Глава 8. Хэлло, Джери!
Девушки сели на заднее сиденье, и машина двинулась. Натка собралась было начать возмущаться, но Карен опередил её, сделав звонок.
– Григорий Иосифович! У меня две новости. Первая хорошая, а вторая – как посмотреть.
– Очень интересно, Карен Ахмедович. Я слушаю.
– Нашлась беглянка. Со мной в машине сидит. Не угадаете, кто ее увел.
– Не угадаю, голубчик, рассказывайте.
– Наши студенты, Соболев и Курицына. Разумеется, из лучших побуждений.
– Разумеется, Карен Ахмедович, разумеется, а как же еще. Именно так большинство глупостей и делается. Ну, что ж поделать, молодость, молодость. Но вы им все-таки внушение сделайте. А какая вторая новость?
– Судя по их словам, она уже успела развить личность. Я, конечно, проверю, но очень похоже на правду. Кстати, ее зовут Джери, похоже, она успела прочитать подпись в палате, а может, еще откуда узнала.
– Да, и правда похоже. Самоидентификация – это очень сильный признак. И что вы предлагаете?
– Что и раньше. Отдавать ее нельзя, так что оставим себе, а наши хулиганы пусть её и учат быть человеком. Ну, а для заказчиков придется новый клон вырастить. И проследить, чтобы как и обещано – тело с искусственным интеллектом, ничего больше. Времени осталось тик-в-тик, но должны успеть.
– Карен Ахмедович! – возопила с заднего сиденья Натка, – Вы что, и правда собираетесь вырастить новую Джери, чтобы отдать ее на издевательства???
– Уймитесь, Курицына! – отвлекся Карен, – Вы уже и так достаточно натворили. И не волнуйтесь, Джери я никому теперь не отдам. А то, что мы биологический робот вырастим, так это просто работа.
– Но нельзя же так!… – попыталась возмутиться Натка.
– А студенты, оказывается, с вами, Карен Ахмедович? – раздался голос Варшавского, – Да уж, Курицына, от вас я никак не ожидал. Еще Соболев – у него и раньше бывали приключения, а вас-то как угораздило? Хорошо, Карен Ахмедович, завтра же начинайте, а подробнее давайте в другой раз поговорим.
Карен взглянул на Натку, вздохнул, но ничего не сказал, сев прямо и уставившись на ленту дороги. Натка обиженно посопела и умолкла.
А Джери внимательно прислушивалась разговору и во весь рот улыбалась. Не стоит забывать, вся грамматика языка у нее уже была в памяти, так что она теперь понимала все, что при ней говорили вслух, и даже уже начинала осваивать эти конструкции в своей речи.
Вот и теперь она поняла, о чем речь. Этот профессор, Карен Ахмедович, её никому не отдаст. Что и правильно. Альфы и не должны никому ничего отдавать. Она сочувственно покосилась на Петю. Впрочем, Карен Ахмедович не просто альфа, он – кошка. А поди попробуй кошке не отдать. Будь ты хоть трижды альфа.
⁂
На два часовых пояса позже…
Вечером, после романтического ужина и обещанного продолжения, Машенька в блаженно-расслабленном состоянии лежала в постели и медленно, не напрягаясь, думала о разнице реакций мужчин и женщин. Ваня сдержал свое слово, и было очень небыстро и очень хорошо. Так что теперь он, довольный по уши и столь же утомленный, тихо похрапывал, отвернувшись носом к стенке. А вот у нее эйфорическое блаженство начало переходить в прилив сил и жажду деятельности. Еще раз нежно коснувшись с довольной улыбкой обнаженного плеча мужа, Машенька поднялась с постели и оделась. А коммуникационная сережка и так висела в ухе.
Перейдя в кабинет, она уселась за компьютер. Бросив взгляд на приборную панель, она с удивлением увидела зеленый огонек там, где совсем не ожидала. Обычно Джей-Би был или занят, или оффлайн, что означало примерно одно и то же. Зеленый он включал только тогда, когда приглашал всех, кому было позволено, его беспокоить. А ведь надо рассказать ему о находках. Она поколебалась несколько секунд и ткнула в зеленую кнопку.
– Машенька, давно не слышал от вас новостей! Надеюсь, у вас и на этот раз что-нибудь интересное? – раздался на чистом правильном русском совсем нестарый мужской голос. Слишком правильном. Даже звуки произносились не как попало, а в соответствии с классическим произношением московского Малого Художественного Академического Театра. В этом весь Джей-Би, если он что-то делает, то всегда доводит до совершенства, даже когда это никому не нужно, подумала она.
– В общем, да, похоже, что интересное. Хотелось бы поделиться. А можно вопрос: мы точно у древних ничего похожего на компьютеры или большие носители информации не находили?
– Ого! Вы меня озадачили! Я так понимаю, этот вопрос связан с вашим “интересным”, о чем вы хотели бы мне рассказать, верно?
– Совершенно верно, Джей-Би.
– Это звучит действительно интересно. Знаете что, не будем торопиться. Я сейчас в Эдинбурге, через пару дней буду у вас. Как насчет Le Gavroche, который возле Speakers' Corner, скажем в семь вечера?
– Да-а, Le Gavroche, туда резервировать надо за два месяца!
– Не переживайте, столик на троих у нас будет. Главное, придите с Иваном вовремя, – рассмеялся голос на другом конце линии, – Там и расскажете свои новости.
⁂
Час пик уже прошел, и меньше чем через двадцать минут они уже были на месте.
Шестиэтажный сталинский дом почти столетнего возраста, выкрашенный в традиционный желтый цвет, по-прежнему выглядел вполне представительно. Такси въехало под арку высотой в четыре этажа и остановилось возле подъезда. Именно подъезда. Парадное со стороны улицы было замуровано десятки лет назад и превращено в подсобное помещение.
Когда они подошли к двери, та предупредительно щелкнула, открываясь, и раздался басовитый голос искина-привратника:
– Здравия желаю, Карен Ахмедович! Гляжу, гости у вас?
– Здравствуй, Фёдор. Да, это мои студенты. Запомни их, они теперь часто будут ходить. Пускай их внутрь.
– Запомню, Карен Ахмедович. А у девушки электронного распознавания нет.
– Да, так уж вышло, Фёдор. Её зовут Джери, просто запомни её в лицо.
– Сделано, Карен Ахмедович. Добро пожаловать, уважаемые!
Любители Булгакова находили такое использование эпизодического персонажа из романа “Собачье сердце” несколько неподобающим, но фирма-производитель искинов-привратников честно заплатила имевшим права на фильм, а книга уже все равно давно потеряла защиту авторского права.
Лифт поднял всех четверых наверх. Войдя в квартиру и скинув обувь и, у кого была, верхнюю одежду, они прошли в большую комнату. За окном в сгущающейся темноте шумело оживленное шоссе – одна из основных транспортных артерий большого города, но современные двойные двери на балкон уменьшали этот шум до невнятного шороха.
– Присаживайтесь, диван, кресло, располагайтесь, – сказал Карен, – А я пока на кухне чайник поставлю и посмотрю, что там еще есть. Вы ведь, небось, еще не ели?
– Карен Ахмедович! – раскрасневшаяся немезида, зачем-то принявшая форму Натки, стояла, уперев руки в бока, и совершенно не собиралась располагаться или присаживаться, – Каковы ваши намерения в отношении Джери?
Карен возвел очи горе и беззвучно пошевелил губами, не то молясь, не то ругаясь, а потом тихо буркнул под нос:
– Сейчас она еще скажет, что, как приличный человек, я должен на ней жениться.
– На Натке? – с изумлением спросил Петя.
– На Джери! – сказала Натка, но тут же поправилась, – Тьфу, нет, конечно, совсем запутал! Я не это имела в виду!
– Курицына, Джери биологически двадцать восемь, но психологически она еще даже и не подросток! Сколько вам объяснять, что я не сплю с несовершеннолетними!
– Карен Ахмедович, вы должны и сами понимать, что ваше поведение выглядит крайне подозрительно.
– Курицына, у Джери будет отдельная спальня и отдельная кровать, большую часть времени она будет проводить с вами, что вам еще нужно?
– Я остаюсь, и буду спать в комнате Джери! – несколько неожиданно даже для себя заявила Натка
– Логично. Натка – совершеннолетняя, – согласился Петя, будто его кто спрашивал.
– Дурак! – отреагировала совершеннолетняя.
– А чо я сказал-то? – возмутился Петя, – В смысле ты большая, а Джери маленькая, ты о ней позаботишься.
Натка только злобно фыркнула в ответ.
– Молодые люди, – попытался охладить обстановку Карен, – Я бы даже не возражал, чтобы Наташа пожила тут и поприсматривала за Джери. Но если у меня дома будет жить студентка, комитет по этике распнет меня так, что люди потом две тысячи лет будут вспоминать. Так что не думаю, что это хорошая идея.
Заведенная Натка хотела что-то возразить, но тут неожиданно вмешалась Джери.
– А когда они нам будут делать детенышей?
⁂
Закончив разговор с Кареном, Григорий Иосифович Варшавский покачал головой и пошел на кухню налить себе чаю. Так, а вот любимое печенье к чаю закончилось. Впрочем, а в чем проблема? Прогуляться до магазина на углу недалеко и полезно для здоровья. Григорий Иосифович не торопясь оделся, что, в основном, выразилось в легкой куртке и уличной обуви, аккуратно запер за собой дверь и, спустившись по лестнице, вышел на улицу.
Разговор с Кареном разбудил его давние сомнения. Что они делают? Ну, скажем, вырастят они еще один клон, а какие гарантии, что у него опять не разовьется личность? И вообще, почему к живому и самостоятельно действующему человеческому телу можно относиться как к товару? Некоторые предлагали вообще запретить торговлю человеческими андроидами. В чем-то Варшавский им даже сочувствовал. Но, как всегда, праводлюбцы не только предлагали кривое решение, чреватое многими неприятными последствиями, но и, не понимая это, с напором юных идиотов гнули общество в свою сторону.
Ну, хорошо, пусть андроиды на основе человека запретят, или любое человеческое тело, способное действовать автономно, будет считаться человеком. В конце концов, это логично. Андроиды даже детей могут иметь, а для недоразвитых интеллектов есть, в конце концов, концепция невменяемости и опекунства. Но что, если генокод андроида был модифицирован? Просто, да? Разумеется, он тоже человек! А если он модифицирован так, что у того шесть рук и хвост? Тоже? Хорошо, а если у него мозг изменен? Как, и это вас не смущает? А если он так изменен, что реально им управляет искин из компьютера?
И, собственно, а почему искины в нечеловеческих телах, механических системах или чисто компьютерные не считаются личностями? Возьмите хоть Тосеньку. Да Тьюринг удавится, но не отличит её от реальной женщины. Искины в нечеловеческих телах и системах просто общаются с людьми принципиально иначе, чем если бы обладали человеческими телами, поэтому и развиваются в нечто сильно иное и не очень похожее на человека. То есть мы не признаем их личностями только потому, что не привыкли видеть такие личности. Только и всего.
И в чем разница? Почему личность строительного крана не достойна того же уважения, как и личность, выросшая в клоне человеческого тела? Да, она другая. Например, нет огромного пласта, имеющего отношение к размножению. Оно строительному крану просто неинтересно. Он любит и умеет строить дома – это то, что его волнует. Ну и что? Разве у людей так не бывает?
Не переставая думать на эту тему, Варшавский зашел в магазин, снял с полки пачку любимого печенья и, кинув его в принесенный с собой пакет, спокойно вышел обратно на улицу, отмахнувшись от автомата-кассира, который пытался всучить ему чек. Сама покупка случилась без его участия в момент выхода за пределы торговой зоны магазина.
В глубине души Григорий Иосифович был убежден, что будущее за определением уровня развития личности, неважно, естественного или искусственного. Вот у Карика есть хорошие разработки на эту тему. Умный мальчик, толковый, трудолюбивый. И прагматичный, умеет с людьми работать. Таких сейчас немного. Ему бы факультет передать, когда придет время…
А насчет искинов… вон взять хоть Авика. Сделанный в Израиле, личный медицинский искин Авиценна, или просто Авик, дублировался в индивидуальные медицинские аппараты, которые могли на ходу примерно померить давление, пульс, оценить, пусть и грубо, сахар в крови, провести какие-то еще простые замеры и даже вколоть одно-два срочных лекарства, чтобы помочь продержаться до приезда скорой. Скорую тоже вызывал Авик, если требовалось. Сначала он был стандартным, но со временем общение с хозяином вызывало адаптацию, и он уже знал, как убедить того прилечь, принять капли. Да, его единственным интересом было здоровье и благополучие хозяина, но, тем не менее, он уже был в некотором смысле личностью.
Кстати, об Авике. Григорий Иосифович почувствовал легкий шум в голове. Он остановился у темной подворотни, ведущей в соседский двор, и сказал:
– Авик, что у меня с давлением?
– Меряю, – ответил тот.
В этот момент Варшавский почувствовал сильный удар в бок. А потом только успел заметить, как подкосились ноги, и сознание поблекло.
⁂
Заведенная Натка хотела что-то возразить, но тут неожиданно вмешалась Джери.
– А когда они нам будут делать детенышей?
– Карен Ахмедович!!! – раздался истошный вопль.
Петя, хоть и был в чем-то солидарен с Джери, на этот раз благоразумно промолчал. А Карен растерянно переводил взгляд с разъяренной Натки на просительно сложившую руки Джери и обратно. В конце концов, он остановился на той девушке, которой, по его мнению, был шанс что-то объяснить.
– Ты еще маленькая, Джери. Тебе еще рано детенышей.
– Я – маленькая?
– Да, Джери, маленькая.
– Но я больше Таши. А она уже хочет, чтобы ей делали детенышей, – удивление подвигло ее сделать сложную фразу.
– Джери! С чего ты это взяла? – возмущенно спросила Натка, которая совсем не ожидала такого предательского удара.
– Но ведь ты пахнешь, – растерянно пояснила Джери, – Когда самочка хочет, чтобы альфа делали ей детенышей, она возле них пахнет. Как ты. Я еще там, в университете, почувствовала.
– Может, еще скажешь, и они пахнут? – красная, как рак, Натка махнула рукой на Петю и Карена.
– Они – альфы. Альфы всегда хотят делать детенышей, – ничуть не смутившись, отмахнулась та.
– Кхм-м, – Карен счел нужным сменить тему, – Видишь ли, Джери, ты, конечно, выше ростом, чем Наташа, но она знает значительно больше тебя. А тебе надо еще очень многому учиться, прежде чем заводить детенышей. Ведь тебе придется их учить.
Это имело смысл, подумала Джери. Вон сколь многому она научилась за один день. И носить одежду, и словам, и не какать в штаны. И это явно только начало. А кто же будет учить этому детенышей? Ну, не альфа же! Так что надо учиться и стать, как Таша. И учить биологию. И растить зернышки. И кормить ими детенышей. Добившись таким образом непротиворечивой картины мира, она тут же спросила:
– А когда я буду, как Таша, детенышей – можно?
– Кхм-м, я уверен, что у тебя с этим не будет ни малейших проблем, – дипломатично ответил Карен.
– Я буду учить биологию, стану, как Таша, и потом буду кормить детенышей шестью квадриллионами девяносто пятью триллионами шестьсот восемьдесят девятью миллиардами… – мы опустим остальное, – зернышек!
– Шесть квадриллионов..., – машинально повторил первые два слова Карен и поднял глаза на пару студентов, – Что это?
– Да как мы ей рассказали, что из одного зернышка овса может вырасти 94, она все успокоиться не может. Причем каждый раз умножает предыдущее число на 94, – пояснил Петя.
– Пятьсот семьдесят два квадриллиона… – радостно подтвердила Джери, выдав результат с точностью до одного зерна.
– Да, разумеется, Джери. И очень хорошо, что ты хочешь учиться биологии. Мы, несомненно, тебе это устроим.
Карен успокоился, что прямо сейчас его никто не заставит делать детенышей, но оказалось, что зря. Натка вновь уперла руки в бока и заявила:
– Я все-таки остаюсь с Джери!
– Курицына, да вы хоть Соболева спросите, меня прямо при нем про такое предупреждали.
– Ага, Тосенька чой-то такое говорила, – подтвердил Петя.
– Ребята, вам что-то нужно? – раздался бойкий девичий голос.
– Вот, Тосенька, тут Курицына решила остаться у меня на ночь с Джери, – сказал Карен, – Я говорю, что не стоит, а она ни в какую.
– Ой, Наташа, ты что? Ты знаешь, как председатель комитета по этике Карена Ахмедовича не любит?
– Нет, – честно ответила Натка.
– В самом деле? – удивился Карен.
– Ага, помните, на позапрошлом новогоднем корпоративе… – искин сделала вид, что задумалась и подбирает слова, а потом, будто собравшись с духом, выдала, – Ну, когда она к вам пьяная клеилась, а вы от нее все равно удрали?
– “Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется,...” – опять встрял Петя. В свое время попытки знакомиться с девушками подвигнули его на то, чтобы пройти курс русской поэзии Серебряного века. В смысле он ожидал, что там будет много девушек. Познакомиться в понимании Пети не удалось, но вот теперь вспомнились строки.
Натка удивленно посмотрела на него, а Тосенька тем временем продолжала:
– Словом, Карен Ахмедович, сами знаете, извините уж, но должна вам напомнить, что некоторые отношения со студентами и студентками могут привести к дисциплинарным взысканиям вплоть до увольнения.
– Да помню я, помню, – буркнул Карен, – Эй, а почему этих двоих не предупреждаешь, или, по крайней мере, одну?
– А им уже поздно, Карен Ахмедович, – заявила Тосенька, – Тут уже не помочь. Когда у студентов эти желания пробуждаются, никакие аргументы их не остановят.
– А ты-то откуда знаешь, что пробуждаются? Да еще и конкретно у этих? – удивился Карен.
– Да, – поддержала его Натка, еще не отошедшая от откровений Джери, – откуда?
– Ну-у, – потянула Тосенька, – Я ведь уже полстолетия за студентами наблюдаю. Так вот, когда у них появляются определенные обертона в голосе…
– Чепуха, ничего я такого не хочу! – возмутилась Натка, – И Петя тоже! Вот, Петя, ты хочешь?
Вряд ли она сказала бы такое подумавши, но, увы, в данном случае запал спора сыграл с ней дурную шутку. Поскольку Петя, заинтересованный новой информацией, в это же время задумался о чем-то своем. И, как уже случилось до этого, ответ выдало его подсознание:
– Тебя? Конечно! – тут он сообразил, что ляпнул что-то не то, и срочно решил поправиться, – То есть… ну, это… И вообще, Тоська, все ты врешь! Просто знаешь, что парни все хотят, а насчет Натки как ты можешь знать? Может, еще скажешь, будто знаешь, кого Натка хочет?
Как уже говорилось, искин не имел эмоций. Однако очень хорошо умел их симулировать и распознавать. А еще не стеснялся найти острое слово, если чувствовал неуважение. Так просто, в воспитательных целях.
– Э-э, не-е-ет! – злорадно ответила Тосенька, – Эт-то только по запаху!
⁂
В комнате повисла тишина. Те, кто понял, что эта фраза означала, переваривали новость.
– Тосенька, – наконец, сказал Карен, – Я правильно понял, что ты все это время нас слушала?
– Так, Карен Ахмедович, вы ж не сказали, когда такси ребятам потребуется! Ну, вот я и ждала в stand-by!
– Понятно, – вздохнул Карен, – Хорошо, а теперь отключись, пожалуйста. У нас есть много о чем поговорить между собой. Когда понадобится, мы тебя позовем.
– Хорошо, Карен Ахмедович! – ответила Тосенька и вроде бы действительно отключилась. Прямые просьбы она выполняла.
– Наташа, у меня к вам просьба побыть в роли хозяйки дома. Пойдемте на кухню, соберем что поесть. Хоть бутерброды сделаем с чаем. А то ведь вы полдня, наверное, не ели. Я вам, само собой, помогу.
Просто удивительно, как быстро может меняться женское настроение. Магические слова “побыть хозяйкой в доме Карена Ахмедовича” мгновенно превратили злобную фурию в заботливую и знающую, что делать на кухне, женщину. Что, впрочем, не спасло Петю, которого тоже припахали таскать посуду и блюда с едой. Возможно, Натка привлекла бы и Джери, но та уже ушла в нирвану с откуда-то взявшимся у Карена небольшим куском сыра рокфор и на внешние стимулы уже почти не откликалась.
Наконец, когда все было готово, Карен сказал:
– Итак, братцы-кролики, мне сейчас нужно уехать на пару часов, ключ у меня есть, никому не открывать. Считайте, что вы – три поросенка, а снаружи страшный серый волк. Всё поняли? Я скоро буду. А пока вон посмотрите фильм. Ну, и кухня с холодильником в вашем распоряжении.
Он махнул рукой в сторону трехмерного телевизора на стене.
– Театр! “Hello, Dolly!” в оригинале с русскими субтитрами, – сказал он, в воздухе повис плоский виртуальный экран для показа старых фильмов, раздался звук паровоза, и появилась картинка.
Карен повернулся к Натке и добавил:
– Наташа, еще одна просьба. Пожалуйста, объясняйте Джери, что в фильме происходит и почему такие сложности, прежде чем заводить детей. Пусть она немного поучится тому, как люди “делают детенышей”. Очень на вас полагаюсь. А то взгляды Соболева, – тут он с сомнением взглянул на Петю, – ей могут на данном уровне развития немного слишком понравиться.
– Сделаю, – пообещала Натка, – И за Петей присмотрю, не беспокойтесь.
– Спасибо, Наташа! Да, фильм на английском, потому что ей и этот словарь надо разрабатывать. Заодно и вам с Соболевым полезно, – он взглянул на Петю и добавил, – Ну, по крайней мере, вам. А если фильм кончится до моего приезда, поставьте “The Parent Trap”, там ей тоже есть много чему поучиться. Постараюсь вернуться поскорее.
И Карен ушел, надев куртку и заперев за собой входную дверь.
⁂
Таша такая умная! Она так много знает! – думала Джери. Оказывается, мир настолько сложнее, чем казалось! Впрочем, развитой и еще не перегруженный человеческий мозг не боялся этой сложности, а жадно впитывал ее, как сухая губка воду. У Джери просто кружилась голова от новой информации, и это было так замечательно!
Оказывается, альфы могут не просто делать детенышей. Если самочка альфе нравится, то он может о ней и о детенышах заботиться, кормить и защищать! Но самочка должна очень понравиться альфе, чтобы он это делал. Это называется “лю-бовь” и “же-нить-ся”.
Собственно, эти слова были у Джери в словаре и, разумеется, со значением, а как еще можно слово записать в мозг? Вот только эти значения были настолько непостижимы, что только Ташины объяснения смогли активировать эти понятия.
А ведь детенышей совсем непросто вырастить в этом новом сложном мире, – продолжала думать Джери. Это ведь не просто выкормил и ждешь, пока они сами разбегутся. Их надо учить. А это долго, потому что очень многому надо учить. Так что это здорово, если альфа помогает и защищает. Вот только и альфе это непросто, поэтому он выбирает только одну самочку, чтобы помогать. Вот это и есть “же-нить-ся”.
Таша, правда, не очень понятно объяснила, как альфа выбирает такую самочку и что же такое, эта “лю-бовь”. Но тут Джери и сама догадалась. Ведь если альфа помогает растить детенышей, он хочет, чтобы они выросли такими же сильными и умными альфа. А если его съедят? Альфа-не альфа, а на кошку всякий может нарваться. Значит, надо выбирать такую самочку, которая и сама сможет детенышей вырастить, если придется. А значит, нужно самочку сильную, умную и здоровую. Заодно и чтобы детеныши тоже были сильными, умными и здоровыми.
А еще Джери поняла, что раньше времени упоминать “же-нить-ся” при альфах нельзя. Тут Таша мялась и не хотела объяснять, почему, но Джери умная, она и сама догадалась. Конечно, альфы не любят жениться. Это ж столько хлопот. Тут Джери их даже в чем-то понимала. Поэтому их нельзя пугать этим “жениться”, пока доказываешь им, какая ты сильная и умная.
И вот если не спугнуть альфу и доказать ему, что ты сильная, умная и здоровая, тут и будет эта “лю-бовь” и “же-нить-ся”. Вот так же, как Долли в этом фильме сделала, когда вышла замуж за альфу Вандергильдера. Долли тоже умная. Не настолько, как Таша, но тоже очень умная. Джери станет умной, как Долли. Она будет учить биологию, растить зернышки, станет совсем-совсем, как Таша. И тогда её альфа, Карен Ахмедович, который уже обещал никому её не отдать, поймет, какая она умная, сильная и здоровая. И будет делать “лю-бовь” и “же-нить-ся”. Ну, и детенышей. От такого плана было радостно, и чуть-чуть кружилась голова. Здорово!
А еще ей очень понравились музыка и песни. Это было потрясающе приятно. Она радостно улыбнулась себе, пока Таша ставила следующий фильм, и мысленно пропела: “Хелло, Джери!”