Нелюбина Надежда
Интернат
(со стихами автора)
Когда я вспоминаю интернат,
Сильнее начинает биться сердце,
Здесь пролетело наше беззаботное,
Нелегкое, но милое всем детство.
Давно свое то зданье отработало,
Площадки школьные пусты,
Но память в прошлое уверенно
Наводит зыбкие мосты.
Жизнь в интернате - это наше детство и юность, потому вспоминаем мы об этом с грустью и теплотой. Невозвратная пора, в которую хочется вернуться ненадолго на какой-нибудь машине времени.
Начальную школу я закончила в своем поселке Рогалево, а в пятый класс нужно было ехать в соседнее село Пудино, до которого было 18 км, и жить в интернате. О нем мы были наслышаны, это нас даже не пугало, потому что там уже жили и учились наши старшие сестры или братья.
Интернат представлял собой длинное здание, в котором были несколько комнат- спален, столовая и кухня, раздевалка с умывальниками и прихожая, где можно было оставлять грязную обувь и переобуваться. Комнаты были большие, человек на десять, потому что детей было много, изо всех окрестных деревень. Первый год братья и сестры спали на одной кровати, не хватало места. Я тоже спала с сестрой Валей и завидовала тем, кто спал один.
Сначала было тяжело: непривычен распорядок, не хватало мамы, в классах было очень много детей (не то что дома в малокомплектной школе), непонятны учителя. Я и учиться стала хуже, только в 6-м классе выправилась. Вообще, о нашей адаптации никто не думал, выплывали сами. Нас не называли по именам, только по фамилям, и в школе, и в интернате. Никто нас не жалел, не вел душевные разговоры. Но не помню, чтобы кто-то плакал, просился домой. Терпели, приспосабливались, привыкали, забывали обиды. Потом стало легче.
Осенью приезжали в приподнятом настроении: куда поселят, с кем..., радовались предстоящим встречам. Помню всех девочек по именам, с кем пришлось пожить вместе за эти годы.
Напрягали бесконечные дежурства. Сначала нужно было отдежурить неделю на кухне. Воспитатели формировали группы из девочек и мальчиков разных возрастов, у всех были свои обязанности. Мальчишки кололи и носили дрова, возили воду из колодца во флягах на санках (в любую погоду). А мы чистили огромные бачки картошки, мыли посуду и пол. Самым приятным было разносить тарелки по столам во время обедов, а не нравилось больше всего мыть пол после них. Потом неделю - дежурство по коридору, который надо мыть было каждый вечер. Коридор был длинный и грязный к концу дня, да еще умывальник (что такое швабры, мы не знали). В комнатах тоже самообслуживание: помыть пол, вытереть пыль. Вечерами ходила комиссия, проверяла чистоту, ставила оценки, которые в виде цветных квадратиков заносились на Экран чистоты (по-моему, так он назывался) в коридоре.
Дисциплина у нас была строгая, все по расписанию. Детей было очень много, наверное под сотню, а воспитателя два, но слушались, боялись. Утром обязательная зарядка, которую проводили комнаты по очереди. Выстраивались в длинном коридоре, пропускать не удавалось, воспитатели строго следили. Те упражнения я помню и делаю до сих пор. В десять вечера отбой. Конечно, мы это все нарушали по возможности, но как без этого, мы же дети. До сих пор не могу объяснить один запрет со стороны воспитателя Нестерова Д.Г. Почему-то нельзя было в комнате прислоняться спиной к печке и греться, если он заставал нас за этим, долго и назидательно выговаривал. А нам просто было холодно, одежда немудрящая, комната к вечеру остывала. Печи топили на ночь, самое тепло было, когда мы в школе. Кстати, дрова носили дежурные по комнате, а наколоть просили мальчиков. Еще нельзя было сидеть на кровати, это, видимо, чтобы покрывала не пачкали.
Раз в две недели нас возили домой. Возили на лошадях, на гусеничном тракторе с прицепом, на машине. Последнее было самым лучшим, потому что быстро. До Рогалево от Пудино было 18 километров, а остальной транспорт скорость имел небольшую, и ехать приходилось долго, зимой от холода плохо спасали даже тулупы. Тогда в школе была шестидневка, и домой нас привозили после уроков, к вечеру. Успевали только помыться в бане, сбегать в клуб в кино, а утром собирались назад с мамиными постряпушками, еще с чем-нибудь вкусным. Мы конечно же скучали по дому, и, если позволяла погода, ходили пешком в те субботы, когда за нами и не приезжали. Один раз пошли мы пешком (учились мы тогда в 5 классе) я, Зоя и Валя Струц, Нина Черняк и Галя Палинова. Не знаю, почему нас маленьких отпустили одних в распутицу. А была весна, грязь. Так вот, верхом на коне приехал председатель Рогалевский Черняк П., посадил дочь Нину и Валю, потому что она была меньше всех ростом, сам сел и поехали, а мы трое за ними, так и протопали 18 километров до дома.
Всякое было. И вот еще запомнилось. Мы уже десятиклассники: Галя П., Валя С., я, Володя К., Володя К., Коля Ш. пришли пешком домой. В воскресенье вдруг кто-то позвонил из Калининска и сообщил, что там вечером кинофильм "Кавказская пленница". А мне уже сестра Валя из Томска его разрекламировала и слова песни выслала, естественно мы ждали. Короче, собрали мы скоренько свои рюкзаки и бегом в Пудино. Ну, как ни беги, меньше трех часов на дорогу не уйдет. Прибежали в интернат, мокрые (осень, шел дождь), во что-то переоделись, отпросились у воспитателя и снова бегом в Калининск, еще два километра. Вернулись часов в девять очень довольные. Потом это кино в Пудино привезли, еще раз смотрели.
Весело было в интернате в субботу, когда не ездили домой. Ходили в общую баню, там самым приятным было выпить стакан клюквенного морса. А потом играли в "почту", или были танцы.
Многое еще можно рассказать. Как всю осень картошку копали: то для интерната, то для колхоза. Как капусту сами солили, каждой комнате план - бочка (бочки в раздевалке стояли). Неужели мы эту капусту съедали?
Пионеры в те времена собирали макулатуру и золу (до сих пор интересно, куда и как отправляли макулатуру). Мы брали большие сани, на которых мальчишки дрова и воду возили, и по Горьковской улице катили по дворам. Вся зола и макулатура наши. У нас не было телевизоров, мы развлекали себя сами. У нас было много друзей, и из своей деревни, и заводили новых, поэтому было весело. В комнате с девочками не ссорились. Ходили в библиотеку, иногда в кино, зимой устраивали в снегу на спортивной площадке бои с мальчишками. С пудинскими близко не дружили, не приветствовалось хождение по деревне, да они нас и не любили, мы - периферия, второй сорт. Помню, как плакали пудинские девочки, когда решили соединить 9-е классы, и одна часть попадала к нам, интернатовским.
В старших классах мы уже самостоятелные были, трудностей не боялись, приспособились, а вот маленьким было плохо. Помню, как привезли Сашу Чемоданова в первый класс, они жили на кордоне, отец лесником был. (Сейчас Саша сам лесник) Мальчишки народ безжалостный, задирали его постоянно, он часто плакал, его всегда было слышно. У него было три сестры и брат, они заступались за него, успокаивали, но плохо помогало. Сейчас, когда я вспоминаю это, становится очень стыдно, почему мы все тогда его не жалели.
Но не так уж все безоблачно и весело у нас было. Конечно, мы должны были учиться, интернат был выходом для родителей. Мы были под присмотром, спали на чистых постелях, нас кормили, хоть не очень сытно и не очень вкусно. Частым гостем на наших столах была пшенная каша, наверное, я потому ее до сих пор люблю. Праздничной едой была круглая картошка по субботам. Полдника у нас не было, но как-то мы добились, чтоб нам часа в 4 давали чай и хлеб. Эта картина у меня перед глазами: подбегает Вова Дьяков к раздаче, берет хлеб, откусывает и запивает чаем, а чай несладкий, не предусматривался сахар. Он ставит стакан и уходит. Так полдники и закончились, никто не стал пить несладкий чай. Брали и ели хлеб.
Наши условия проживания могли быть и получше. В интернате было столько девочек, девушек, мальчиков с заболеванием и никакого помещения для личной гигиены. Умывались и мылись пол ледяной водой из колодца, не было возможности подогревать. На больных не обращали внимания. Помню, как я, пятиклассница, заболела (потом оказалось, что была скарлатина и еще что-то), лежала неделю с температурой, в школу не ходила. Заглянет воспитатель, спросит: "болеешь?" и уйдет. Так и лежала, потом сама кое-как дошла до амбулатории, там сразу в стационар, и уж оттуда маме сообщили, а я еле выжила. Родителям мы почему-то не жаловались. Так было, что слово взрослого закон. И хоть многие вспоминают только хорошее об интернате, своим детям, я уверена, такой жизни не пожелали бы. Свои воспоминания я дала почитать подруге. Она, домашняя девочка, не представляла, что так можно было жить.
Такие вот университеты мне пришлось пройти. Как-то я подсчитала и вышло, что из 17 лет дома с родителями я прожила всего 13, а остальное время жила, так сказать, "в людях".
Шесть лет в интернате и потом 4 года в общежитии института конечно же повлияли на мое становление. Нас приучили с самообслуживанию, аккуратности, воспитывался коллективизм, взаимовыручка, трудолюбие. Мы учились преодолевать трудности, терпеть неудобства, и много чего положительного было в нашей жизни. Я - "общественный "человек, долго не могу обходиться без людей, хотя и очень люблю полное одиночество, видимо, по этой же причине. Могу найти общий язык практически с любым человеком. Я стала педагогом, более сорока лет проработала с детьми.
Хорошего всегда больше, чем плохого. Потому мы помним своих одноклассников, друзей и подруг детства, свое интернатовское братство, и всегда рады встрече.