27 декабря 2023
В эфире программа "Seeing Like" (Выпуск 16)
Кундера, Бродский, Достоевский - мы пытаемся распутать узел, который их связывает. В прошлый раз мы обнаружили, что Кундера и Бродский - оба играют в классификации.
Классификации легкие и пушистые, как воланчики для бадминтона. Кундера и Бродский ими перебрасыватся: "Достоевский романист русской тьмы" - "Кундера ничего не понял, потому что европеец".
Мы разошлись на вопросах: "Что это? Зачем? И почему люди им верят?". Теперь постараемся выяснить, в чем логика и, простите за пафос, внутренняя красота. Сначала определим игровую площадку. Вернее, понаблюдаем, как ее определяют сами игроки.
Бродский и Кундера прежде всего литераторы и сами это подчеркивают.
Начнем с решающего эпизода: Кундера и советский офицер. Кундера слышит от офицера: "Мы вас любим. Мы любим чехов", - и понимает, что перед ним человек из романов Достоевского. Русская цивилизация, говорит Кундера, вся такая.
Бродский отвечает, что такие сравнения недопустимы. Переживания Кундеры, говорит Бродский, вызывают сочувствие, "но только до того момента, когда он начинает пускаться в обобщения на тему этого солдата и культуры, за представителя которой он его принимает". И вот почему: "Страх и отвращение вполне понятны, но никогда еще солдаты не представляли культуру, о литературе что и говорить - в руках у них оружие, а не книги".
Довод Бродского понятен: "Искусству присуща собственная, самопорождающая динамика, собственная логика", по этой логике и нужно оценивать писателей. Позиция Кундеры - в принципе похожая. Как будто предугадывая упреки, Кундера поясняет свои чувства к Достоевскому: "Был ли это антирусский рефлекс чеха, травмированного оккупацией его страны? Нет, потому что я никогда не переставал любить Чехова".
Кундера дает понять, что различает "солдата" и "культуру". Советская оккупация для него безусловное зло: "Села разбиты (ravaged) сотнями танков... будущее страны испорчено (compromised) на столетия". В русской литературе он видит разные оттенки: любит Чехова, спокойно и без отторжения разбирает стиль Толстого. Кундера по самоопределению "гедонист в ловушке мира, политизированного до крайности", он просто жил и писал рассказы, когда появились танки и заставили о себе говорить.
Итак, Бродский и Кундера совпадают в том, что видят себя частью литературы как особой деятельности с собственными правилами. Республики словесности, как говорили в прошлые столетия. Социологи с подачи Пьера Бурдье такие относительно замкнутые области, объединенные общим занятием, называют "полями".
"Поле" не просто красивое слово, а, как считал Бурдье, кое-что объясняет. Поле это своего рода игровая площадка, в которой все играют в одну и ту же игру, но из-за того, что их места на площадке различаются, играют в нее по-разному. Игроки соперничают за лучшие позиции, но все вместе убеждены, что играют во что-то важное, и готовы отстаивать эту веру (illusio) перед внешним миром.
С подачи Бурдье обратим внимание, что Кундера и Бродский подтверждают значимость даже тех писателей, которые им неприятны. Отвергая Достоевского, Кундера не оспаривает его "эстетическую ценность". Кундера в эссе Бродского - "маститый" и "известный" автор, "замечательный писатель", наделенный воображением и поднимающий важные темы. Видеть в эссе Кундеры "высказывания, требующие ответа" - тоже, в конечном счете, оценка важности оппонента.
Итак, площадка готова. Осталось выяснить правила игры. И почему разговор двух писателей о третьем интересен кому-то еще за пределами их кружка. Что заставляет аудиторию следить за полетом воланчика и переживать за игроков. Аплодировать и свистеть.
Разбираемся в следующих выпусках.
(Ответ Бродского, авторизованный перевод, можно найти по названию: "Почему Кундера несправедлив к Достоевскому")