Дунец Иванна

Вечные
(эссе)

  «Если в нас любовь живет — мы вечные[1]…»

Генрих Гейне

I

Рука непроизвольно тянется к странному старинному звонку слева от двери в квартиру Федора Михайловича. Я изначально даже не понимаю, что его следует не нажать, а легко потянуть на себя. За дверью раздается ни с чем несравнимая аутентичная трель колокольчика. Я закрываю глаза и представляю тихое поутру семейство Достоевских, занятых обычными делами.

Фёдор Михайлович отдыхает в своем кабинете после напряженной работы ночью, листы одной из глав «Братьев Карамазовых» лежат в беспорядке на его письменном столе.

В детской маленькие Любовь Фёдоровна и Фёдор Фёдорович тихо-тихо обсуждают предмет утренней записки для папа́. Федя останавливается на сладостях и старательно выводит на бумаге «Папа́, дай гостинца. Федя», а Любочка отвлекается на новую куклу, отмечая про себя, что у неё очень премиленькая шляпка! Незаметно для мамы Фёдор крадется к заветной двери и просовывает свою записку в щель между полом и дверью.

Анна Григорьевна в своём кабинете занята подготовкой к публикации в «Дневнике писателя» речи её любимого мужа о поэте Пушкине. Кропотливо собирает она воедино все дополнения и комментарии Фёдора Михайловича. Солнечный свет приятно рассеивается по её кабинету, отражаясь в старинном зеркале.

Слева от стола на резной этажерке фотография мужа, подписанная ей с любовью нежными словами — «Моей доброй Ане от меня». Она иронично и тепло улыбается, проговаривая про себя строки из стихотворения Александра Сергеевича о мгновении встречи, вспоминая о том, как впервые увидела[2] Фёдора Михайловича…

Голос одной из смотрительниц музея возвращает меня в реальность.

 

— Просила же не дергать звонок! Говорим-говорим вам, что он настоящий, звенит тут со времён Достоевских, но нет, дергают всё равно. Так он и не доживет до следующего поколения!

 

Я чуть краснею, отхожу от двери и задумываюсь о вечности. Память человеческая, по-моему, самый неликвидный товар во вселенной. Ещё два-три поколения и трель аутентичного дверного колокольчика Достоевских стихнет навсегда?

Как с о х р а н и т ь в нас и в наших потомках желание и стремление познавать и чтить истории великих писателей, поэтов, художников или музыкантов? Как сможем мы а д а п т и р о в а т ь их произведения для клипового мышления людей будущего и гармонично встроить их слова/картины/музыку в мега цифровую реальность? Вы скажете, что слишком рано об этом думать. Возможно. Но мы не заметили, как перешли от стационарных домашних телефонных аппаратов до смартфонов, андроидов и айфонов. А ведь даже не прошло и пятидесяти лет?!

Но реальность возвращает меня к Достоевским. История жизни Фёдора Михайловича не может быть изложена кем-либо вне контекста любви. Ему посчастливилось родиться в семье, где любовь была частью мира людей. Маленький Федя был безмерно любим всеми, особенно матушкой и отцом.

 

«Я происходил из семейства русского и благочестивого. С тех пор как я себя помню, я помню любовь ко мне родителей…»

(Достоевский Ф.М., Дневник писателя, 1873, XVI гл.)

 

Дедушка Фёдора Михайловича — Андрей Достоевский — был священником. Отца Достоевского тоже бы ждала данная стезя, но вмешались обстоятельства. Михаил Андреевич Достоевский в 1802 году поступает в Духовную семинарию провинциального городка в Винницкой области. В 1809 году Александр I издает указ о дополнительном наборе в Императорскую медико-хирургическую академию лиц из духовных академий и семинарий. И Михаил Андреевич довольно успешно проходит отбор, что в корне меняет и его судьбу, и жизнь его близких людей. Если говорить современным языком, отец Фёдора Михайловича становится военным врачом. И, как вы понимаете, впереди война 1812 года и страшная эпидемия тифа.

Михаил Достоевский достойно служит, становится лекарем Бородинского пехотного полка, а затем удостаивается и звания штаб-лекаря. В 1818 году его переводят в Москву ординатором в военный госпиталь. И вот здесь-то начинается история появления любви в жизни великого русского писателя Фёдора Михайловича Достоевского.

Мария Нечаева, дочь почти разорившегося во время войны с Наполеоном купца Федора Тимофеевича Нечаева, была представлена отцу писателя — Михаилу Андреевичу — его коллегой по военному госпиталю. Удивительный факт. Родословная Марии Фёдоровны со стороны матери тоже восходит к священническому роду. Родители писателя становятся не просто любящими людьми, они будут друзьями и единомышленниками касаемо всех житейских и семейных вопросов, вплоть до скоропостижной смерти Марии Фёдоровны в конце февраля 1837 года. На тот момент ей было всего 36 лет.

Несмотря на условия жизни, а Достоевские-старшие тоже всегда жили в довольно стеснённых обстоятельствах, родители Фёдора Михайловича считали должным не просто любить своих прекрасных семерых детей, но и дать им достойное образование. Феденька учится читать по книге «Сто четыре священные истории Ветхого и Нового Завета». С раннего возраста он знаком с «Историей государства Российского» Карамзина, с романами Вальтера Скотта, с поэзией Жуковского и Державина. Возможно, многие удивятся, но Феденька мечтал стать поэтом. О поэзии он думал, как о жизненном пути.

Первые шестнадцать лет жизни Фёдора Михайловича будут наполнены радостью, открытиями, чтением, науками, невероятной искренней любовью и заботой всех домочадцев (родных, кормилиц, нянюшек, воспитателей) и, конечно, дисциплиной. Достоевский пронесёт любовь близких в себе на протяжении всей своей жизни. Но личное счастье и полноценная любящая семья будут дарованы ему только в последние годы жизни.

 

«Знайте же, что ничего нет выше и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание, и особенно вынесенное ещё из детства, из родительского дома. Вам много говорят про воспитание ваше, а вот какое-нибудь этакое прекрасное, святое воспоминание, сохраненное с детства, может быть самое лучшее воспитание и есть. Если много набрать таких воспоминаний с собою в жизнь, то спасен человек на всю жизнь…»

(Достоевский Ф.М., Братья Карамазовы, 1878-80)

 

После смерти матери привычный мир Фёдора Михайловича исчезнет безвозвратно. Феденьке на тот момент было пятнадцать лет. Вдовец Михаил Андреевич примет для себя единственно верное решение — отправить старших детей учиться в Главное инженерное училище, военно-учебное заведение Русской императорской армии, располагавшееся в городе Санкт-Петербурге. Фёдор решению отца не противился, но Михаил Андреевич, зная, что Феденька тяготеет к литературе и поэзии и грезит написать роман о венецианской жизни, волевым решением рассматривает будущую жизнь старших сыновей только в единении с военной службой государю.

Фёдор Михайлович достойно исполнит сыновий долг, неизменно при этом оставаясь преданным своей мечте. Всё своё свободное время он будет посвящать изучению трудов великих литераторов и мыслителей. Мало кто говорит об этом факте, но Достоевский знал наизусть почти все произведения Александра Сергеевича Пушкина. И он был не просто начитанным и образованным юношей, уже во время обучения в военном училище, Фёдор Михайлович будет работать над драмами «Мария Стюарт» и «Борис Годунов» и станет идейным вдохновителем организации литературного кружка в военном училище.

Мир Достоевского после смерти матушки меняется кардинально. Но через два года, в 1839 году скоропостижно умирает и отец юноши, ещё не оправившегося от ухода матери. Выросший в любящей семье, знающий, каково это — быть любимым сыном, Фёдор останется и без семьи, и без возможности в любой момент вернуться в родные места и хоть на время стать частью любящего большого и дружного семейства. Одиночество Достоевского с того времени будет его постоянным спутником и тяжелым бременем.

Ради памяти родителей Фёдор Михайлович успешно окончит военное училище и даже будет зачислен полевым инженером-подпоручиком в Петербургскую инженерную команду. Дослужившись до поручика, в 1844 году Достоевский подаст в отставку в стремлении реализовать свою главную и единственную мечту в жизни — стать писателем. Настоящая же любовь — важнейшая составляющая часть жизни человека — придет в жизнь Фёдора Михайловича только спустя 20 лет и один неудавшийся брак.

За эти годы он станет достойным, почитаемым и ЧИТАЕМЫМ литератором, переживет самую страшную трагедию своей жизни, связанную с петрашевским кружком, будет приговорен к смертной казни, пережив в тот момент невыразимые потрясения, и чудом останется в живых. О помиловании им государем в буквальном смысле будет объявлено в момент казни. Достоевский будет отправлен на каторгу, которая в корне изменит его отношение к миру.

Несмотря на жизненные обстоятельства, трагедии и испытания, Фёдор Михайлович сумеет сохранить в себе и нежность, и открытость, и любящее доброе сердце. И в 1866 году в возрасте 45-ти лет Достоевский встретит в лице любимейшей жены Анны Григорьевны Сниткиной то самое долгожданное счастье. Почти тридцать лет Феденька будет жить в надежде обрести утерянный в детстве дом и любящую семью. Анна Григорьевна и станет для Достоевского этим домом.

Их взаимная любовь, трепетное почитание друг друга и невероятная радость от возможности быть вместе, вдохновит Фёдора Михайловича не только на сотворение «великого пятикнижия» и «Дневника писателя», но прежде всего на создание счастливейшей и любящей семьи. Благодаря этому, Феденька сможет не сломаться внутренне в годы потерь и испытаний, не рассыпаться на мелкие претензии к миру и бытию и, безусловно, стать прекрасным отцом семейства.

И главное, остаться ВЕЧНЫМ, несущим в себе и своих словах Его любовь.

 

II

 — Вы войдёте в книжный магазин, дождетесь своего экскурсовода и поднимитесь в музей, а затем и в квартиру поэта. Иначе оказаться там невозможно. Нет обычной двери и звонка, понимаете?

 

Смотрительница музея-квартиры Иосифа Александровича Бродского даже не догадывалась, на какую параллельную параллель она нечаянно отправила человеческую мысль. Музей-квартира Бродского «Полторы комнаты» вернула меня к рассуждениям о вечных творцах.

Семья Иосифа Александровича была не так многочисленна, как семейство Достоевских. Но, к сожалению, жили они в сложное историческое время для России и пытались сохранить в тайне практически всю информацию, касающуюся родословной их еврейских семей.

Достоверно известно, что прадедом поэта по отцовской линии был Иосель (Иосиф) Шевелевич Свердлов, военный, служащий оружейником в лейб-гвардии Измайловского полка Российского Императора. В 1874 году в Кронштадте у него родится дочь Рахиль — будущая бабушка Оси. В двадцать четыре года она выйдет замуж за Израиля Янкелевича Бродского, владельца одной из Питерских типографий[3], родившегося в 1852 году. Разница в возрасте у них будет более двадцати лет. Был ли их брак заключен по любви? Не ясно. Но именно сын Рахили и Израиля станет отцом будущего нобелевского лауреата.

Ося — единственный сын Александра и Марии Бродских — будет так же изначально одарён любовью родителей, как и Феденька Достоевский. Лишившись её, он так же будет всю свою жизнь жить в поисках этой любви. И так же, как и Фёдор Михайлович, Иосиф Александрович сможет обрести своё личное счастье и полноценную семью только за несколько лет до собственной смерти.

 

«Они почти не рассказывали мне о детстве, о своих семьях, о родителях или дедах. Знаю только, что один из моих дедов по материнской линии был торговым агентом компании «Зингер» в прибалтийских провинциях империи (Латвии, Литве, Польше) и что другой с отцовской стороны владел типографией в Петербурге. Эта неразговорчивость, не связанная со склерозом, была вызвана необходимостью скрывать классовое происхождение в ту суровую эпоху, дабы уцелеть…»

(Бродский И.А., Полторы комнаты, эссе, 1985)

 

Отец маленького Оси — Александр Израилевич Бродский — появится на свет в 1903 году. Его родители Рахиль и Израиль дадут сыну прекрасное воспитание и образование. До сих пор остается тайной, как именно их семья пережила падение монархии в царской России, как не подверглась гонениям со стороны советской власти, имея в арсенале их родных чистокровные еврейские корни? Но, к счастью, всё сложилось так, как сложилось.

Александр Израилевич станет признанным фотожурналистом. Во время Великой Отечественной войны он будет военным фотокорреспондентом Ленинградского отделения ТАСС, снимая хронику жизни блокадного Ленинграда и прорыва блокады. Отец Оси сможет завершить свою военную карьеру только в Китае в 1948 году в звании капитана 3-го ранга Военно-морского флота СССР.

Мася, как ласково называл свою маму Иосиф Александрович, Мария Моисеевна Вольперт родится 17 июля 1905 года в семье Моисея и Фани Вольперт в Двинске (Даугавпилс). В 1918 году, опасаясь вторжения немецких войск в Двинск во время Первой мировой войны, семья Вольпертов спешно покидает свой родной дом и уезжает в Санкт-Петербург. Мария Моисеевна, как и её муж, тоже была великолепно образована. Она владела и точными науками, и несколькими языками: русским, французским, немецким, идиш.

Ося родится у них в 1940 году, когда Масе исполнится 34 года, а отцу Бродского — 36. Достоверных сведений о том, как познакомились родители Оси, почему он был единственным ребёнком и почему (по советским меркам) был рождён в таком позднем возрасте — нет. К сожалению, историю их любви, приведшую к браку и рождению великого русского поэта, Мария и Александр унесут с собой в мир иной под грифом «секретно».

 

«Время было послевоенное, и очень немногие могли позволить себе иметь больше чем одного ребенка. Мне почти ничего не известно о том, как они встретились, о том, что предшествовало их свадьбе; я даже не знаю, в каком году они поженились...»

(Бродский И.А., Полторы комнаты, эссе, 1985)

 

Ося Бродский, в отличие от Феденьки Достоевского не мечтал стать поэтом. Вы удивитесь, но он грезил военно-морской службой. Примером для него был путь отца — военного корреспондента, конечно же, по-мальчишески, идеализированного Осей до полубога. И это закономерно. Иосиф рос в хроническом отсутствии отца дома. Почти до его восьми лет Александр Израилевич был для Оси скорее героическим фантомом, чем живым обычным человеком. Но мечтам о военной службе Иосифа Александровича не суждено было сбыться. В 1954 году его попытка поступить во Второе Балтийское морское училище закончилась фиаско. Здоровье Оси не позволило стать ему морским офицером. И благодаря этому факту русская литература обрела в лице Оси талантливого поэта и эссеиста.

Путь в литературу Иосифа Александровича, как и Фёдора Михайловича, был запредельно тернист. Бросив школу в восьмом классе, юный Ося пробует себя в разных ипостасях рабочих профессий. И только в шестнадцать лет начинает делать первые неуверенные шаги в поэзии.

«Бунтарь», «самоучка», «окололитературный трутень», как только не оскорбляли Иосифа Александровича советские идеологи. Неуправляемый и неконтролируемый индивид должен был быть ими причесан по образу и подобию среднестатистического советского человека. Но Иосиф пишет. Самостоятельно изучает языки. Переводит. Общается с литераторами и поэтами-современниками. Преданно дружит с Анной Андреевной Ахматовой. И мечтает об одном. Обрести любовь.

Любовь для него должна стать панацеей, прививкой от серо-черного мира костюмов и равнодушных озлобленных людей, не живущих, а выживающих в форменно-советских реалиях. Любовь для него ничто иное, как стремление обрести счастье, дом и любящую семью, дарованные ему в детстве. Любовь для него была единственно возможным доказательством присутствия Бога на земной поверхности.

И последующие годы для Иосифа Александровича — одинокого путешественника[4] — станут не просто годами испытаний и преодолений, именно они приведут его к столь долгожданному личному счастью и обретению любящей семьи.

Принято считать, что страшный суд, которому Бродский подвергся на Земле, есть начало личностного ада для Иосифа, но позвольте с этим не согласиться. По-моему, он обрёл его в 22 года, встретив Марианну Басманову. Осознание Бродским невозможности быть любимым ею — именно этот факт приводил его в отчаяние. Ничто, я повторю это, ничто не делало Осю вселенски несчастным, как искреннее понимание, что его любовь к М.Б. безответна.

Но возможно, эта история была тем самым (несчитанным Осей) даром от Бога, дабы позволить Иосифу Александровичу смочь пережить десятилетия непризнания, преследования, арестов, пыток и истязаний в психиатрической клинике, судов, несколько лет ссылки и, наконец, изгнания.

Так как, по его словам, не было для ничего страшней того, что его любимая Марианна, его божество, может с такой легкостью предать его чувства и изменить с другом Иосифа. Пытки и изгнание пережить ему было гораздо легче, чем разрушение собственных представлений о преданной жене и, безмерно важного для поэта, — семье, как о защитной гавани творческого человека.

Одинокий, покинутый и изгнанный Иосиф Александрович (но, к счастью, состоявшийся и признанный за границей в профессии и призвании) на пороге своего пятидесятилетнего юбилея делится с друзьями мыслью о том, что, видимо, не суждено ему обрести личное счастье и полноценную семью уже никогда. Но ирония пространства оказывается, как всегда, на высоте.

В январе 1990 года Бродский встречает прекрасную молодую итальянку русского происхождения — Марию Соццани. Девушка моложе Иосифа Александровича почти на 30 лет, влюбляет в себя русского поэта безоговорочно и навсегда. Юная студентка и мега заслуженный преподаватель долгое время пишут друг другу письма, потом вместе путешествуют, и, наконец, в сентябре 1990 года женятся.

Ося никогда не был так счастлив, как во время своего брака с Марией. В возрасте 50-ти лет, на пять лет позже, чем Фёдор Михайлович Достоевский, он, наконец-то, обретёт своё самое сокровенное — любовь, преданную жену и настоящую семью. Через три года у Иосифа и Марии родится дочь. Ангелу Иосифа Александровича, спустившегося к нему с небес, дадут тройное имя, включающее оба имени родителей Оси — Анна Александра Мария Бродская.

Гений, бессмертный поэт, любящий и любимый муж и отец Иосиф Бродский уйдет в возрасте 55-ти лет, обретя понимание и веру в то, что человек может здесь на земле быть счастливым, несмотря на все пережитые трагедии и испытания.

И остаться настоящим ВЕЧНЫМ, несущим в себе и своих словах Его любовь.

 

Э п и л о г

Так как с о х р а н и т ь в нас и в наших потомках желание и стремление познавать и чтить истории Вечных? Как а д а п т и р о в а т ь их произведения для клипового мышления людей будущего и гармонично встроить их в мега цифровую реальность?

Думаю, просто. Любить их. Читать. Декламировать. Сохранять наследие. Говорить о них нашим детям. Делиться каждому из нас своими открытиями о любимых Вечных творцах. Создавать авторские тексты или посты, позволяющие узнать Вечных в лицо и прочесть хотя бы один катрен или абзац их талантливых текстов или лицезреть их художественные полотна.

И, наконец, анимировать или экранизировать их в качестве наших Вечных — супергероев[1], спустившихся ради нас с Олимпии на Землю, преодолевших в своей земной жизни все предложенные испытания, обретших истинный дар — свою супер СИЛУ — и в итоге спасших (и по сей день спасающих) нас!

______________________

[1] В 2021 году двукратная лауреат премии «Оскар», китайская режиссёрка Хлоя Чжао сняла художественный фильм «Вечные», основанный на комиксах издательства «Marvel». Сюжет фильма повествует о сверхлюдях, обладающих супер способностями и отправленными с планеты Олимпия на планету Земля для защиты человечества от девиантов, но главным условием было их невмешательство в развитие человеческой цивилизации. История была экранизирована студией «Marvel Studios» в рамках серии фильмов о супергероях.

[2] «Достоевский сказал, что диктовать он сейчас решительно не в состоянии, а что, не могу ли я прийти к нему сегодня же, часов в восемь. Тогда он и начнет диктовать роман. Для меня было очень неудобно приходить во второй раз, но, не желая откладывать работы, я на это согласилась. Прощаясь со мною, Достоевский сказал:

– Я был рад, когда Ольхин предложил мне девицу-стенографа, а не мужчину, и знаете почему?

– Почему же?

– Да потому, что мужчина, уж наверно бы, запил, а вы, я надеюсь, не запьете?

Мне стало ужасно смешно, но я сдержала улыбку.

– Уж я-то, наверно, не запью, в этом вы можете быть уверены, – серьезно ответила я.

Я вышла от Достоевского в очень печальном настроении. Он мне не понравился и оставил тяжелое впечатление. Я думала, что навряд ли сойдусь с ним в работе, и мечты мои о независимости грозили рассыпаться прахом…»

(Достоевская А.Г., Дневник, гл. 2, Знакомство с Достоевским, октябрь, 1866)

[3] По другим данным биографов — Израиль Янкелевич был часовых дел мастером.

[4] Эссе «Писатель — одинокий путешественник» И.А. Бродского было написано по-русски по просьбе газеты «The New York Times» в 1972 году и опубликовано в переводе Карла Проффера в воскресном приложении к ней — «Writer is a lonely traveller, and no one is his helper». Машинопись русского текста сохранилась в нью-йоркском архиве поэта; в России эссе было впервые опубликовано в журнале «Звезда» в №5, 2000 год.


Человек чести

(эссе о повести В. Железникова «Чучело», 1973 г.)

 

«Ленка неслась по узким, причудливо горбатым улочкам городка, ничего не замечая на своем пути. Мимо одноэтажных домов с кружевными занавесками на окнах и высокими крестами телеантенн — вверх!.. Мимо длинных заборов и ворот, с кошками на их карнизах и злыми собаками у калиток — вниз!.. Куртка нараспашку, в глазах отчаяние, с губ слетал почти невнятный шёпот:

— Дедушка!.. Милый!.. Уедем! Уедем! Уедем!.. — Она всхлипывала на ходу. — Навсегда!.. От злых людей!.. Пусть они грызут друг друга!.. Волки!.. Шакалы!.. Лисы!.. Дедушка!

Ленка взбегала вверх по улице на одном дыхании, словно делала разбег, чтобы взлететь в небо. Она и в самом деле хотела бы тотчас взлететь над этим городком — и прочь отсюда, прочь! Куда-то, где ждала её радость и успокоение. Потом стремительно скатывалась вниз, словно хотела снести себе голову. Она и в самом деле была готова на какой-нибудь отчаянный поступок, не щадя себя. Подумать только, что же они с нею сделали! И за что?!»

 

Речь пойдет о детской книге. Но, не такая она и детская. Я бы сказала – совсем не детская. Проблемы, которые затрагивает автор в повести, всегда актуальны и в подростковой среде, да и во взрослой тоже.

Размышлять о них нужно. Говорить с детьми о подобных ситуациях – просто жизненно необходимо. И вопрос всего лишь в доверии. В доверии вашего ребенка (подростка) к вам лично. А, что касается «взрослых игр», то здесь рецептов ещё меньше, чем мы способны сгенерировать относительно подросткового максимализма. И это ещё страшнее.

Изначально «Чучело» Владимир Карпович Железников (1925–2015) написал в 1973 году как сценарий фильма, опираясь на личностную ситуацию: «это была история моей родной племянницы из Нижнего Новгорода. Она взяла на себя чужую вину, и одноклассники её затравили, а учитель, который должен был во всем разобраться, слёг с инфарктом. Девочка мучилась несколько недель, пока правда не выплыла наружу».

Сценарий вышел пронзительной историей железниковского ЧЕЛОВЕКА ЧЕСТИ. Но в Госкино его не утвердили, мотивируя тем, что таких «ужасных» событий в наших школах просто не может происходить. И Владимир Карпович, на тот момент, принимает единственно верное решение — написать повесть.

«Чучело» он отправил в несколько московских издательств. Но они просто отмалчивались в ответ на присланную Железниковым книгу. И только через два года опубликовать её решилась редакция детского журнала «Пионер» под совершенно неговорящим названием «Всего несколько дней».

А через пять лет после первой публикации Владимиру Железникову позвонил Ролан Быков и предложил снимать фильм. Многим позже были: миллионные тиражи, переводы на иностранные языки, звания и государственные премии. 

 

Из предисловия писателя к повести «Чучело»:

«Мой друг! Родители купили тебе мою книгу. Не забрасывай её в дальний угол, не прячь в тайное место, чтобы забыть о ней. Прочти её, и ты увидишь, что здесь есть над чем поразмыслить. Я много писал о подростках и не без грусти начал замечать, что у них часто отсутствуют простые человеческие черты. Те черты, которые в старые времена было принято называть благородными: бескорыстие, доброта, забота о близких, милосердие, преданность друзьям, хотя бы самые простые понятия о Чести. Наоборот, всё больше и больше я сталкивался в детских сердцах с самолюбием, эгоизмом, равнодушием и даже жестокостью. И рассказать обо всех этих проблемах я смог в одной истории, которую мне подбросил случай из жизни… Много лет прошло с тех пор. Но, когда ты всё же прочтешь эту повесть, ты увидишь, что мир наш во многом изменился, но люди – нет… И ты без труда найдешь вокруг себя многих героев «Чучела». И подлость, и трусость, и предательство встречаются и сейчас. Но очень хочется, чтобы гораздо чаще тебе встречались на жизненном пути такие светлые личности, как Ленка Бессольцева. Тогда и жизнь твоя будет легче и светлей…»


К сожалению (или, к счастью), эта книга для меня родом не из детства. Прочитать «Чучело» мне случилось только после просмотра одноименного фильма талантливого актёра и режиссёра Ролана Быкова.

Даже сложно представить, что его пасынок Павел Санаев через много лет напишет жуткую автобиографическую повесть «Похороните меня за плинтусом».

И поэтому Ленка Бессольцева навсегда останется для меня маленькой, неистово сильной духом, актрисой Кристиной Орбакайте с худыми косичками и блаженно-влюбленными глазами, обращенными к тому самому «трусу и предателю» Димке.

Знаете, я пересмотрела фильм совсем недавно. Как вы думаете, что-то изменилось после моего пубертатного просмотра? Нет. Во взрослой жизни так же отчетливо и ясно (всем сердцем) ощущается отчаяние и страх маленькой девочки, вырывающей горящее платье из рук одичавших сверстников...

 

«…Железная Кнопка и Шмакова выволокли чучело, укрепленное на длинной палке. Следом за ними вышел Димка и стал в стороне. Чучело было в моём платье, с моими глазами, с моим ртом до ушей. Ноги сделаны из чулок, набитых соломой, вместо волос торчала пакля и какие-то перышки. На шее у меня, то есть у чучела, болталась дощечка со словами: «ЧУЧЕЛО — ПРЕДАТЕЛЬ». Ленка замолчала и как-то вся угасла. Николай Николаевич понял, что наступил предел её рассказа и предел её сил.

— А они веселились вокруг чучела, — сказала Ленка. — Прыгали и хохотали:

«Ух, наша красавица-а-а!»

«Дождалась!»

«Я придумала! Я придумала! — Шмакова от радости запрыгала. — Пусть Димка подожжет костер!..»

После этих слов Шмаковой я совсем перестала бояться. Я подумала: если Димка подожжет, то, может быть, я просто умру. А Валька в это время — он повсюду успевал первым — воткнул чучело в землю и насыпал вокруг него хворост.

«У меня спичек нет», — тихо сказал Димка.

«Зато у меня есть!» — Лохматый всунул Димке в руку спички и подтолкнул его к чучелу. Димка стоял около чучела, низко опустив голову. Я замерла — ждала в последний раз! Ну, думала, он сейчас оглянется и скажет:

«Ребята, Ленка ни в чем не виновата… Всё я!»

«Поджигай!» — приказала Железная Кнопка.

Я не выдержала и закричала:

«Димка! Не надо, Димка-а-а-а!..»

А он по-прежнему стоял около чучела — мне была видна его спина, он ссутулился и казался каким-то маленьким. Может быть, потому что чучело было на длинной палке. Только он был маленький и некрепкий.

«Ну, Сомов! — сказала Железная Кнопка. — Иди же, наконец, до конца!»

Димка упал на колени и так низко опустил голову, что у него торчали одни плечи, а головы совсем не было видно. Получился какой-то безголовый поджигатель. Он чиркнул спичкой, и пламя огня выросло над его плечами. Потом вскочил и торопливо отбежал в сторону. Они подтащили меня вплотную к огню. Я, не отрываясь, смотрела на пламя костра. Дедушка! Я почувствовала тогда, как этот огонь охватил меня, как он жжёт, печёт и кусает, хотя до меня доходили только волны его тепла…»

 

Читать или не читать? Смотреть или не смотреть? Участвовать в травле человека или нет? Решение принимаете только вы. Никто другой. И никакие оправдания потом не спасут ваше сердце. Оно же знает истинные мотивы. Трусость. Подлость. Страх НЕ присоединиться. Страх самому стать Чучелом для тех, кто кричит: «чучело – предатель!». Выбор. Всегда – выбор. Каждый час, каждую минуту своей жизни мы стоим перед выбором. И от того, каким он будет, зависит то, каким в нас станет Человек.

 

Из интервью В.К. Железникова издательству «АСТ» (2014 г.): 

«– Какая книга была самой любимой в детстве? Как Вы думаете, почему?

– Любимая книга? Романы Вальтера Скотта. Самый любимый – «Квентин Дорвард». И, конечно же, роман «Три мушкетера» Дюма, который я знал наизусть. Я рос среди великих. Смелость, стойкость, честь – были моими идеалами. Немного повзрослев, я полюбил толстые книги. Друзья не разделяли моего увлечения «Историей Тома Джонса, найденыша» Филдинга. Еще позже, в 14 лет я решил читать собрания сочинений. Начало положил Тургенев. Я осилил все, том за томом. Я плакал над повестью «Первая любовь». Так начиналось взросление.

– Есть ли сейчас любимая книга или книги, которые Вы можете перечитывать снова и снова?

– Конечно. И на первом месте Достоевский. Я постоянно перечитываю его большие романы. Прошлым летом «Бесы» прочел два раза подряд. Всегда у меня под рукой том с рассказами Льва Толстого «Рубка леса», «Казаки», «Хаджи-Мурат». Счастье – возвращаться к любимому тексту.

– Чтобы Вы посоветовали начинающим писателям?

– Как говорил мне Виталий Бианки, когда я был молод: «Пишите честно, и главное – любите свое дело!».

– Если бы Вы писали сценарий по Вашей повести «Чучело» сегодня, какие бы детали, приметы времени Вы бы добавили?

– Все мои повести были экранизированы. Но самая удачная судьба выпала на «Чучело». Её режиссер, знаменитый Ролан Быков, блестящий разносторонний талант, сумел снять картину, максимально приблизив её к тексту. После такой удачи вряд ли имело бы смысл возвращение к новой экранизации…»

 

Чучело. Каждый из нас может оказаться на его месте. А потому только нам решать быть ли справедливыми и честными в своих суждениях и поступках или нет. Про милосердие говорить не буду. Оно сквозной линией. И ещё.

Я, по-прежнему, считаю, что трудно быть не Богом, трудно быть Человеком.

Всегда. 

 

Чехов и остров

(новелла[1])

 

Утро. Почему-то всё самое важное в жизни человека случается именно утром.

Размеренный день Антона Павловича не предвещал каких-либо фатальных изменений в последующей жизни. Завтрак ровно в шесть утра, начало приёма пациентов с семи утра до двух часов дня, обеденное время, написание заметок, рассказов после обеда, ужин, чтение перед сном. Обычный распорядок дня.

После завтрака Антон Павлович был угрюм, головная боль со вчерашнего вечера не прошла. Он молча кивнул Григорию, что означало «пусть пациенты проходят в кабинет» и закрыл за собой дверь.

До обеда пришли всего двое человек, да и проблемы их со здоровьем были мелочные.

Конюх Степан повредил руку упряжью, а дворовая девка Катька оказалась на сносях. Радости её не было предела, вприпрыжку она побежала рассказывать о прекрасной новости своему мужу, а Антон Павлович намочил холодной водой белоснежное льняное полотенце и лёг на кушетку в ожидании следующего пациента.

Григорий постучал в дверь кабинета и доложил, что приехала барыня Клеопатра Александровна Каратыгина.

 

— Пущать?

 

Антон Павлович резко встал, улыбнулся и кивнул. Неожиданный гость избавил его не только от головной боли, но и от тягостного ощущения в районе солнечного сплетения, которое он не любил и считал предвестником грустных событий.

Клеопатра Александровна согласилась отобедать с Чеховыми. Семейство было многочисленное, шумное и очень радостное до бесед. Каратыгина артистично рассказывала о поездке в Сибирь и на остров Сахалин, которое предприняла почти десять лет назад, в конце 1870-х годов. Почему разговор перешел к этой теме уже никто и не помнил.

Антон Павлович слушал внимательно, не перебивал, только чуть качал головой, порицая тем самым невыносимые условия жизни островитян, о которых поведала актриса.

Что было далее, Чехов уже не слышал. Он был всецело поглощён зарождающейся идеей путешествия[2]. После обеда Каратыгина в сопровождении некоторых членов семьи ушли знакомиться с окрестностями усадьбы, а Антон Павлович вернулся в кабинет.

На столе перед Чеховым лежал чистый лист бумаги, стояла чернильница, доверху наполненная свежими и ароматными чернилами, и лежало писчее перо, любовно состроганное наискосок, как любил доктор.

Антон Павлович каллиграфически вывел по центру листа слово САХАЛИН и задумался.

Как смочь реализовать безумный проект, рожденный в нём только что? Как не побояться подорвать и так слабое здоровье? Как решиться оставить любимую семью на столь долгое время? Вопросы рождались и роились в нём, подобно пчелиному рою у улья весной.

Лист бумаги, чернильница и писчее перо стали невольными свидетелями сотворения истории — труд Антона Павловича Чехова, посвященный поездке на остров Сахалин и в Сибирь, останется не просто последующим поколениям, он будет архиважным исследованием, включая перепись ссыльных, для людей российской науки.

Но в тот момент ни чернильница, ни перо, ни чистый лист бумаги даже не догадывались, какой путь им предстоит пройти вместе с любимым писателем! И насколько важно будет ему их присутствие и поддержка!

А сегодня их ждало разочарование...

 

Антон Павлович медленно зачеркнул написанное слово САХАЛИН, скомкал лист бумаги, выбросил его в корзину, закрыл чернильницу крышкой, устроил писчее перо в подставку, сжал руками виски, почувствовав новый прилив головной боли, встал из-за стола и вышел из кабинета.

Утром следующего дня Антон Павлович вернётся в кабинет и примет самое важное решение в своей писательской карьере[3].

Почему-то всё самое важное в жизни писателя случается именно утром.

______________________

[1] Новелла основана на исторических событиях, имевших место быть, но вымысла в ней достаточно. Основанием для её написания послужила тема задания моим юным дарованиям к занятию в детско-юношеской литературной студии «Первая капель». Тема прозаического экспромта: «Писчее перо и чернильница».

[2] Из биографии Антона Павловича Чехова: «Решение поехать А.П. Чехова именно на Сахалин было окончательно принято, очевидно, летом 1889 года, после обсуждения этого намерения с артисткой К. А. Каратыгиной, путешествовавшей по Сибири и Сахалину в конце 1870-х годов. Но Чехов долго скрывал это намерение даже от самых близких; сообщив о нём Каратыгиной, он попросил держать это в тайне. Раскрыл он эту тайну только в январе 1890 года, что произвело большое впечатление на общество. Усиливалось это впечатление ещё и «внезапностью» принятого решения, ведь уже весной того же года Чехов отправился в путешествие.

[3] Из биографии Антона Павловича Чехова: «Весной 1890 года Чехов отправился в путешествие. Путь через Сибирь занял 82 дня, за которые писатель написал девять очерков, объединённых под общим названием «Из Сибири». На Сахалин Чехов прибыл 11 (23) июля. За несколько месяцев пребывания на нём он общался с людьми, узнавал истории их жизни, причины ссылки и набирал богатый материал для своих заметок. Чехов провёл, по собственным словам, полную перепись населения Сахалина, заполнив несколько тысяч карточек на жителей острова. Администрация острова строго запретила общаться с политическими заключёнными, но писатель нарушал этот запрет.

Возвращался Чехов с Сахалина морским путём, на пароходе Доброфлота «Петербург». Во Владивостоке, где пароход стоял с 14 (26) по 19 (31) октября, Чехов работал в библиотеке Общества изучения Амурского края, собирая дополнительные материалы для книги о Сахалине. Далее были Гонконг, Сингапур, остров Цейлон, Суэцкий канал, Константинополь, Одесса. Наконец, 7 (19) декабря 1890 года родные встречали его в Туле.

В следующие пять лет Чехов писал книгу «Остров Сахалин». Что касается художественного творчества, путешествие на Сахалин, по собственному признанию Чехова, оказало огромное влияние на все его последующие произведения».