ПТСР
День победы приходит затемно, По углам, словно вор, таясь. Черной меткой в него впечатанаНеизбывная боль твоя.
И сквозит беспощадной памятью, Иссушая тебя до дна,Страх смертельный, пещерный, каменный,Накрывающий, как волна.
Цепки когти кошмаров прошлого –Не забыть и не отогнать.И стирает нам душу в крошевоЛедяною рукой война,
Выжигает на сердце пятнамиОкровавленный след стальной…Мы остались навек солдатами,Не вернувшимися домой.
День победы приходит затемно, По углам, словно вор, таясь. Черной меткой в него впечатанаНеизбывная боль твоя.
И сквозит беспощадной памятью, Иссушая тебя до дна,Страх смертельный, пещерный, каменный,Накрывающий, как волна.
Цепки когти кошмаров прошлого –Не забыть и не отогнать.И стирает нам душу в крошевоЛедяною рукой война,
Выжигает на сердце пятнамиОкровавленный след стальной…Мы остались навек солдатами,Не вернувшимися домой.
Предвоенное
Из какой невозможной, немыслимо легкой тканиСоткан был довоенный мир, как воздушный плед?И мещанский уют местечковых его страданий,И наивный восторг незаметных его побед.
Как сиял он огнями гирлянд, как мерцал свечами,И кострами горел, и дыханием лед топил!И казалось, что жизнь растянулась в ее началеИ искрила избытком свершений, надежд и сил.
Все казалось так важно, так просто и так знакомо –Как трамвайный маршрут, переулки и адреса,Как весенний морщинистый снег и качель у дома,И немые слова, что читались в твоих глазах…
Из какой невозможной, бездушной драконьей пастиЗародилась война, пропоров нашу жизнь до дна,Чтоб врасти в ее плоть, чтобы в душу навек впитаться,Чтобы землю вокруг пропитать, раскалив докрасна?
Растекаясь пятном, разъедая, как ржа железо,Проникая везде, словно яд в кровяных тельцах,Наползла слепота, пелена дымовой завесы,И твердит эту ложь, что не будет войне конца.
Как легко вы смогли, заразившись пустым величьем, Наше счастье продать за пустой проржавевший грош,Чтоб седой истукан: трусоватый, смешной, циничный, –Его втаптывал в грязь легким взмахом своих подошв!
Из какой невозможной, немыслимо легкой тканиСоткан был довоенный мир, как воздушный плед?И мещанский уют местечковых его страданий,И наивный восторг незаметных его побед.
Как сиял он огнями гирлянд, как мерцал свечами,И кострами горел, и дыханием лед топил!И казалось, что жизнь растянулась в ее началеИ искрила избытком свершений, надежд и сил.
Все казалось так важно, так просто и так знакомо –Как трамвайный маршрут, переулки и адреса,Как весенний морщинистый снег и качель у дома,И немые слова, что читались в твоих глазах…
Из какой невозможной, бездушной драконьей пастиЗародилась война, пропоров нашу жизнь до дна,Чтоб врасти в ее плоть, чтобы в душу навек впитаться,Чтобы землю вокруг пропитать, раскалив докрасна?
Растекаясь пятном, разъедая, как ржа железо,Проникая везде, словно яд в кровяных тельцах,Наползла слепота, пелена дымовой завесы,И твердит эту ложь, что не будет войне конца.
Как легко вы смогли, заразившись пустым величьем, Наше счастье продать за пустой проржавевший грош,Чтоб седой истукан: трусоватый, смешной, циничный, –Его втаптывал в грязь легким взмахом своих подошв!
Разговор с ребенком
И снова не дали поспать с утра…Родная, что же ты плачешь?Это же просто такая игра – Что с неба падает мячик.
И вновь недолет, и опять не в нас –Видишь вот, мы везучие.А это не дым и совсем не газ,Лишь небо покрыто тучами.
Давай мы сыграем в прятки теперь –Вон видишь, там ямка вырыта.Я просто закрою за нами дверь,А ты молись, чтобы выиграть…
И снова не дали поспать с утра…Родная, что же ты плачешь?Это же просто такая игра – Что с неба падает мячик.
И вновь недолет, и опять не в нас –Видишь вот, мы везучие.А это не дым и совсем не газ,Лишь небо покрыто тучами.
Давай мы сыграем в прятки теперь –Вон видишь, там ямка вырыта.Я просто закрою за нами дверь,А ты молись, чтобы выиграть…
Давай запомним свет…
Давай запомним свет, рассеянный и блеклый,Ведь каждое «теперь» важнее, чем «потом» –Пока еще огонь не бросился на стекла,И стены не дрожат, ломаясь, как картон.
Смотри, как солнца луч метнулся по балкону,Как вспыхнул, заискрив, и замер на полу – Пока еще волна железа и бетонаЕго не погребла под пыльную золу.
И даже если свет в подвалы не пробьется,И снова вой сирен звучит издалека – Мы просто будем знать, что где-то светит солнце,И все еще под ним клубятся облака.
И если нет домов, останутся каркасы,И если нет воды, останутся снега.Мы просто будем жить – как прежде, час за часом,И знать, что счастье есть – пока еще, пока…
Давай запомним свет, рассеянный и блеклый,Ведь каждое «теперь» важнее, чем «потом» –Пока еще огонь не бросился на стекла,И стены не дрожат, ломаясь, как картон.
Смотри, как солнца луч метнулся по балкону,Как вспыхнул, заискрив, и замер на полу – Пока еще волна железа и бетонаЕго не погребла под пыльную золу.
И даже если свет в подвалы не пробьется,И снова вой сирен звучит издалека – Мы просто будем знать, что где-то светит солнце,И все еще под ним клубятся облака.
И если нет домов, останутся каркасы,И если нет воды, останутся снега.Мы просто будем жить – как прежде, час за часом,И знать, что счастье есть – пока еще, пока…
Сторонникам войны
Если в огненный час агонииВам предъявят за всё счета –Не твердите, что вы не поняли,Или поняли всё не так.
Про раскаты сирен над крышами,Про последний кусок пайка –Не кричите, что вы не слышали,Что не видно издалека.
Про оставшихся под заваламиИ про холод подвальных стен –Не внушайте нам, что не знали вы,Что поверили вы не тем.
Про ракеты, что мчатся по небу,Про разорванные телаВы, конечно, солжёте что-нибудь,Объясняя, что не со зла,
Что политика – дело чёрное,Что сегодня никто не свят,Что мы все виноваты поровну,Коль в окно залетит снаряд…
Но когда чернота рассеетсяИ расступится долгий мрак,Не твердите, что вам не верится,Что вы думали – всё не так.
И когда отшумят пожарищаИ пробьется в золе трава –Не просите у нас о жалости,Не расходуйте зря слова.
Не надейтесь, что станем братьями,Что когда-нибудь всё пройдет.Полусвастикой, как проклятием,Заклеймили вы весь народ.
И никто не склонится к горестямВаших жалких гибридных бед,Когда в огненный час агонииВы дадите за всё ответ.
Если в огненный час агонииВам предъявят за всё счета –Не твердите, что вы не поняли,Или поняли всё не так.
Про раскаты сирен над крышами,Про последний кусок пайка –Не кричите, что вы не слышали,Что не видно издалека.
Про оставшихся под заваламиИ про холод подвальных стен –Не внушайте нам, что не знали вы,Что поверили вы не тем.
Про ракеты, что мчатся по небу,Про разорванные телаВы, конечно, солжёте что-нибудь,Объясняя, что не со зла,
Что политика – дело чёрное,Что сегодня никто не свят,Что мы все виноваты поровну,Коль в окно залетит снаряд…
Но когда чернота рассеетсяИ расступится долгий мрак,Не твердите, что вам не верится,Что вы думали – всё не так.
И когда отшумят пожарищаИ пробьется в золе трава –Не просите у нас о жалости,Не расходуйте зря слова.
Не надейтесь, что станем братьями,Что когда-нибудь всё пройдет.Полусвастикой, как проклятием,Заклеймили вы весь народ.
И никто не склонится к горестямВаших жалких гибридных бед,Когда в огненный час агонииВы дадите за всё ответ.
***Если б можно было вдохнуть Жизнь – в то, что разрушено,Искупить чужую вину,Прикоснуться душами;
Переплавить, перестрадатьЗа других – не выживших,Шар земной откатить назад,Чтобы стали ближе мы;
Из бессонных своих ночейВремя каплями выжать…Почему же, мой Бог, зачемМы не можем быть ближе?!
Не умеем идти на крест,Умирать ежечасно,Даже просто отдать, что есть,Не умеем мы часто.
Как хотелось отдать бы жизнь,Силы, воздух и время,Чтобы кровью протечь в чужихОбескровленных венах;
Чтоб коснуться открытых ран, Чью-то боль иссушая,И исчезнуть потом в туман, Ничему не мешая;
И невидимый ад терпеть,Помогая вам выжить...Почему же, мой Бог, ответь,Мы не можем быть ближе?!
Переплавить, перестрадатьЗа других – не выживших,Шар земной откатить назад,Чтобы стали ближе мы;
Из бессонных своих ночейВремя каплями выжать…Почему же, мой Бог, зачемМы не можем быть ближе?!
Не умеем идти на крест,Умирать ежечасно,Даже просто отдать, что есть,Не умеем мы часто.
Как хотелось отдать бы жизнь,Силы, воздух и время,Чтобы кровью протечь в чужихОбескровленных венах;
Чтоб коснуться открытых ран, Чью-то боль иссушая,И исчезнуть потом в туман, Ничему не мешая;
И невидимый ад терпеть,Помогая вам выжить...Почему же, мой Бог, ответь,Мы не можем быть ближе?!
Мариуполь
Это смерть ползет по стене, Не узнать ее невозможно.Тень ложится на талый снег,Незаметно скользя к подножью;
Детский крик заглушает свист,Фейерверком взлетают стекла…Смерть задумчиво смотрит внизИ сбивается вновь со счета.
Просчитайся – хотя б на метр!Проскользни серой тенью рядом.Зимний воздух горяч и светлОт летящих вокруг снарядов.
Мы теряемся в пустоте,Исчезаем в подвальной нише.Вот уже не осталось стен,Только смерть, как и прежде, ищет,
Тянет пальцы свои в окно,Задевая косой ступени.Мы виновны пред ней в одном:В том, что мы родились «не теми»;
Не склонив своей головы,Не скормили страну убийцам...Мы, наверно, уже мертвы,Мы тенями скользим по лицам.
Город-призрак, город-герой,Закопченный в костях и тлене!Мы в тебе прорастем травой –Самой первой травой весенней!
Мы родимся в твоих цветах –Одиноких цветах на саже,Мы впитаем всю боль и страх,Сквозь века про нее расскажем,
Чтобы пришлые палачи,Оккупантов трусливых бандыНас встречали потом в ночиНа осколках своих снарядов.
Чтобы видели в каждом снеДень, когда к ним придет квитаться Смерть, ползущая по стенеИ считающая на пальцах.
Это смерть ползет по стене, Не узнать ее невозможно.Тень ложится на талый снег,Незаметно скользя к подножью;
Детский крик заглушает свист,Фейерверком взлетают стекла…Смерть задумчиво смотрит внизИ сбивается вновь со счета.
Просчитайся – хотя б на метр!Проскользни серой тенью рядом.Зимний воздух горяч и светлОт летящих вокруг снарядов.
Мы теряемся в пустоте,Исчезаем в подвальной нише.Вот уже не осталось стен,Только смерть, как и прежде, ищет,
Тянет пальцы свои в окно,Задевая косой ступени.Мы виновны пред ней в одном:В том, что мы родились «не теми»;
Не склонив своей головы,Не скормили страну убийцам...Мы, наверно, уже мертвы,Мы тенями скользим по лицам.
Город-призрак, город-герой,Закопченный в костях и тлене!Мы в тебе прорастем травой –Самой первой травой весенней!
Мы родимся в твоих цветах –Одиноких цветах на саже,Мы впитаем всю боль и страх,Сквозь века про нее расскажем,
Чтобы пришлые палачи,Оккупантов трусливых бандыНас встречали потом в ночиНа осколках своих снарядов.
Чтобы видели в каждом снеДень, когда к ним придет квитаться Смерть, ползущая по стенеИ считающая на пальцах.
К Пасхе
Если правда, Господи,Ты спускался в ад,Видишь – там в песочницеДва креста стоят.
Над песчаным холмиком,Как на куличе,Крест стоит надломленный,Робкий и ничей.
Под березой гибкоюПроржавела сталь.Детскою могилкою Двор уютный стал.
И восходит буднично,Словно смерти нет,Над кровавой Бучею Огненный рассвет.
Если правда, Господи,Ты прошёл сквозь смерть – Как забыть нам прошлое,Как его стереть?
Где елозя пальцами,Бормоча своё, Разрывало платьицеПьяное зверьё...
Всё, конечно, кончится,Но скажи, зачем:Детская песочница,Дворик и качель?
Только тьма ползучаяПожирает светНад кровавой Бучею –Там, где смерти нет.
Если правда, Господи,Ты спускался в ад,Видишь – там в песочницеДва креста стоят.
Над песчаным холмиком,Как на куличе,Крест стоит надломленный,Робкий и ничей.
Под березой гибкоюПроржавела сталь.Детскою могилкою Двор уютный стал.
И восходит буднично,Словно смерти нет,Над кровавой Бучею Огненный рассвет.
Если правда, Господи,Ты прошёл сквозь смерть – Как забыть нам прошлое,Как его стереть?
Где елозя пальцами,Бормоча своё, Разрывало платьицеПьяное зверьё...
Всё, конечно, кончится,Но скажи, зачем:Детская песочница,Дворик и качель?
Только тьма ползучаяПожирает светНад кровавой Бучею –Там, где смерти нет.
Война обнажает…
Война обнажает бездну открытых душ,Вскрывает нас догола, словно трупы в морге.Она научает жизни в своем аду,Где рваный подвальный сон и паек убогий.
Война обнажает запах открытых ран,Вскрывает, как пахнет гарь на сожженном теле. Она научает нас, что такое рай –Увидеть рассвет и проснуться в своей постели.
Война обнажает подлость во всей красе –Трусливую ложь, прикрытую за речами.Она научает нас, что такое «все» –Все те, что, конечно, знали, но промолчали.
Война обнажает ангелов во плоти – Водителей-женщин, уставших, немного резких,Что едут по минам и гибнут порой в пути, Наверно, устав и вернувшись в свой сад небесный.
Война научает нас, что такое Бог –Задиристый парень, выведший из подвала,Встречающий в кущах приютов и синагог,Творящий уют на холодном полу спортзала.
Война научает ждать, как никто другой,Она приучает верить, не ждать ответа,И снова молиться за наших людей-богов,Таких же, как мы, беззащитных на фоне смерти.
Война обнажает бездну открытых душ,Вскрывает нас догола, словно трупы в морге.Она научает жизни в своем аду,Где рваный подвальный сон и паек убогий.
Война обнажает запах открытых ран,Вскрывает, как пахнет гарь на сожженном теле. Она научает нас, что такое рай –Увидеть рассвет и проснуться в своей постели.
Война обнажает подлость во всей красе –Трусливую ложь, прикрытую за речами.Она научает нас, что такое «все» –Все те, что, конечно, знали, но промолчали.
Война обнажает ангелов во плоти – Водителей-женщин, уставших, немного резких,Что едут по минам и гибнут порой в пути, Наверно, устав и вернувшись в свой сад небесный.
Война научает нас, что такое Бог –Задиристый парень, выведший из подвала,Встречающий в кущах приютов и синагог,Творящий уют на холодном полу спортзала.
Война научает ждать, как никто другой,Она приучает верить, не ждать ответа,И снова молиться за наших людей-богов,Таких же, как мы, беззащитных на фоне смерти.
Веймарская республика
Сейчас, когда всё пропитал неприкаянный страх,Ты вспомни тот мир – он сегодня почти нереален,Но он для меня в каждой мелочи будет сакрален,Он дорог мне весь – от дворцов до последних развалин,Он чист, как стекло, и в притонах его, и в церквях;
В ошибках и пробах, в дождях и сугробах – пускай!Пусть в нем, как в мальчишке, кипят и обиды, и страсти,Он беден и глуп, он наивен, местами несчастен,Но он довоенный – и только лишь этим прекрасен, Ведь там, где не ад, так легко зарождается рай.
И реют надежды, и окна в Европу прорублены,И трудно поверить, что тысячи будут загублены.Что стало с тобою, Веймарская республика?!Что будет с тобою, Веймарская республика?..
А город шумит, погружаясь стыдливо в огни,Всё, вроде, как прежде, но всё же – немного иначе,Друзей больше нет, но ведь главное – враг обозначен,А тот, кто не выжил, всего лишь попал под раздачу,И важно запомнить: мы правы, ведь мы – не они.
И рушится свет, обнажаясь и гноем, и ранами,Ломая границы меж миром, войною и странами,И в сердце стучится: «Что стало с тобою, Германия?!»,И сердце томится, что будет с тобою, Германия?
И вот Александровский сад, а за ним и Рейхстаг, И литера Z, что красуется на перекрестке,А путь от Рейхстага к Лубянке идет по Никольской,Ваш путь на Лубянку, как прежде, идет по Никольской,И вслед над Рейхстагом трехцветный колышется флаг…
И рушится свет, обнажаясь и гноем, и ранами,Ломая границы меж миром, войною и странами,И в сердце стучится: «Что стало с тобою, Германия?!»,И сердце томится, что будет с тобою, Германия?..
Сейчас, когда всё пропитал неприкаянный страх,Ты вспомни тот мир – он сегодня почти нереален,Но он для меня в каждой мелочи будет сакрален,Он дорог мне весь – от дворцов до последних развалин,Он чист, как стекло, и в притонах его, и в церквях;
В ошибках и пробах, в дождях и сугробах – пускай!Пусть в нем, как в мальчишке, кипят и обиды, и страсти,Он беден и глуп, он наивен, местами несчастен,Но он довоенный – и только лишь этим прекрасен, Ведь там, где не ад, так легко зарождается рай.
И реют надежды, и окна в Европу прорублены,И трудно поверить, что тысячи будут загублены.Что стало с тобою, Веймарская республика?!Что будет с тобою, Веймарская республика?..
А город шумит, погружаясь стыдливо в огни,Всё, вроде, как прежде, но всё же – немного иначе,Друзей больше нет, но ведь главное – враг обозначен,А тот, кто не выжил, всего лишь попал под раздачу,И важно запомнить: мы правы, ведь мы – не они.
И рушится свет, обнажаясь и гноем, и ранами,Ломая границы меж миром, войною и странами,И в сердце стучится: «Что стало с тобою, Германия?!»,И сердце томится, что будет с тобою, Германия?
И вот Александровский сад, а за ним и Рейхстаг, И литера Z, что красуется на перекрестке,А путь от Рейхстага к Лубянке идет по Никольской,Ваш путь на Лубянку, как прежде, идет по Никольской,И вслед над Рейхстагом трехцветный колышется флаг…
И рушится свет, обнажаясь и гноем, и ранами,Ломая границы меж миром, войною и странами,И в сердце стучится: «Что стало с тобою, Германия?!»,И сердце томится, что будет с тобою, Германия?..
На крах Рейха
Ты всего лишь кирпич в стене, Ты одна из букашек.Ты уверен, что Бога нет,И никто не накажет.
Ты наивен, как детский смех,Остальное – детали.Ты ведь просто любил свой Рейх,А другого не дали.
Ты всего лишь такой, как все –Не подлей и не хуже. И в привычной твоей стезе,Ты же знаешь – так нужно.
Ну подумаешь ¬– взмах рукой,Ритуальные жесты.Ты ведь здесь не один такой,Вы всё делали вместе.
Ты всего лишь подвез дрова –Незаметная лепта.В общем деле твоя глава –Вклад в большую победу.
Посмотри, как пылает печь –Как душа у солдата! Все сомненья пора отсечь,Ты же знаешь – так надо.
Ради целей, благих вполне,Не гнушаются ложью.Если хочешь помочь стране –Не солгать невозможно.
Важно выжить любой ценойИ не думать про средства.Нет дороже земли родной,Благодатной немецкой!
Посмотри, как цветет весна,Как рождаются листья,Триумфально гремит странаВ нерушимом единстве!
И как радостно быть теперьМалой частью народа,Чтобы вместе встречать апрельСорок пятого года…
Ты всего лишь кирпич в стене, Ты одна из букашек.Ты уверен, что Бога нет,И никто не накажет.
Ты наивен, как детский смех,Остальное – детали.Ты ведь просто любил свой Рейх,А другого не дали.
Ты всего лишь такой, как все –Не подлей и не хуже. И в привычной твоей стезе,Ты же знаешь – так нужно.
Ну подумаешь ¬– взмах рукой,Ритуальные жесты.Ты ведь здесь не один такой,Вы всё делали вместе.
Ты всего лишь подвез дрова –Незаметная лепта.В общем деле твоя глава –Вклад в большую победу.
Посмотри, как пылает печь –Как душа у солдата! Все сомненья пора отсечь,Ты же знаешь – так надо.
Ради целей, благих вполне,Не гнушаются ложью.Если хочешь помочь стране –Не солгать невозможно.
Важно выжить любой ценойИ не думать про средства.Нет дороже земли родной,Благодатной немецкой!
Посмотри, как цветет весна,Как рождаются листья,Триумфально гремит странаВ нерушимом единстве!
И как радостно быть теперьМалой частью народа,Чтобы вместе встречать апрельСорок пятого года…
Никогда мы не будем прежними
В каждом веке свои проклятияИ потери у всех свои.Никогда мы не будем братьямиДаже с братьями по крови.
Никогда не забыть о прожитом,Никогда не понять, за что.Вечной боли своей заложники,Мы запомнили каждый стон:
От страдавших и не страдавших,От понявших, но промолчавших,И от всё до конца отдавших,Чтоб остаться в аду людьми.От желавших и от жалевших,От с годами простить сумевших,И от боли своей сгоревшихВ эти годы и в эти дни.
Хватит тешить себя надеждами,Философия здесь проста:Никогда мы не будем прежними,И другими уже не стать.
Чтоб теперь мы с тобой ни делали,Перерезана будет нить.Мы навеки уже поделеныТем, что нам довелось прожить:
На продавших – и не предавших,Не деливших «чужих» и «наших»,А по совести выбиравших,Заступаясь за тех, кто прав.На своих – но уже нездешних,На внезапно осиротевших –И на тех, кто теперь поспешноПрячет кровь на своих руках.
В каждом веке свои проклятияИ потери у всех свои.Никогда мы не будем братьямиДаже с братьями по крови.
Никогда не забыть о прожитом,Никогда не понять, за что.Вечной боли своей заложники,Мы запомнили каждый стон:
От страдавших и не страдавших,От понявших, но промолчавших,И от всё до конца отдавших,Чтоб остаться в аду людьми.От желавших и от жалевших,От с годами простить сумевших,И от боли своей сгоревшихВ эти годы и в эти дни.
Хватит тешить себя надеждами,Философия здесь проста:Никогда мы не будем прежними,И другими уже не стать.
Чтоб теперь мы с тобой ни делали,Перерезана будет нить.Мы навеки уже поделеныТем, что нам довелось прожить:
На продавших – и не предавших,Не деливших «чужих» и «наших»,А по совести выбиравших,Заступаясь за тех, кто прав.На своих – но уже нездешних,На внезапно осиротевших –И на тех, кто теперь поспешноПрячет кровь на своих руках.
Параллельная вселенная
Где-то там, в параллельной вселенной,Где кончается звёздный предел,Существует и мир параллельный –Тот, что сбыться у нас не сумел;
Что мелькнул, проступая в истокеИскаженной петли временной –Мир прекрасный, знакомый, далёкий,Не задетый кровавой войной.
В этом мире покоя и смеха,Недоступном безумию войн,Мы б могли никуда не уехать,А уехав, вернулись б домой.
Мы б друг друга с тобой повстречали,В той вселенной столкнувшись опять,И уж если б друзьями не стали,То врагами могли бы не стать.
Мы б встречались на странных банкетах –Утешении мирных времён.Говорили б о том и об этом,И про то, что не каждый поймёт.
Мы с тобой, усмехаясь не к месту,Вспоминали бы, как старики,И детали безумных поездок,И минуты тягучей тоски.
В этом дивном, невидимом миреТолько правда была бы сильней.Мы бы мирное небо ценилиОдинаково в каждой стране.
Мы б смеялись над тем, что забыто,Мы б умели друг другу не врать…Сколько б было тогда не убитоТех, кто просто поверил в слова?
Ты б разрушить наш мир не пытался,Преступления пряча свои.Но к чему этот деланый пафос,Если руки по локоть в крови?
Ты бы жил человеком – и только,Делу света и мира служа…Только мирного неба осколкиНа земле почерневшей лежат.
Где-то там, в параллельной вселенной,Где кончается звёздный предел,Существует и мир параллельный –Тот, что сбыться у нас не сумел;
Что мелькнул, проступая в истокеИскаженной петли временной –Мир прекрасный, знакомый, далёкий,Не задетый кровавой войной.
В этом мире покоя и смеха,Недоступном безумию войн,Мы б могли никуда не уехать,А уехав, вернулись б домой.
Мы б друг друга с тобой повстречали,В той вселенной столкнувшись опять,И уж если б друзьями не стали,То врагами могли бы не стать.
Мы б встречались на странных банкетах –Утешении мирных времён.Говорили б о том и об этом,И про то, что не каждый поймёт.
Мы с тобой, усмехаясь не к месту,Вспоминали бы, как старики,И детали безумных поездок,И минуты тягучей тоски.
В этом дивном, невидимом миреТолько правда была бы сильней.Мы бы мирное небо ценилиОдинаково в каждой стране.
Мы б смеялись над тем, что забыто,Мы б умели друг другу не врать…Сколько б было тогда не убитоТех, кто просто поверил в слова?
Ты б разрушить наш мир не пытался,Преступления пряча свои.Но к чему этот деланый пафос,Если руки по локоть в крови?
Ты бы жил человеком – и только,Делу света и мира служа…Только мирного неба осколкиНа земле почерневшей лежат.
Алексею Горинову
Застыли часы, метроном отбивает тактЗа всех, кто погиб под каскадами «братских» бомб.И в общем, неважно, ты дворник иль депутат,Ты совесть страны навсегда воплотил собой.
И каждый в итоге решает свою судьбуКак минимум в том, для чего и зачем страдать.Минута молчанья и слово длиной в пять букв,И чистая совесть, и пытка длиной в года.
А ты убеждаешь, что что-то в стране не так,Они же не спорят, им попросту всё равно,Когда полицай закрывает собой плакат,Чтоб мы не посмели войну называть войной.
И хочется верить, что будет небесный суд,И высший Судья нам объявит в последний час,Как важно порой промолчать шестьдесят секунд, Как страшно порою полжизни своей молчать.
Застыли часы, метроном отбивает тактЗа всех, кто погиб под каскадами «братских» бомб.И в общем, неважно, ты дворник иль депутат,Ты совесть страны навсегда воплотил собой.
И каждый в итоге решает свою судьбуКак минимум в том, для чего и зачем страдать.Минута молчанья и слово длиной в пять букв,И чистая совесть, и пытка длиной в года.
А ты убеждаешь, что что-то в стране не так,Они же не спорят, им попросту всё равно,Когда полицай закрывает собой плакат,Чтоб мы не посмели войну называть войной.
И хочется верить, что будет небесный суд,И высший Судья нам объявит в последний час,Как важно порой промолчать шестьдесят секунд, Как страшно порою полжизни своей молчать.
Моя страна
Моя страна теперь совсем чужая,Зажатая в кровавые тискиВ пространстве от потопа до пожара,В отрезке от безумства до тоски.
А жизнь опять проходит где-то мимо,Как солнца свет за стенами тюрьмы.И если мертвецы позор не имут,То остальным его уже не смыть.
К чему бороться? Гибнуть проще скопомВ надежде выжить, если повезёт.Здесь даже самым преданным холопам,Как ни крути, на всех один исход.
Теперь один на всех кровавый омут,Один угар безумный боевой.Моя страна имён уже помнит,Не ведая сиротства своего.
Моя страна теперь совсем чужая,Зажатая в кровавые тискиВ пространстве от потопа до пожара,В отрезке от безумства до тоски.
А жизнь опять проходит где-то мимо,Как солнца свет за стенами тюрьмы.И если мертвецы позор не имут,То остальным его уже не смыть.
К чему бороться? Гибнуть проще скопомВ надежде выжить, если повезёт.Здесь даже самым преданным холопам,Как ни крути, на всех один исход.
Теперь один на всех кровавый омут,Один угар безумный боевой.Моя страна имён уже помнит,Не ведая сиротства своего.
Лиза
Мы привыкли коситься на даты, на возраста,Мы завидуем тем, кто старше, не тем, кто моложе –Тем, кто больше, чем мы, мирной жизни сумел застать,Кто был счастлив, когда это было ещё возможно.
Наше время ведёт свой отсчёт не вперёд – назад:Минус восемь иль минус один – уж кому как легче.Мы застряли в плену у кошмарных кровавых дат,У потерянных дней, погребённых в военном смерче.
Мы готовы, что будет, наверно, еще страшней,Будет много смертей – это всё так понятно и ясно.Мы привыкли к смертям, мы же знаем, как на войне…Только Лиза не знала, толкая вперёд коляску.
Ну какая война, если солнцем пропитан мир?Если лето звенит, если мама смеётся рядом,И коляска скрипит, и галдят воробьи в пыли…Но сирены поют, и летят в вышине снаряды.
Лиза любит сиреневый цвет – и он ей идёт!Лиза любит цветы, и собак, и в воде плескаться,Рисовать на шарах и коляску катить вперёд,И на пляже сидеть, и песок пропускать сквозь пальцы…
Наше время ведёт свой отсчёт не вперёд – назад –В это летнее утро, где Лиза идёт, живая,Поднимает головку и маме глядит в глаза,Ничего о войне в свои годы ещё не зная.
Мы привыкли считать, отнимая себе года,Только что отнимать, если года всего четыре?Мы твердим: хорошо, что не выпало ей страдать,Что не выпало жить в этом страшном, проклятом мире…
Мы привыкли коситься на даты, на возраста,Мы завидуем тем, кто старше, не тем, кто моложе –Тем, кто больше, чем мы, мирной жизни сумел застать,Кто был счастлив, когда это было ещё возможно.
Наше время ведёт свой отсчёт не вперёд – назад:Минус восемь иль минус один – уж кому как легче.Мы застряли в плену у кошмарных кровавых дат,У потерянных дней, погребённых в военном смерче.
Мы готовы, что будет, наверно, еще страшней,Будет много смертей – это всё так понятно и ясно.Мы привыкли к смертям, мы же знаем, как на войне…Только Лиза не знала, толкая вперёд коляску.
Ну какая война, если солнцем пропитан мир?Если лето звенит, если мама смеётся рядом,И коляска скрипит, и галдят воробьи в пыли…Но сирены поют, и летят в вышине снаряды.
Лиза любит сиреневый цвет – и он ей идёт!Лиза любит цветы, и собак, и в воде плескаться,Рисовать на шарах и коляску катить вперёд,И на пляже сидеть, и песок пропускать сквозь пальцы…
Наше время ведёт свой отсчёт не вперёд – назад –В это летнее утро, где Лиза идёт, живая,Поднимает головку и маме глядит в глаза,Ничего о войне в свои годы ещё не зная.
Мы привыкли считать, отнимая себе года,Только что отнимать, если года всего четыре?Мы твердим: хорошо, что не выпало ей страдать,Что не выпало жить в этом страшном, проклятом мире…
Девятый год войны
К чему себя винить? Возможно, это нервы.Девятый год войны Порой сложней, чем первый.
И вроде, все с тобой:Кто «против», а не «за»,Но даже им порой Так трудно рассказать…
У них вина и шок,Страданья и разводы,А у тебя – расчётУбийственно-холодный.
Ты прячешь пустоту,Вновь зубы сжав до боли,Но даже боль – и туНельзя себе позволить.
Ты веришь только тем, С кем шёл в огонь и в воду;Друзей погибших теньУже длинною в годы.
И как вам объяснить,Как много значат фразы?Сказавши «до войны» –Мы говорим о разном.
Но если было всё, Что прежде, бесполезно –К чему пустой расчёт,Характер твой железный?
И, также, как они,Ты всё-таки заплачешь.В девятый год войныИ боль болит иначе…
К чему себя винить? Возможно, это нервы.Девятый год войны Порой сложней, чем первый.
И вроде, все с тобой:Кто «против», а не «за»,Но даже им порой Так трудно рассказать…
У них вина и шок,Страданья и разводы,А у тебя – расчётУбийственно-холодный.
Ты прячешь пустоту,Вновь зубы сжав до боли,Но даже боль – и туНельзя себе позволить.
Ты веришь только тем, С кем шёл в огонь и в воду;Друзей погибших теньУже длинною в годы.
И как вам объяснить,Как много значат фразы?Сказавши «до войны» –Мы говорим о разном.
Но если было всё, Что прежде, бесполезно –К чему пустой расчёт,Характер твой железный?
И, также, как они,Ты всё-таки заплачешь.В девятый год войныИ боль болит иначе…
Исповедь калеки
Я, наверно, испортил вам праздник опять,Я сегодня явился не к месту.Я хотел бы уйти, да вот только не встатьСамому с инвалидного кресла.
Телевизор твердит, как опасны враги, Англосаксы особо коварны.Я хотел бы похлопать обрубком рукиИ сражаться, не помня про раны.
Я ведь тоже любил наш торжественный шум,Звуки гимна и вспышки салюта.Я ведь также кричал: «Истреблю! Придушу!Уничтожу проклятую хунту!».
Я хотел за Россию сражаться свою До последнего вздоха и стона;Я готов был дойти в нерушимом строюДо Берлина и до Вашингтона.
Я не мальчик, я был даже к смерти готов –Смерть воспета в десятках религий.Что нам судьбы чеченцев, бурят и хохловПеред родиной нашей великой?
Дорогая, ты помнишь, как я, уходя,Положил тебе руки на плечи,И сказал так серьезно, почти не шутя:«Не вернусь – так тебя обеспечу.
За кончину мою ты получишь сполна,А вернусь – так не меньше заплатят,Ведь детей не бросает родная странаИз своих материнских объятий».
Не пойму, что творилось в моей голове,Я был слишком наивен, наверно.Помнишь, бывший шпион выступал на ТВИ на подвиги звал вдохновенно?
Говорил про служенье, про жертвы и долг –Я запомню его до могилы:Его речи верны, его голос глубокИ часы на руке дорогие.
Что теперь говорить? Я поверил не тем,Я от долга и смерти не бегал.Да, родная, я видел десятки смертей,И прости, что вернулся калекой.
Я сражался, как лев, я из ГРАДов стрелял –Даже птицы от взрывов оглохли.Полыхали дома и взрывалась земляВ направлении Новой Каховки.
Я смотрел на остатки вчерашних квартир,На обугленных плюшевых мишек;Ни собак, ни детей не жалел по пути,Даже криков старался не слышать…
А теперь я вернулся – без правой ноги,Неумелою тычась культею. Говорят, заплатили кому-то другим,Ну а я, очевидно, не стою.
Ты прости, что я все же вернулся назад –«Гробовых» ты теперь не получишь:Для своих – инвалид, для чужих – оккупант,Ветеран Бородянки и Бучи.
Нам твердили, что мы у истоков элитОбновления нашей державы.А ты помнишь, как раньше мы горсти землиНа ладонях когда-то держали;
Как любили порою возделывать садВ нашей мирной бескрайней Сибири,Как любили деревни, снега и леса,Как мы мирное небо любили?
А теперь, умирая один, в нищете,Под галдеж непрерывный с экрана,Я уже осознал, что поверил не тем,И цена велика у обмана.
Я, наверно, испортил вам праздник опять,Я сегодня явился не к месту.Я хотел бы уйти, да вот только не встатьСамому с инвалидного кресла.
Телевизор твердит, как опасны враги, Англосаксы особо коварны.Я хотел бы похлопать обрубком рукиИ сражаться, не помня про раны.
Я ведь тоже любил наш торжественный шум,Звуки гимна и вспышки салюта.Я ведь также кричал: «Истреблю! Придушу!Уничтожу проклятую хунту!».
Я хотел за Россию сражаться свою До последнего вздоха и стона;Я готов был дойти в нерушимом строюДо Берлина и до Вашингтона.
Я не мальчик, я был даже к смерти готов –Смерть воспета в десятках религий.Что нам судьбы чеченцев, бурят и хохловПеред родиной нашей великой?
Дорогая, ты помнишь, как я, уходя,Положил тебе руки на плечи,И сказал так серьезно, почти не шутя:«Не вернусь – так тебя обеспечу.
За кончину мою ты получишь сполна,А вернусь – так не меньше заплатят,Ведь детей не бросает родная странаИз своих материнских объятий».
Не пойму, что творилось в моей голове,Я был слишком наивен, наверно.Помнишь, бывший шпион выступал на ТВИ на подвиги звал вдохновенно?
Говорил про служенье, про жертвы и долг –Я запомню его до могилы:Его речи верны, его голос глубокИ часы на руке дорогие.
Что теперь говорить? Я поверил не тем,Я от долга и смерти не бегал.Да, родная, я видел десятки смертей,И прости, что вернулся калекой.
Я сражался, как лев, я из ГРАДов стрелял –Даже птицы от взрывов оглохли.Полыхали дома и взрывалась земляВ направлении Новой Каховки.
Я смотрел на остатки вчерашних квартир,На обугленных плюшевых мишек;Ни собак, ни детей не жалел по пути,Даже криков старался не слышать…
А теперь я вернулся – без правой ноги,Неумелою тычась культею. Говорят, заплатили кому-то другим,Ну а я, очевидно, не стою.
Ты прости, что я все же вернулся назад –«Гробовых» ты теперь не получишь:Для своих – инвалид, для чужих – оккупант,Ветеран Бородянки и Бучи.
Нам твердили, что мы у истоков элитОбновления нашей державы.А ты помнишь, как раньше мы горсти землиНа ладонях когда-то держали;
Как любили порою возделывать садВ нашей мирной бескрайней Сибири,Как любили деревни, снега и леса,Как мы мирное небо любили?
А теперь, умирая один, в нищете,Под галдеж непрерывный с экрана,Я уже осознал, что поверил не тем,И цена велика у обмана.
Источник
Ты знаешь, всё равно, хоть это и смешно,Я верю в чудеса.Когда чужая жизнь становится родной –Как это описать?!
Когда чужая кровь пульсирует в горсти,Горит в твоих глазах.И молишь об одном: «Ну как его спасти,Ни слова не сказав?»
Любое слово – смерть, любое слово – страх –Такие времена. И всё ж чужая жизнь горит в твоих руках,Почти обречена.
Источник, конфидент – ну как его назвать?Но как ни назови,Почти что каждый день он говорит словаБесценные свои.
Ты знаешь, приговор всегда неумолимБезумству храбрецов,И всё же до сих пор ты ловишь каждый миг,Как свет перед концом.
Нет ценности в словах, добытых на крови,На адовом кругу.И хочется кричать: «Пожалуйста, живи!Не надо, не рискуй!»
Но выбор совершён, он сделан не тобой,Ты всё-таки не Бог.И только бьётся боль, чуть больше, чем любовьИ чуть слабей, чем долг.
Ты знаешь, всё равно я верю в чудесаИ на земном веку.Нам в жизни не дано спасаться и спасать,Но всё же – не рискуй…
Ты знаешь, всё равно, хоть это и смешно,Я верю в чудеса.Когда чужая жизнь становится родной –Как это описать?!
Когда чужая кровь пульсирует в горсти,Горит в твоих глазах.И молишь об одном: «Ну как его спасти,Ни слова не сказав?»
Любое слово – смерть, любое слово – страх –Такие времена. И всё ж чужая жизнь горит в твоих руках,Почти обречена.
Источник, конфидент – ну как его назвать?Но как ни назови,Почти что каждый день он говорит словаБесценные свои.
Ты знаешь, приговор всегда неумолимБезумству храбрецов,И всё же до сих пор ты ловишь каждый миг,Как свет перед концом.
Нет ценности в словах, добытых на крови,На адовом кругу.И хочется кричать: «Пожалуйста, живи!Не надо, не рискуй!»
Но выбор совершён, он сделан не тобой,Ты всё-таки не Бог.И только бьётся боль, чуть больше, чем любовьИ чуть слабей, чем долг.
Ты знаешь, всё равно я верю в чудесаИ на земном веку.Нам в жизни не дано спасаться и спасать,Но всё же – не рискуй…
Мобилизованным
Что за глупый вопрос: зачем? –Малодушный, ничтожный.Умереть за отчизну – честь, Нынче это несложно.
Значит, делай, как долг велит, Будь всегда наготовеНаглотаться сырой земли,Захлебнуться от крови;
И, с другими сойдясь в толпу, Стать живою преградой, Распластавшись под шквалом пуль,Под осколочным градом;
С обгоревшим обрубком ногДоползти до подвала…Если царь приказал, сынок,То и этого мало!
Позабудь про семью, детей –Хватит думать о личном!Нет на свете других идей, Только долг и величье!
Это наш неизбывный крест,Что же здесь непонятно?За империи прошлый блеск,За дворцы и за яхты!
За безумье чужих обидИ иллюзий опасных,Умирать, как приказ велит,Будь готов ежечасно!
Всех врагов разбивая в пыль:От старушек до кошек,Забывая о том, кем был, Не жалея о прошлом.
И о будущем не жалей,Зову следуя слепо.Убивать на чужой земле –Наша главная скрепа.
Что за глупый вопрос: зачем? –Малодушный, ничтожный.Умереть за отчизну – честь, Нынче это несложно.
Значит, делай, как долг велит, Будь всегда наготовеНаглотаться сырой земли,Захлебнуться от крови;
И, с другими сойдясь в толпу, Стать живою преградой, Распластавшись под шквалом пуль,Под осколочным градом;
С обгоревшим обрубком ногДоползти до подвала…Если царь приказал, сынок,То и этого мало!
Позабудь про семью, детей –Хватит думать о личном!Нет на свете других идей, Только долг и величье!
Это наш неизбывный крест,Что же здесь непонятно?За империи прошлый блеск,За дворцы и за яхты!
За безумье чужих обидИ иллюзий опасных,Умирать, как приказ велит,Будь готов ежечасно!
Всех врагов разбивая в пыль:От старушек до кошек,Забывая о том, кем был, Не жалея о прошлом.
И о будущем не жалей,Зову следуя слепо.Убивать на чужой земле –Наша главная скрепа.
На крах империи (письмо генерала)
Повелитель, враг слишком силен, и его не сдержать,Проигравши войну, ни к чему торговаться за битву.И чужие войска уж на наших стоят рубежах,Рубежи же, признаться, сегодня предельно размыты.
Где свое, где чужое, ну кто же сейчас разберет?Полыхает земля там, где раньше лежали границы.Да, конечно, у нас, как всегда, терпеливый народ,Только даже такой за царя умирать не стремится.
Повелитель, к чему нам искать, кто теперь виноват,Кто стрелял, кто поверил, кто лгал в бесконечных отчетах?Ведь приказ убивать – это, в сущности, просто слова,Ведь по людям стрелять – это, в сущности, просто работа.
Только вот в чем беда: пораженье – всегда сирота,И расплата близка, и теряется смысл в оправданьях.Бесполезно твердить, что мы поняли что-то не так,Бесполезно просить откупиться оброком и данью.
Повелитель, не верьте боярам, они предадут,И опричники лгут, и интриги плетут царедворцы.А враги нам желают открытый и праведный суд,Я надеюсь, что нам и дожить до него не придется.
Вот уже полыхают мосты, судный день на кону,Кто-то верит словам, ну а кто-то стыдится, что верил.Но в какой-то момент вы не сможете их обмануть,Мы закончим наш путь лишь одной из погибших империй.
Повелитель, враг слишком силен, и его не сдержать,Проигравши войну, ни к чему торговаться за битву.И чужие войска уж на наших стоят рубежах,Рубежи же, признаться, сегодня предельно размыты.
Где свое, где чужое, ну кто же сейчас разберет?Полыхает земля там, где раньше лежали границы.Да, конечно, у нас, как всегда, терпеливый народ,Только даже такой за царя умирать не стремится.
Повелитель, к чему нам искать, кто теперь виноват,Кто стрелял, кто поверил, кто лгал в бесконечных отчетах?Ведь приказ убивать – это, в сущности, просто слова,Ведь по людям стрелять – это, в сущности, просто работа.
Только вот в чем беда: пораженье – всегда сирота,И расплата близка, и теряется смысл в оправданьях.Бесполезно твердить, что мы поняли что-то не так,Бесполезно просить откупиться оброком и данью.
Повелитель, не верьте боярам, они предадут,И опричники лгут, и интриги плетут царедворцы.А враги нам желают открытый и праведный суд,Я надеюсь, что нам и дожить до него не придется.
Вот уже полыхают мосты, судный день на кону,Кто-то верит словам, ну а кто-то стыдится, что верил.Но в какой-то момент вы не сможете их обмануть,Мы закончим наш путь лишь одной из погибших империй.
Сыну Ирины Славиной
«Позор» благородства и честностиСмывается только кровью –В красивых словах про отечество,Про долг, про судьбу героя.
На что мы сердца растратили,Что даже мальчишкам нашимВажнее горящей материКартинки мостов горящих?!
А ты говоришь про Белгород:Смотрите, война все ближе!Чужие огни победныеГорящие танки лижут…
Мой мальчик, пойми, пожалуйста,Пред тем, как судьбу сломать:Все это – лишь часть пожарища,В котором погибла мать.
И в этой машине проклятой,Стирающей мир катком,Ты станешь удобным топливом,А должен был стать песком –
Назойливым, разбивающимУбийств равномерный ритм.Ведь сколько еще, не знаешь ты,Чужих матерей горит…
«Позор» благородства и честностиСмывается только кровью –В красивых словах про отечество,Про долг, про судьбу героя.
На что мы сердца растратили,Что даже мальчишкам нашимВажнее горящей материКартинки мостов горящих?!
А ты говоришь про Белгород:Смотрите, война все ближе!Чужие огни победныеГорящие танки лижут…
Мой мальчик, пойми, пожалуйста,Пред тем, как судьбу сломать:Все это – лишь часть пожарища,В котором погибла мать.
И в этой машине проклятой,Стирающей мир катком,Ты станешь удобным топливом,А должен был стать песком –
Назойливым, разбивающимУбийств равномерный ритм.Ведь сколько еще, не знаешь ты,Чужих матерей горит…
Мальчишки
Он вчера играл на сцене,А другой писал рассказы.На войну идут мальчишкиЧетким шагом строевым.И летят за ними тени:Незаконченные фразы,Недописанные книжки И мольба: «Вернись живым!».
Бой последний, как и первый –Он, поверь, ничуть не легче.Словно море, под ногамиРасступается земля.И не слушается тело,И огонь обхватит плечи,И броня не помогает,И бессмысленно стрелять.
Снова смерть бросает жребий И мелькает рядом где-то,И взлетают чьи-то души,Растворяются вдали.А мальчишки смотрят в небо,Чтобы в нем сбивать ракеты,Чтоб прикрыть щитом воздушнымХоть бы пядь родной земли.
Не досняты наши фильмы,Не доиграны аккорды,Наше прошлое туманомРастворилось средь травы.Снова смерть проходит мимо,Невзначай задев кого-то,А мальчишки пишут мамам:«Я вернусь, вернусь живым».
Он вчера играл на сцене,А другой писал рассказы.На войну идут мальчишкиЧетким шагом строевым.И летят за ними тени:Незаконченные фразы,Недописанные книжки И мольба: «Вернись живым!».
Бой последний, как и первый –Он, поверь, ничуть не легче.Словно море, под ногамиРасступается земля.И не слушается тело,И огонь обхватит плечи,И броня не помогает,И бессмысленно стрелять.
Снова смерть бросает жребий И мелькает рядом где-то,И взлетают чьи-то души,Растворяются вдали.А мальчишки смотрят в небо,Чтобы в нем сбивать ракеты,Чтоб прикрыть щитом воздушнымХоть бы пядь родной земли.
Не досняты наши фильмы,Не доиграны аккорды,Наше прошлое туманомРастворилось средь травы.Снова смерть проходит мимо,Невзначай задев кого-то,А мальчишки пишут мамам:«Я вернусь, вернусь живым».
Претерпевшие до конца
Да, победа – еще не конец, Лишь надежда, что он достижим,Что до точки последней в войнеМы с тобою сумеем дожить;
Дотерпеть, доползти, доболетьИ дождаться, что даже сложней,Чтоб коснуться росы на земле,Пробежавши без страха по ней.
Да, неправеден милости суд –Он не верит слезам и делам.Кто приходит в последнем часу,Получает, как все, пополам.
Ад страданий, потерь и смертей –Он, увы, не лежит на весах.А спасутся немногие те,Кто себя перестанет спасать.
Дотерпи, ведь темнее всегоПред рассветом становится ночь.Только как же дождаться его, Если сердце дотла сожжено;
Если бьется, как пепел в груди,Память всех испытаний и жертв?Может, лучше и правда уйти,Не дождавшись победных торжеств?
Раствориться в тумане и снах,Сделать вид, что тебе все равно –Даже если продлится война,Даже если не кончится ночь.
Но и ночью восходит луна,Млечный путь продолжает мерцать,И победа наступит сполна,Если мы доживем до конца.
Да, победа – еще не конец, Лишь надежда, что он достижим,Что до точки последней в войнеМы с тобою сумеем дожить;
Дотерпеть, доползти, доболетьИ дождаться, что даже сложней,Чтоб коснуться росы на земле,Пробежавши без страха по ней.
Да, неправеден милости суд –Он не верит слезам и делам.Кто приходит в последнем часу,Получает, как все, пополам.
Ад страданий, потерь и смертей –Он, увы, не лежит на весах.А спасутся немногие те,Кто себя перестанет спасать.
Дотерпи, ведь темнее всегоПред рассветом становится ночь.Только как же дождаться его, Если сердце дотла сожжено;
Если бьется, как пепел в груди,Память всех испытаний и жертв?Может, лучше и правда уйти,Не дождавшись победных торжеств?
Раствориться в тумане и снах,Сделать вид, что тебе все равно –Даже если продлится война,Даже если не кончится ночь.
Но и ночью восходит луна,Млечный путь продолжает мерцать,И победа наступит сполна,Если мы доживем до конца.
Бессловесность
Закрываешь посты в соцсетях,Закрываешь и сердце, как ставнями.Нет, они ничего не простят –Им задача прощать не поставлена.
Мы привыкли, что царствует страх,Что борьба – это вещь бесполезная,Но из всех безвоздушных пространствНет пространства страшней бессловесного.
Задыхаясь в его пустоте,Где звучат только крики и лозунги,Ты стираешь следы соцсетейИ все время боишься: не поздно ли?
Но однажды, не выдержав гнетБессловесной невидимой пропасти,Ты найдешь свой заветный аккорд,Что еще называется совестью.
И доверчиво дрогнет струна,Ни угроз, ни советов не слушая;И запретное слово «война»Разорвет тишину безвоздушную.
В каждом слове – и вызов, и риск,В каждой строчке опасность запаяна.Не пытайся найти компромисс –Им задачи такой не поставлено.
Закрываешь посты в соцсетях,Закрываешь и сердце, как ставнями.Нет, они ничего не простят –Им задача прощать не поставлена.
Мы привыкли, что царствует страх,Что борьба – это вещь бесполезная,Но из всех безвоздушных пространствНет пространства страшней бессловесного.
Задыхаясь в его пустоте,Где звучат только крики и лозунги,Ты стираешь следы соцсетейИ все время боишься: не поздно ли?
Но однажды, не выдержав гнетБессловесной невидимой пропасти,Ты найдешь свой заветный аккорд,Что еще называется совестью.
И доверчиво дрогнет струна,Ни угроз, ни советов не слушая;И запретное слово «война»Разорвет тишину безвоздушную.
В каждом слове – и вызов, и риск,В каждой строчке опасность запаяна.Не пытайся найти компромисс –Им задачи такой не поставлено.
Тьма и холод
Сердце сломано, обесточено,Словно дикое поле, выжжено,Как воронка удара точногоПо жилому. Живому. Жившему.
Не пробить черноты безжалостной,Тьма и холод – уют растоптанный.Дотерпи до утра, пожалуйста,Скоро свет задрожит за стеклами.
Утро хмурое, небо серое,Тьма упрямая не расступится,И старушка прошепчет: «Верую»,В одеяло пытаясь кутаться.
Снег спускается сказкой зимнеюИ кружит пеленой воздушноюНад пожарами, над руинами,Над свечами, уже потухшими.
Нету связи, а впрочем, надо ли?Ведь словами всего не выразить.Помнишь, Кай слово «вечность» складывал?Мы же «верность» сумели выложить.
И горит в царстве тьмы и холодаЭтой верности свет негаснущийВ обесточенном сердце города,Посреди ледяного кладбища.
Сердце сломано, обесточено,Словно дикое поле, выжжено,Как воронка удара точногоПо жилому. Живому. Жившему.
Не пробить черноты безжалостной,Тьма и холод – уют растоптанный.Дотерпи до утра, пожалуйста,Скоро свет задрожит за стеклами.
Утро хмурое, небо серое,Тьма упрямая не расступится,И старушка прошепчет: «Верую»,В одеяло пытаясь кутаться.
Снег спускается сказкой зимнеюИ кружит пеленой воздушноюНад пожарами, над руинами,Над свечами, уже потухшими.
Нету связи, а впрочем, надо ли?Ведь словами всего не выразить.Помнишь, Кай слово «вечность» складывал?Мы же «верность» сумели выложить.
И горит в царстве тьмы и холодаЭтой верности свет негаснущийВ обесточенном сердце города,Посреди ледяного кладбища.
Мемориал
Давай мы построим из строчек мемориалВсем тем, кто страдал, кто жертвовал, кто терял,И всем недожившим, кого уже с нами нет,Мы свой неуклюжий выстроим монумент.
Подвальную сырость, и холод квартир, и тьмуДавай не забудем сегодня упомянуть;Как окна звенели, осколками пол покрыв,Как в бездну летели обломки горящих крыш.
И тех, кто в подвалах был заживо погребён,Мы включим в особый реквием без имён.А впрочем, кого мы пытаемся обмануть?С каких это пор побеждали слова войну?
И разве бывают буквы прочнее стен,Разломанных офисов, судеб, домов, костей;Тех песен, что рядом звучали ещё на днях,Девчонок, что так и не выбрались из огня;
Младенцев, сумевших родиться себе на смерть,Врачей, что творили чудо в кромешной тьме;Детей, что играли в воронке в родном двореИ воду сливали из кухонных батарей…
Они объяснят доходчиво, на словах,О том, почему им так нравится убивать.Расскажут про вечный зов, про великий дух,Про то, что иначе нацисты сюда придут;
Про то, что иначе не сбросить коварный гнёт, Про то, что неважно, что кто-то ещё умрёт;Что детям нужны герои, народу – цель, А значит, неважно, кто там попадет в прицел…
А впрочем, дуэль словесная – шелуха,А звук канонады упрямо не затихал,А люди всё гибли, и смерти терялся счёт,А стая вампиров просила: «Ещё, ещё!».
А может, нам просто осиновый кол воткнутьВ вампирскую гущу, в холодную эту тьму?Ну что им поможет: иконы, кресты, чеснокУвидеть дома без крыши, детей без ног?
Каким заклинаньем заставить их сострадать?А снег опускался на тихие города, Где в центре, среди темноты, как звезда, сиялНевидимый тем вампирам мемориал.
Давай мы построим из строчек мемориалВсем тем, кто страдал, кто жертвовал, кто терял,И всем недожившим, кого уже с нами нет,Мы свой неуклюжий выстроим монумент.
Подвальную сырость, и холод квартир, и тьмуДавай не забудем сегодня упомянуть;Как окна звенели, осколками пол покрыв,Как в бездну летели обломки горящих крыш.
И тех, кто в подвалах был заживо погребён,Мы включим в особый реквием без имён.А впрочем, кого мы пытаемся обмануть?С каких это пор побеждали слова войну?
И разве бывают буквы прочнее стен,Разломанных офисов, судеб, домов, костей;Тех песен, что рядом звучали ещё на днях,Девчонок, что так и не выбрались из огня;
Младенцев, сумевших родиться себе на смерть,Врачей, что творили чудо в кромешной тьме;Детей, что играли в воронке в родном двореИ воду сливали из кухонных батарей…
Они объяснят доходчиво, на словах,О том, почему им так нравится убивать.Расскажут про вечный зов, про великий дух,Про то, что иначе нацисты сюда придут;
Про то, что иначе не сбросить коварный гнёт, Про то, что неважно, что кто-то ещё умрёт;Что детям нужны герои, народу – цель, А значит, неважно, кто там попадет в прицел…
А впрочем, дуэль словесная – шелуха,А звук канонады упрямо не затихал,А люди всё гибли, и смерти терялся счёт,А стая вампиров просила: «Ещё, ещё!».
А может, нам просто осиновый кол воткнутьВ вампирскую гущу, в холодную эту тьму?Ну что им поможет: иконы, кресты, чеснокУвидеть дома без крыши, детей без ног?
Каким заклинаньем заставить их сострадать?А снег опускался на тихие города, Где в центре, среди темноты, как звезда, сиялНевидимый тем вампирам мемориал.
Ахиллесова пята
Не жалей ни о чём, что было бы,Позабудь о «если бы не…».Прорастает земля могиламиИ в своей, и в чужой стране.
Ни к чему грустить о непрожитом,О вселенной, которой нет.Панихидой звучит по прошломуНесмолкающий вой ракет.
«До» и «после» душа разрезана,И пора бы уже забыть,Но пята твоя Ахиллесова –Это вечное «если бы…».
Не сбылось, и уже не сбудется,Да и люди уже не те.Но, как прежде, знакомы улицы,Перекрестки домов и стен.
И казалось бы, неизменное, А коснешься – рука в песке.Это просто обманы зрения,Что мерещатся вдалеке.
Не жалей ни о чём, что было бы,Позабудь о «если бы не…».Прорастает земля могиламиИ в своей, и в чужой стране.
Ни к чему грустить о непрожитом,О вселенной, которой нет.Панихидой звучит по прошломуНесмолкающий вой ракет.
«До» и «после» душа разрезана,И пора бы уже забыть,Но пята твоя Ахиллесова –Это вечное «если бы…».
Не сбылось, и уже не сбудется,Да и люди уже не те.Но, как прежде, знакомы улицы,Перекрестки домов и стен.
И казалось бы, неизменное, А коснешься – рука в песке.Это просто обманы зрения,Что мерещатся вдалеке.
Уроки бесчеловечности
Зима наступает ранняя,На совесть – ни сил, ни времени.Уроки незамечанияПроходят весьма уверенно.
И, в общем-то, не со зла ониВзорвали мосты последние,Закрывшись стеной незнания,Невиденья и неведенья.
Незнание – вещь несложная,Естественная практически.Всю боль, что тобой не прожита,Легко превратить в статистику.
Пестрит фронтовыми сводкамиПредпраздничное веселие.А память, увы, короткаяСегодня у населения.
Они за отчизну гордые –Не зря за нее страдали.И едут назад двухсотыеУверенными рядами.
Непризнанные, не знавшиеКлейма своего позорного,Пропащие и пропавшие –Навечно мобилизованы.
Опустятся в землю твердую –Она поглотит безропотно,И снова гробы потертые Отправятся за двухсотыми.
И радость царит беспечная –Предпраздничная, спокойная.Уроки бесчеловечности Уже до конца усвоены.
Зима наступает ранняя,На совесть – ни сил, ни времени.Уроки незамечанияПроходят весьма уверенно.
И, в общем-то, не со зла ониВзорвали мосты последние,Закрывшись стеной незнания,Невиденья и неведенья.
Незнание – вещь несложная,Естественная практически.Всю боль, что тобой не прожита,Легко превратить в статистику.
Пестрит фронтовыми сводкамиПредпраздничное веселие.А память, увы, короткаяСегодня у населения.
Они за отчизну гордые –Не зря за нее страдали.И едут назад двухсотыеУверенными рядами.
Непризнанные, не знавшиеКлейма своего позорного,Пропащие и пропавшие –Навечно мобилизованы.
Опустятся в землю твердую –Она поглотит безропотно,И снова гробы потертые Отправятся за двухсотыми.
И радость царит беспечная –Предпраздничная, спокойная.Уроки бесчеловечности Уже до конца усвоены.
Новогоднее
Мы все для счастья созданы,И даже в эти дниСвежа хвоя морозная И радостны огни.
Нет, нас не уничтожилиВ безумный этот век.Мы выжили, мы дожилиДо новой смены вех!
Мы дожили, мы выжилиВ обстрелах на пути;Под рухнувшими крышамиРазгромленных квартир.
Успели дети вырасти,До боли зубы сжав,В ночной подвальной сырости,В холодных блиндажах.
Мы выжили, мы дожилиБез света и тепла.Мы доказали: всё же мыСильней любого зла.
И в эту дату светлуюНа новом стыке летМы живы: до последнего,Для будущих побед.
Мы все для счастья созданы,И даже в эти дниСвежа хвоя морозная И радостны огни.
Нет, нас не уничтожилиВ безумный этот век.Мы выжили, мы дожилиДо новой смены вех!
Мы дожили, мы выжилиВ обстрелах на пути;Под рухнувшими крышамиРазгромленных квартир.
Успели дети вырасти,До боли зубы сжав,В ночной подвальной сырости,В холодных блиндажах.
Мы выжили, мы дожилиБез света и тепла.Мы доказали: всё же мыСильней любого зла.
И в эту дату светлуюНа новом стыке летМы живы: до последнего,Для будущих побед.
Рецепт
Самый простой рецептДан был давным-давно:Как не утратить цель,Как совладать с войной,
Как по кускам собратьТо, что болит в груди,То, что еще вчера Было не победить.
Просто люби – люби,Это верней всего.Если ты не убит,Если еще живой.
Пусть – только парой жил,Сердца живым куском,Там, в глубине души,Вспоротой, как штыком.
Слышишь, оно стучитТам, вопреки войне?Слышится сладкий ритм,Бьется заветный нерв.
Нет, ты не стал слабей,Если живет – болит. Сердце стучит в тебе –Отзвук твоей земли;
Даже в ее горстиМожет пробиться сад.Если дано спастись –Значит, дано спасать,
Не обманув судьбы,Не называя цен.Просто люби. Люби –Жизни простой рецепт.
Самый простой рецептДан был давным-давно:Как не утратить цель,Как совладать с войной,
Как по кускам собратьТо, что болит в груди,То, что еще вчера Было не победить.
Просто люби – люби,Это верней всего.Если ты не убит,Если еще живой.
Пусть – только парой жил,Сердца живым куском,Там, в глубине души,Вспоротой, как штыком.
Слышишь, оно стучитТам, вопреки войне?Слышится сладкий ритм,Бьется заветный нерв.
Нет, ты не стал слабей,Если живет – болит. Сердце стучит в тебе –Отзвук твоей земли;
Даже в ее горстиМожет пробиться сад.Если дано спастись –Значит, дано спасать,
Не обманув судьбы,Не называя цен.Просто люби. Люби –Жизни простой рецепт.
Днепр
Не о чем тут жалеть, Плакать и хмурить лица.Яблоки на столе – Признак гостеприимства.
Счастье почти сбылось, Нужно делиться счастьем.Здравствуй, незваный гость!Что же ты? Угощайся!
Чаю тебе нальёмТак по-девичьи щедро,Будем сидеть вдвоём,Ждать у плиты обеда.
Кухни простой уют,Пыль залегла местами…Правда, что нас убьют?Правда, что нас не станет?
Глупости, ерунда!В праздник нет места злобе.Если не хочешь ждать, Яблочек хоть попробуй.
Как же они вкусны –Сочные, наливные,Словно нигде войныНет на земле отныне;
Только зима и светДолгой январской ночи.Ну заходи, сосед –Вечный сосед восточный!
Помнишь, весна цвела,Почки уже набухли,Мама тебя ждалаВот на такой же кухне
Несколько лет назад.Было вчера как будто:Яблочный аромат,В вазе намыты фрукты,
Лестницы и дома,Дворик, полоски света…Так не в свою ли матьТы направлял ракеты?
В то, что еще вчераВерило и мечтало,В кухонный теплый рай –Храм из плиты и чая;
В то, что цвело, росло, В детский снежок в сугробе…Яблоки над столомВысятся, как надгробье.
Не о чем тут жалеть, Плакать и хмурить лица.Яблоки на столе – Признак гостеприимства.
Счастье почти сбылось, Нужно делиться счастьем.Здравствуй, незваный гость!Что же ты? Угощайся!
Чаю тебе нальёмТак по-девичьи щедро,Будем сидеть вдвоём,Ждать у плиты обеда.
Кухни простой уют,Пыль залегла местами…Правда, что нас убьют?Правда, что нас не станет?
Глупости, ерунда!В праздник нет места злобе.Если не хочешь ждать, Яблочек хоть попробуй.
Как же они вкусны –Сочные, наливные,Словно нигде войныНет на земле отныне;
Только зима и светДолгой январской ночи.Ну заходи, сосед –Вечный сосед восточный!
Помнишь, весна цвела,Почки уже набухли,Мама тебя ждалаВот на такой же кухне
Несколько лет назад.Было вчера как будто:Яблочный аромат,В вазе намыты фрукты,
Лестницы и дома,Дворик, полоски света…Так не в свою ли матьТы направлял ракеты?
В то, что еще вчераВерило и мечтало,В кухонный теплый рай –Храм из плиты и чая;
В то, что цвело, росло, В детский снежок в сугробе…Яблоки над столомВысятся, как надгробье.