* * *Сегодня дважды в ночь я видел сон.Загадочный, по существу, одинИ тот же. Так цензура сновидений,Усердная, щадила мой покой.На местности условно городскойСтолкнулись две машины. ЛегковуюТотчас перевернуло. ГрузовикЛишь занесло немного. ЛобовоеСтекло его осыпалось на землю,Осколки же земли не достигали,И звона не случилось. ТишинаВообще определяла обстановку.Покорные реакции цепной,Автомобили, красные трамваи,Коверкая железо и людей,На площадь вылетали, как и прежде,Но площадь не рассталась с тишиной.Два битюга (они везли повозкуС молочными бидонами) порвалиТугую упряжь и скакали прочь.Меж тем из опрокинутых бидоновХлестало молоко, и желоба,Стальные желоба трамвайных рельсов,Полны его. Но кровь была черна.Оцепенев, я сам стоял поодальВ испарине кошмара. Стихло все.Вращаться продолжало колесоКакой-то опрокинутой “Победы”.Спиною к телеграфному столбуСидела женщина. Ее черты,Казалось, были сызмальства знакомыДуше моей. Но смертная печатьВидна уже была на лике женском.И тишина. Так в клубе деpевенскомКиномеханик вечно пьян. Динамик,Конечно, отказал. И в темнотеКромешной знай себе стрекочет старыйПроектор. В золотом его лучеПылинки пляшут. Действие без звука.
Мой тяжкий сон, откуда эта мука?Мне чудится, что мы у тех временБез устали скитаемся на ощупь,Когда под звук трубы на ту же площадьПовалим валом с четырех сторон.Кто скажет заключительное словоПод сводами последнего Суда,Когда лиловым сумеркам БрюлловаНастанет срок разлиться навсегда?Нас смоет с полотняного экрана.Динамики продует медный вой.И лопнет высоко над головойПифагорейский воздух восьмигранный.
1977