Священное поле

Традиция воспринимать Жизнь как поле борьбы сил добра и зла известна Человечеству с давних времён. Уже очень давно люди заметили, что духовная жизнь здесь, на земле, есть поле битвы, а духовно развивающийся человек призван быть воином. Образы такого мировосприятия можно встретить в культурном наследии многих народов.

В духовности Израильского народа, к примеру, сохранился образ Архистратига Михаила, предводителя Светлых Сил; Ангела-Воина, с огненным мечом в руке, который (по древней традиции) на совете ангелов восстал против одного из сильнейших среди них (Денницы, по гордыни отделившегося от Бога и возомнившего себя подобным Богу) с вопросом «Кто как Бог?» (на иврите этот вопрос звучит как «Михаил»), и сбросил его с Высшего мира в наш мир, где и поныне продолжается борьба. Потому и человек, пытающийся жить духовной (Истинной Человеческой) Жизнью, автоматически вовлекается в это противостояние. По словам Ф. М. Достоевского, «Жизнь есть непрестанная битва, в которой Диавол борется с Богом, а поле этой битвы – сердце человеческое». Сердце – потому, что битва эта духовная, по крайней мере корень этого противостояния не в человеческом, а в духовном мире. Об этом так же пишет и апостол Павел к ефесянам (6,10): «Наконец, братья мои, укрепляйтесь Господом и могуществом силы его. Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной». Идею о том, что этот мир является Полем, где встречаются две противоборствующие, противоположные по своей сути силы мы встречаем так же и в евангелии от Марка (1,13), где евангелист указывает, что сам Христос был искушаем сатаною: «И был Он там в пустыни сорок дней, искушаемый сатаною,…». Эту же идею, а так же идею того, что именно этот, человеческий мир является полем противостояния духовных сил добра и зла мы встречаем в работах Бориса Леонидовича Смирнова (известного как переводчика индийского эпоса Махабхарата): «И все-таки, в плоскости, в иной проекции – да, борьба, да, Архистратиг Михаил, Вождь Светлых Воинств. Значит, есть та отрицательная сторона, с которой Архистратиг борется. Да, в плане относительном она есть, и только в абсолютном плане есть абсолютное «да», а в этом относительном плане есть борьба, и в этой борьбе человек выбирает свою сторону, куда стать, и здесь, при этом выборе, особенно хочется призвать на помощь Архистратига Михаила – ведь не всегда узнаешь правильный выбор, где правильная сторона, да и на борьбу не ведет ли дерзость, самомнение? Приходится очень напряженно распознавать. Самого Христа искушает умный и великий дух, и так хочется обратиться к традиции, найти в ней опору, в этом великом символе Архистратига Михаила».

Ещё один яркий образ восприятия духовной жизни как Поля борьбы мы встречаем в Гите, древнем произведении (5-ый век д. н. э.), жемчужине индийской философской мысли. Весьма символично, что действие, описываемое произведением, разворачивается на поле битвы. Для одной из противоборствующих сторон эта битва есть дело долга и чести, для другой корысти и коварства. Так древняя индийская традиция символически раскрывает акт вступления человека в духовную жизнь. « С первых слов Гита вводит нас в систему своих символов: поле дхармы, «поле чести», долга и закона, необходимо понимать не только как определенную местность, но и как символ жизни вообще, как поле деятельности и борьбы человека; вступая на него, он должен задать себе вопрос о нравственности».* Нужно сказать, что Гита не противопоставляет добро и зло как два равных по достоинству полюса. «Иначе говоря, зло не противопоставляется добру онтологически, как не противопоставляется бытие небытию»*.

Для Гиты зло, есть неведение, заблуждение, это страсть и грех. «Кто же тогда человека на грех побуждает, даже вопреки его воле, как бы насильно, Варшнея? Это страсть, это гнев, прожорливый, многогрешный, знай его здесь, как врага, он возник из гуны раджас. Как зеркало ржавчиной, как дымом покрыто пламя, как зародыш покрыт оболочкой, так он этот мир покрывает. Он постоянный враг мудрого, он скрывает мудрость» (Гита 3,36, перевод Смирнова Б. Л.). Для индийской духовной традиции зло есть заблуждение, грех, как, впрочем, и для духовной традиции Израиля; ведь по писанию, зло Богом не создавалось, зло есть продукт отступления от Бога - греха. Потому, для человека правильнее будет смотреть на проблематику различения сил добра и зла через призму взаимоотношений с Богом, источником не только духовной жизни, но и духовного смысла. Без этого внутреннего стержня, этического фундамента, человек различает духов по принципу «Когда у меня воруют жен – это зло, когда я наворовал – добро», либо по закону, по заповеди. Первый вариант не хочется даже рассматривать, он отрицает не только этический стержень, но и нравственный закон. Второй вариант хорош, но здесь тоже есть «но». Апостол Павел в своем послании (Галатам 3,19) пишет: «Для чего же закон? Он дан после по причине преступлений, до времени пришествия семени …». И еще (Галл. 3,23): «А до пришествия веры мы заключены были под стражею закона, до того времени, как надлежало открыться вере. Итак закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верою». Идею о том, что закон не может являться полноценным, взрослым основанием для различения добра и зла, а является лишь «стражею», оградой, остерегающей от падения во мрак, мы встречаем так же и в работах Б. Л. Смирнова: «Они ненавидят Единого в себе и в мире. Трояки врата этого безумия: гнев, вожделение и жадность. Не преодолев их, нельзя достигнуть освобождения. Гита оправдывает на этой ступени развития необходимость законов, дающих возможность постепенно выпутаться из сетей кармы и приблизиться к задачам высшего пути…».

Как не страшно, может быть, для ребенка, но приходит время, и ясельки приходится оставить, и любимую соску приходится оставить и потихонечку начинать опираться уже на свои ноги и питаться, может быть, уже другой пищей. «Посему, оставивши начатки учения Христова, поспешим к совершенству…» (Евреям 6,1). «Всякий, питаемый молоком, несведущ в слове правды, потому что он младенец; твердая же пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла. (Евреям 5,13). Бог есть Добро, Бог есть Любовь, которая правит миром. Бог создал человека по своему образу, и потому в основе личности человека лежит этическое основание. И только оттолкнувшись от этого основания, человек может стать самим собой и, по сути, найти себя в жизни.

Но, здесь есть одно «но». Как плотской ребенок, если в период до пяти лет развивается вне человеческого общества – человеком уже не станет, так и духовный может стать САМИМ СОБОЙ только в духовной среде. Таким образом, мы видим, что как человеку по плоти, чтоб стать собой, нужны два основания человечности – одно в себе (животное даже в человеческой среде, человеком не станет), другое в человечестве, так же и чтоб стать духовным, тоже нужны два основания – одно в себе, другое в традиции.

Кто такой Бог, «Стоящий на Вершине» духовной традиции Израиля, (худо, бедно) сегодня сказать могут многие. Бог есть в богоизбранности, духовном камне положенном во Израиле, в завете с народом Божьим, в этом духовном Иордане – многотысячелетней традиции богопознания, во Христе – Сыне Божьем, новом Адаме, Царе иудейском.

Сегодня проблема, по большому счету, на мой взгляд, не в незнании Бога Омеги, трудность в недостаточном знании (для хранителей духовной традиции) Бога Альфы, и не знании, что для того чтобы расти во Христе (новом Адаме), нужны непременно два основания – Альфа и Омега.

Один из духовных подвижников уже нашего времени говорил: для того, чтобы стать монахом (в нашем случае перефразируем – новым Адамом), нужен зов Божий, на который должно откликнуться сердце человека. Бога мы знаем – это Любовь, Добро, которое дает человеку силы жертвовать собой ради того, которого любишь. Любовь, Добро создает в человеке некую рефлексию, что-то вроде долженствования – готовность (подсознательную) откликнуться, прийти на помощь в беде тому, которого любишь. Вот это этическое основание, способное (подсознательно) откликнуться на зов Того которого любишь, многие духовные традиции называют Воином. И взрослое, полноценное различение сил добра и зла, на мой взгляд, возможно только через рост в этом внутреннем этическом стержне, сверхличном (Ангельском), в основе личности, частички «дыхания жизни» от Бога, вложенной в человека. (Бытие 2,7) «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою». Человек это не только «прах земной», в нем есть частичка от Бога, способная отзываться на зов Бога, чувствовать Любовь, чувствовать Правду, различать добро и зло. И Бог хочет, чтоб мы начинали свое взаимодействие с Ним именно с Альфы. Б. Л. Смирнов писал: « Воин – это большое дело, когда человек его находит в себе – тогда ничего не страшно: «Если он раз проник в тебя и стал твоим воином, никогда уж он не покинет тебя вполне, и в День Великого мира он сольется с тобой воедино». (Кстати сказать, немного отступая от темы, вот почему «много званных и мало избранных».) В другом месте Б. Л. Смирнов пишет: «Найди в себе воина и научись им пользоваться. В трудную минуту положись на него». И еще: «…Раньше чем говорить о бессмертии, надо отыскать того, кто должен быть бессмертным».

В чем же фундаментальная особенность мировосприятия воина? Давайте представим себе человека, идущего на воину (оговоримся, справедливую воину). Такой войной в истории нашего отечества была Вторая Мировая война. (Однажды, на уроке, посвященном дню победы (примерно в 5-ом классе), я спросил учительницу – бывшего фронтовика – «скажите, а что Вас заставило пойти на фронт?». Заставил пойти ее тот, кто заставил меня задать ей этот вопрос, значение которого я понял только лет через двадцать). Так вот, идет человек на справедливую войну: на народ (Род) напало зло и делом Правды (Долга и Чести) для воина будет заступиться за родных. Воин идет с Правдой, этикой. (Известное выражение «Правда дает силу», действенно именно в случае, когда правдой является борьба добра со злом. Так же и лозунг Александра Невского: «Бог не в силе, а в Правде» указывает на некую связь Правды со сверхличным – Богом. Царь и пророк Давид называет «творящих правду» блаженными, «Блаженны хранящие суд и творящие правду во всякое время!». (Псалом 105,3). Мелхиседек, священник Бога Всевышнего, послуживший прообразом Христа, именовался «царем правды». (К евреям 7,2). Древняя мудрость Махабхараты сквозь столетия нас так же увещевает: «Превыше Правды нет закона»).

Далее, воин действует стратегически, он не ждет, пока враг нападет на его двор, он предвидит последствие вражеского вторжения, и старается упредить, переиграть его. Война - дело серьезное, но для воина: (Гита 2, 31) «Приняв во внимание свой долг, не нужно колебаться, ведь для кшатрия (воина) лучше нет ничего иного, чем справедливая битва. Как во внезапно отверстые райские двери, Партха, радостно вступает кшатрий в такую битву».

Воин уходит далеко от родного дома, с памятью в сердце, что где-то далеко есть его родные («Род древний» - по сути дела, сам он, его индивидуальность), и как бы там его не «давили», он (индивидуальность воина) будет еще, образно выражаясь, «собирать бутылки на их кладбище». То есть, воин отрешен.

Эту же идею мы встречаем в произведении Карлоса Кастанеты (раскрывающего опыт одной древней духовной традиции индейцев): «В жизни, которой не хватает настроения воина, отсутствует сила. Посмотри на себя. Практически все мешает тебе жить, обижает и выводит из состояния душевного равновесия. Ты распускаешь нюни и ноешь, жалуясь на то, что каждый встречный заставляет тебя плясать под свою дудку. Сорванный лист на ветру! В твоей жизни отсутствует сила. Какое, должно быть, мерзкое чувство! Воин же, с другой стороны, прежде всего охотник. Он учитывает все. Это называется контролем. Но, закончив свои расчеты, он действует. Он отпускает поводья рассчитанного действия. И оно совершается как бы само собой. Это – отрешенность. Воин никогда не уподобляется листу, отданному на волю ветра. Никто не может сбить его с пути. Намерение воина непоколебимо, его суждения – окончательны, и никому не под силу заставить его поступать вопреки самому себе. Воин настроен на выживание, и он выживает, выбирая наиболее оптимальный образ действия».

Если смотреть на проблематику различения сил добра и зла через призму становления в себе Воина (а только так и правильно смотреть, ибо, такого рода различение есть прерогатива института духовного воинства), то окажется, что зло как бы и существует только для того, чтоб воину расти, переходя из силы в силу. Символическим примером, раскрывающим вершину воинского мастерства, может послужить образ Штирлица из «Семнадцати мгновений весны». Человек, выполняя воинский долг, уезжает далеко от дома, от своих родных, от родины, но образ родины живет в нем и дает ему силу. У воина задание различить, какова она, вражеская верхушка, каковы их тайные планы. Воин внедряется в их ряды, одевает их форму, становится сам как они, но при этом постоянно помнит, кто он и ради чего он здесь.

И вот, когда человек как воин начинает подходить к проблеме различения духов, только тогда все как бы становится на свои места. В начале кажется, что зло в «сундуке», где «смерть Кощея», потом, нет в зайце, в утке, в яйце; и окажется, что «великое зло» оно реально существует, но оно всего лишь на «кончике иглы».

Проблема, по большому счету, не во зле, а в том, что духовный человек вынужден быть воином (на уровне рефлексии, такова природа Света). Эту же идею мы встречаем в произведении «Свет на пути» М. Коллинз. (2, 4): «Повинуйся Воину, как если бы он был не полководец, а ты сам, а его веления были выражением твоих сокровенных желаний; ибо Он – поистине ты сам, но бесконечно мудрее и сильнее тебя. Ищи его, дабы в пылу и громе битвы не пройти мимо него: он не признает тебя, пока ты сам не узнаешь его. Если твой крик о помощи коснется слуха его, он начнет бороться в тебе и заполнит глухую пустоту внутри тебя. И когда это совершится, тогда только ты выдержишь битву, спокойный и неутомимый, стоя в стороне и предоставив ему сражаться за тебя. И тогда ты не сделаешь ни единого промаха. Но если ты не будешь искать его, если пройдешь мимо, не будет защиты для тебя. Мысль твоя затуманится, сердце потеряет уверенность, и в пыли взметаемого на поле сражения праха чувство и зрение изменят тебе, и ты не различишь друзей от врагов своих. Воин этот – ты сам, но ты – преходящий и подлежишь заблуждениям, а он – вечен и истина. Он есть вечная истина…» Б. Л. Смирнов так же указывает на необходимость волю Высшего сделать своей собственной волей: «Вся работа состоит в том, чтобы научиться слушать Жизнь, уметь подчиняться ее указаниям, и подчиняться не рабски, но именно сделать указания Жизни своей собственной волей, своей жизнью».

Нужно сказать, что вот эта рефлексия Воина, при всей кажущейся экзотичности, на самом деле, хорошо известна и широко распространена в современном обществе. Скажем так, она является «мастерством», «высшим пилотажем» для людей, которых я отношу к категории опирающихся на фундамент воинского мировосприятия – так называемые, «силовики». Традиция Воинства безусловно является духовной традицией, но взращивалась она в среде древних воинов, в русле их закономерного стремления к вершине воинского мастерства. Потому домом традиции Воинства является среда людей воинского мировосприятия. (К которой духовному человеку приходится подключаться и, хотя бы символически, через нее приходится проходить.) Это - довольно широкий круг людей, начиная от волевых видов спорта (в особенности, бокс); далее, представителей профессий, так называемых, «силовиков» и заканчивая стратегами, управленцами, в том числе, самого высокого уровня. Нужно сказать, что Жизнь, объединяет людей воинского мировосприятия в один институт, вне зависимости от того, знают они об этом или нет. Это - люди, поклонники, если можно так сказать, Бога Альфы; отталкивающиеся от внутреннего, этического, культурного, Человеческого основания. К этой категории относятся также люди творчества (в каком то смысле, тоже стратеги), способные чувствовать ритм и гармонию Жизни. Но без подключения к «Стоящему на Вершине» духовной традиции для них Альфа остается скорее исключением, чем правилом. Это как для гоночного автомобиля, существуют моменты, когда он отрывается от земли и летит, но для автомобиля это «мастерство» - скорее, исключение.

Основная задача, на мой взгляд, заключается в том, что бы люди, развивающиеся в системе древних духовных традиций, имели возможность параллельно развиваться в системе закономерного развития (начиная с Альфы), а, развивающиеся в системе закономерного развития имели возможность автоматически развиваться в поле резонанса древних духовных традиций.

Хранители Омеги должны принять Альфу за своих. Это абсолютно закономерно, ибо их Омега развивалась, тоже начиная с Альфы. Закономерное развитие (Альфа), исходит от единства, прерогативой на которое обладает народ (Вот почему индивидуальность воина непосредственно связана с родиной – Родом). Вы спросите: «…из Назарета может ли быть что доброе? Филипп говорит ему: пойди и посмотри». (От Иоанна 1,46). Христос непосредственно связан с Израилем. Христос – Сын Божий, но Израиль к воплощению Его шел тысячелетия; в единстве, закономерно, из рода в род; пока Альфа - закономерное устремление Израиля к Богу не пересеклось с милостью Божьей, великой жертвой через Сына Божьего Иисуса Христа. «Милость и истина сретятся, правда и мир облобызаются». (Псалом 84,11). Предполагается, что символизм Звезды Давида несет в себе именно эту великую тайну обожения человека и вочеловечение Бога через Иисуса Христа – Бога и человека вместе. «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядет, Вседержитель». (Откровение 1,8).

Идею о связи духовного развития с народом мы находим так же в работах Б.Л. Смирнова: «Что же касается системы, то ведь Йога есть народное творчество, длившееся не века, а тысячелетия…». И еще в другом месте: «Вживаясь в йогу, человек лепит себя, по созданному им самим идеалу, но человек вне человечества, вне общества – пустая абстракция. Ведь человек характеризуется способностью мышления, а осуществляется мышление словом (логосом). Носитель слова, логоса, языка – народ. Как народ вне человечества – абстракция, так и человек вне народа – абстракция».

По недостаточной развитости нашего духовного ума, а иной раз, даже и по пораженности ума грехом, человек впадает в иллюзию разделенности. Человек, подобно евангельской притче, начинает говорить: - Спасибо, Боже, что я не он, что я не такой как этот грешник…. И все - человек пал. Каким судом судишь - таким судом и осудишься. Не осуждай. Не превозносись. Иначе ты не успеешь ни заметить, ни осознать, как его «проказа» станет твоей «проказой». Об этом очень хорошо говорится в «Свете на пути» (примечания 2): «Не воображай, что ты можешь отделить себя от человека дурного или неразумного. Они – это ты, хотя и в меньшей степени, чем твой друг или твой Учитель. Но – допуская в сердце свое отчуждение от дурного человека или от дурного предмета, ты этим создашь карму, которая свяжет тебя с ними до тех пор, пока душа твоя не познает, что она не отделима. Не забывай, что грех и стыд мира – твой грех и твой стыд, ибо ты составляешь часть мира, и твоя карма неразрывно соткана с общей кармой. И пока ты не достигнешь познания, ты должен пройти повсюду, одинаково как по чистым, так и по грязным местам. Не забывай же, что загрязненные одежды, до которых ты боишься дотронуться, могли быть твоими в истекшем дне, могут быть твоими в грядущем. И если ты отвернешься с ужасом, когда такая одежда наброшена будет на твои плечи, она только теснее прильнет к тебе. Мнящий себя праведным готовит себе ложе тины. Воздерживайся потому, что воздержание – благо, а не ради сохранения себя в чистоте».

Один мой знакомый очень часто превозносился над Израилем (известный многим грешок). И вот в конце жизни к нему приходит в гости один старый человек, и плачется на свою жизнь: - была жена, были дети; уехали в Израиль, бросили меня и не вспоминают. И мой знакомый узнает в этом человеке себя. Жизнь сплела его судьбу с Израилем при том, что он не только не еврей, но и всегда чурался их.

У православных в этой связи тоже есть грешок. На иконах не принято изображать Иуду Искариота в фас, а только в профиль, дескать, чтоб его греховный взгляд «не прицепился». Мне лично уже не страшно поймать его взор, потому, что я сам был таким. Здесь воистину можно сказать: «я в глаза твои как в зеркало гляжу».

автор: Никора Вячеслав

Примечания:

* Выдержка из работ Б. Л. Смирнова.