Исследуя историю публикации записки Дурново, нельзя не упомянуть Павла Елисеевича Щеголева.
Дело в том, что мне кажется сомнительным, чтобы Е.В. Тарле самостоятельно обнаружил в архивах записку Дурново. Как указывает биограф Тарле Б.С. Каганович [1], летом 1917 г. Тарле сотрудничал у Щеголева в «Былом» и был (вместе со Щеголевым и А.А. Блоком) членом редакционной коллегии Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц как гражданского, так военного и морского ведомств и присутствовал на допросах некоторых подследственных. Однако, даже летом 1918 г. Тарле не было ничего известно о Записке; во всяком случае, в своей статье [2], вышедшей 15 июля 1918 г., он пишет о записке Розена, но не упоминает о Дурново.
Об истории публикации статьи Тарле, посвященной записке Дурново, уже писал, но нужно внести некоторые изменения.
Статья Тарле должна была выйти в №18, см. анонс содержания №18, помещенный в конце журнала «Былое» №16 (1921 г.):
Анонс был дублирован в конце журнала «Былое» №17 (1922 г.):
Однако журнал «Былое» №18 (1922 г.) вышел с совершенно другим содержанием:
То, что планировалось печатать в №18, было напечатано в №19 (1922 г.):
Таким образом, первоначальное название статьи Тарле — «Германская ориентация накануне войны». Затем он изменил название статьи на «Германская ориентация и П. Н. Дурново в 1914 г.».
Как уже писал, хронология выхода номеров «Былого», по данным Книжной палаты:
№16 — ноябрь 1921 г., №17 — нет данных, №18 — апрель 1922 г., №19 - июль 1922 г.
Таким образом, Тарле располагал текстом записки Дурново (по крайней мере, теми фрагментами, которые он привел в своей статье) не позднее октября 1921 г. Можно, конечно, предположить, что Тарле первоначально написал статью без упоминания записки Дурново, либо анонсировал еще не написанную статью, однако это менее вероятно.
Следует отметить, что исторические журналы «Анналы. Журнал всеобщей истории», «Дела и дни», «Русский исторический журнал» не рецензировали статью Тарле. Следует отметить и то, что Тарле в своей статье почему-то забыл упомянуть барона Розена.
В ноябре 1921 г. выходит №4/5 журнала «Ауфбау (Возстановленiе)», в котором на с. 2-9 помещена статья «Забытое пророчество». Это первая известная мне публикация полного текста записки Дурново на русском языке. Скан получен с любезной помощью уважаемого voencomuezd. К сожалению, редакция журнала не разъяснила, откуда был получен текст, упомянув лишь:
Эта записка является воспроизведением меморандума, представленного в феврале 1914 года Государю Императору Членом Государственного Совета П. Н. Дурново.
Как уже писал, Ленин в октябре 1922 г. получил экземпляр журнала «Ауфбау (Возстановленiе)» и передал его в редакцию «Правды», с указанием напечатать в газете статью «Забытое пророчество». Однако, это не было сделано. По всей вероятности, Мих. Павлович каким-то образом получил этот экземпляр журнала «Ауфбау (Возстановленiе)» и впервые в РСФСР опубликовал записку Дурново в журнале «Красная Новь», №6(10) (ноябрь-декабрь) 1922 г.
Главный вопрос, который возникает в связи с этой историей: если Тарле имел в распоряжении копию Записки, обнаруженную им или кем-то еще в архиве, зачем Павловичу было дожидаться, пока журнал «Ауфбау (Возстановленiе)» попадет в РСФСР. Мне неизвестно, располагал ли Павлович архивной копией Записки, или же использовал текст статьи «Забытое пророчество»; во всяком случае, текст Павловича и текст, помещенный в «Ауфбау (Возстановленiе)», идентичны.
Между тем, как уже писал, в настоящее время в ГА РФ хранятся по крайней мере 2 копии Записки: в ф. Р4652 (Канцелярия Патриарха Тихона) и в ф. 9452 (протоиерей Восторгов Иоанн Иоаннович). По неизвестным причинам, до настоящего времени историков этот факт никак не заинтересовал — поэтому невозможно сказать, что это за экземпляры и когда они были напечатаны. Более того, никого не волнует и вопрос: почему экземпляры Записки оказались именно в этих архивных фондах.
Тем не менее, попробую привести некоторые соображения на этот счет.
В классическом труде под редакцией Щеголева «Падение царского режима» [3] в показаниях П.Н. Милюкова упоминается интересная деталь:
Я припоминаю, что тогда уже нам стало известно, что Маклаков (говорили, что и Щегловитов) составили записку государю, в которой выражали определенный взгляд на необходимость скорейшего окончания войны и примирение с Германией, указывая на политическое значение дружбы с ней и на политическую опасность сближения с нашими союзниками после войны... Такие сведения у нас были относительно записки Маклакова, и говорили, что она подписана и Щегловитовым... Потом я встречал опровержение этому: говорили, что записка принадлежит не Маклакову.
Как указывает Щеголев в [4], комментируя этот фрагмент:
Стран. 309, св. 2 стр.: «записка принадлежит не Маклакову». – Повидимому, до думцев дошли слухи о записке П. Н. Дурново, написанной еще до войны, в феврале 1914 г., и ныне напечатанной в «Былом» с прим. проф. Тарле (№ 19) и в «Красной Нови» 1922 г., кн. 6, с предисл. М. Павловича.
Эпизод с обвинениями в адрес Н.А. Маклакова и И.Г. Щегловитова достаточно хорошо известен.
Как писал В.П. Семенников в [5]:
Маклаков - имя вполне определенное: один из самых видных правых, он был сторонником прекращения войны; по сведениям французской печати, он, совместно с Щегловитовым и бар. Таубе (товарищем министра народного просвещения), еще в конце 1914 года представил Николаю записку о необходимости прекращения войны.
Сторонником идеи о германской ориентации Маклакова и Щегловитова был и Тарле [6], с. 685:
Австрийская газета «Нейе фрейе прессе» писала, обращаясь с увещанием к Николаю: «Только три монарха остались на свете в прежнем значении слова: Гогенцоллерн, Габсбург и Романов. Три — это немного!» И эта очевидная истина, с давних пор принятая к сведению и руководству всеми правыми партиями, не могла вдруг, по щучьему веленью, перестать с июля 1914 г. быть истиной ни для Щегловитова, ни для Николая Маклакова, ни для того же Петра Николаевича Дурново, который развивал эти мысли за полгода до войны гораздо обстоятельней, чем австрийские и германские газеты вместе.
Упоминает об этом и Е.Д. Черменский в [7]:
С. Д. Сазонов в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства показал 24 марта 1917 г., что он наблюдал происки германофильства у Н. А. Маклакова: при обсуждении в Особом совещании под председательством Горемыкина польского вопроса у Маклакова такая фраза: «Да и вообще никто не понимает, зачем и из-за чего мы воюем с немцами» (ЦГАОР, ф. 1467, оп. 1, д. 8, л. 2). Слухи о германофильстве Маклакова получили широкое распространение в обществе. Журналист С. Д. Протопопов записал в свой дневник 7 июня 1915 г.: «Говорят, что Маклаков сказал Сувориным: не нападайте на немцев: мы с ними друзья и будем друзьями, и царская фамилия у нас немецкого происхождения (ЦГАЛИ, ф. 389, оп. 1, д. 44, л. 227).
Если я правильно понимаю, ссылка на ЦГАОР идет на фонд ЧСК, при этом ГА РФ, ф. 1467, оп. 1, д. 8 — Объявления, справки и опровержения Чрезвычайной следственной комиссии о ее деятельности, посланные в редакции газет для опубликования — т.е. показания Сазонова возможно использовались Временным правительством в пропагандистских целях.
В МОЭИ [8] приводятся некоторые разъяснения истории Маклакова и Щегловитова:
Документ №364. Министр иностранных дел послу в Париже Извольскому.
Телеграмма № 1044. 14/1 марта 1916 г.
По просьбе бывшего министра юстиции Щегловитова благоволите опровергнуть появившееся во французской печати известие, будто он и другие его политические единомышленники высказывались в пользу скорейшего мира с Германией 3.
Сазонов
3 В письме от того же числа Щегловитов писал Сазонову: «Во вчерашнем заседании Государственной думы член Думы Савенко, сославшись на русскую и французскую печать, удостоверял, что я, Маклаков и барон Таубе представляли в высокие сферы записку о необходимости заключения мира с Германией. Подобное удостоверение [?], уже опровергавшееся в русской печати, требует самого решительного опровержения и во Франции».
Письмом от 15/2 марта Маклаков обратился к Сазонову с аналогичной просьбой, указывая при этом, что как он, так и Щегловитов придают большое значение тому, чтобы «в прессе союзного с нами государства не оставались без опровержения обвинения вздорные, необоснованные, ложные и порочащие имена людей, всегда только сочувственно относившихся к нашим союзникам и недопускавших никогда и мысли о возможности заключения мира с нашими врагами иначе, как до полной победы над ними и в полном соответствии с царскими всенародно объявленными словами и с достоинством великодержавной России».
Также и в своих показаниях Чрезвычайной следственной комиссии Н.А. Маклаков опроверг идею своего германофильства [9]:
(...) на правую группу, как из рога изобилия, сыпались всевозможные упреки, я скажу клеветы. Говорилось, что она стремится к скорейшему заключению мира, чтобы помириться с державой, где монархический принцип якобы стоит особенно крепко, с Германией. В частности, такие упреки, я скажу — клеветнические, обращались и ко мне лично, и один из них больно меня задел, потому что был брошен мне с кафедры государственной думы и, будто бы опирался на документальные данные, — когда член думы Савенко сказал, что я, Щегловитов и еще Таубе, товарищ министра иностранных дел, подавали такого рода записку государю. Это было сказано таким убежденным тоном, как будто документы были в руках, неоспоримый факт — налицо.
Там же, [10]:
Председатель. — Вам не приходилось высказываться в совете министров по вопросу о войне, в смысле вашего непонимания смысла этой войны?
Маклаков. — Никогда в жизни.
Председатель. — Так что вы не помните случая, когда бы вы обнаружили так называемые германофильские взгляды?
Маклаков. — Это тоже злостная клевета по отношению ко мне. Утверждаю, никогда этого не было. Один сын мой пошел туда вольноопределяющимся, другой уходит, третий на войне.
Итак, в феврале 1916 г. появились слухи и публикации в прессе с упоминанием записки Маклакова и Щегловитова не вполне понятного содержания, в германофильском духе; если доверять словам Маклакова, это пустые слухи, ни на чем не основанные. Понятно, почему французская пресса так нервничала — в конце февраля началась битва при Вердене. Как пишет В.С. Дякин [11], практически в то же время, в марте 1916 г.:
В кружке Римского-Корсакова в марте была, по сообщениям прессы, выработана записка, упрекавшая правительство в недостаточной решительности его действий против оппозиции. В записке выдвигалось требование реорганизации кабинета. Наибольшее участие в составлении записки, которую предполагалось представить в высшие сферы через Штюрмера, принимал Н. Маклаков 9. Нам не удалось обнаружить этой записки, но правильность общего смысла сообщений прессы подтверждается активностью Н. Маклакова в Царском Селе, о чем свидетельствуют письма Александры Николаю.
(...)
9 Речь, 26 марта 1916 г., №84
Интересна оценка Маклакова, которую дал великий князь Александр Михайлович в [12]:
На самом же деле Николай Маклаков был человеком консервативных взглядов, бывшим всею душою против объявления войны.
При этом он не упоминает о германофильстве Маклакова.
1. Каганович Б.С. Е.В. Тарле и петербургская школа историков. СПб, 1995. с. 22.
2. Тарле Е.В. Германская ориентация? // Международная политика и мировое хозяйство. Пг, 1918, №7, с. 3-10
5. Семенников В.П. Романовы и германские влияния во время мировой войны. Л., 1929. с. 68.
6. Тарле Е.В. Два заговора. // Сочинения. Том XI. М., 1961. с. 684-689 (первая публикация: газета «Известия». №62 от 12.03.1937)
7. Черменский Е.Д. IV Государственная дума и свержение царизма в России. М., 1976. с. 176
8. Международные отношения в эпоху империализма. Серия III. Том X. 14 января - 13 апреля 1916 г. М., 1938. с. 404, документ №364.
11. Дякин В.С. Русская буржуазия и царизм в годы первой мировой войны (1914-1917). М., 1967. с. 182