Глава 3 Побег

Глава 3 Побег

– Натка, погоди! – завопил Петя и бросился за сокурсницей. Вот она – знающая английский язык! Выскочив в коридор, он бросился к остолбеневшей девушке, которая застыла, пытаясь осознать только что произошедшее.

– Погоди, Натка, твоя помощь нужна! Я совсем не знаю, что делать. А ты английским хорошо владеешь.

Если и до этого она была, мягко говоря, ошарашена, то теперь вообще пришла в состояние столбняка. Английский-то тут при чем?

– Представляешь, сижу в аудитории, только собрался бутерброд есть, тут из вентиляции вываливается эта. Ну, ты видела. Она англичанка-нудистка, каким-то дурацким спортом занимается – голой по вентиляции бегать, по-русски плохо понимает. А ты английским владеешь, можешь расспросить ее. Пошли! – Петя решительно потянул Натку в аудиторию.

Нельзя сказать, чтобы Натка поверила в этот бред, тем более, что Петя и правда практически все это выдумал, просто каким-то непонятным образом ухитрился успеть убедить себя в этом. Однако, то, что женщины решают, что будут делать мужчины, имеет и обратную сторону. Решать женщины категорически ничего не любят. Они предпочитают, чтобы мужчины сами все решали. Если решение задевает женщину, то хороший мужчина и сам решит так, как ей нравится. А если не задевает, то какая разница? Ну, пусть будет англичанка-нудистка. Да хоть масонка-инопланетянка! Лишь бы не занимал ценное время быстрого женского мозга всякой ерундой! И пусть мужик будет сам потом во всем виноват! Тем более, что, по сути, так оно и есть!

Короче, поддавшись Петиному напору, тем более, что из всего сказанного Петей только повелительное: “Пошли!” не звучало полным бредом, а потому на фоне выглядело убедительно, Натка вернулась в аудиторию. Девица внутри бросила на нее быстрый, уже не столь недружелюбный, а скорее любопытный взгляд и снова занялась бутербродом. Бутерброд, к слову сказать, уже почти кончился, и девица начала закусывать бумажной салфеткой, пропитанной сырным запахом. Петя попытался отобрать у нее салфетку.

– Сыр! – пискнула девица и посмотрела на него таким обиженным взором, что Натка поневоле почувствовала женскую солидарность.

– Ты ей другой бутерброд дай, – сказал она, все-таки принимая решение, которое было немедленно исполнено.

Петя вручил девице новый бутерброд, и та, вцепившись в него, вновь начала обгрызать его по краям. Салфетку, впрочем, она все равно не отдала.

– Ну, вот что тут будешь делать, – вздохнул Петя, – Нат, ну я же ни бум-бум в английском! Спроси ее хоть, от кого она так бежала? Её Джери зовут. Ей что, что-то грозило?

И тут оказалось, что девица отлично понимает русский.

– Кошки! – пискнула она, отвлекшись на мгновение от бутерброда.

– Кошки? – удивилась Натка, – Какие еще кошки? Бред какой-то! Она убегала от кошек?

– Кошки! – согласилась девица.

– Кошкин! – вмешался Петя, – Не “кошки”, “Кошкин”! Она удирала от Кошкина! Вахтера нашего, сама знаешь, удивительная сволочь! Джери, ты удирала от Кошкина?

Девица задумалась, а потом решительно выдала:

– От кошкина!

– Натка, надо ей помочь! – горячо затараторил Петя, – Он же не понимает, что это спорт такой, он же вахтер! Увидел голую девицу и бросился ловить. Её как-то надо из института вывести, не привлекая внимания. А то ведь страшно подумать, что Кошкин с ней сделает!

– Съест! – с испугом в глазах подтвердила девица, оторвавшись на мгновение от бутерброда.

– Во! Слышала? – вдохновился поддержкой Петя, – Съест и не подавится, да еще в милицию сдаст. Сама знаешь, как он умеет доставать! А тут еще случай такой. А может, и хуже что. Ты представляешь, Пуру мне говорил, что Кошкин после работы девиц бандитам поставляет, в рабство, проститутками работать. Я не верил, а вот оно как! Оказывается, он правду говорил!

В общем, “Остапа понесло.” Пуру после косяка-другого и правда много чего говорил. А учитывая, что немолодой вахтер Петр Сергеевич Кошкин был немезидой всех опаздывающих или забывающих пропуск студентов, не говоря уже о пытающихся проникнуть в храм науки в нетрезвом виде или каком еще состоянии измененного сознания, то хорошее про него Пуру говорил очень редко. И продажа студенток в сексуальное рабство было еще не самым ярким его рассказом.

Самым оригинальным на памяти Пети было утверждение, что Кошкин – это на самом деле один из тайно правящих планетой инопланетян. И цель его в универе – подрывать обучение новых кадров, чтобы страны БРИК, лишенные образованных специалистов, никогда не вышли на уровень развития западных стран. В тот день Пуру чуть не попался вахтеру и теперь, добавив к индийскому ароматному дыму русской водки, чуть не плакал на Петином плече. Оказывается, злобные галактические оверлорды столетиями губили индийскую науку и образование, поощряя коррупцию, липовые дипломы, бездарные публикации и карьеру неумных, но хитрых профессоров. В результате индийские дипломы воспринимаются в мире как шутка, а лучший индийский университет с трудом держится в самом конце второй сотни университетов в мире. Вот потому-то он, Пуру, и приехал в Россию учиться, но и тут они его достали!

Когда история вмешательства пришельцев углубилась в ретроспективе до вторжения на полуостров ариев, разрушивших имевшуюся там сто тысяч лет назад высокотехнологичную цивилизацию, Пуру заснул, но история запомнилась. В инопланетное происхождение вахтера Петя, разумеется, не поверил. Однако, учитывая, что он и сам не раз опаздывал, забывал пропуск или пытался пройти на факультет в не очень кондиционном состоянии, относился он ко всем байкам Пуру с большим пониманием, и вот надо же – теперь одна из них вспомнилась.

– Надо позвать кого-то из преподавателей, – выдала Натка, но, увы, мысля уже засела в Петином сознании.

– Ты что? Они ж наверняка в доле! Отдадут ее бандитам, а то еще и нам достанется. С ними слишком много знать – опасно! Прибьют, и никто не узнает, где могила! Надо ее отсюда вывести как-то. Тихонько. Причем не мимо вахтера.

– В таком виде? – не нашла ничего лучшего ответить Натка. Странным образом, умом она отлично понимала всю бредовость Петиного утверждения. Но где-то на эмоциональном уровне ее захватила идея помочь бедной иностранке, пытающейся сбежать из полового рабства у вахтера Кошкина и его вездесущей мафии.

Вахтера, надо признать, она тоже очень не любила, поскольку имела тенденцию забывать пропуск в другом кошельке или на столе. Да и надо признать, умел вахтер изобразить этакого вратаря на страже государственных границ и секретов, так что каждому попавшемуся ему под руку хотелось на луну выть. Набить морду вахтеру тоже многим хотелось, но пока что еще никто не решился. Студенты, гости и даже младшие сотрудники и преподаватели ненавидели его всем сердцем. Как тот ухитрился выжить при всеобщей нелюбви – неясно. Тем не менее, ему это вполне удавалось, и он уже много лет был незыблемой и очень характерной чертой факультета, почти как бронзовый памятник Менделееву во дворе, которому каждую сессию начищали нос на удачу, а под Новый год подвыпившие студенты вставляли в руку пустую бутылку из-под изобретенной им водки. Впрочем, оставлять ценный напиток каменному гостю пока что ни у кого рука не поднялась.

В общем, каким-то непонятным ей самой образом Натка из режима ведомой переключилась в режим локомотива всей этой бредовой активности и стала раздавать команды.

– У меня физкультурная форма на кафедре лежит! Надо забрать и одеть ее. А дальше – как-то выводить!

– Я знаю, как, – сказал Петя, которому способы избежать дотошного вахтера были знакомы не понаслышке. Особенно в ходе его приключений на первом курсе, – У выхода с курилкой забор низкий, там с обеих сторон ящики стоят. Перелезть – раз плюнуть.

– Тогда я – за формой, – заявила Натка, – Нет, стой…

Она поглядела на голую девицу, потом на Петю.

– Нет, давай лучше ты за моей формой сбегаешь, а я тут с ней подежурю. Все-таки она голая, а ты парень. Найдешь? Это на кафедре, возле стола Карена Ахмедовича, он мне позволяет там оставлять портфель, форму. Сможешь?

– А то! – ответил Петя, получив подробные указания и спеша их исполнить, – Я щас, мигом! Вон еще два бутерброда, если надо будет. Да и сама не стесняйся, если хочешь.

Натка хмыкнула насчет бутерброда, представив себя в голом виде на парте, грызущую кусок сыра… Но все же решительные действия Пети, равно как и столь же решительное принятие к исполнению её, Наткиного, плана заставили её взглянуть чуть иначе на сокурсника. Вон не просто принял указания, они у него просто прямо в ноги провалились, минуя мозг. Еще дверь шатается, как быстро улетел. Как ни странно, спрашивать, а имелся ли у того мозг, чтобы его пропустить по дороге в ноги, не хотелось. Не о таком умном мальчике. Появилось какое-то приятное теплое чувство… Нет-нет, никаких бабочек в животе, вы, это, что, сдурели? Тем не менее, каким-то невероятным способом Петя ухитрился за последние пятнадцать минут заработать одобрение аж двух женских сердец...

На минуту накатило что-то непонятное… Может, это был здравый смысл? Боже, во что же она вляпалась??? Впрочем… Натка взглянула на занятую сыром незнакомку.

– Так тебя зовут Джери? – спросила она.

– Джери, – пискнула та в ответ.

– А меня Наташа.

– Та-ша, – повторила по слогам Джери на английский манер, потеряв первый слог. Она уже догрызла бутерброд и опять примерилась к пропитанной сырным жиром салфетке.

Вздохнув, Натка вручила ей следующий бутерброд. Схватив тот в руки, Джери взглянула на девушку с чем-то вроде благодарности во взгляде и вернулась к обгрызанию сыра.

⁂

Самочку альфа поймал и привел обратно, но детенышей делать почему-то не стал. Дылды издавали звуки, кажется, это называется “говорить”, но увлеченная сыром Джери не очень слушала. Сыр, правда, уже закончился, но мягкая белая штучка в лапках пахла тоже хорошо. И тут альфа попытался отнять ее у Джери.

– Сыр! – пискнула она, обиженно и жалобно поглядев на альфу.

– Ты ей другой бутерброд дай, – сказала самочка, и, о чудо, альфа и правда вручил ей еще один кусок сыра. Бросив благодарный взгляд на самочку, Джери вновь принялась за еду. Вдруг ее внимание привлекло знакомое имя:

– …от кого она бежала? Её Джери зовут. Ей что, что-то грозило?

Слова сложились во что-то осмысленное, она вспомнила упавшую на нее тень, испуг, заставивший ее убежать, и ответила:

– Кошки!

– Она убегала от кошек? – спросила самочка.

– Кошки! – подтвердила Джери.

В ответ альфа выдал нечто длинное, непонятное и включающее что-то вроде “кошкина”. В словаре фамилии вахтера, разумеется, не было, но было прилагательное. Мемы в мозгу некоторое время активно взаимодействовали, и Джери поняла, что убежала она и правда не от кошки, а от кошкиной тени!

– Кошкина, – подтвердила она.

– … А то ведь страшно подумать, что Кошкин с ней сделает!

Что с ней сделает кошка, Джери отлично представляла. Правда, раньше у нее не было слова для обозначения этого действия, но в загруженном словаре оно было и, как ни странно, тут же нашлось.

– Съест! – с готовностью подтвердила она.

Дылды еще о чем-то пошумели, и альфа куда-то убежал.

– Так тебя зовут Джери? – спросила самочка.

– Джери, – согласилась она.

– А меня Наташа.

– Та-ша, – повторила Джери. Встроенные алгоритмы распознавания речи для начала переводили звуки в текст, а потому повторение “-ня на-” было воспринято другим слишком умным алгоритмом как опечатка, и первый слог “Наташи” был удален.

Сыр опять кончился, на этот раз кусочек был не таким большим. Впрочем, еще есть эта белая, мягкая и хорошо пахнущая. Самочка вздохнула и дала Джери еще один кусок. Надо же, какая она! У нее даже есть свой сыр! И Джери очень захотелось стать совсем-совсем такой же. Как эта. Та-ша!

⁂

Раздав указания, Карен Ахмедович вернулся на кафедру и стал ждать. Вообще-то, как завлаб, он имел еще и личный кабинет, но кафедра была удобнее тем, что кабинет декана, по совместительству, завкафедрой, был тут же, рядом. Так что, если что, то Григорий Иосифович будет под рукой. А так, делать было, в общем-то, уже нечего. Пара санитаров дежурила вместе с вахтером, четверо других прочесывали территорию факультета. Еще один человек тем временем приводил палату номер 15 в порядок. Если найдут – тут же дадут знать. В общем, все были заняты делом, а ему самому не оставалось ничего другого, кроме как ждать. Усевшись за стол, Карен честно попытался почитать вполглаза заинтересовавшую его статью с предложением новой техники составления карт мозга, но в окружающем бардаке наука упиралась руками и ногами и, растопырившись изо всех сил, категорически отказывалась лезть в мозг.

Что, в общем-то, неудивительно. Шестое чувство с главным органом сзади чуть ниже поясницы просто вопило, что дела плохи, мышку они не найдут, а неприятностей огребут по самое нехочу. Причем, что мышку не найдут, Карен был в принципе согласен. В запутанных коридорах и уголках факультета, наполненного – он чуть было не подумал “молодыми балбесами”, но тут же поправился и мысленно продолжил чуть вежливее – студентами и аспирантами, найти человека практически невозможно. Разве что она прямо по коридору будет голышом бегать.

Хотя даже это вряд ли кого удивит, подумал он, вон в студенческом общежитии и не такое случалось. Два года назад там завели и несколько месяцев прятали от вахтеров и преподавателей самого настоящего генномодицифированного тигра. В черно-зеленую полоску, причем зеленые полоски призрачно флюоресцировали в темноте оттенками синего и голубого. И ничего. Попались молодые любители животных на том, что одной ночью психоделическая зверюга вылезла на общую кухню и укусила обкурившегося в хлам единственного на факультете индуса. Так сказать, две родственных души нашли друг друга. Тигра сдали в зоопарк, а индуса, пострадавшего от тигра в основном морально, пришлось с позором выпереть из университета. Не то чтобы преподаватели не были в курсе увлечений принятого на коммерческой основе студента из солнечной Индии, но после вызова полиции и составления протокола отвести в сторону глаза оказалось, увы, уже совершенно невозможно.

В дверь вошел Петя Соболев. В принципе, толковый мальчик, особенно с тех пор, как за ум взялся. Еще один кандидат в аспиранты, подумал про себя Карен, поднимая глаза на студента.

– Карен Ахмедович, меня Курицына прислала, у нее тут где-то физкультурная форма лежит…

Ого! – подумал Карен, – Sic transit gloria mundi… А я-то надеялся, что она научной работой будет заниматься. С таким кавалером Курицыной и ребенка заводить не надо, вон один уже есть. С другой стороны, если обоих в аспирантуру взять, наоборот, может, друг друга в работе будут поддерживать. Будут, как Пьер и Мария Кюри… главное, чтобы не размножались до защиты диссертации.

– Вот тут, Петя, – дружелюбно сказал он вслух и указал на бесформенный мешок, лежащий под гостевым стулом рядом со столом.

– Спасибо, Карен Ахмедович! – откликнулся Петя, схватив мешок, – Ну так я пойду? Меня там Натка ждет.

– Иди, иди, Петя, не заставляй девушку ждать, – махнул рукой Карен, глядя, как тот исчезает за дверью.

Да-а… вернулся Карен к размышлениям о последних событиях. Он просто задницей чуял, что заказчики подобный инцидент так просто не оставят, не те люди, чтобы с ними шутки шутить. И кстати, даже если все пройдет нормально, надо будет все равно растить новое тело, так что в Лондон через две недели он наверняка не попадет. Надо бы племяшку предупредить. Вынув из кармана планшет и открыв почту, он начал тихонько, в миниатюрный микрофон, спрятанный в оправу очков, диктовать письмо:

“Здравствуй, дорогая Машенька,

Пишу тебе, что моя поездка к вам может сорваться. Помнишь тот проект, где ты помогла нам уточнить историю предоставленного нам генокода? Так вот, результат у нас сбежал в буквальном смысле этого слова. И если все будет хорошо, я буду занят исправлением этой глупейшей ситуации…”

Вновь открылась дверь:

– Карен Ахмедович, не зайдете ко мне в кабинет, хотелось бы узнать новости о нашей беглянке, – сказал декан.

– Да, конечно, Григорий Иосифович, иду, – ответил Карен, опуская планшет в карман и вставая со стула. Планшет протестующе пискнул, но был проигнорирован.

В кабинете декана уже ждал горячий чайник, сахарница, коробка с чайным ассорти, блюдечко с лимоном и даже бутылка неплохого коньяка с рюмками.

– Присаживайтесь, Карен Ахмедович, в ногах правды нет… – сказал Варшавский, указывая на удобный диванчик перед столиком, – Не хотите по рюмочке? А то стресс этот ужасный… И мне, и вам однозначно для здоровья было бы неплохо.

– Не откажусь, Григорий Иосифович, – ответил Карен, садясь на давно знакомый диванчик и заблаговременно откладывая щипчиками на салфетку ломтик лимона с розетки и посыпая его сахарным песком при помощи маленькой серебряной ложечки из сахарницы.

Декан тем временем разливал коньяк по двум небольшим, с пару наперстков, округлым хрустальным стопочкам. И серебряная ложка в сахарнице, и хрустальные стопки были точь-в-точь как те, что стояли у мамы Карена в детстве в серванте. Одно время он даже удивлялся – они что, в одном магазине их купили, что ли? А потом махнул рукой. Очевидно, Григория Иосифовича воспитывали по тем же лекалам, что и Карена. Точнее, Карена по тем же лекалам… Ну, вы поняли. Карен еще не был умудренным возрастом старцем, но уже понимал, что ничего плохого в таком совпадении нет. Ну, понимают они друг друга с начальником с полубита… ну и что? Плохо, что ли? Наоборот, здорово! Многие ли могут таким похвастаться? Поэтому, вместо того чтобы задумываться, стал разливать чай по чашкам, положив в свою пакетик и предоставив декану выбрать свой чай самому.

– Ну-с, Карен Ахмедович, за успех, – поднял рюмку тот.

– Разумеется, – согласился Карен, отпив половину своей рюмки и закусив приготовленной долькой лимона, а затем взяв чашку с чаем.

Декан, усевшийся в кресло с другой стороны столика, тоже отпил из своей рюмки, закусил лимоном, а потом медленно вздохнул, будто смакуя янтарный напиток. Затем он задумчиво выбрал пакетик чая из ассорти на столе и, макнув его в чашку, стал заваривать. Карен тоже молчал, понимая, что шеф явно собирается с духом что-то сказать, но почему-то не решается.

– Карен Ахмедович, так как там с нашим поиском беглянки? – спросил наконец Варшавский, откинувшись в кресло с чашкой в руке.

– Пара санитаров сторожит на вахте, еще четыре прочесывают корпус, – ответил Карен, – Хотя не думаю, что будет результат.

– Почему же это? Все-таки искусственный интеллект – не человек, должен сильно выделяться в толпе.

Ну, разве что наличием хоть какого-то интеллекта, подумал Карен, но вслух сказал нечто другое:

– Григорий Иосифович, вы ведь уже не один десяток лет преподаете. Как думаете, наши студенты не выделяются в толпе? Причем практически поголовно?

– Да, голубчик, признаю, публика у нас, мягко говоря, пестрая…

– Вот и я о чем, Григорий Иосифович. У нас Шахерезада под ручку с графом Калиостро в толпе потеряются. Так что я не очень надеюсь. Но искать, конечно, будем. Совсем не дело, чтобы она неожиданно всплыла. Скандал – последнее, что нам нужно.

– Ну, и что же Вы предлагаете делать?

– Как я и сказал, Григорий Иосифович. Вырастим новое тело, запишем его заново, а Пржемеку придумаем какую-нибудь причину задержки. Ну, и будем следить, чтобы беглянка не вылезла где с шумом в прессе. Если будет время, то не торопясь найти сможем. Тем более, предоставленная сама себе и среди людей она, скорее всего, быстро отрастит себе личность, пусть даже и примитивную, как у ребенка, а тогда, уж сами понимаете, все равно заказчику ничего не светило бы. Так что найдем и как-нибудь по-тихому пристроим в жизни. Что еще остается?

– Ну, что ж, Карен Ахмедович, хорошо, хорошо, так и сделаем. Только с одной поправкой. Извините уж меня, старика, но как старший и более опытный, я на этом настаиваю. В общем, я уже оповестил Пржемека о наших проблемах.

Карен застыл с прямой спиной, переваривая новость. Пятая точка ожидала неприятностей неспроста. Он допил оставшееся в рюмке, но коньяк испарился из организма в мгновение ока, как будто его и не было. Как? Зачем???

И тут до него дошло. Декан, которого он, конечно же, уважал и с которым его очень, ну, ОЧЕНЬ многое связывало, просто вызвал огонь на себя. Теперь если заказчики решат зачистить исполнителей, то первым будет не он, а Варшавский. Нет, эгоистично он должен был бы порадоваться, но… Карен вообще был из тех, что “а захочет отомстить – придет сюда, а там посмотрим, кто из нас двоих отсюда выйдет.”

– Григорий Иосифович, – сказал он наконец после паузы, – Вы что, вызываете огонь на себя? Зачем? Поверьте, я не дитё малое. А даже после этого, если до крайностей дойдет, меня тоже не пожалеют.

⁂

Чуть более пяти тысяч лет назад...

Волнение охватило священную столицу Черной-Земли Красивое Место Мен-нефер. От Белой Стены Инебу-хедж и до самой Реки бурлили толпы в ожидании великого праздника. Ибо сегодня воплощение Гора, правитель Большого Дома, Избранный Гора Хор-Сетеп¹ покинет народ, чтобы уйти в царство мертвых, и, воссоединившись там со своим отцом Озирисом, будет судить покидающих мир живых и решать их судьбу в вечности.

И это хорошо. Ведь нынешнее воплощение Озириса в царстве мёртвых – отец Хор-Сетепа – ушел туда уже давно и просто не знает многих. А теперь их будет судить тот, кто правил ими, и каждый, кто служил верно воплощению Гора, за гранью получит снисхождение за грех, другой, третий… Он был хорошим правителем живым и будет хорошим, милостивым судьей их душам. А с народом останется его сын, Душа Гора Ка-Хор, который отныне будет воплощением Гора, заботящимся о народе.

Да и что делать в праздный день, когда нельзя работать? Казалось бы, неплохо бы починить старую лодку или слепить пару кувшинов, но кто ж захочет обидеть самого Озириса, который будет взвешивать твое сердце после смерти и решать твою судьбу? Впрочем, и без того, кто будет работать, когда народу выставлено много хека – сладкого густого пива? Только избранные смогут присутствовать на церемонии в Хут-ка-Птах, Храме Души Птаха, где Ка-Хор действительно примет душу Гора и станет его воплощением. А народ на празднике будет молиться возлиянием хека из плохо обожженных глиняных чаш. Спасибо богу Озирису, который научил людей варить этот поистину божественный напиток!

Ка-Хор будет хорошим правителем. Молодой, сильный, удачливый охотник, женатый на своей сестре, которую недаром зовут Прекрасная Как Бастет Бастнефер. Только сестра, потомок богов и первых фараонов, сможет родить правителю наследника, способного принять душу и стать воплощением Гора. А как без этого? Ведь не оставив после себя Гора, правитель никогда не сможет стать Озирисом. Ведь не может же олицетворение Гора умирать от болезней и ран, как простой смертный? Это ж такие беды народу сулит, что и подумать страшно. А ведь только богорожденная может родить наследника, которому по силам принять такое наследие. Можно только представить, какой любовью и заботой окружит Ка-Хор поэтому свою жену, показывая должный пример людям.

После того, что случится сегодня, впитав мудрость отца, Ка-Хор продолжит заботиться о народе, как делал всю жизнь и он. А Хор-Сетеп… о чем грустить? Он сам выбрал время. И ведь он ни в чем не будет знать отказа в Земле Мертвых. Не о том ли мечтает каждый? Недаром стольких крупных чиновников завтра уже не будет на своих местах. Счастливчики! Не каждому выпадет везение отправиться в царство мертвых с самим Озирисом в качестве его верного слуги и попутчика.

⁂

А двое студентов тем временем сумели переодеть Джери в Наткину физкультурную форму. Если кроссовки еще проблемы не вызывали, то надеть на нее футболку и особенно штаны было непростой задачей. Но целеустремленный человек, а тем более, два целеустремленных студента, уверенных, что делают благое дело, способны решить и не такие задачи. Сильно помогло, конечно, и то, что сама Джери вела себя более чем кооперативно, пусть и не понимая, что от нее требуется, но соглашаясь и выполняя простые задачи вроде протянуть руку или слезть с парты.

А вот идти за ними Джери не захотела. Нет, на Петю и особенно на Натку она смотрела преданным собачьим взором, но выходить в освещенный коридор категорически отказывалась. Тем более, что сыр кончился. К счастью, у Натки в кармане завалялся пакетик с жареным арахисом. Подчиняясь своей женской интуиции, она перешла в разговоре с Джери на общение, как с маленьким ребенком или домашним животным. Вытащив орешек, Натка поманила её наружу. Та принюхалась, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.

– Орешек! – пискнула она.

– Да, да, орешек, на! Орешек, – ответила Натка.

Джери наконец решилась и выскочила наружу.

– Орешек, – еще раз пискнула она и, схватив вожделенный объект, стала мелко-мелко обгрызать его по сторонам. Петя с Наткой приперли выключившуюся из реальности девушку справа и слева и, перемежая движение выдачей нового орешка, вывели ее на задний двор. Тоже, впрочем, не без приключений. Если Петин рюкзачок сидел на плечах плотно и никому не мешал, то Наткина “луи виттон” настоящего китайского производства, купленная за целых семьдесят долларов, постоянно сваливалась с плеча, привлекая Джери арахисовыми ароматами.

Во дворе их ожидало новое препятствие – забор. Это был первый случай, когда Петя был вынужден хватать женщину в таких местах, о которых он раньше мог только мечтать. Причем приятность мечты была явно преувеличена. А размеры и вес преуменьшены, подумал он, подпирая под попу стоящую на ящике Джери, пока та принюхивалась к орешку, который с другой стороны протягивала Натка. В следующий момент Джери одним олимпийским прыжком преодолела стену, а ящик по Третьему закону Ньютона полетел под ноги Пете, больно ударив по коленке. Что думала по этому поводу Натка, не будем даже упоминать. Тем не менее, что сделано, то сделано. И вскоре все трое стояли снаружи, вне охраняемой территории, в безлюдном переулке. У выхода из переулка прозвенел трамвай, проезжавший мимо в свободных просторах огромного города. Миссия была выполнена.

И тут Натка, которая вполне естественно считала себя самым разумным участником всего этого безобразия, задала вполне логичный вопрос:

– Ну, хорошо, мы выбрались. Что теперь?

1 Не ищите имен этих фараонов – при всей достоверности бытовых деталей, вы их не найдете.