Осинина Анна

Всю заботу о сестрах Тосе и Клаве взяли на себя старший брат Фёдор и его жена Павла Васильевна. (Фёдор Васильевич Кузнецов был первым председателем Брейтовского сельсовета, но очень недолго). Фёдор Васильевич бы человеком серьёзным, скромным, спиртного в рот не брал, не курил. Мало знакомые с этой семьей считали, что Тося приходится Фёдору Васильевичу дочерью. Подтверждением может служить такой курьёз, случившийся с Тосей в школе. Училась она уже в 7 классе. Родительский комитет распределял материальную помощь, в виде вещей, детям из многодетных семей и не имевших кого-то из родителей. В её классе было таких несколько человек. Пока раздавали детям из многодетных семей, всё было хорошо. Но когда дали ботинки мальчику не из этой категории, Тося спросила, почему ему дали. Ей объяснили, что у мальчика нет отца. Тосе вдруг стало обидно, и она заплакала. Председатель родительского комитета стала её стыдить, но Тося только стала плакать ещё горше, причитая, что у неё нет ни мамы, ни папы и она тоже хочет ботинки, потому что ходит в невесткиных. Вызвали директора (кстати, жившего в соседях с Кузнецовыми), который, разобравшись, стал извиняться: «Тося, я совсем забыл, что Фёдор Васильевич тебе не отец». Ботинки Тосе, через несколько дней выдали.

Семилетку закончила Тося Кузнецова почти круглой отличницей (с одной четвёркой) с «Похвальной грамотой», почему была принята в Рыбинское педагогическое училище без вступительных экзаменов. Но учиться, не довелось. Была введена денежная плата за обучение, и прошел слух об отмене «Сталинской» премии за отличную учебу, на которую она надеялась. Тося, испугавшись, что станет слишком тяжелой обузой брату, забрала документы и вернулась домой, о чём горько сожалела всю жизнь. Поступавшая вместе с ней подруга и двоюродная сестра Люба Бурлакова, осталась и закончила училище, вернувшись домой учителем начальных классов.

За то, что вернулась, Тосе попало от брата. Он отругал её, высказав, что смог бы ей помогать. Но, что сделано, то сделано. В 16 лет Тося пошла работать на маслозавод.

… Но я учусь и это радость,

Семь классов – очень хорошо.

О, если б не война, не эта гадость,

Всё по–другому бы пошло.

Мечтала стать я педагогом,

Учить детей в родном селе,

Но, видимо, положено так Богом,

Что не исполниться мечте.

В 16 лет пошла работать,

А в 18 – воевать:

Мужчин погибло очень много,

Их надо было заменять.

                           («Года летят»)

Едва ей исполнилось 18 лет, она ранней весной 1943 года ушла на войну.

Из автобиографии: «В первый день войны мне было 16 лет, но я уже работала, находилась дома. Пришла подруга и сказала, что началась война. На нас напали немцы. Я сначала не поверила, но она сказала, что в три часа будет выступление Молотова по радио. В три часа слушали радио. Сначала все думали, что это ненадолго. Ну, примерно, как с Финляндией.

На фронт я пошла добровольно. Отправлялись 3 марта 1943 года семь девушек (18 лет ей исполнилось 16 февраля). Шли на станцию Некоуз 40 километров пешком. Родные провожали за соседнее село. Конечно, плакали все. Подруг провожали матери. А так как у меня не было родителей в живых, меня провожали две сестры и две невестки (жёны братьев). В этот день я ушла из родного села Брейтово навсегда.

Приехали мы в г. Рыбинск на сборный пункт. Туда же прибыли девушки из других районов, и нас повезли в г. Калинин. Кругом были разбитые станции. Все думали: «Куда же нас повезут? Кем мы будем?». В Калинине отобрали несколько девушек, в том числе и подругу Катю Трошину, которая стала связисткой.

Тут мы узнали, что будем служить в автодорожных частях. Остальных, в том числе и меня, повезли в город Асташков Калининской области, в управление дороги № 9. Там распределили по комендантским участкам. Я и ещё две девушки попали на участок № 5, в последствии № 45».

Худенькая, невысокого роста, выросшая из своего демисезонного пальто, купленного братом в 7 классе, предстала Тося Кузнецова перед своими будущими сослуживцами. «Ой, девочки, скоро из детского сада брать будут! – воскликнула одна из рослых девушек в военной форме. – Что же ты делать-то будешь?». Ничего! Нашлось на бесконечных фронтовых дорогах дело для Тоси. Хотя мокла и мёрзла не в окопах переднего края, а на посту у пропускного пункта; пыль глотала меньше от взрывов бомб и мин, а больше дорожную, из-под колёс и гусениц проходящей техники; и до Берлина не дошла, а только до Добеле, но хватило этого лиха на всю оставшуюся жизнь.

Через много лет, уже в зрелом возрасте она напишет стихотворение:

Девчонку в шинели с флажками в руках

Встретить повсюду ты мог:

В Торжке, под Смоленском, в Литве и в Берлине,

На всех перекрёстках военных дорог.

Подвигов ратных она не свершала,

В бой за собой бойцов не вела,

Но в холод и зной, обстрел и бомбёжку

Девчонка с флажками с поста не ушла,

Шофёры все знали: пусть днём или ночью

Точно укажет им путь,

Покажет санпункт и столовую тоже,

Подскажет, где может солдат отдохнуть.

А на передовую б девчонка попала,

Она бы не струсила там.

И тоже бы метко она стреляла,

И смело б ходила в разведку к врагам.

Из автобиографии: «Так что подвигов мы никаких не совершали и заданий особых не получали, а обслуживали дорогу. Надо было регулировать движение, чтобы не создавалось пробок. Стояла на контрольных постах. Бывала, не раз чуть ли не примерзали ноги к сапогам, пока пропляшешь на дороге шесть часов кряду, а на западе зимы сырые.

Лучшим другом во время войны была младший сержант Шумилова Анастасия Аверьяновна. Она была старше меня. Мы с ней прожили вместе целый год и даже спали на одной койке. Помню её строгой и требовательной, и в то же время настоящим другом».

Антонина Васильевна часто вспоминала Шумилову как наставницу, от которой многому научилась.

И ещё одну подругу она вспоминала очень часто. Звали её Ляля. Весёлая, озорная певунья, хорошо играла на гитаре и умела говорить детским голосом не хуже Рины Зелёной. Гибель её была трагична. При переезде на грузовике на другой пост попали под бомбёжку. Ударной волной от разорвавшегося в нескольких метрах снаряда машину перевернуло. В машине ехало шесть девчат. Четверых раскидало по сторонам. Одна погибла под машиной сразу, а Ляле отрубило ноги так, что перетянуть было невозможно. Она умирала на глазах у подруг, а те ничем не могли помочь.

Тосе тогда тоже не повезло. Она получила сотрясение мозга и перелом носа. Но в госпиталь не поехала, а осталась в санпункте. Через несколько дней приступила к своим обязанностям, но ещё очень долго ходила с цветным лицом и мучилась головными болями. О Ляле она в последствии тоже напишет стихотворение:                                                                                                                                

Нет, не Жанна она была,

Её звали просто Ляля.

Она всегда была весела

(Почему я имя её не знала?)

В часы досуга и на привале

Пела она задушевные песни,

Вокруг неё всегда собирались,

С нею было всем интересно.

А по-детски она говорила,

Что тебе Зеленая Рина,

Артисткой, быть может, стала б она,

Если бы бомба её не убила.

Но не только подруг часто вспоминала Антонина Васильевна, но и друзей. Памятью этой дорожила и всю жизнь хранила фотографии.                                                                                               

Вспоминала, как относились к ним мужчины, не допуская пошлости и оберегая от излишнего риска. Примером бережного отношения можжет служить случай с десантом. На место расположения их участка ночью высадился вражеский десант. Все были подняты по тревоге. Девушки тоже рвались в бой, но мужчины их не пустили. Командир приказал им оставаться на своих местах, сказав, что случай погибнуть им представится еще не один раз.

Не обходилось и без комических курьезов. Однажды ночью, зимой Тося стояла в карауле. Чтобы ноги в сапогах не промерзали, принесла охапку соломы, а поверх шинели был накинут тулуп. Вдруг она почувствовала, что по ноге под юбку кто-то ползёт. Она завизжала. В это время начальник караула обходил посты и увидел такую картину: Кузнецова скинула тулуп, отбросила винтовку, расстегнула шинель и, взвизгивая, подпрыгивает, хлопает себя по бёдрам и трясёт юбку. Подбежав к ней и осветив фонарем, он увидел, как из-под юбки выпала мышь. Увидев её, Тося завизжала ещё пуще – бесстрашный боец Кузнецова всю жизнь боялась всякую мелкую тварь: мышей, лягушек, пауков, ящериц и змей. На следующий день выпустили шуточный «боевой листок»: боец Кузнецова насаживает мышь в немецкой каске на штык винтовки. Смеялись, что Тося Кузнецова боится мышей пуще немецких десантников-парашютистов, которых метко расстреливала из винтовки прямо в воздухе, а с приземлившимися готова была ринуться в рукопашную.

Из автобиографии: «Последний день войны нас застал между городами Добеле и Салдусом Латвийской ССР. Конечно, это была великая радость, но ещё в Курляндии засели немцы и националисты. Нас перевели в Салдус. А когда с этой группировкой было покончено, нас в городе Добеле погрузили в вагоны и повезли. Мы думали, что куда-нибудь под Москву, а там расформируют. Но нас увезли в город Хабаровск, на второй Дальневосточный фронт».

Да, не довелось Тосе Кузнецовой и её подругам ходить в атаку на врага, в разведку или выносить раненых с поля боя. И наград боевых не получили, а только знак «Отличный дорожник», да медали «За Победу над Германией» и «За Победу над Японией», но это нисколько не умаляет их заслуг перед Родиной.

Из автобиографии: «Так что в боях быть мне не довелось, а село родное я не забывала и не забуду. Самое дорогое и ценное в жизни, особенно сейчас –  мир и здоровье…Пожелания мои молодым: любить свою родину, достигать задуманного и не очень торопиться обзаводиться семьёй, пока не станете на ноги.

     3 марта 1985 года. А. Мымрина.

P.S. Вот видите, никакой я не ветеран, а просто участница Великой Отечественной Войны».

А защищать ей было что. Очень она любила и свою большую Родину, и малую, по которой тосковала всю жизнь.

Есть Родина у всех одна, большая,

Её называют Родина-Мать.

Но есть у каждого другая –

Её не смеешь забывать.

Деревня то, село ль большое,

А может, город – всё равно,

То место сердцу дорогое,

Незабываемо оно.

Уж двадцать с лишним лет,

                               как мы расстались,

Ушли в неведомую жизнь.

Я помню всё, как мы прощались,

Не знала я, что так надолго разошлись.

Берёзы белые над Ситью

Сбежались, словно девушки, к реке.

И поле там сомкнулось с неба синью

На горизонте, вдалеке.

Село моё, стоишь ты над рекою,

Которую назвал же кто-то: Сить,

За много лет совсем уже другое,

Но не могу тебя забыть.

Там родилась, ходила в школу,

Ныряла в воду, мастерила плот.

Там получила первую зарплату.

Оттуда я ушла на фронт.

О, Родина! С рябиной кудреватой,

С черёмухой на берегу реки.

На лодках там катаются девчата

И тянут свои сети рыбаки.

Всё лучшее, что в детстве было,

Осталось там, на берегу крутом.

Остались там подруги детства милого

И похоронены останки матери с отцом.

                                  («Родина детства»)

Война закончилась, но спустя много лет память упорно возвращала в те страшные, своими событиями, годы и в то же время и прекрасные, потому что это была юность. Память сохранила всё: и грязь, и стужу, бомбёжки и артобстрелы, гибель подруг и весёлые минуты отдыха.

И надо было судьбе распорядиться так, что, по прибытии в Хабаровск, расквартирована была Тося Кузнецова на ту же квартиру, где был на постое младший лейтенант Михаил Иосифович Мымрин. Так судьба свела ярославскую девчонку с сибирским парнем:

Я тебя повстречала в те грозные годы,

Когда пушки гремели и бомбы рвались.

Я тебя полюбила на долгие годы,

Я тебя полюбила на всю свою жизнь.

Разве можно было не влюбиться в молодцеватого тридцатилетнего младшего лейтенанта-щеголя с медалью «За боевую доблесть» на груди.

Михаил в то время был в командировке в Манчжурии уже несколько месяцев. А когда вернулся на квартиру, кровать была занята. Вспоминая их встречу, отец смеялся, что деваться было некуда, пришлось жениться: жить-то надо было где-то. Свадьбу справили через три дня знакомства, 21 ноября 1945 года. Правда, между тремя днями знакомства и свадьбой была месячная командировка жениха. Как утверждал он сам – дал время на обдумывание.

В 1948 году Михаил Иосифович, получив сообщение о смерти отца, демобилизовался и вернулся с семьёй (женой и дочкой) домой, в Томскую область помогать матери поднимать двух младших братьев. В поисках лучшей жизни уехали и осели в Искитимском районе Новосибирской области, где прожили почти всю оставшуюся жизнь.

И всю жизнь Антонина Васильевна тосковала по родной стороне, вспоминая годы детства и юности, фронтовых подруг.

Подруги, я вас не забыла,

Постоянно вспоминаю вас всегда.

По-прежнему люблю вас, как любила,

Никак не встретимся мы почему-то, вот беда.

Вы для меня как сёстры были,

У всех была одна задача и одна беда.

А вот разъехались и будто-то бы забыли

И уж не встретились ни разу, никогда.

А ведь есть о чём при встрече вспомнить,

Как жизнь сложилась рассказать

Помянуть подруг погибших поимённо

И живых крепко-крепко обнять.

                                       («Подруги, а вас не забыла»)

Тосковала по погибшему брату. Пыталась разыскать его. Делала запрос в архив. Ей сообщили, что Фёдор Васильевич Кузнецов был тяжело ранен в бою под городом Демидовом Смоленской области и обозом отправлен в госпиталь. 13 августа 1943 года обоз с ранеными попал под бомбежку.

На родину Антонина Васильевна приезжала трижды: зимой 1946, в марте 1968 и летом 1981 годов. В 1968 году могил родительских она не нашла, т.к. Сить размыла кладбищенский берег.

Стихи она начала писать уже в зрелом возрасте. Первое стихотворение «Родина» она написала в 1964 году.

Как только ты произнесешь

Святое слово – Родина,

Перед тобой тотчас встает

Всё то, что в детстве пройдено.

Дороги, реки и мосты,

И тёмный лес, и те кусты,

Где утром рано, на заре

С друзьями иль наедине

Грибы в корзину собирал

И взрослым стать скорей мечтал.

И вот теперь, когда дорог уже пройдено немало,

Перед тобой, как наяву всё это снова встало.

Да разве думал ты тогда,

Что где бы ни был, но всегда

Ты будешь вспоминать об этом,

А то стихи писать начнёшь, не будучи поэтом.

Писала о природе, о детях (две дочки и сын) и внуках (11), снова вспоминала родные края. В 1982 году по радио прозвучал рассказ «Сить – река таинственная». Под впечатлением этого рассказа родилось стихотворение:

Я расскажу о той реке,

Которой здесь не видно.

Что от неё я вдалеке,

Мне иногда обидно.

Она течет в той стороне,

В которой я родилась.

Где детство милое прошло,

Где я росла, резвилась.

Но вот апрель, тридцать восьмой –

Его я буду помнить век –

Уходит мама навсегда,

Мой самый близкий человек.

С кем поделишь ты печаль?

Пойдешь на бережок

И тихо слушает река,

Как верный твой дружок.

Потом уж девичьи мечты

Делили мы с рекой.

И часто девушки гурьбой

Ходили на берег крутой.

В той стороне, где Сить-река

Течет, таинственна и глубока,

Родилась я когда-то

Там я училась и росла,

Потом из дома я ушла

В военный год в солдаты.

И вот в сибирской стороне

Сижу и слушаю рассказ

О милой сердцу Сить-реке.

И предо мной, в который раз,

Встаёт, как будто наяву,

Село родное и река,

И мы на Пахотном лугу

Стоим у бережка.

Мамины стихи несовершенны, но они наполнены её чувствами, её жизнью.

Каждая мама – немного писатель,

Каждая мама – немного поэт.

Ведь часто приходится письма писать ей,

Хотя иногда и ответа-то нет.

Я вот перед вами прочту свои вирши,

Но вы не судите их строго:

Может они и неважные вышли,

Но потрудилась над ними я много.

Ведь это писал не поэт, не писатель –

Писала их только лишь мать.

По-моему, матери, кажется, надо

Кое-что иногда и прощать.

Я бережно храню в память о маме тетрадь с её стихами, фотографии её фронтовых подруг и друзей, медали. В детстве мы с трепетом рассматривали их, юную маму в военной форме, бережно держали в руках медали родителей. Эту память я передаю своим внукам и правнукам.