Литературный цикл "Мартовские строфы". Автор Сергей Степанов
Известные современные поэты – лучшие стихи, книги: цикл стихотворений Сергея Степанова "Мартовские строфы"
Сергей Степанов, цикл стихотворений "Мартовские строфы"
Художник © Сергей Степанов.
***
Останься до весны. Ведь в доме слишком пусто.
И взявшееся ниоткуда чувство
влюблённости – лишь древнее искусство
сокрытой, потаённой ворожбы,
в обход предусмотревшей всё судьбы
ниспосланное нам не письменно, изустно –
из уст в уста, звеня на все лады.
И плеск речной волны – всего лишь плеск печали.
Нас с нею в колыбели повенчали.
И обозначили ещё в начале,
что кем-то решено, где быть концу.
И ветру перемен, эпох гонцу,
что в лодке нас заждался на пустом причале,
мы кланяться не будем, не к лицу.
И ледоход проводим. И весну приветим.
Нам жизнь дана, возможно, и за этим:
весною посвятить все силы детям.
Приняв их в жизнь в апрельскую капель,
им мастерить в июльский день свирель,
а в ноябре, убрав дары садов в подклети,
ждать в гости и морозы, и метель.
И ёлку наряжают дети; следом – внуки
и правнуки. И мухи мрут от скуки.
И в суете дней не доходят руки
ни до чего. Забот круговорот
влечёт лишь смену лет. И шлёт вперёд,
на смерть. И стай пернатых мартовские звуки
преподнесёт не нам небесный свод.
Ну, а пока нам снег скрипит, и тени густы,
останься до весны. Ведь в доме слишком пусто.
И, дней прощальных избежав тщеты,
забыв о кадках квашеной капусты,
что в подполе томятся, так горды
своей начинкою со знаменитым хрустом,
проводим жизнь, звеня на все лады.
***
Снова тают снега. А, быть может, и снеги.
И уходят в побег и питают побеги
воды вешние. И так весна в человеке
пробуждает желания и пребывание в неге.
Мокнут ноги в ручьях, по асфальту скользящих
в никуда, кроме зелени, рек и каналов.
Почтальон стороной так обходит мой ящик
с тех времён, когда Рим пал под натиском галлов.
Да и сам я – письмо, что блуждает в конверте
между прошлым и будущим. Слухам не верьте,
что меня уже нет. И в земной круговерти
я – лишь кисть Бытия, что наносит мазок на мольберте
Времён не для выставок или судеб биеннале.
Так луч солнца купается утром в канале
под окном петербургским, по диагонали
Невы, взявшись рябью в финале. И в забытом журнале
так желтеют страницы, в пыли впечатлений
от прочитанных лиц, что почище романов,
где развязка – лишь вымысел: плод преступлений
развращённых доступностью нас графоманов.
Ну, а что там весна, шаловливая девка…
Ей так нравится случка кошачья и спевка
хриплых мартовских орд. А по мне, – всё издёвка:
для любви нам нужна лишь душа. И небес подготовка
к грому майских ночей, соловьиным турнирам
и щемящей тоске служит только гарниром
к безысходности осени… Так повар сыром
тёртым нам присыпает горелую сторону мира.
Впрочем, это неважно. Как, впрочем, и всё остальное.
Перед зеркалом нет никого, – только двое,
разделённых иллюзией существованья
одного из них, – якобы мыслящей тканью.
***
Ребёнок, март, залез зиме под юбку
и прячется, весёлый сын весны,
за стужей, что ещё гоняет крупку,
намётывая снежные валы.
Оставь дурачиться!.. Пора явиться в люди.
Ужель не видишь, – дни удлинены.
И длани солнца согревают груди
молочные кормилицы-весны.
Пои же землю талыми ручьями,
скорей капели заведи свирель!..
И мне, дождавшемуся света над полями,
яви синь неба в смертную постель.
***
Завтра, – словно заноза…
Неужто наступит завтра.
Откуда исходит угроза
завтрашнего рестарта?..
Вечная безысходность завтра,
словно бекон на завтрак
с яичницей, чёрным кофе
в гостинице в Оберхофе.
Завтра, как казино. Но
ни капли во мне азарта,
когда у крупье давно
краплёная Богом карта.
Так от врага бежит
конница без штандарта.
И наповал убит
мир приходящим завтра.
И у подножия Альп
как мне дожить до завтра…
Плещется лужицей Гарда.
И на эстраде альт,
смычком из пучка спагетти,
выводит из Доницетти
что-то. И эхом плывёт кварта
над озером – прямо в завтра
туманным изгибом фьорда
возле Рива дель Гарда.
Альту неведомо форте, –
по крайней мере, до завтра.
Здесь снег не лежит до марта.
И граппа покрепче кофе
и шнапса, что в Оберхофе
я пил в ожидании завтра.
И шпага опасна без гарда
соскальзыванием в завтра,
когда, прерывая спор,
рассматривает в упор
нас смерть. Впереди авангарда
лишь враг. Позади – маркитантки
и дочери их. И останки –
добыча Времён. Но – завтра.
А где-то скулит сегодня –
собакой, замёрзшей в стужу.
Судьба, искушённая сводня,
тоскует по року – мужу.
Сегодня я ей не нужен.
Дающая жизнь Астарта
не знает, что путь наш сужен
падением в пропасть завтра.
***
Что вы не едете, милая Настя…
Здравствуйте! Ждут вас сугробы по крыши.
В подполе мыши скребут… Я же лыжи
с ног не снимаю, – лишь если ненастье…
Счастье – скатиться с заснеженной горки!..
Горьки рябины плоды на морозе.
Словно в гипнозе, плачу я дань прозе.
Розе поэзии – только задворки.
Створки дверей здесь скрипят. Половицы
в лицах представлены – так же в La Scala,
связки срывая, как в сцене финала,
жаждут накала из хора девицы.
Мне ли внимать их невнятному гаму!..
Гаммы давно разлюбил я. Сконфужена
сумерек душная поступь. Отдушина
печи прикрыта, поди… Амальгама
гнутого зеркала прекраснодушна:
душу мою отражает безлико, –
лыка в нём я не вяжу… Поелику
ликом бессмыслен я благополучно.
Скучно мне, Настенька, в доме за городом.
Ворогом ворон глядит в палисаднике.
Странником в ночь дожидаюсь я всадника –
стражника смерти, в камзоле, распоротом
в споре о том, как избегнуть мне оного.
Он уж приставит свой ножик мне к вороту,
ворог любезный… Да! Отрастил бороду.
И стал похож на бродягу прожжённого.
…Уж вы приехали б, милая деточка.
Я вас на горку тянул бы в салазках.
Ах, с горы, Настенька, мчишься, как в сказке, –
в бурном ручье мчится в марте так щепочка…
В полдень капели трезвонит мелодика.
Дивная модница, ель тянет лапу.
Вылепим, Настя, мы снежную бабу…
И ничего, что вам только три годика.
***
Зима снегами Русь укрыла.
Краснеют на морозе рыла
и пунцовеют лики дам.
Мерцают льды – источник травм.
В дугу гнёт иней провода.
В туманах тонут города.
И меркнет солнца позолота…
Одна посильная забота
дана душе среди хандры –
и ею русские горды:
лежать в подушках до весны, –
читать, дремать и видеть сны…
Пробудит бирюзовый март
от праздных грёз. Виват, азарт
любви!.. Пора отбросить книжку –
затеять дерзкую интрижку
при встрече с бледной незнакомкой,
с красою неземной и робкой…
Сплести в сеть тайной страсти нить
и в ней прелестницу сгубить!
Без слёз покаяться в вине
и муки утопить в вине…
Так лето – прочь. Вновь лезет тьма
осенних туч… И вот – зима.
***
До крови зимний день изранен –
закат пульсирует мятежно…
Я огранён, как редкий камень,
тобой, февраль, – морозный, снежный.
Не знаю, был ли я желанен
твоим ветрам, метелям, вьюгам…
Но за огранку благодарен,
и если б смог – стал верным другом.
Но камень холоден и странен –
огранка незамысловата.
Я словно льдина – бездыханен,
мерцаю в зареве заката.
И твой уход, февраль, нежданен –
за горизонт с худой котомкой.
Я мартом буду одурманен,
как встречей с дивной незнакомкой.
Февральский сумрак подрумянен
пожаром – сцена для поэта…
В бетон зажатый горожанин,
теплю лампадку – жду рассвета.
***
Твой колокол, зима, и я заслышал.
Морозный звон разносится над глушью.
Едва мерцает день. И изморозь на крышах
и проводах склоняет к малодушью.
Метель все чувства заметает. В стужу
мир ограничен наледью окна.
В анабиоз затягивает душу
зима. И царствует во льдах одна…
Как вдруг – капель! Свирель её приметна
под снежной кровлей за полдень едва ль.
Денёк-другой… Даль искрится всесветно.
Сползает наледь. И – прощай, февраль!..
Ты всем ручьями докучаешь, март.
И грязь проталин ни к чему штанинам.
Но что кручиниться… Тебе всем сердцем рад, –
распутицу приемлю беспричинно.
А там – апрель… И вот уж не свирель –
валторны гимн весны трубят призывно.
Зануда-соловей заводит трель…
И замолкает колокол унывный.
Надолго ли… Всему есть свой предел.
Пусть дел не счесть, – и это тоже скука! –
но колокол – нет, не окаменел:
ударит вновь! И от глухого звука
его я вздрогну. Знать, студёный снег
вновь закружит, жизнь погружая в наледь.
И Времена опять замедлят бег.
И вьюга мёрзлый саван накрахмалит.
***
Где-то в сугробах, алых в зарю,
в засаде таится март.
И сообщает силу свою
посланным в авангард
талым ручьям – мощь явить в бою
дрогнувшему февралю.
Но, кажется, взят фальстарт.
Вновь досаждают морозы, –
снежная крупка лупит в лицо
и выбивает слёзы.
Ветер пронизывает пальтецо
зло, впадая в азарт.
Что за напасть, эти зимы!..
В самом начале приятны, –
ели красуются в серебреце,
свежи и снежны, опрятны… –
душам простывшим так тяжки в конце.
Как феврали нестерпимы!..
Вот бы ускорить верченье часов…
Солнце, твоя алебарда,
знаю, пронзит насквозь алый сугроб –
вызволит душу марта!..
Сердцу так тягостен смертный озноб…
Где ты, капели зов!..
***
Душа, что дворник при вокзале, –
за горизонт зря рельсы звали! –
зло взмётывает сны в спирали,
в позёмку обретя азарт.
Февраль – апофеоз печали:
чадит свеча в хромом шандале…
Зима в неистовом запале
призвала стужу в арьергард.
Всё зря! – нет мощи в арсенале…
Печаль – лишь таинство вуали.
Звенит капель – весне сигналит:
навстречу мчится авангард.
В окне истаяли скрижали.
И взгляды жадно рвутся вдаль. И
снега лакают свет – заждались:
вот-вот взметнётся синью март!..
***
Февраль всё вокруг накрахмалил,
но март распалил свой утюг:
прогалины, тёмные дали
из дымки прорезались вдруг.
Случится ли счастье, беда ли, –
мгновения жизни в цене:
без устали жму на педали –
навстречу желанной весне!..
***
Отчаль, февраль, в немую даль.
Мне по сердцу парусник марта.
Умчи, февраль, мою печаль
безудержно и безвозвратно.
Налей, февраль, вина в Грааль:
в душе нет ни капли азарта.
Прощай, февраль, тебя не жаль:
всё ближе безбрежный свет марта.
***
Бревновёрток лесосплав.
Вздыблекожен ледостав.
Заворотен старогод.
Новогод салаторот.
Инеок ледохрусталь.
Весножаден злофевраль!..
Глыботорен ледоход –
белокаш и быстроброд.
Вешневоден мартосвет.
Медоносен пчелоцвет.
Творчеплоден глагочас.
Зычнозвучен богоглас.
***
До весны ещё добрых полмесяца.
За окном куролесит февраль.
Вьюга пляшет: то стихнет, то взбесится.
Календарь, что отъявленный враль,
обещает весну точно в марте.
Но на сердце калёна печать:
были вёсны нежней и желанней…
Новой мне нипочём не встречать.
***
В донельзя сонном феврале
Грааль не угодил мне в руки…
Снега мерцают в лунной мгле,
склоняя к скуке.
Вот-вот нагрянет синий март
и распалит огонь желаний.
Не знаю, буду ли вновь рад
поре метаний…
Апрель прижмет к губам свирель
и зажурчат его напевы.
Я скуке укажу на дверь
в объятьях девы.
А в мае ранняя гроза
вдруг пробудит в душе тревоги…
О, проза!.. Винная лоза,
опутай ноги!..
В донельзя сонном феврале
я снежной глыбой немо стыну.
И талым мартом на заре
ручьями схлыну.
***
Ещё снега. Но певчие – поют.
И предвещают вольную весну.
Февраль, уйди: как душен твой уют!..
Пусть солнце марта ловит на блесну
живые взоры, томные слова,
неясные оттенки странных чувств…
Пусть вновь кружится вихрем голова
и наплывает тёмным морем грусть.
Февраль, прости!.. Но сердце отпусти:
душа истосковалась по любви, –
нежданным встречам, жарким и пустым,
по расставаниям… Уйди, февраль! Уйди…
***
Февраль, ты – враль… Весну нам предвещая,
ты засыпаешь снегом всё вокруг.
Грядущее в тебе без сна ища, я
в уныние и мглу впадаю вдруг.
И жду напрасно мартовского света.
Сугробы серы, помыслы – темны…
В метельной пляске чудится стон ветра –
вселенский плач о гибели весны.
***
Штоф за воротник заложив,
пилю по аллее, грешен
не тем, что заложник лжи,
а в том, что ни с кем не был нежен…
Не вечность, но жизнь прожив,
гляжу: не податься ль на небо…
Но зябкая дрожь ив,
как будто вибрация нервов,
на мартовском стылом ветру
не оставляет надежды.
Хоть криком кричи: мол, верую!..
Хоть вены молчком надрежь ты…
Всё реже и реже грусть,
сермяжное – русское! – чувство,
вскрывает на вдохе грудь,
как в ледоход, с хрустом.
***
Звени, птичья месса! Я – нем.
Пусть юность не знает рестарта,
врывается счастьем ко всем
безудержно яркий свет марта.
Противиться зову весны, –
в сиротстве погибнуть до срока.
О, небо!.. О, солнце!.. О, сны!..
Как радостно всё… Как жестоко.
***
Источены чувства напрочь. Чествую утончённость
чего-то, что нимб иль обруч… Гудбай, учёность!..
На стены посмертно лезут немые тени.
Пушкин. Некрасов. Бунин. Маркс. Энгельс. Ленин.
Кувшин возжелал вина. И манит отбитой ручкой.
У Джека болит спина. Случался с залётной сучкой.
Пьянит без вина весна. Её не запостить в сети.
На сердце лежит вина. Безвинным страсть всласть не светит.
Ручьями сойдут снега. Ты сам – ледяная глыба.
Встал месяц – блестит серьга. Бесстрастный отсвет улыбок
скользит по усталым лицам. Галдят в смартфоны
Джульетта, Тибальт, Ромео, март и вороны.
***
Из весеннего, нестерпимого до восторга, света
ни за что не построить такой же хрустально прозрачный дом,
если так и не вызнать божественного секрета,
как не думать о самом сложном, а тем более – о простом:
протискиваясь сквозь тесное время и пространство плечом,
прорастая из прошлого, которое ни при чём.
Из когда-то пылавших, а теперь догоревших чувств, –
этой тёплой золой забавляется налетевший ветер –
не извлечь даже искры… Зря солнечный зайчик так шустр
и спешит обежать все луга и леса на свете:
мрак таится в душе, будто ужас на дне колодца, –
от него не избавиться, если не уколоться…
Из тебя и меня Вселенной не выжать даже ребёнка…
Но оплакать прощание с жизнью достанет и горстки слов.
Всё, что с нами случается, только тонкая плёнка
на поверхности восприятия мыслей и горьких снов,
пронизанных ясным лучением нестерпимого света –
предвестником очень счастливого, но чужого лета.
***
Распахнуты сердца навстречу свету.
О, синий март!.. Даруй другим мечты.
Счастливый миг не устеречь поэту
за частоколом вечной суеты.
Растрачена жизнь чадными ночами.
В отчаянии, вымученном в стынь,
маячит мрачный сумрак пред очами,
что жадно смотрят в мартовскую синь.
***
Жила-была девочка Лена.
Мечтательно и вдохновенно
кропала стишки и рассказы,
смеялась, чинила проказы,
в кино, на концерты и встречи
летела стремглав каждый вечер.
И жить не могла без театра...
До чёртова чёрного марта.
В рассвет небо мину за миной
шлёт наземь по злому приказу.
Накрыли тела мешковиной.
Ещё не любила ни разу...
***
Скажите, где скрыл лик февраль…
Он мне остался должен дни.
Сгоняет стадо туч в кораль
весенний ветер. Господин
всего живого, в очи свет
в март солнце льёт бесцеремонно…
Но отчего мне воли нет
и на сердце темно и сонно.
Мне одному ли не вдохнуть
раскрытой грудью талый воздух…
Февраль сошёл. Но манит в путь,
во тьму, даруя грусти посох.
***
Что это было… Мне ли снам внимать.
До дней осенних дожил неужели…
Врывался в жизнь бездонно синий март.
Гремели грозы и ветра шумели.
Дороги звали в невозвратный путь.
Терялись письма в сумке почтальона.
Разлук и встреч переливалась ртуть, –
любовь почтила мир во время оно…
Чай поостыл в надбитой чашке гжели.
В вечернем сумраке дотла истлел закат.
В саду ждут снега шаткие качели.
И счастье не воротится назад.
***
Тюльпаны высажены в души.
О, Русь! Твоя не бита карта,
пока мужик зовёт на ужин
желанную восьмого марта.
О, женский день обожествлённый!..
Плетение словесных кружев.
Смирен коленопреклонённый
твой суженый – нарцисс недужный.
Он в день иной тебе не нужен, –
ленив, беспомощен, болтлив,
рога на темя водрузив,
в родной постели он недужен…
Кухарка может управлять
любым загнившим государством.
А с мужика – ни дать, ни взять…
Куда ему глядеть за царством.
Он вял и хлипок, как тюльпан.
О, Русь! Прими его в подарок, –
твой вечный стыд, боль и обман…
Восьмое марта. День кухарок.
***
Февраль плеснул печаль в Грааль.
И за полночь отчалил вдаль.
Грядёт рассвет. И талый март
синь распахнёт до райских врат
под перелив капели робкой.
И с ней истает неторопко.
А там танцующий апрель
прижмёт к губам свою свирель.
И буйный май нагонит грозы.
С ним взоры расцветут и розы…
Флёр грусти – прочь. Вновь не до сна.
В окно врывается весна!..
***
Ручьи весны грядут, на счастье.
Беги, бурливая вода!..
Сметай сугробы и ненастье,
питай вишнёвый гуд в садах.
В разливах тонут города.
До сёл и стойбищ не добраться.
Людские шумные стада
подобны рекам, друг Горацио.
Не всё равно ль, куда нам плыть.
Бог тянет к небу невода.
И снам весны, конечно, быть…
Беги, бурливая вода!..
***
Весна идёт – весне дорогу!..
Встречайте сердцем недотрогу,
пока она ещё мила
и гроз с собой не принесла,
пока цветёт и не сомлела,
и летом не отяжелела…
Пока в ней жив соитий дух,
что в миг любви сплетает двух.
Пока не чахнут лепестки
и вздохи часты и легки.
Пока и ты, моя княжна,
ко мне приветлива, нежна…
Ручей журчит, сбегая с кручи.
Пусть тучи над горой тягучи
и сумрак близится к порогу…
Весна идёт. Весне дорогу!..
***
Март. Синий воздух. Талый снег.
Ручьи. Кораблик. Детский смех…
Скажи, давно ли это было?
Плескалось счастье, да уплыло
куда-то за море, с ручьями.
Не плачь сиротскими ночами.
Не жги ни сердца, ни свечи…
И о минувшем век молчи.
И в март на серый талый снег
гляди сквозь прищур дряблых век
без предвкушений, что весна
тебя возьмёт в апрель из сна.
***
Весна!.. Едва ль кому ты ближе…
Гуляй, броди в краю моём.
Взметай цветенье выше крыши.
Зови к застолью первый гром.
Тебя, как гостью, я привечу.
Натешусь солнечной игрой.
Взвали мне небосвод на плечи
с его бездонной синевой!
Март досыта испил капели.
Апрель сплел бурные ручьи.
Май рвется прочь из колыбели –
его тревожат соловьи…
Води тугие хороводы
на зеленеющих лугах,
весна!.. Гони долой невзгоды.
С тобой мешу я грязь в ногах.
С тобой я волен и безбрежен,
с одной тобой – не одинок.
И, будто бы подснежник, нежен…
И угасаю, как цветок.
***
Ожить неужто суждено…
Гряди, неведомая сила!..
Веселья жадно ждёт вино, –
синь выси хмелем одарила…
О, горестные сны весны!..
Невидимое мановенье, –
форель срывается с блесны
и ускользает, как мгновенье.
***
Ещё не оделись нивы,
еще не изжить весны, –
но отчего мотивы
осени так слышны…
Медвяные, фиолетово
пылают в полях цветы, –
сердце моё, от этого ль
так пламенеешь ты…
Мечты отсверкали искрами
на стаявшем в март снегу.
Воды басят регистрами –
гимн поют на бегу.
Фату примеряют ивы,
берёзы уже в соку,
грома гремят переливы…
Сердце, будь начеку!
Вешние громкие грозы –
глашатаи злых дождей:
в осень по скулам – проза! –
захлещут из всех щелей.
Copyright © 2023 Степанов С.