декабрьский, чистый дед, прям как в сказке, — подначивает Чимин и тут же любуется на поднесённый к самому его носу Джинов кулачище. Выглядит внушительно, особенно по сравнению с его.

Чонгук растерянно смотрит на палочку, которую так и держит Василиса, и разводит руками.

— Джин, во имя Санты и всех его оленей, в этой сказке он уже не фея! — устало произносит девушка, безропотно отдав палочку Джину. Тот ею машет сам, заставляет помахать Чонгука, но на поляне ничего не меняется.

— А кто тогда в ней главный по магичеству? — грозно вопрошает Джин, твёрдо намеренный отжать эту роль себе. Во-первых, он и так главная недоведьма группы, во-вторых Василису, то есть Белоснежку, тьфу ты! Настеньку он никакому Намджуну в этот раз не отдаст!

— Ну, технически… — начинает Василиса, но её снова перебивают.

— А можно, в этот раз феячьей матерью буду я? — спрашивает Юнги, от самого первого снеговика в шеренге поворачиваясь к Василисе и взмахивая попутно рукой со снежным шаром.

Вот это он зря.

— НЕТ! — орёт Василиса, чуть не подскакивая в руках Джина. Все остальные вздрагивают и дёргаются в сторону, инстинктивно прикрывая головы. Правда, орёт архимаг не Юнги, а криво-косо работающему собственному заклинанию.

Шар в руках рэпера лопается, стекло разлетается звёздочками, пластиковый снег из шара — снежинками, а вода — серебристыми капельками. Всё это разрастается до маленького вихря, плотным коконом окутывая Юнги.

— Да еб… — начинает баба-яга, но в очередной раз припечатанная ко рту ладонь Джина не даёт закончить очень даже весомое проклятие.

Вихрь-кокон распадается. На Юнги расшитый серебром голубой утеплённый то ли халат, то ли пальто в пол, с белой опушкой. Солидный посох вместо метёлки с изящно застывшими прозрачными перьями, будто прихваченными морозом. Стрижка под горшок и пышная борода примерно до пупка, белая, как снег.

— … ись оно всё Хосоком, — бормочет про себя Джин, заканчивая начатое Василисой.

Юнги шикарен и импозантен, как самый настоящий Дед Мороз. Если бы не чисто азиатский разрез тёмных глаз, да чёрные брови — вот точно был бы он.

— Ёбаные ёжи… — начинает он длинную, вкусную и сочную, обильно пересыпанную матюками тираду, но баба-яга тоже не дремлет, подскакивая к нему и закрывая рот. Джин поддерживает, припечатывая ладонь Василисы к лицу рэпера с другой стороны.

— Ща ты мне поматюкаешься, — ласково, но твёрдо говорит Джин. — Вот конкретно сейчас рот раскрывать будешь только с её разрешения, — кивает он на архимага.

— Точнее и не скажешь, — поддакивает ему с другой стороны Василиса. Девушка как-то внезапно успокаивается, припомнив постулат Магической Академии: «Если не можешь упорядочить хаос — возглавь его». — Мин Юнги, говорить вы будете только то, что скажу я, и повторяя за мной слово в слово. Ферштейн?

Юнги, зажатый между хёном и его очень грозной девушкой, медленно кивает. Василиса вытаскивает у него из рук на всякий случай посох.

Мемберы, застывшие до этого секунд эдак на десять от появления на поляне Деда Юнги, уже гиенисто ржут и не забывают снимать на камеру. Чимин, слегка отошедший от своего превращения в карету, вспоминает, что он, вообще-то, добрый и заботливый, и утягивает из кармана халата смартфон Юнги, чтобы и у самого рэпера сии чудные кадры в памяти остались.

Юнги дёргает себя за бороду. Та настоящая, и он поспешно отмахивается от всех остальных, которые тоже хотят за неё подёргать. Тэхён без малейшего стеснения распахивает полы его халата и тупо пялится на тощие ноги Юнги, почему-то в панталонах и всё тех же концертных ботинках.

— Ну почему он-то? — хмуро спрашивает тем временем Джин.

— Ну какбэ главным в этой сказке был братец Декабрь, которого я и обозначила с помощью этого чудного снежного шарика, — с тихим вздохом говорит Василиса, рассматривая метёлку ака волшебный посох. — Я рассчитывала тебя им сделать, потому что ты главный по магии в группе и лучше всех в ней разбираешься…

Джин делает виноватое лицо. Хаос в стиле бантан соньёндан — их фирменная фишка, куда ж без неё даже в аномальной магической зоне и без камер.

— А дальше что? — таким же виноватым голосам спрашивает он.

— Дальше нужно из вас двенадцать месяцев нафеячить. Или хотя бы… — Василиса задумывается на секундочку, просчитывая вехи сказки, — … десять, с декабря по сентябрь.

— Нас тут семь, как из нас получится двенадцать? — Намджун отвлекается и от съёмки и от попыток дёрнуть за бороду Юнги.

— Восемь, если считать Василису… — вклинивается в разговор Чимин.

— Ща тебе я как посчитаю Василису! Василиса будет Белоснежкой, то есть Настенькой! И чтоб мне больше никаких гендерных пертурбаций в сказках! — Джин ведётся на провокацию мгновенно, а Чимин очень старается с ревнивого хёна не ржать в голосину, крепко сжимая губы.

— То есть, я уже могу феячить? Василиса-сонбэнним, отдайте посох и расскажите, как это делать… — открывает рот Юнги, но группа, кажется, прониклась, и рот ему на этот раз закрывают аж пять ладоней. Юнги такого напора не выдерживает, отшатываясь и опираясь на снеговика-Декабрь. Тот раскатывается на шары.

— Не-не, погодите, давайте сначала определимся, кто какой месяц! И где недостающих возьмём?

— Эх, жалко, с нами стаффа нет…

— Апрелем меня сначала сделаешь, потом уже по остальным феячить будешь!

— Я два месяца потяну! А то и три!

— Может, сначала сонбэннима Белоснежкой, чтоб не попутать?

— Какой ещё тебе белоснежкой?

— Ну, Василисой тогда…

— Я тоже хочу бороду! Сделайте меня январём!

— ТИХА! — Василиса вклинивается в бантан, дружно поднимающих на ноги Юнги, и отряхивающих его аж в десять заботливых рук, от которых рэперу скорее больно, чем опрятно, и он очень сильно отмахивается и орёт, несмотря на все попытки его заткнуть. — Настеньку я уже сама из себя прекрасно сделала, — задумчиво произносит она.

Заклинание и без посторонних недоведьм отлично справляется, делая из архимага наблюдателя-Настеньку. Без вихрей, снежинок и звёздочек коса девушки уже стала почти чёрной, глаза из необычно-василькового стали просто светло-серыми, и пропали веснушки с носа, отчего Джину немного обидно.

— Мин Юнги, сюда идите, — зовёт архимаг главного фея этой серии, чу-уточку подальше отпихивая Джина, чтобы всё-таки не мешался. Издалека пускай контролирует, пока остальные пятеро дошли до камень-ножницы-бумага, азартно решая, кто каким месяцем будет. — У нас выхода другого нет, кроме как каждого из ваших парней сделать двумя месяцами сразу…

— А им это не повредит?

— Нет, это всего лишь что-то вроде передать очередь… ну, представьте, что они в салочки с мячиком играют. Вы передаёте мяч, например, Намджуну, а тот просто перебрасывает его из одной руки в другую, и только потом — следующему игроку. Поэтому распределяем по два месяца на каждого мембера, кроме вас, и одного из них делаем замыкающим. Нам последний, скорее всего, вообще не пригодится, потому что последнюю веху сказка проходит в сентябре и до ноября не добирается. Можно, например, так: Намджун — январь и февраль, Джин — март и апрель, Хосок — май и июнь, Чимин — июль и август, Тэхён — сентябрь и октябрь, Чонгук — ноябрь и вообще на подхвате. По идее, должно сработать.

— И что я для этого должен делать?

— Примерно то же, что и Чонгук, когда превратил меня в принца. Коснитесь одного из них посохом и прикажите стать братцем Январём и братцем Февралём, и когда будете это делать, вам надо думать о том, что это один и тот же человек, который мячик из одной руки в другую перебрасывает, а не разные люди. Для этого нужно просто немного сосредоточиться. У вас же получится?

— Фигня вопрос, — кивает Юнги с твёрдым желанием сделать для архимага тире девушки Джина всё в наилучшем виде. — С кого начнём? С Намдужна?

— Хер там! — перебивает его Джин. — Сначала меня апрелем!

— Но… —

— ТИХХА! — шипит Джин, зажимая рот своей девушке, чтоб не возражала. — Можешь мартом и апрелем, можешь апрелем и маем, да хоть апрелем и октябрём, но чтоб апрелем я был обязательно! Давай, стучи по мне!

Юнги дважды просить не надо. Баба-яга временно нейтрализована — из Джиновых внушительных ладоней так просто не выкарабкаться, можно и помагичить. Рэпер от души стукает посохом-метёлкой по Джину, колко попадая в плечо, и торжественно произносит:

— Нарекаю тебя братцем Апрелем и братцем… братцем… Мартом? Маем? Напомни, какой там месяц был?

Баба-яга сквозь ладонь недовольно и расстроенно что-то мычит. А затем волшебный вихрь отшвыривает Джина от Василисы, а в ряду снеговиков один из них рассыпается вдруг снежной пылью. От него остаётся только здоровущий, воткнутый в снег посох, будто бы отломанная свежая ветка с проклюнувшимся синим цветком на верхушке. На поляне к морозному воздуху прибавляется откуда-то едва уловимый свежий цветочный запах.

Василиса, присев от внезапной отдачи заклинания на пятую точку, смотрит на возлюбленного снизу вверх.

На Джине шикарный кафтан, нежно-зелёный и расшитый серебристой вязью, будто первые листики и цветы на деревьях. Лихо заломленная шапочка с пышным пером и штаны тёмно-зелёного цвета. Концертные ботинки всё те же, но с нарядом смотрятся, как родные.

Братец Апрель из Джина хоть куда.

— Так ты один месяц или два? — озадаченно пытается понять Юнги своё первое в жизни колдовство, кругами ходя вокруг Джина и покорно отдав посох вскакивающей на ноги Василисе.

— Одно он, блин, одно! — рыкает на него архимаг, злясь и мигом переходя на ты. — Рэпер, блин, два слова запомнить не можешь! Март и апрель!

— Откуда ты знаешь, что одно? — уточняет Джин. Ему свой смартфон даже вытаскивать не надо, пятеро остальных, бросив спор, мигом ему под нос свои суют с включёнными камерами — на, полюбуйся, дорогой хён, в очередной раз на себя красивого. Тот любуется.

— Из дюжины моих НЁХов только два исчезло, Декабрь и Апрель, — кивает Василиса на снеговиков. Их и правда осталось только десять, зато они стоят как каменные в соответствии с матрицей заклинания.

Джин, углядев среди рассыпавшегося ветку-посох, радостно хватает его. Первым ему попадается на глаза Чонгук, и недоведьма, стопудово уверенный, что ничего не случится, радостно лупит палкой в бочину мускулистого макнэ, выпаливая что-то типа:

— Ах ты ж вредный кролик!..

Не готового к подлому удару Чонгука накрывает — только теперь почему-то не снежинками, а ворохом мелких голубых листочков.

Василиса уже даже не кричит — беспомощно оглядывается по сторонам в надежде найти хоть какую-то поддержку. Но вокруг, кроме них, необъятная ширь сибирской тайги и морозная звёздная ночь с зарождающимся северным сиянием высоко в небе.

Идеальные условия для любого магического беспредела.

Лиственный водоворот распадается и на месте Чонгука сидит кролик. Ростом примерно с хорошего дога, но тем не менее кролик. Чёрно-белый, с премилыми розовыми ушками и с трогательным розовым носом. Поляна застывает. Костёр привычно, для трагичности момента, снижает треск поленьев на минимум и старается поменьше искрить.

Кролик нервно икает, показывая нефиговые зубы.

— Это не я, — ошалело произносит Юнги.

— Думаю, что это я, — самодовольно произносит братец Джин-апрель. Раскаивается он примерно нисколько, помахивая посохом-веточкой.

— Да ты вообще колдовать не должен, по идее! — с отчаянием в голосе произносит архимаг. — Ты должен просто смену передать!

— Ну видишь, на мелкого магии хватило, однако. Сама же говорила, сегодня самая перенасыщенная магией ночь на планете. Да и мастерство не пропьёшь, не всё ж Чимину страдать.

Кролик рычит и кидается на Джина. Джин орёт, разворачивается и убегает. Хаотик-дуо своё звание оправдывает в любом облике, носясь вокруг костра с воплями, фырками и рычанием.

Василиса хватается за голову.

Этот хаос возглавить невозможно.

6. ... а кто слушал — молодец!

— Всё, я сдаюсь, — устало говорит Василиса Юнги. — Колдуй остальных и заканчиваем этот кавардак. Криво-косо, с кроликами, но заклинание вырулит на свои вехи само. Я теперь уже тоже только домой хочу. Эксперимент сорван, всё равно теперь ждать до следующего года…

— А ты где Новый год праздновать будешь? — Юнги с интересом смотрит на девушку. У них-то в общаге после поздравления Арми хоть ненадолго, но будет весело — Джин с Тэхёном даже с простенькими фокусами делают ночь незабываемой: то иллюзию Хогвартса им наколдуют, то Один дома, то Гринча. Какая красота творится в семье потомственных магов, Юнги себе даже представить не может, но очень хотел бы хоть одним глазком посмотреть.

— Я не праздную, — сухо отвечает баба-яга, насупив брови и глядя прямо перед собой.

— Почему? — изумляется Юнги.

Девушка косит взглядом в его сторону и так же сухо отвечает:

— Напоминаю, самая насыщенная энергией ночь. Все мои родственники точно так же магичат что-то своё, чаще всего — где-то в глухих уголках планеты. Некоторые так вообще на Ту Сторону перебираются, чтобы людям не навредить. Мы Новый год не празднуем, мы работаем. — Девушка за локоть выцепляет Намджуна из общей кучи спорщиков, подтаскивает его Юнги и кивает на лидера:

— Давай уже, колдуй его!

Намджун их даже не слушает, до последнего приводя свои железобетонные аргументы спорщикам и стараясь перекричать Хосока. Джин с Чонгуком-кроликом прыжками носятся вокруг них, потому что вокруг костра небезопасно — обоих заносит на скользком снегу и очень даже можно влететь в горящие поленья.

Юнги очень внимательно смотрит на Василису. Вот уж кому-кому, а айдолу объяснять не надо, что такое работать в праздники. Их расписание точно так же не учитывает ничего, кроме, пожалуй, Чусока и Соллаля. Но одно дело — всё равно отпраздновать с огромной толпой фанатов на сцене, чувствуя любовь и поддержку, и совсем другое — не праздновать вообще. Он чуть качает головой, что-то про себя соображая, а затем снова возвращается к поставленной задаче. Сосредотачивается на это раз как следует и произносит всё правильно, стуча замороженными перьями на конце посоха по плечу лидера.

— Стань братцем Январём и братцем Февралём!

Круговорот-кокон из снежинок отзывается сразу, как будто заклинание тоже задолбал этот хаос на поляне, и оно только этого и ждало. А затем вдруг вихрь разрастается, накрыв всех мемберов разом, минуя только Юнги, Джина и Василису.

И опадает на землю.

— Мдэ… — очень странным голосом произносит Юнги.

— Плюсую, — ошалело отзывается архимаг. Таких выкрутасов от магии даже она не ждала.

Перед Братцем Декабрём, Братцем Апрелем и Настенькой застыли остальные десять месяцев и Чонгук.

Перед ними стоит Намджун в синем расписном пальто-халате в пол, стрижкой под горшок и бородой ниже талии. Волосы у него белые как снег и блестящие, как изморозь на стёклах. А рядом — ещё один Намджун, только халат тёмно-синий, а борода серее и до колен.

Чимина тоже два. Один Чимин вообще похож на Чимина лет эдак восемь назад, пухлощёкого и юного, с глазами-щёлочками, второй выглядит как Чимин сейчас. Оба в кафтанах почти как у Джина, только оттенки зелёного разные. И волосы — светлые совсем. У того Чимина, который постарше, с капелькой желтизны, будто солнечные зайчики посреди сибирской зимней ночи запутались в волосах.

Тэхёна и Хосока каждого по три штуки.

Всё Тэхёны в ярко-зелёном и жёлтом. У всех на голове вместо прямых чёрных волос — кучеряшки пшеничного цвета. Все три Тэхёна очень сильно похожи на одуванчики.

Все Хосоки в жёлто-красных нарядах. У каждого ещё по венку до кучи на голове. А вот волосы у всех разных оттенков рыжины, от апельсиновой до рябиново-красной.

Чонгук снова Чонгук, в концертном наряде и со своим родным цветом волос. Вот только икать он продолжает как кролик, никак не успокаиваясь. Кажется, побочный эффект.

Василиса переводит взгляд на Джина, думая, что в первый раз проглядела. И раз уж магия Чимина назначила весенними месяцами и волосы ему перекрасила, то и Джину должна была тоже. Но фиг там. Волосы старшего по-прежнему чёрны, как вороново крыло.

Ну и разумеется, концертные ботинки никуда не делись и ни во что не превратились. Баба-яга начинает подозревать, что это какой-то очень волшебный артефакт.

— Это полный пиздец! — выдыхает Василиса. Архимаг архимагом, но такого хаоса она ещё в жизни не видела. И слава Мёрлину, что тут закрытая аномально-магическая зона, которая не только айдол-группу с магией выдержит, но и нашествие Теней с Той Стороны если что. Девушка даже ругань сдержать не пытается — заклинание очевидно ушло в загул, и ему на матерные словечки теперь фиолетово и со звёздочками, хуже уже всё равно некуда.

— Нормально всё, — неожиданно отзывается Джин. — Ты что, думаешь, мы с двойниками дела не имели? У нас хватает дублёров, особенно на общественных мероприятиях. Вон, гляди! — кивает парень на мемберов. Группа, увеличив себя до тринадцати поюще-танцующих единиц, ничего удивительного не находит в количестве.

Двойники и тройники радостно обнимаются друг с другом, и ни капли не парятся, что они тут не в единственном экземпляре. Тэхён сам с собой в тройном количестве уже даже планирует, как бы этот фокус провернуть в реальном мире, чтобы повеселиться как следует. Чимины тыкают друг друга пальцами в щёки, Хосоки пританцовывают, Намджуны что-то вовсю обсуждают. Чонгук-уже-не-кролик чуточку обижен, что ему двойников не досталось, и что-то запальчиво объясняет Юнги. Тот сурово отмахивается. Впрочем, в роли главной феи он хорош — даёт группе пару минут тусануть самим с собой, а потом гонит отыгрывать сказку дальше.

Снеговики раскатились на шары уже все, и теперь вместо десяти снежных фигур торчат десять посохов.

Намджун в голубом безошибочно хватает посох со снежинкой на верхушке, Намджун в тёмно-синем забирает второй, который больше похож на огромную ледяную сосульку. Чимины свои два весенних передают друг другу в руки несколько раз, пока окончательно не определяются, кто из них кто: у того, что помладше, здоровущая ветка с почками, у постарше — тоже ветка, только вся в вишнёвом цвету. Три Тэхёна-одуванчика вообще без посохов, каким-то неведомым чутьём точно определяют, кому какой предмет забрать. У них в руках оказывается хороший пук земляничника с ягодами и цветами, огурец сорта Стелла и здоровенный мухомор.

— Эй, гриб выбрось! — тут же кричит Василиса Тэхёну-августу. Тот такой мухоморовой красоты так близко ещё не видел, и принюхивается к нему с голодным немного блеском в глазах.

— Чего?

— Гриб, говорю, выброси, он ядовитый, и руки снегом оботри! — кричит архимаг. Тэхён-Август послушно швыряет гриб подальше, а затем поспешно мчится к неутоптанному сугробу и тщательно трёт руки снегом. Тэхён-Июль огурец выбрасывает тоже на всякий случай, зато Тэхён-Июнь землянку с пучка губами ловит прямо так.

— А он ему разве не нужен колдовать? — удивляется рядом с бабой-ягой Чонгук.

— Нет, я просто обозначила таким образом своих будущих НЁХов, чтобы не попутать. Магия аномальной зоны — в вас самих, а не в этих игрушках, — объясняет Василиса.

— А как тогда Джин-хён из меня зайца сделал? — обиженно удивляется макнэ.

Василиса разводит руками.

— Без малейшего понятия! И уже думаю скататься в Сеул к вашему Баньши Хёку. Вот интересно, во сколько мне обойдётся взять на сутки в аренду вашего старшего вокалиста для магических экспериментов? — с толикой кровожадности в голосе спрашивает архимаг.

Джин, вместо того, чтобы испугаться, польщённо шаркает ногой по снегу и алеет ушами. А потом испускает тяжёлый вздох сожаления.

— Ой, дорогооооо…

— А что, уже предлагали? — живо спрашивает Василиса, и Джин радостно ловит в её тоне оттенки ревности.

— Что нам только не предлагали, — бурчит рядом Чонгук. Золотому макнэ таких «предложений» достаётся больше всего и вот магические эксперименты в них на последнем месте.

В руке одного Хосока наливное спелое яблоко, и ему явно мало быть Братцем Сентябрём — он хитрым глазом косит в сторону «Настеньки», раздумывая, а не предложить ли архимагу ещё и в Белоснежку поиграть. У Хосока-Ноября такой большой и красивый букет листьев, что хоть сейчас на гербарий и сдать в школу. Зато Хосоку-Октябрю тыкву килограммов эдак на десять аж двумя руками перехватить пришлось. Он с удивлением рассматривает спелый оранжевый шар в руках, а потом орёт Чиминам:

— Пацаны, вы гляньте, чё у меня есть!

Чимины ощутимо зеленеют не только кафтанами, но и лицами, и отодвигаются подальше.

— А что братец Апрель вообще в сказке делал и почему его все с Настенькой шипперят? — спрашивает Джин-Апрель на ухо у Василисы-Настеньки, пока все остальные с помощью Юнги разбираются, кто их них кто, и какой предмет чей.

— Он ей кольцо подарил, волшебное…

— А-ха! А говорила — никаких замуж!

— … чтобы она могла в любое время дня и ночи на помощь позвать братьев месяцев… Джин, там их братьями не просто так называют! Они ей как братья!

— Ну да, ну да, — рассеяно говорит Джин, стремительно обыскивая кафтан. — О! Видала?

На свет из одного кармана извлекается кольцо.

Архимаг круглыми глазами смотрит на драгоценное изделие. То, что оно очень даже драгоценное, никаких сомнений не возникает. Полоска золота шириной не меньше сантиметра блестит очень ярко, плюс бриллиант размером с крупную фасолину, и россыпь мелких сапфиров и рубинов вокруг него. Только чеканной надписи не хватает: «За меня можно купить пол-Дубаев». На абсолютно безвкусную вещь у Василисы гримаса складывается сама по себе.

— Вот уж точно не моя фантазия, я как-то больше по серебру, — мрачно-озадаченно говорит девушка.

— А мне нравится. Только надписи не хватает «Вернуть владельцу Ким Сокджину», — довольным тоном произносит всемирный красавчик и подсовывает кольцо под нос Василисе.

Баба-яга исподлобья смотрит на него. Джин чуточку тормознуто, но вдруг оценивает реальность.

Это они сейчас в аномальной зоне, но либо к полуночи, либо через семьдесят два часа они снова будут дома.

Популярный айдол популярной группы, личная жизнь которого охраняется почище ядерных кодов от атомных ракет Пентагона. Архимаг, завистники которого способны не только через Джина — через всю его родню достать Василису, и ладно бы всё обошлось только прыщами. Карьеры на пике, фанаты и поклонники, обязанности и работа, необъятный мир и в нём — рваные встречи, внезапные свидания, неожиданные для обоих отпуска — и тайны, тайны, тайны. Да они даже в Магической Школе едва здороваются, чтобы не спалиться.

Им ещё до этапа, где кольцо, фата белая и торжественное «Да» как-то далековато, хотя уже у обоих, отдельно друг от друга, в смутных планах.

Но пока рано.

— Ага, — выдавливает из себя девушка и откашливается, отводя глаза в сторону. Джин смущённо засовывает кольцо обратно в карман, а Василиса меняет тон на чуточку шутливый, чтобы развеять напряжение. — Я, если мне понадобится, вас всех и без кольца не только в любой точке планеты достану, но и на Той Стороне…

— Чё, отказала? — высовывается из-за плеча старшего один из Хосоков, и Джин с Василисой синхронно закатывают глаза.

— Поэтому я вам говорить и не хотел, — с тяжёлым вздохом отпихивает мембера Джин. — Братцы-месяцы, вы там разобрались, кто из вас когда? До полуночи двадцать шесть минут!

— Ты как время определил? — изумляется Василиса, потому что часы в аномальной зоне не работают и на всех телефонах сейчас 89:75.

— Никак, я соврал. Но если их не поторопить, этот дурдом все семьдесят два часа и продлится, — отвечает Джин и тут же снова привлекает внимание остальных: — НАРОООД! Съёмка!

Василиса внутренне подбирается. Она ждёт чего угодно: нашествия кроликов, коней, тыкв или карет. Но бантаны шумной толпой выстраиваются в шеренгу, ругаются немного из-за количества, но перед ней вскоре стоят все двенадцать месяцев с Юнги во главе и Чонгуком, недовольно поджимающим губы за его спиной.

— Дальше что? — спрашивает рэпер.

— По сказке — ты должен передать очередь на колдовство следующему месяцу, и так до Джина-Апреля. А он должен приказать подснежникам вырасти и расцвести.

— А передать как? Слова какие-то специальные, или мне опять по нему стукнуть? — Юнги вроде как примеривается посохом к плечу Намджуна-Января и тот потихоньку отползает в сторону.

— Да нет, просто словами достаточно будет. Я же не планировала ничего сложного… — Василиса уже даже рассказывать не хочет, что по её сценарию здесь всё само должно было происходить, а она просто в сторонке постоять, наблюдая за магическим экспериментом.

Юнги, особо не мудря, так Намджуну и говорит, повернув голову и копируя Бон Вояж:

— Передай другому.

Тот отзывается немедленно. «Передай другому» звучит ещё пару раз, пока не рассыпается о широкие плечи Джина. Тот улыбается, глядя на Василису-Настеньку и всё-таки не может чуточку не выпендриться.

— Подснежники для моей девушки! — выразительно декламирует он, стуча посохом о землю.

Василиса смущённо отводит глаза. Её смущения никто не видит: кролики, кареты, кони — это всё круто, но тут вот прямо настоящее волшебство, и все тринадцать бантан отвлекаются только на него. Снег вокруг посоха Джина стремительно исчезает, появляется первая чёрная земля, мгновенно зарастает робкой вязью мха, в котором тут же распускаются изящные и хрупкие голубые цветки.

— Собирай, чё стоишь, — бурчит совсем по-сказочному седобородый Юнги. Василиса, не сдержавшись, хихикает с него, такого аутентичного. Она рвёт несколько штук, присев на корточки. Едва в руках оказывается маленький букетик, как снег снова наползает, скрыв под собой весенний пятачок зелени.

— Дальше?

— То же самое, нужно дойти сначала до Тэхёна с земляникой, а потом до Хосока с яблоками, — объясняет баба-яга и Юнги немедленно приступает к выполнению поставленной задачи. Тэхён-Июнь снег пучком земляники просто метёт. Джин помогает Василисе собрать крупные красные ягоды в ладошку (корзинку или вообще хоть какую-нибудь ёмкость наколдовать заранее никто не догадался). Хосок своё яблоко просто роняет на снег. С деревом, даже всего лишь с метром ростом, на котором может созреть яблоко, маленький затык. Оно как-то подозрительно медленно растёт. Увеличенный состав бантан тем временем дружно снимает всё, что попадает в поле зрения. Джин с Чонгуком по очереди таскают из ладоней архимага земляничины по одной. Джин, справедливости ради, иногда по ягодке угощает бабу-ягу тоже.

Василиса торжественно обрывает с дерева два мелких жёлто-красных яблока. Яблонька сразу после утягивается в землю, как в кино с обратной съёмкой.

— А теперь что? — спрашивает с интересом Джин, забирая одно из яблок себе. Он, вообще-то, уже немножко голодный, а трёх земляничин было очевидно мало.

— Всё, — негромко произносит Василиса. За её спиной костёр вдруг начинает трещать слишком громко и слишком ярко искрить. — Держитесь.

Эксперимент закончился. Заклинание, в которое впихнули аж две сказки вместо одной, и семь лишних, очень активных персонажей вместо одного наблюдателя, прощается с треском и грохотом. Предметы в руках бантан словно бы оживают, начиная вертеться и подпрыгивать, и те поспешно от них избавляются. Тыквы, земляника, подснежники, посохи — всё оказывается в воздухе, растягиваясь и сминаясь, словно резиновое, и исчезает с тихими хлопками, рассыпаясь звёздочками. Снеговичные шары взрываются, обдавая всех снежной канителью, и все на поляне поспешно присаживаются и загораживают головы руками. Двойники и тройники мерцают, а затем кидаются друг к другу, накрепко обнимаясь и словно бы сливаясь в единственный неповторимый оригинал. Магический незримый купол словно мыльный пузырь, становится видимым, идёт радужными пятнами и взмывает вверх. Джин, подглядывающий сквозь пальцы, видит, как тот расползается по небу, размываясь и переливаясь, а затем органично вплетается в северное сияние, сливаясь с ним единым целым.

С них волшебную одежду словно бы срывает порывом ветра, но на самом деле она тоже меняется, превращаясь в белые концертные наряды.

Архимаг стоит у костра, чуть сузив глаза и не обращая внимание на меняющийся вокруг антураж. Брёвна-поленья трещат очень сильно, обдавая всех искрами, но, кажется, Василисе эти искры нипочём. А затем вдруг огромный костёр в секунду складывается вовнутрь, как карточный домик, взметнув язык пламени вверх, до самого неба. Девушка на это только чуть приподнимает ладонь, загораживая глаза. А брёвна прогорают — очень быстро, мгновенно рассыпаясь чёрными углями. Буквально минута — и от костра остаётся только выжженное дымящееся пепелище.

И их тут же накрывает настоящим зимним холодом.

— Твою ж… — фырчит Джин, поспешно выстраивая заклинание, и делая упор на защиту от температурных перепадов. Оно простое, совсем простое, и тут же окутывает каждого мембера плёнкой, не пропускающей мороз. На Чимина с его открытыми руками посреди сибирской зимы всё равно смотреть холодно. Тэхён рядом довольно щёлкает пальцами, выбивая при каждом щелчке свои любимые жёлтенькие искры.

Магия вернулась.

А затем разом звонят все смартфоны.

— Ети… — начинает Юнги, но тут же затыкается сам: в присутствии трёх магов и уже работающей магии ругаться, как всегда, чревато. — Без пятнадцати! Джин, портал!

На смартфонах у всех одновременно высвечиваются звонки от стаффа и родных. Лидер поспешно отзывается Баньши Хёку, остальные отвечают менеджерам и родителям, бросая в трубки «Скоро будем, всё норм».

Василиса тем временем добирается до центра пепелища и вытаскивает из углей круглую светящуюся штуку. И идёт обратно к Джину, поспешно отряхивая пальцы от пепла.

— Это что?

— Запись эксперимента, — отвечает девушка, подбрасывая в руке крупный лиловый шар и тут же его ловя. Тот загадочно мерцает фиолетовыми оттенками и переливается внутри. — Чую, веселья мне с этим разбираться хватит до следующей новогодней ночи.

— Нам обратно надо, — с грустью напоминает Джин. Он не ждал с ней сегодня встречи, и, несмотря на то, что вроде бы правильнее ему сейчас оказаться будет в Сеуле, он этого совсем не хочет.

Сейчас бы завалиться с ней в избушку и провести остаток ночи за терпким и крепким травяным чаем, и разговорами о магии, и посмотреть, как работает Лиловый шар. Выпить по бокалу наколдованного шампанского через пятнадцать минут, и поорать «С новым годом!», непременно бряцнув хрустальными намагиченными бокалами. И утро встретить, баюкая в руках спящую обнажённую девушку и глядеть, как за окном спальни разгорается морозный розовый рассвет, лучиками слепя глаза сквозь могучие кедры.

Джин морщит мимолётно нос — поорёт, выпьет, побалакает с Тэхёном о магии, посмотрят фотки этой сумасшедшей ночки, поздравят поклонников и разойдутся спать. Тоже весело, но …

Стареет, что ли?

Василиса оглядывается на его слова. Избушка, неведомо каким местом учуяв окончание магического беспредела, снова показывается на вершине холма. Баба-яга подбрасывает лиловый шарик в воздух и тот медленно плывёт по направлению к бредущему домику. А архимаг ведёт ладонью в воздухе, раскрывая портал. Группа, уловив свист и узрев крутящийся фиолетовый водоворот, поспешно отключает и запихивает смартфоны в вакуумные пакеты. Потерять данные после такой ночки было бы обидно, фоток и видео у всех накопилось достаточно, чтобы потом всю жизнь эдакое веселье вспоминать.

Джин, не колеблясь, притягивает девушку за талию к себе, утыкаясь носом в макушку. Светлые волосы снова светлые, растрёпанной косой вьются ниже талии. Веснушки золотой россыпью звёздочками снова на носу. И яркие васильковые глаза тщательно пытаются скрыть нотку грусти.

Она ведь тоже не ожидала такого подарка.

— Что делать будешь? — глухо спрашивает Джин в волосы.

Василиса в его объятиях чуть пожимает плечами.

— Чаю выпью, вина себе на полночь налью, Васю с домовым с Новым годом поздравлю. Может, разберу немного записи по сегодняшней ночи и спать пойду. А ты?

— А он рядом сидеть будет и мешаться, как обычно, — вместо Джина отвечает Юнги, отпихивая их обоих подальше от портала. — Тэхён! — орёт тут же рэпер чутка тормозящему запасному недоведьме.

Лидер качает головой, сообразив, что Юнги уже придумал, и первым скрывается в фиолетовом мареве.

— Мм? — отзывается младший, окидывая взглядом обнимающегося с девушкой хёна.

— Двойника для Арми наколдуешь? Поставим за спинами, пусть поздравит, а потом отмажемся, что спать пошёл. Новый год всё-таки, ви-лайв дольше минут пятнадцати всё равно не планируется.

— Сделаем, — подмигивает парочке Тэхён и скрывается тоже в телепорт сразу за Чимином и Чонгуком.

— Утром мне его целым в Сеул верни, — всё ещё бурча кидает Юнги через плечо и тоже уходит.

— С Новым годом! — успевает выкрикнуть на прощание Хосок, задрав вверх большие пальцы.

— С новым счастьем, — негромко желает вслед Василиса ровно за секунду до того, как схлопывается воронка.

На поляне наконец-то наступает идеальная морозная тишина, нарушаемая только скрипом снега бредущей к ним избушки. Над головами обнявшейся парочки праздничной иллюминацией цветёт и переливается северное сияние.

— Бокалы, — Джин приподнимает пальцами её подбородок и успевает шепнуть перед поцелуем: — Нам непременно нужны хрустальные бокалы.

Вот и сказочке конец :)

Пообщаться с автором на тему ретеллинга русских сказок и корейских айдолов можно туть