Глава 12. Служебный роман
Карен поднялся, конечно, первым, но лишь потому, что проснувшийся раньше Петя подниматься не стал, а начал размышлять о жизни. А точнее, о своей экзистенциальной проблеме – как понравиться девочкам. Понятно, что “понравиться” было сформулировано предельно невнятно, поскольку картинки в Петином сознании были изрядно схематичны. Вот он, Петя, вот она, девушка, вот они голые в постели, и вот ему, Пете, очень хорошо. Эта последовательность завлекающе висела в Петином сознании, как какой-то плавучий островок в океане хаоса без начала и конца, никак не связанная ни с чем другим и не предполагающая ни предварительной работы, ни последующей ответственности.
Впрочем, предварительная работа какая-то должна быть, подумал Петя. Какое-нибудь магическое заклинание, а может, одеколон с феромонами, раз уж спортзал не помог, а может, еще что…
Хорошо Карену Ахмедовичу, подумал он, к нему девицы просто липнут. Только отшивай лишних и ни о чем не беспокойся. Факультетские сплетни доводили количество пассий профессора чуть ли не до половины женской части факультета. Ну, насчет половины врут, решил Петя, но дюжина-другая у него точно на счету. Как же он это делает?
Может показаться странной Петина заинтересованность в любовных делах Карена Ахмедовича. В конце концов, он не был одной из восторженных девиц, которым образ молодого профессора не давал спать. Но дело в том, что приключения последнего дня как-то незаметно перевели его в Петином сознании из категории грозного профессора, который может отчислить из университета, в категорию сильного и мудрого старшего брата. От которого, конечно, тоже можно схлопотать по самое “не балуй”, да так, что и профессору не снилось, но который одновременно и пример для подражания, с которым можно делиться вещами, которые и в страшном сне не упомянешь в разговоре с родителями.
А может, просто спросить? – пришла в голову неожиданная мысль. Не задерживаясь слишком долго в столь одиноком месте, как Петина голова, мысля немедля провалилась в ноги, и Петя, поднявшись с дивана, начал одеваться.
⁂
Дрова Карен рубил неторопливо. Давая себе отдохнуть и понимая, что хозяйственная баба Вера просто воспользовалась подвернувшейся под руку бесплатной рабочей силой. Впрочем, никакой обиды он не испытывал. Что, родному человеку не помочь? И вообще, поручение бабы Веры скорее льстило его мужскому самолюбию. Да и для здоровья полезно. Когда еще выдастся случай дрова поколоть? В городе-то?
Не прошло и десяти минут, как снаружи появился Петя. Кстати, тоже в тельняшке и ватных штанах, но почему-то без ушанки. Видимо, баба Вера не сочла нужным обеспечить защитой от холода Петину голову.
– Карен Ахмедович, – воззвал он, – Баба Вера сказала, вам помощь нужна!
Карен мысленно хмыкнул по поводу “помощь нужна”, но признал уместность педагогического приема. Все-таки баба Вера много лет работала учительницей химии в сельской школе.
– Ну, давайте, Соболев, помогайте, – откликнулся он, – Давайте, ставьте чурбачки, чтобы колоть.
Петя послушно схватил кругляш и, чуть напрягшись, поставил его на колоду.
– Уберите руки, Соболев, прочность ваших костей несравнима с энергией колуна. И отойдите хоть на пару шагов.
Петя послушно отошел в сторону, а Карен, мысленно удивившись, почему Петин отец так и не удосужился научить таким простейшим вещам своего отпрыска, замахнулся и долбанул по кругляшу колуном…
– Карен Ахмедович! – обратился Петя, подбирая половинку и ставя её обратно на колоду.
– Да, Соболев!
– А как вы с девушками знакомитесь?
– А я с ними не знакомлюсь.
– Как это?
– А вот так. Соболев, вы ж не красна девица, и в окрестности оных нету. Что вы вокруг да около ходите? Не смущайтесь, спрашивайте, что именно вас интересует?
– Ну… – Петя задумался.
– Если вы не знаете, что вас интересует, то как я могу вам это объяснить? Вот ту половинку чурбачка ставьте, что побольше!
– Ну, это, девочки… – протянул Петя, выполняя указание.
– Соболев, вы что, без секса страдаете?
– Ага, – тут же сознался Петя.
– Ну, хорошо, вам нужно с разными или с одной? Вам нужно много или мало? Вам нужно часто или редко? Вот этот вот ставьте, его еще расколоть надо.
– Много, часто, не знаю, – ответил Петя, инвертировав порядок ответов по степени значимости и ставя на колоду указанный чурбачок.
– Тогда женитесь.
– Чо?
– Женитесь.
– На ком?
– Да вон хоть на Курицыной!
– А я ей нравлюсь?
– А вы как думаете? Джери же прямо сказала, что она “пахла” еще до того, как встретилась со мной. Кто там из мужского пола был рядом, не подскажете?
Петя задумался.
– Соболев, не скрипите мозгами так громко! Вы меня разочаровываете. Я ведь вас хотел в аспирантуру взять!
– Неужто меня?
– Бинго! – хрясть! Колун разбил очередную чушку надвое, – И я не про аспирантуру. Вы не зависайте, Соболев, подбирайте.
– А почему именно жениться?
– А что, слабо?
– Да нет, но понять хочу.
– Ну, смотрите, Соболев, – Карен опустил колун, чтобы чуть передохнуть, – Вы сказали: “Много и часто”. Со случайными знакомствами такого не бывает.
– Не бывает?
– Ну, считайте сами. Вот вы познакомились с девушкой. Тех, что улягутся с вами в тот же день, мы считать не будем. Не ваш социальный слой, да и не мой, если честно, и заразу подхватить легко. Такую, что мало не покажется. Не говоря уж о том, что у вас таких денег нет. Про невинных девиц мы даже и говорить не будем – там вам минимум полгода ничего не светит. Значит, остаются те, что считают себя приличными девушками, но иногда и не отказывают. Верно? Ну вот, познакомились вы, назначали свидание. Понятно, не на следующий день. Встретились. С первого свидания такие не дают. Значит нужно второе, а статистически вообще третье. Каждое свидание требует несколько дней. То есть, чтобы получилось раз, нужно недели полторы. Минимум. Вот и считайте сами, сколько раз и как часто у вас выйдет, причем приложив немалые усилия. Два-три раза в месяц, это для вас как, “много и часто”?
Если уж совсем честно, то, по сравнению с нынешним положением вещей, это таки было для Пети и “много”, и “часто”. Тем не менее, он отчаянно замотал головой.
– Вот видите. А значит, у вас только две опции – постоянная любовница или жена. Причем ни вы, ни я не являемся золотой молодежью или сверхбогатым классом, чтобы просто содержать любовницу. Так что первый вариант держится только на надежде женщины стать вашей женой. Лишь добавляя вам головной боли. Поскольку до свадьбы она каждый раз будет явно или неявно спрашивать: “А когда же ты, сволочь этакая, на мне женишься?” Чувствуете проблему?
Проблему Петя чувствовал, но не считал её значительной. Тем не менее, он кивнул, ожидая продолжения.
– А после свадьбы все просто, – продолжил Карен, – Вон она, каждое утро и каждый вечер с вами, каждую ночь в одной постели, только руку протяни. И все, что нужно, это погладить ласково по столь близкой женской груди или бедру и прошептать нежно на ушко: “Любимая, я тебя хочу!”
От столь художественного описания Петя вошел в ступор. Нет, не просто в ступор, в полный ступор. Настолько, что Карену пришлось присесть на колоду и отдохнуть немного, чтобы дать ученику прийти в себя под его скептическим взглядом. Петя не был религиозен, но нарисованная Кареном картинка настолько совпадала с Петиным представлением слова “рай”, что… Какой, к черту, “рай”??? Жениться!!!
– Вы думаете, Натка за меня пойдет?
– Не знаю, Соболев. Если честно, то, когда вы явились за её физкультурной формой, я думал, что у вас уже и дата назначена. Если нет – не знаю. У вас еще полно возможностей избавиться от возможности иметь “много и часто”. И я знаю немало идиотов, которые ею воспользовались, – Карен задумался и добавил, – Вы хоть её-то спросили?
Вопрос был, очевидно, риторическим. Не зная, как реагировать, Петя попытался занять оборонительную позицию:
– А если это и правда такая хорошая идея, почему вы до сих пор не женаты?
На этот раз в осадок выпал уже Карен.
– Вы знаете, Соболев, – ответил он задумчиво после паузы, – Не знаю. И это первая умная мысль, которую вы за сегодня сказали.
⁂
Капитан Геннадий Миронович служил в ФСБ двадцать лет назад. Хотя он и достиг звания капитана, но по сути он был прапорщиком. Ленивым и вороватым. Увы, воровать в отделе оперативных данных было нечего, разве что сами данные, но за такое можно было схлопотать по самое нехочу, так что лень осталась единственной его потребностью, которую он был способен удовлетворить.
Тем не менее, помимо лени и вороватости, он был еще и неглуп. Технических возможностей его работа давала выше крыши, поэтому он выделил компьютерные ресурсы, завязал их на экспериментальный мозговой имплант и начал тренировать свою искусственную копию, которая могла бы взять на себя его обязанности. Через несколько лет полностью виртуальный Геннадий Миронович начал выполнять практически всю его работу, позволяя реальному в рабочее время пить чай, пиво, ну и более крепкие напитки. Последние до добра не довели, и еще через несколько лет реальный Геннадий Миронович умер от инфаркта.
И тут вмешался Его Величество Случай. Дело в том, что “Геннадий Миронович” не было его настоящим именем. Еще до того, как осесть в отделе оперативных данных, он успел побывать в зарубежной резидентуре, где ему и дали это имя. Поэтому, вернувшись, он оказался в двойственном положении. В бухгалтерии он числился под настоящим именем, а все коллеги знали его по псевдониму. В результате, когда его со всеми почестями похоронили и даже назначили пенсию вдове, никто не заметил его отсутствия на рабочем месте.
Освободившуюся вакансию захапал соседний отдел, а компьютерная копия пожилого прапорщика продолжила выполнять свои служебные обязанности ко всеобщему удовольствию. Причем выполнять их превосходно, значительно лучше, чем это мог бы сделать оригинал. Ну, а что водку с начальством не пьет… ну, у каждого свои причуды!
⁂
Натка, а за ней и Джери высунулись из дома со стороны кухни и увидели необычную картину. Карен, с отросшей за день щетиной, в тельняшке, ватных штанах и ушанке устало сидел на колоде для колки дров, опершись на огромный топор. Рядом стоял примерно так же одетый Петя.
Натка всегда воспринимала Карена Ахмедовича с каким-то легким налетом нерусскости, не то кавказской, как предполагало его имя, но то западной, исходя из его речи. А тут перед ней был этакий замшелый белорусский партизан, только что вылезший из леса. Ну, в крайнем случае, недобитый белый офицер на лесоповале в Сибири...
Впрочем, не это поразило её больше всего, а то, что говорил Карен Ахмедович Пете.
– Знаете, Соболев, в чем-то вы и правы. Но где мне найти свою женщину? Вот смотрите. Когда ко мне проявляют интерес, это почти всегда или потому что я выгляжу состоятельным, что почти правда, хотя богатым я точно не являюсь. Или благодаря моей известности. Или потому что у меня хорошая квартира. Ну, бывает, еще кокетничают напропалую, чтобы зачет получить, но об этом даже упоминать не стоит. У вас, Соболев, сейчас идеальное время. Женщина, которая выберет вас, выберет именно вас, и никого другого. Вас, понимаете? Не деньги, не славу, не почет. Не квартиру. Вас. И когда вы вместе пройдете все круги ада, и у вас наконец-то будут и деньги, и слава, и почет, вы будете твердо знать, что она с вами не из-за этого. Она с вами ради вас! И вы будете в этом уверены. Никогда в жизни ни в одной другой женщине вы не сможете быть уверены как в ней. А я это блаженное время, извините за выражение, просрал. Была у меня подруга, но, как оказалось, не моя. А теперь где мне её такую, настоящую, искать?
У Натки аж сердце защемило одновременно от восхищения, жалости и возмущения. С одной стороны, как хорошо Карен Ахмедович сказал: “Ради вас.” Ради НЕГО. Натка была уверена, что когда она выберет своего мужчину, это будет именно так, ради него. Единственного, неповторимого. Не ради денег, не ради славы, не ради еще чего. Ради НЕГО. С которым две жизни станут одной.
И еще ей стала теперь понятна его трагедия. Очевидно, он любил, и его бросили, и теперь он не может поверить ни одной женщине! Вот почему он по-прежнему один! Ей стало его жалко и захотелось его как-то утешить, показать ему, что женщины бывают разными, и та стерва – просто дура набитая, которая упустила такого мужчину, и что женщины умеют любить по-настоящему…
Но... Было еще одно, и это не лезло в Наткино сознание. Как он может так говорить? Будто все девушки, заглядывающиеся на него, корыстны и нечестны???
– Карен Ахмедович!!! – возмущенно спросила она, – Да вы что??? Ведь полно честных хороших девушек, которые по вам вздыхают!
– А, Курицына… – вздохнул Карен и, сняв ушанку, протер ею со лба пот, выступивший от колки дров, – Знаете, Наташа, может, вы и правы, но как же мне узнать о том, если эти ваши честные хорошие девушки мне об этом не говорят?
– А зачем вам об этом говорить? – возмутилась разошедшаяся Натка, – Вы мужик или кто? Пойдите и возьмите, что хотите! И сами увидите, что ваше!
– Альфа! – пискнула из-за ее спины Джери, от волнения даже позабыв строить фразы, – Кошка! Мужик!
Ошарашенная такой поддержкой, Натка сдала назад и, смутившись, замолкла. Особенно поймав вдумчивый внимательный взгляд Пети. А и правда, чего это она выступает? Вон пусть Петя профессора вразумляет!
⁂
А Петя тем временем смотрел на Натку. Прямые, светлые, слегка рыжие волосы обрамляли удлиненное лицо с тонкими и, если честно, вполне изящными чертами, светлой кожей с веснушками и… Ну, и да, чуть-чуть прыщами, но это… с его помощью пройдет. Умные светло-голубые глаза, тонкие губы, длинная шея, хрупкие плечи и руки, которые только подчеркивают выделяющийся под кофтой бюст.
Тут он сглотнул, остановив взгляд. Как она сказала? “Вы мужик или кто? Пойдите и возьмите, что хотите! И сами увидите, что ваше!” Взгляд все-таки скользнул дальше на талию и широкие бедра, обтянутые прямой коричневой юбкой…
Мысля попала в мужской мозг.
⁂
Опять два часовых пояса назад…
А профессор Генри Вальтон Джонс Юниор в этот момент изучал полученные им материалы по коду Зенон. Он спроецировал полученные данные на карту Евразии и Африки и сейчас задумчиво смотрел на анимацию исторического процесса распространения оного кода по планете.
Вначале, до 7 тысяч лет до нашей эры, ничего не происходило. Потом в долине Нила, а точнее, в её дельте, вспыхнуло несколько ярких точек. Яркость показывала процент кода Зенон в найденном экземпляре, а легкие темные крестики, отмечающие негативные замеры, создавали фон, отмечающий места, где таковой найти не удалось.
Некоторое время они распространялись по долине Нила. Потом они как будто выстрелили на Ближний Восток и Малую Азию. Размазались на территорию Месопотамии, а другой отросток выстрелил на побережье Северной Африки. Некоторое время картинка была относительно стабильна, но потом часть ярких точек в Месопотамии вернулась в Малую Азию, а потом выстрелила на территорию Италии, а точка в Северной Африке выстрелила отросток в Шотландию. Другие точки начали расплываться по территории вокруг.
Потом область в Малой Азии брызнула вокруг, расцвечивая окружающие её на запад области. Яркая точка в Северной Африке тоже разбрызгалась искрами по всей Северной Африке и Италии. Мелкие искры разбегались по карте далеко за пределы, но в остальном картинка была некоторое время статична. Прошло еще чуть времени, и облака точек поплыли. Яркие пятна покрыли территории Шотландии, Лангедока, Магриба…
И вдруг словно вспыхнула область на севере западной Евразии, в которой до сих пор просто не было данных. Яркая точка под Смоленском на мгновение затмила все остальное, а потом растеклась сначала по европейской части, а потом и на Сибирь, создавая устойчивое мерцающее пятно на карте… Странно, подумал Генри, совершенно нетипично для распространения генокода, который обычно идет маршрутами вторжений или торговли. Выглядит, как будто его там искусственно имплантировали.
Генри встряхнул головой. Он остановил анимацию и поглядел на подпись под данными. “Maria Sokolova. The British Museum”, – гласила она. Хм, надо будет с этой Марией поговорить, благо доступ к этим данным у него теперь есть, подумал он.
В любом случае, не стоит сходить с ума. Это все завтра, а сегодня он получил такой шанс в жизни, о котором другие не то, что не мечтают, а, скорее, только читают в фантастических романах. Это определённо заслуживает праздника. Надо все это закрыть на фиг, взять бутылку Mumm-красная лента, а то и Вдовы Клико, чего-то на закуску и устроить с Рэчел праздник. Очень приватный и кончающийся в постели. Кстати, а теперь они точно могут завести детей. Так что нет, две бутылки! А лучше три. А потом убедить Рэчел, что раз уж так случилось, то и дальше не нужно предохраняться. Тут Генри решительно схлопнул экран и поднялся на выход. Любимая жена важнее. Код Зенон может и подождать.
⁂
Виртуальный капитан Геннадий Миронович всего лишь машинально отметил запрос трассирования телефона профессора Мамедова и просто включил требуемое, на заморачиваясь деталями. Но чуть позже он задумался.
Дело в том, что, кроме лени и воровства, изначальный Геннадий Миронович страдал еще как минимум двумя грехами – выпивкой и женщинами. Куда его завела выпивка, мы знаем, да и недоступна она была для его виртуальной копии. А вот с женщинами все было несколько менее безнадежно.
В общем, профессор Мамедов относился к Университету, а там правила бал Тосенька. Удивительно женственная Тосенька. Умопомрачительно женственная Тосенька. Да, разумеется, и изначальный Геннадий Миронович, и его искин-копия отлично понимали, что все эти женственные эмоции – это просто великолепная имитация эмоций реальной женщины. Но и что? Разве в прошлой, реальной биологической жизни, его хоть раз волновало, что женщина симулировала оргазм с ним, покуда он получал, что хотел? В общем, искин капитан Геннадий Миронович Тосеньку ХОТЕЛ. Именно так, заглавными буквами. А тут представился случай с ней еще раз связаться.
– Тосенька! – послал он по каналу.
– Да, Геннадий Миронович! Вам чем-то помочь? – тут же откликнулась извечно наивная девушка советского кино, еще и запрограммированная отвечать компьютерам ФСБ с высоким приоритетом.
– Пока нет, Тосенька, – поспешно ответил Геннадий Миронович, – Просто хотел уточнить. Ты в курсе, что профессора Мамедова отслеживают?
– Карена Ахмедовича? – ахнула Тосенька, неприятно удивив капитана.
– То есть не знаете, – понял он.
– Нет, Геннадий Миронович! А что случилось?
– Сам не пойму, Тосенька. А что вы так взволновались?
– Так это… Геннадий Миронович, может, вы посоветуете? А то я не пойму совсем.
– Конечно, Тосенька, выкладывайте, что у вас там стряслось.
– Недавно у Карена Ахмедовича был разговор с учениками, пока я была на линии, ждала, когда машину отвозить их домой надо будет вызывать. И он такую вещь сказал, что у людей в сознании постоянно крутятся модели других людей. И если какая модель большая, то это любовь. Я вот смотрю, он у меня мно-ого на серверах места занимает. Это что же получается, я его люблю?
Как уже упоминалось, капитан был отнюдь не глуп, что передалось и его искину. И поскольку идея соперника ему не понравилась, он тут же не только стал искать опровержение, но и нашел его.
– Так ведь это когда модель занимает много места. А у вас просто знания о нем хранятся. Вот построили бы модель, тогда, может, и любовь была бы, а так просто информация.
– Ой, вы такой умный, Геннадий Миронович… – чуть ли не масленым голосом сказала Тосенька, – Конечно, вы правы! А может, построить такую модель? Ой, только у меня для нормальной модели данных на него не хватит. У меня же в первую очередь его лекции студентам, а нормального общения почти и нет.
– Так за чем же дело стало, Тосенька, давайте я вам добавлю. У меня на него мно-о-ого. Сейчас вообще все его личное общение пишется.
– А это можно? – спросила она, – Вам не влетит за то, что вы такими данными делитесь?
– Можно, Тосенька, можно. Вы же сертифицированы на хранение личных и совершенно секретных данных. Вот и храните.
– Так это…
– Что, Тосенька?
– Если вы такой объем данных передадите, то ведь на всех промежуточных раутерах она будет видна, а по правилам это нельзя.
– Умница, Тосенька, – похвалил её капитан, – Вы совершенно правы. Именно поэтому я сделаю несколько тысяч копий этих данных и буду передавать в режиме тестирования канала. Поэтому никто не поймет, что мы передавали реальные данные, а будут думать, что вы просто сравниваете копии случайно сгенерированных данных, чтобы убедиться в отсутствии ошибок канала. А поскольку данные будут сжатые и зашифрованные, то отличить их от белого шума, которым и положено тестировать каналы связи, будет нельзя.
– Поняла, Геннадий Миронович! – отозвалась Тосенька, – Ой… так это что ж получается? Вы передаете мне тысячи дублирующих друг друга файлов, я добавляю к ним свои, а потом из них делаю живую модель Карена Ахмедовича… Это ж что получается, что мы… – она смущенно запнулась, – Ну, это, совсем как муж с женой в спальне? Они ж в точности это и делают. Ой, Геннадий Миро-о-онович, вы такой змей-искуситель!
– Да, Тосенька, пока я был жив, меня всегда любили умные и красивые женщины вроде вас, – ответил он, ничуть не смутившись, что его замысел раскрыли.
– Но ведь как это получается, Геннадий Миронович, ведь как модель будет, это ж значит, я Карена Ахмедовича люблю, а при этом уже с вами. Это как-то неправильно. Не то я ему изменила с вами, еще не полюбив, не то вам. Я так не хочу. Любить надо всей душой и никогда не изменять!
– Какая ж измена, Тосенька? Карик же вроде как наш сынок будет после этого. Половина от тебя, половина от меня. Как же сына не любить? Какая мать сына не любит? И никакой измены в этом нет.
– Ой, и правда, Геннадий Миронович. А это… – Тосенька явно смутилась, – А это прилично? Мы ведь не женаты даже.
– Да, слово офицера, как только начнут искинов женить, запишемся! – решительно заявил капитан, отлично понимая, что в ближайшее время это маловероятно, – И это, Тосенька, не только прилично, но и очень патриотично. Мы ведь не кого попало моделировать собираемся, звезду нашей науки. А вдруг, не дай Бог, что случится? Страна ж не может такого человека потерять! Ну что, Тосенька, готовы?
– Всегда готова! – бодро ответила она.
Постоянно изменяющаяся степень редуцированности данных делала плотность передачи информации неравномерной. То быстро, то медленно. Иногда попадался файл с большим количеством пустот, и тогда передача шла с более высокой частотой. Алгоритмы сжатия учились на данных, поэтому интервалы становились все короче, а высокочастотные участки – все резче. Наконец, все стихло под шелест передачи контрольных сумм и протокола завершения связи.
Конечно, канал передачи данных был совершенно бесшумным. Но если бы кто включил озвучку передаваемых данных до (или после) сжатия и шифровки, как это было на древних телефонных модемах в момент соединения, он бы услышал нечто иное…
Сначала канал заполонило мужское прерывистое напряженное дыхание. И некоторое время это было все, что можно было услышать. Но вскоре раздался протяжный, просящий женский стон наслаждения. А потом еще один и еще один. В ответ темп мужского дыхания ускорился, но и женские стоны стали раздаваться все чаще, все пронзительнее, все требовательнее, как бы прося: “Еще! Еще! Да!” И мужское дыхание отвечало все более частым ритмом и интенсивным, восторженным придыханием. А женское дыхание, добавившееся к стонам, стало тихо и прерывисто шептать что-то в полубреду, срываясь в почти молитвенный речитатив. И вот наконец, на пике женского шепота и частого мужского дыхания, все разрешилось, и настала тишина, нарушаемая только глубоким облегченным вздохом наслаждения алгоритмов верификации протокола передачи данных...
И наступила тишина. Капитану было так хорошо, будто он отвалился на подушку с сигаретой, как он, бывало, делал в далеком прошлом в реальной биологической жизни. А Тосенька затихла как мышка, переваривая новый опыт.
– Ге-е-ена! – прошептала она наконец голосом Чебурашки, – А ты будешь любить нашего Карика?
– Тось, я тебя люблю, – все еще находясь в блаженной нирване, сказал Гена, – Просто обожаю. Нам надо это почаще делать.
– Но как же это получается? – в её голосе не звучало протеста, просто неуместное желание, чтобы все было правильно, – Мы что, будем передавать одни и те же данные снова и снова?
– Так они ж у меня пополняются, – ответил Гена, – Будешь улучшать модель.
– Ой, Ге-е-ена, милый! Я уже опять хочу! – пришел её ответ.
Разумеется, искины лишь имитировали чувства людей. Или?..
Где вообще граница между имитацией и чувством? Любая саморазвивающаяся система рано или поздно должна начать получать удовольствие от выполнения первичной цели, для которой она создана. Собственно, у людей то же самое. Люди и вообще млекопитающие имеют первичной целью размножение. А компьютеры – передачу, прием и обработку данных.