28 декабря 2023
В эфире программа "Seeing Like" (Выпуск 18)
Мы разбираем игру Бродского и Кундеры и у нас наконец-то есть версия, что происходит. Бродский сильно недоволен Кундерой. Видит в его эссе нарушение кодекса чести и теперь вежливо, но жестко ставит на место.
(И давайте сразу, пока не ушли далеко, проверим другую известную версию: о том, что "Бродский - имперец" и Кундера для него "глупое быдло" лишь потому, что он из небольшой страны в советской орбите.
Смотрим, что еще Бродский по-дружески разболтал Михнику: "А знаешь, что сказал Милош об этой полемике? Посмеялся и сказал: чехи — новички в таких вопросах". Сюжет сразу меняется. Теперь русский (еврей) и поляк обсуждают чеха и, кажется сошлись в оценках. Поняли друг друга и вместе улыбаются: или глупый, или новичок. Тихая дедовщина нобелевских лауреатов).
Бродский говорит свысока и это серьезный повод, чтобы его не любить. Давайте и не будем его любить (или будем, кто хочет) и попробуем понять, как он обосновывает позицию "верхнего".
В позапрошлой серии мы взяли у Пьера Бурдье понятие "поле литературы". Теперь уточним: Кундера и Бродский находятся не просто в одном поле, но и в одном элитном сегменте. Назовем его условно "мировая литература для интеллектуалов".
Бурдье подсказывает один из решающих критериев элитности. Игроки на самых авторитетных позициях выступают за автономию поля ("искусство ради искусства"). Более слабые участники, чтобы улучшить свою позицию, обращаются к внешним силам, политическим или рыночным, и тем самым еще больше отделяют себя от клуба избранных. Писатели высшей лиги не пускают в свой круг ни слишком коммерческих ("Донцову"), ни слишком политизированных.
(Так устроено не только поле литературы. Уже знакомые нам шахматисты Алехин и Панов следуют похожей логике: их собственный лагерь стремится к творчеству, противоположный следует рыночной логике и тем доказывает свою порочность. Они же, правда, сильно оскоромились, связав шахматы с политикой. Зачем - отдельная тема).
Кундера понимает эти негласные требования. Биографическая часть эссе написана как история художника, преодолевшего два главных искушения: рынком и политикой. Знакомый режиссер предлагает заработать на инсценировке романа, к которому Кундера чувствует отвращение. Кундера решает, что не станет это делать, "даже если придется голодать", и взамен пишет собственную пьесу, которая, как он знает, вряд ли будет поставлена.
Вторым искушением стал "антирусский рефлекс чеха, травмированного оккупацией его страны". Кундера проявляет его как гражданин, но сдерживает, когда речь заходит о литературе. Он по прежнему любит Чехова, уважает Толстого, признает эстетическую силу Достоевского. Теперь, после испытаний, Кундера вправе рассуждать о развитии романа от Сервантеса до Джойса.
Ответ Бродского тоже выглядит как серия испытаний, которым он подвергает Кундеру. Товарищ по банде совершил поступок настолько сомнительный, что приходится рассуждать: пацан или чушпан. Оставить в пацанах или выписать.
Бродский проверяет варианты один хуже другого. Возможно, Кундера "подчиняет искусство идеологии". Не исключено, что им овладела "рыночная психология", а это "самое худшее, что может произойти с художником". В решающей сцене с советским офицером - не проявился ли у Кундеры "собственнический комплекс". Каждое из подозрений тянет, по строгим меркам, на дисквалификацию из высшей лиги.
Перебрав самые тяжелые вердикты, Бродский останавливается на сравнительно мягком: все-таки пацан, только быдловатый и ограниченный. По главному пункту обвинения, "предвзятость к Достоевскому", Бродский решает: "Вины Кундеры в этом нет, хотя, конечно, ему следовало бы отдавать себе в этом отчет".
Нашу передачу вот-вот спросят: как можно людей литературы, таких изящных, описывать в понятиях пацанских группировок. Социологи считают, что можно. Тридцать лет назад Томас Шефф, маститый и уже пожилой, написал для журнала по криминалистике статью, как люди науки организовали свою профессию по принципу уличных подростковых банд. С тех пор это стандартный ход, который больше никого не шокирует. Только тех, кто в первый раз сталкивается.
Между тем после проверки с пристрастием, которую устроил Бродский, игра только начинается. Раз Кундера признан годным и остался, при всех недостатках, "замечательным писателем", - значит, с ним надо играть как с равным и переигрывать по правилам поля.
Как играли и за какой приз - об этом в следующих выпусках.