Нарадзіўся 17 (29) лістапада 1859 г. ў сялянскай сям'і ў сяле Карніца на Падляшшы (Канстанціноўскі павет Седлецкай губерні). Памёр 6 снежня 1921 г. Пахаваны ў Маскве.
Навуковец - славіст, празаік, перакладчык, драматург, паэт, этнограф, фалькларыст, літаратуразнавец, антраполаг .
Нарадзіўся 17 (29) лістапада 1859 года ў сялянскай сям'і ў сяле Корніца на Падляшшы (Канстанціноўскі павет Седлецкай губерні, у месцах, дзе перапляліся ўкраінская, польская, руская і беларуская культуры. Айцец Мікалая — Андрэй Янчук — быў у сяле старастам уніяцкай царквы. Пасля заснавання ў Карніцы рускай школы ў 1864 г. яго сыны навучыліся чытаць і пісаць па-руску і навучылі бацьку, хоць і пасля гэтага дзелавыя запіскі і лісты ён пісаў па-польску. Падчас правядзення ўладамі палітыкі ліквідацыі уніі і пераводу вернікаў Холмскай епархіі ў праваслаўе (1875) ён быў адным з тых, хто трымаўся старой веры, за што падвергся розным уціскам, цялеснай экзэкуцыі і зняволенню ў Бельскую турму .
З 1871 г. вучыўся ў Бельскай гімназіі, дзе быў адным з першых вучняў. Будучы вучнем 6-га класа, быў рэкамендаваны дырэктарам гімназіі І. П. Строніным дамашнім настаўнікам у сям'ю Яўгена Мікалаевіча Гарднера, стрыечнага брата вядома ўладальніцы фаянсавага завода займаўся тут музыкай. У 1879 годзе разам з сям'ёй Гарднераў ён пераехаў у Маскву, дзе быў прыняты ў 8-ы клас 5-й Маскоўскай гімназіі. Дырэктар гімназіі В. П. Басаў угаварыў юнака паступіць не на медыцынскі, а на гісторыка-філалагічны факультэт Маскоўскага ўніверсітэта. Займаўся старажытна-рускай літаратурай у Н. С. Ціханравава, славянскімі прыслоўямі ў А. Л. Дзювернуа. Акрамя таго, госця ў айца Д. І. Пісарава, Івана Іванавіча, вывучыў італьянскую мову і практыкаваўся ў англійскай.
У 1885 годзе (або 1884) ён скончыў універсітэцкі курс і быў пакінуты Ціхаміравым пры ўніверсітэце для падрыхтоўкі да магістарскага іспыту. Даваў прыватныя ўрокі і стаў зарабляць статыстычнымі працамі пры Маскоўскай гарадской управе: увесь час удзельнічаў у розных этнаграфічных экспедыцыях, падчас якіх займаўся зборам фальклорнага матэрыялу, пераважна народных песень. Складаўся ў многіх арганізацыях: Таварыстве драматычных пісьменнікаў і кампазітараў (1887), Этнаграфічным таварыстве (1887), Маскоўскім археалагічным таварыстве (1888), Маскоўскім таварыстве гісторыі і старажытнасцей рускіх (1888) і Таварыстве аматараў рускай славеснасці (1896)
У 1889 годзе вытрымаў магістарскі іспыт і стаў выкладаць у 6-класнай прагімназіі, жаночай гімназіі Перапёлкінай і ў пансіёне Тэпфер.
З 1892 года працаваў памочнікам бібліятэкара Румянцаўскага музея. У 1897—1920 гадах быў захавальнікам Дашкаўскага этнаграфічнага музея ў Маскве. З 1889 г. быў сакратаром аддзела этнаграфіі Таварыства аматараў прыродазнаўства, антрапалогіі і этнаграфіі пры Маскоўскім універсітэце, пры якім у 1901 годзе ён заснаваў музычна-этнаграфічную камісію і кіраваў ёю аж да 1920 года.
Быў адным з заснавальнікаў часопіса "Этнаграфічны агляд" (1889), рэдагаваў яго да 1916 года. З 16 красавіка 1896 года быў сапраўдным членам Таварыства аматараў расійскага пісьменства.
Пасля Кастрычніцкай рэвалюцыі выкладаў у Маскоўскім універсітэце, дзе чытаў курс лекцый па беларускай і ўкраінскай літаратурах. Браў удзел у камісіі па заснаванні Беларускага дзяржаўнага ўніверсітэта, а пасля яго адкрыцця ў 1921 годзе заняў месца прафесара кафедры беларускай літаратуры і этнаграфіі. У 1906 годзе стаў адным з заснавальнікаў Народнай кансерваторыі ў Маскве.
Асабліва вялікі ўклад унёс у вывучэнне песеннай культуры сялян Падляшша, Палесся, Беларусі і Украіны. Некаторыя народныя песні прыводзіць у нотным выкананні. Адстойваў самастойнасць беларускай і ўкраінскай культур і народаў. Свае літаратурныя творы пісаў на расейскай і палескай мовах.
Дальнейшимъ местомъ моихъ раскопокъ было село Языль, Бобруйскаго уезда, Горковской волости, где мне оказано было просвещенное вниманіе со стороны местнаго священника, уважаемаго о. протоіерея I. Пигулевскаго. Село Языль довольно старинное, что уже видно хотя бы изъ того, что въ немъ три кладбища.
На одномъ изъ этихъ кладбищъ, лежащемъ на возвышенномъ месте , часть площади занята курганами, которыхъ теперь только 10, но прежде, по разсказамъ, было больше; именно, за границею кладбища, где теперь пашня и где уцелелъ только одинъ курганъ у самой канавы, заменяющей ограду кладбища, были еще курганы, но они распаханы. Интересно это кладбище въ историческомъ отношеніи, если веренъ тотъ взглядъ, какой я себе составилъ о немъ. Повидимому, здесь было некогда языческое кладбище. Впоследствіи, изъ укоренившагося уваженія къ этому месту, продолжали тутъ же хоронить и христіанъ, вследствіе чего размеры кладбища увеличились въ одну сторону, и границы его изменились. Прежнее кладбище, вероятно, было исключительно курганное и не имело точно определенной границы. По мере того, какъ приростало христіанское кладбище, старые курганы оседали, и со временемъ часть прежняго кладбища обращена подъ пашню; вокругъ кладбища сделана канава, при чемъ въ черте нынешняго кладбища оказались и все оставшіеся курганы, кроме одного. Замечательно то, что въ той части кладбища, где находятся курганы, теперь почему-то избегаютъ хоронить, не смотря на то, что места свободнаго около кургановъ и между ними много, въ остальной-же части кладбища могилы чрезвычайно скучены. Изъ кургановъ два очень малы, остальные же размерами гораздо больше юревичскихъ. Все они имеютъ круглую форму, точно также съ осевшими вершинами; около кургановъ заметны канавы, откуда брали для нихъ землю. При мне раскопано шесть большихъ кургановъ, въ томъ числе и находившійся зачертою кладбища, а также одинъ маленькій. Въ последнемъ ничего не оказалось, кроме весьма малаго количества угольевъ и остатковъ сожженныхъ костей, которые были не на дне кургана, а недалеко отъ поверхности и при томъ какъ-то съ боку. Въ бе- лорусскихъ и литовскихъ курганахъ не р дко находили ясные признаки древнейшаго погребальнаго обычая, именно сожиганія мертвыхъ: отрывали даже остатки костра съ обожженными костями, или же сосуды съ пепломъ отъ сожженнаго трупа и т. д. Но въ данномъ случа трудно усматривать подобные признаки, и вотъ почему. Во всехъ остальныхъ, тутъ-же находящихся курганахъ, оказалось по одному скелету, при томъ въ не которыхъ, приблизителыю на половин высоты. показывалась также сажа. Поэтому надо думать, что въ маленькомъ курган также былъ скелетъ, но онъ успелъ совершенно истлеть и превратиться въ прахъ, потому-ли, что этотъ курганъ древнее прочихъ, или потому. что въ немъ былъ зарытъ ребенокъ, чемъ можно объяснить и меньшую величину кургана. Что-же касается обгорелыхъ косточекъ, угольковъ и чернаго пепла не далеко отъ поверхности кургана, то все это, можетъ быть, остатокъ поминальныхъ тризнъ. Положеніе покойниковъ было такое-же, какъ и въ юревичскихъ курганахъ; только у двухъ черепа были повернуты вправо, на бокъ, что могло случиться и отъ напора земли; кости точно также почти на столько же истле- ли, какъ и въ юревичскихъ курганахъ, такъ что на основаніи этого можно отнести те и другіе курганы приблизительно къ одному времени. Изъ вещей здесь точно также найдено весьма немного. Въ курган , находившемся за чертою кладбища, была, очевидно, похоронеиа женщина богатой семьи: на рукахъ у нея было несколько колецъ, хотя и плохого серебра; на шее — шнурокъ бусъ не дурной работы: одни серебряныя, другія стеклянныя, съ позолотою внутри между двумя слоями стекла. Эти бусы никакъ не местнаго приготовленія, a очевидно привозныя. Съ юга и съ севера черезъ Балтійское море, этого товару въ древнія времена шло много къ латышамъ, литовцамъ и белоруссамъ, какъ это показали раскопки. Кром этихъ вещей, въ одномъ кургане былъ еще найденъ перержавевшій ножъ, подобный тому, какой найденъ въ одномъ изъ юревичскихъ кургановъ. Они оба имеютъ величину и форму нынешнихъ охотничьихъ ножей, если только действительно ихъ можно принимать за ножи; это могутъ быть и наконечники копій или остатки другихъ орудій: за ржавчиной нельзя сказать определенно. Никакихъ преданій о языльскихъ курганахъ я не слышалъ; только одна старуха разсказывала, что кому-то изъ соседей снилось, будто въ одномъ изъ этихъ кургановъ зарыты деньги, а въ другомъ крайнемъ—рукавицы, хотя и никто не могъ объяснить значенія этихъ рукавицъ; можетъ быть, по народному представленію, они служатъ символами рукъ, оберегающихъ кладъ. Когда въ маленькомъ кургане , одномъ изъ крайнихъ, ничего не было найдено, то крестьяне решили, что въ немъ-то и были рукавицы, но сгнили; а относительно клада они убеждены, что онъ находится въ одномъ изъ тех трехь кургановъ, которые остались не расопаны, хотя въ каждомъ изъ нихъ, очевидно, зарыты покойники, такъ какъ все они имеютъ впалыя вершины.
Въ той-же Горковской волости, но уже въ другой местности, именно въ урочище Нижеровка , въ лесу, въ 4 верстахъ отъ м. Уречья. былъ раскопанъ мною еще одинъ большой курганъ, иосящій названіе „князевой могилы”
Здесь мы опять встречаемся съ какимъ-то неизвестнымъ княземъ, при томъ, какъ увидимъ, довольно древнимъ; значительная величина кургана указываетъ на его знатность, или славу. Есть еще и другіе курганы въ томъ-же лесу, но все они меньше: кроме того, въ разстояніи полуверсты на поле , поросшемъ теперь ле сомъ, разсе яно более 80 маленькихъ кургановъ, оставшихся, несомненно, отъ войны и не очень древнихъ. “Князева могила" стоитъ особнякомъ у речки Нижеровки въ глухомъ лесу; на немъ росла когда-то вековая ель, но она срублена. Надъ могилой князя, или около нея, по преданію, висела стальная сабля, принадлежавшая ему; но потомъ она пропала и была заменена деревянной, которая тоже летъ 40 тому назадъ неизве стно куда девалась. Въ кургане отрытъ мною мужской скелетъ, сильно сгнившій. Покойникъ былъ положенъ прямо на земле головой къ западу; у леваго бока была у него секира или бердышь, древко котораго совершенно сгнило, а на ржавчин самаго бердыша видны следы ткани одежды, отъ которой найдены также куски пряжекъ, или застежекъ. Въ ногахъ покойника былъ поставленъ большой горшокъ съ поминальной кашей, которая обратилась въ серый, беловатый пепелъ. Этотъ то именно погребальный обычай и указываетъ на значительную древность. Горшокъ, къ сожаленію, оказался раздавленнымъ отъ напора земли; онъ, очевидно, имелъ форму широкой, осадистой кубышки, съ довольно тонкими стенками, безъ ручекъ, безъ поливы, сделанъ при помощи станка; ни какихъ изображеній, ни метокъ на черепкахъ не оказалось.
Н. Янчук “По Минской губернии” (Заметки из поездки в 1886 году)
Москва 1889
Немалымъ уваженіемъ u почитаніемъ польуются также камни съ надписями, въ особенности если надпись непонятиа для народа. Такіе памятники иазываются „писанными камнями". Мн встр тился такой камень по дорог изъ г. Слуцка въ Бобруйскъ въ Новодорожской волости, близь деревни Пастовичи. Онъ довольно большихъ размеровъ п кругомъ покрытъ выс ченными надписями, которыя никому до сихъ поръ, равпо какъ и мне , не удалось прочесть. Около ыего крестъ, на камн икона.