Хафизова Зальфира 

УСТИНЬЯ

Сибирская  глухомань. Кругом леса, болота на долгие версты, озера и великая русская река Иртыш. Мои предки, пришедшие на эту землю из-под Казани, становились сибиряками. Привыкали к комариному рою, мошке. 

В это же время они учились пользоваться дарами этой богатой земли с ее реками, озерами, тайгою. В лесах росли красавцы-кедры, к осени все усыпанные шишками. Бери, щелкай, наслаждайся  необычным вкусом. 

Морошка, клюква, брусника, голубика, черника… По поймам рек - ежевика, смородина, а рядом на полянке душистая, сладкая малина. И грибов видимо-невидимо, только их татары в то время не ели, презрительно называли «мэшкэяк», зато рыба  на старицах и на Иртыше... Тут тебе и стерлядь, и осетр, и прочая, как мы говорили, шелупень - язь, чебак, окунь, карась, щука. Ловили на удочку, на фитиль и на бредень. По осени рыба ложилась к берегу,  ее накалывали на специальные вилы, в лодке зажигали огонь, потому что это делали потемну.

Мы с отцом по первому льду ходили глушить баклушкой рыбу, а потом вытаскивали из-подо льда оглушенную. Так мы ходили на налима. Гоняли на сеть из камышей щуку. В основном, в татарской деревне татары жили отдельно от русских. Ну общались между собой. Татары осенью ходили закупать на мясо лошадей. Русские не ели конину.

Ни те, ни другие языков друг друга не знали. Это конечно сплошной анекдот, но татарский юмор на русский почти не переводится. Попробую рассказать, как это общение происходило. Женщины с нашей деревни пошли в русскую деревню, по каким-то своим делам. Там посадили их за стол. Хозяйка им говорит «ешьте, ешьте».  А на татарском  языке получается  «вытирайте, вытирайте».

Вот и сидят они за столом, вытирают рукавами стол. Вытирают, а хозяйка снова «ешьте, ешьте»,  а те в недоумении. Про себя шепчутся: «разрази тебя Аллах, вытираем же,  вытираем».

Тогда хозяйка видит, что они не понимают и говорит «кушайте, кушайте», а гости друг на друга смотрят  и говорят «кош ите», то есть птичье мясо, значит можно кушать, не свинина.

Тех людей, с которыми татары общались, называли «знаком». У нашего деда, в каждой русской деревне были такие «знаком». Недалеко от нашей деревни Ташеткан за Иртышом была русская деревня Кайгарлы. Из этой деревни один «знаком» ходил в гости к семье Курмановых, у него было две дочери, а у Курмановых - два сына. До того они доходились, додружились, что он отдал своих двух дочерей замуж за братьев. Выйдя замуж, они приняли Ислам, взяли татарские имена Фэйзэ и Закия и жили, как все татарские женщины. Когда мы подросли, мы и не знали, что они были русскими.

Когда у них умер отец, то мать дочери забрали в нашу деревню, но она в душе своей жила православной жизнью, молилась и крестилась  в угол. Нам это было как-то в диковинку.

В деревне ее никто не обижал, она была озорная, веселая. По деревне ее возили на санках. Она умела лечить грыжи и еще какие-то болезни. Я ее хорошо знала, мы жили поблизости от них. Я навсегда запомнила ее частушку «Ташетканы на горе, надоели они мне, Кайгарлы-то за леском, поглядела бы глазком».

Сейчас только понимаю, как ей было здесь все чуждо. Бедная, бедная старушка… Когда она умерла, ее похоронили не на нашем кладбище, похоронили отдельно, рядом с кладбищем, там как раз рос небольшой лесочек, будто специально для нее вырос.

И по сей день этот лесочек стоит, и так же шумит листвою при дуновении ветерка.